Пара клиентов магазина наблюдали за происходящим с интересом и осуждением.
— Но я все вернула! — Артистка захлебывалась от слез.
— За это, конечно, спасибо, но главное спасибо скажут в полиции мне, старому еврею. — Абрам вцепился в руку девушки, снова крикнул сыну: — Чего стоишь, идиот?.. Беги за городовым!
Мойша рванул к выходу и в дверях вдруг столкнулся с графом Кудеяровым-младшим, входившим сюда в сопровождении молодой девушки.
— Вы не видали здесь рядом городового? — спросил продавец.
— А что стряслось? — удивился граф.
— Пришла мадемуазель, которая оказалась воровкой.
— Кто воровка? — Константин бесцеремонно оставил свою спутницу, подошел к плачущей артистке. — Вас обвиняют в воровстве?
— Да, — сквозь слезы ответила та. — Хотят отправить в полицию. Помогите мне, граф.
Мойша стоял в дверях, ожидая, чем все это закончится.
Кудеяров повернулся к хозяину магазина.
— Что здесь стряслось?
— Эта молодая дамочка, — подробно стал объяснять тот, — оказалась не просто воровкой, а дочкой той самой Соньки Золотой Ручки, которую недавно пригласила в Кресты полиция. Когда-то в Одессе Сонька Золотая Ручка…
— Что она у вас украла? — прервал его граф.
— Вот этот перстень, который Мойша любезно показал ей, а она бессовестно отправила его в свою сумочку.
— Это нечаянно. Клянусь… — плакала Табба. — Стояла у прилавка, зацепила рукавом, и перстень упал.
— Это как в цирке, — засмеялся Абрам. — Думаешь, что все артисты, а кругом, получается, одни поцы.
— Так я не понимаю, — не выдержал Мойша, — звать городового или пусть себе отдыхает?
— Сколько стоит перстень? — спросил Кудеяров Циммермана-отца.
— Двести рублей, уважаемый, — не моргнув, соврал тот.
— Но здесь обозначено сто пятьдесят!
— Сто пятьдесят за изделие. А пятьдесят за то, чтоб мадам вытерла слезы и успокоила мое больное сердце.
Константин достал бумажник, вытащил оттуда двести рублей.
— Премного благодарствую, — поклонился Абрам и махнул сыну. — Иди за прилавок, учись, как надо работать с клиентом.
Кудеяров кивнул спутнице, чтоб ждала, отвел Таббу в сторону, вложил ей перстень в ладонь.
— Подарок.
— Благодарю, — сквозь слезы улыбнулась она. — Вы меня спасли.
— Что, совсем плохо?
— Плохо. Выгоняют из квартиры. Нечем платить. — На глаза девушки снова навернулись слезы.
— В театр не зовут?
— Даже не звонят.
Константин достал из портмоне еще двести рублей.
— Помните наш последний разговор?
— Помню.
— Я всегда буду недалеко. Но постарайтесь больше не воровать.
— Постараюсь.
Табба бросила взгляд на девушку, терпеливо ожидающую графа, не без ревности спросила:
— Невеста?
Он усмехнулся:
— Вы слишком хорошо обо мне думаете. — Поцеловал ей руку, проводил до выхода, и Табба, даже не оглянувшись, спешно покинула магазин.
Володя Кочубчик вышел из калитки дома Брянских таким франтоватым, что не обратить на него внимание было невозможно. Котелок, трость, кремовый костюм, лаковые штиблеты. Немного, правда, мешала хромота, но даже она придавала вору определенный шарм.
Привратник Семен вышел из калитки, с откровенной завистью поцокал языком и вернулся во двор.
Филерам, сидевшим в повозке, Володя тоже бросился в глаза, один из них озабоченно пробормотал:
— Опять этот хромой.
— Чего он бегает?
— А хрен его маму знает. Может, прокатимся?
— А как зеванем здесь чего?
— А как это серьезный клиент?
— Тоже верно, — согласился второй и велел извозчику: — Пошел за этим франтом.
Кочубчик сразу заметил, что за ним пошел «хвост», однако ускорять шаг не стал, продолжал прихрамывать дальше, играя тростью и бросая восторженные взгляды на собственные штиблеты.
На следующем шумном перекрестке он увидел свободный экипаж, поднял руку и распорядился извозчику:
— На Невский!
Увидел, что фараоны не изменили своих намерений, крикнул мужику на козлах:
— С ветерком давай!
— С ветерком оно дороже, барин!
— Круче погонишь, больше получишь!
Извозчик с такой силой огрел лошадей, что те сразу рванули с места и помчались вперед как угорелые.
В Володьке вдруг проснулся азарт, он оглядывался на филеров, которые также прибавили в скорости и с трудом грохотали следом, смеялся довольный.
— Ну, чего, бугаи?.. Поиграем маленько в шланбоев!
До Невского домчались за какие-то минуты. Кочубчик щедро расплатился дармовыми деньгами с кучером, повернул голову и увидел, что шпики тоже следуют его примеру.
Тушеваться Володька не стал, двинулся по проспекту не спеша и с удовольствием, вертел головой, рассматривал публику, удивлялся городской жизни, бросал взгляды на красоток, которых здесь было до чертовой матери!
Филеры держались шагах в пятидесяти, тоже изображали гуляющих молодых людей, перебрасывались репликами, чему-то смеялись.
Так дошли почти до Литейного.
Тут-то его и засекли Улюкай и Артур. Теперь Ко-чубчик попал под перекрестную слежку — от шпиков до воров. Его теперь вели и те, и другие.
Володя увидел Зоську и Сучка, занимавшихся своим привычным делом. Они тоже заметили его, вознамерились было окликнуть его, но натолкнулись на его предупреждающий жест.
Кочубчик шагал дальше. Увидел лоточницу, продающую сладости на палочке, широким жестом достал из внутреннего кармана портмоне, расплатился с розовощекой молодухой и нахально сунул лопатник в задний, как в народе говорят — чужой, карман.
Филеры переглянулись, пошли за ним поплотнее.
Улюкай и Артур быстро вычислили «хвост», идущий за вором, чуточку поотстали и вели наблюдение с расстояния, обеспечив себе возможность для маневра.
Кочубчик краем глаза видел не только шпиков, но и паренька-вора, сразу почуявшего наживу и буквально прилепившегося к его заднице.
Ждать пришлось недолго. Как только Кочубчик подошел к толпе, окружившей господина с обезьянкой, и вытянул шею, желая увидеть то, от чего потешался народ, как почувствовал, что воришка лапнул за портмоне, и в тот же миг Володя схватил его за руку.
— Что ж ты, сучонок…
И в этот момент увидел перед собой физиономии филеров, которые тоже крепко держали воришку с двух сторон. Тот вырывался, визжал, пытался «сделать ноги».
— Пусти, дядя!.. Матка и сестра дома голодные, пусти!
Однако шпики держали его крепко.
— Не дергайся, баклан! — встряхнул его один из шпиков и обратился к Кочубчику: — Милости просим в участок, сударь.
— Это почему? — возмутился тот.
— Для составления протокола. Как потерпевший.
Вокруг начинала собираться толпа зевак.
— Отпустите мальца! — завопила какая-то тетка. — Ведь и украсть ничего не успел!
Улюкай и Артур замедлили шаг, прикидывая, как поступить в подобной ситуации, после чего один из них прошел вперед, второй остался на месте.
— В участок не пойду! — решительно заявил Ко-чубчик и отпустил карманника. — Не умеет воровать, пущай себе топает без дубов!
— Не положено, — вмешался второй шпик. — Воровство, господин хороший, следует пресекать. Просим в участок, — и показал бляху тайного сыска.
И в этот момент случилось нечто неожиданное. Кочубчик оттолкнул ближнего филера и изо всей силы рванул в толпу.
Филер бросился за ним.
— Сто-ой!
Второй филер, не отпуская карманника, закричал вслед:
— Держи его!.. Не упусти! — и стал дуть в свисток.
Филер почти уже догнал прихрамывающего Кочубчика, но тут из толпы выпрыгнул Улюкай, ловко сделал шпику подножку, и тот кубарем полетел по мостовой.
Улюкай подхватил Володю под локоть, в тот же момент с другой стороны вцепился в него Артур, и втроем они понеслись в одну из сквозных дворовых арок.
— Кореша, а вы кто? — бормотал Кочубчик, вертя головой. — Свои, что ли?.. Стырщики?
— Свои, Володя, свои, — оскалился Артур, крепче сжимая ему локоть. — И стырщики, и юрики, и байданщики!
— Выходит, меня знаете? — забеспокоился тот и попробовал вырваться.
— Тебя, Володя, все воры знают, — еще крепче заломил ему руку Улюкай.
Проскочили еще одну арку, оказались вдруг в узком мрачном переулке, метнулись в пустой соседний подъезд, в несколько прыжков одолели пару грязных этажей, затаились в темном запаутиненном проемчике.
Дышали тяжело и загнанно.
До слуха доносились свистки полицейских и филеров, их громкие голоса.
— Сейчас крикну, — вдруг заявил Кочубчик.
— Сейчас убью, — ответил Улюкай и закрыл ему рот мощной ладонью.
Володя задергался, захрипел, и только тогда Улюкай убрал ладонь, предупредил:
— Больше так не шути.
— Не буду.
Постепенно шум со двора стал удаляться, свистки перенеслись в другие дворы, переулки, арки.
Кочубчик растерянно оглядел незнакомцев, повторил вопрос:
— Не, правда, кореша, вы кто?
— Воры, Володя, — просто ответил Артур, глядя на него в упор.
От такого ответа Володя даже встряхнул головой.
— Не гони дурку!
— Гнали дурку, попали на тебя.
— А погоняло откуда знаете?
— От добрых людей.
Кочубчик расцвел в счастливой улыбке.
— Ну, муха-шмоха! Вы-то мне как раз и нужны! Я ж ради вас по Невскому шлындал!
— Мы тоже ради тебя здесь который день ошиваемся, — усмехнулся Улюкай.
— А чем я вас так завосьмерил?
— Доберемся до хазки, разъясним, — кивнул Улюкай и стал вытаскивать Володьку из укрытия.
— Не, на хазку я не ездок! — уперся тот. — Меня кой-кто на Фонтанке по срочному делу ждет.
— Подождет. Сначала нам кой-чего расскажешь.
Воры стали тащить Кочубчика вниз, он изо всех сил упирался, цеплялся за стены, за перила, скороговоркой сообщал:
— Крутите сюда рожи, кинты. Про Соньку Золотую Ручку слыхали? Про воровку! Так вот ейная дочка… Михелинка!.. меня за вами послала! Чтоб нашел кого-нибудь из воров и направил их по Сонькиному делу!
Воры остановились, с недоверием уставились на Кочубчика.
— По какому такому Сонькиному делу? — переспросил Артур.
— А пес ее маму знает! Михелина велела, чтоб вырядился фраером и двинул на проспект щупать воров. Может, даже вас!
Артур и Улюкай переглянулись.
— Откуда Михелину знаешь? — спросил Артур.
— Оттуда, откуда и Соньку!
— Где она сейчас?
— Сонька?
— Михелина!
— Говорю ж, на Фонтанке! — разозлился Володька. — У этой соплявки живет. У княжны! А меня погнала вас шукать!
— Ну, нашел, — сказал с ухмылкой Улюкай, — и дальше чего?
— Сказала, чтоб непременно сегодня явились на Фонтанку. Потом поздно будет.
— Зачем?
— Этого мне не сказано.
— Не доверяет, что ли?
Кочубчик печально посмотрел на воров, усмехнулся.
— Больше проверяет, чем доверяет.
— Восьмерит, тварь, — решил Артур.
— Пургу гонит.
Они снова взялись за Володю, но тот уперся еще сильнее, с неожиданной злостью заорал:
— Сохатые!.. Сявки, шакалье! Не слыхали, что ли, что Сонька в Крестах кукует?
— Слыхали, не ори!
— Закрой хайло!
— Понял, закрыл. — Володя воровато перешел на шепот: — Сонька в Крестах, и надо ей подставить плечо! А малявка там чего-то малюет!
— Чего малюет? — переспросил Улюкай.
— Саму ее спросите! Дочку!.. Спросите, зачем она погнала Володю на проспект! Только для того, чтоб он перо в бок от воров получил?!
Воры поубавили напор, и Артур спросил:
— До Михелины проводишь?
— Там фараоны. Сразу загребут.
— А как мы к ней попадем?
— А это уже не мое собачье дело! — со злорадством заметил Володька.
— Ты, сучонок, как мартышка, — крутнул головой Артур. — Как ни хитри, а жопа все одно голая.
— А чего мне хитрить? — даже обиделся Володька. — Я вас нашел, а дальше сами ибанашками кумекайте.
Улюкай оглядел его с ног до головы, взглянул на Артура, тот согласно кивнул.
— Уже кумекаем. Только для начала нужно тебя переодеть маленько.
Филеры, те самые, что зеванули на Невском Кочубчика, увидели, как к воротам дома Брянских подкатила повозка с тремя полицейскими, которые дружно спрыгнули на землю и решительно направились к калитке. Один из полицейских весьма заметно прихрамывал.
— Чего это они? — озабоченно пробормотал один из филеров.
— А хрен их маму знает, — пожал плечами второй. — Хотя б предупреждали.
Кочубчик нажал кнопку звонка, и тут же послышался окрик привратника:
— Кто такой?
— Полиция, — ответил Артур и выступил вперед.
Калитка открылась, вор сунул в лицо удивленному Семену бляху с номерным знаком, и все трое ввалились во двор.
Дворецкий, спешно вышедший на звонок, замер на ступеньках, недоуменно глядя на незваных гостей, в числе которых не сразу признал Володю Кочубчика.
— Тихо, папашка! — приказал ему Володя, пропуская вперед Улюкая и Артура. — Зови хозяйку.
— Барышня заняты, — неуверенно сообщил Никанор. — У них урок по рисованию.
— Тогда Михелину!
— Таковой не знаю.
— Дочку Соньки не знаешь, что ли? — дурацки хохотнул Кочубчик, явно рисуясь перед ворами. — Воровку!
Семен столбняком замер возле ворот, пытаясь понять смысл Володиного переодевания.
— А по какому вопросу, господа? — придя в себя, обратился дворецкий к «полицейским».
Кочубчик совсем развеселился.
— Ты чего, дед! Мы ж не синежопые! Свои! — и кивнул на спутников. — Воры! Это мы вроде как с маскерада!
— Не трухай, генерал, — выступил вперед Улюкай. — Скажи Михелине, товарищи пришли. Она поймет.
Никанор крутнул головой, усмехнулся:
— Хороши товарищи… — и после некоторого колебания ушел в глубь дома.
— Барахляная зараза, — кивнул ему вслед Кочубчик. — Жалом так и водит, все вынюхивает. — Он с удовольствием, по-хозяйски рухнул на диван, закинул ногу за ногу. — А вы ведь, стырщики, тоже не сразу мне поверили.
— Мы и сейчас еще не верим, — усмехнулся Артур.
— Во-от! — поднял палец Володя. — Человеческая несправедливость. Оттого и грызу подушку по ночам!
До слуха донеслись частые шажки, и вскоре перед ворами возникла Михелина, испуганная и взволнованная. За ее спиной стоял дворецкий.
— А вот сама королева бала! — торжественно поднял руку Кочубчик.
«Королева» от вида полицейских вначале застыла, затем первым узнала Улюкая, вскрикнула и бросилась ему на шею.
— Дорогие мои! Родные! — расцеловала Артура, потащила их в одну из комнат. — А я вначале испугалась — решила, полиция.
— В таком виде мы сами себя боимся, — засмеялся Улюкай.
Кочубчик обиженно смотрел им вслед.
— А как же Володька? — крикнул он. — Сдох Максим и хрен с ним?!
— Потом! — отмахнулась девушка. — Жди здесь!
В комнате она силой усадила воров на диван, заговорила торопливо, полушепотом:
— Приходил человек… следак. Сказал, что маме ходят сделать подсадку.
— Человек верный? — спросил Артур.
— Верный не верный, а свой кусок отхватить хочет. Обещает помочь, чтоб подсадная была наша.
— Когда ее готовить?
— Следак снова явится этой ночью.
— Можем не успеть, — включился в разговор Улюкай. — Тетка должна быть надежной.
— Не успеете, значит, в камеру запустят наседку, — ответила Михелина.
— Кочубчика на Невский ты направила? — поинтересовался Артур.
— А что оставалось делать?.. Следак торопит, время жмет, фараоны топчутся.
— Ему можно верить?
— Нельзя.
— А ежли сбалабонит?
— Знал бы чего, сбалабонил, — усмехнулась Михелина. — А так… Привел воров, а для чего — точка.
— Этот гумозник до всего может допереть, — мрачно заметил Улюкай и посмотрел на девушку. — Может, его вальнуть, пока не поздно?
— Спроси об этом Соньку, — двусмысленно усмехнулась та.
— Платить ему за работу будешь, — полуутвердительно заметил Артур.
— Не я, княжна.
— А повидать ее можно?
— Можно, — раздался издали нежный голосок, в комнату вошла Анастасия, обозначила легкий книксен. — Здравствуйте, господа, вы кто?
— Мои товарищи, — ответила вместо визитеров Михелина. — Воры.
— Воры?.. Настоящие?! — Княжна не верила своим глазам, затем снова повторила книксен. — Здравствуйте, господа воры.
— Здравствуйте, мадемуазель, — ответили те и по очереди галантно приложились к ее хрупкой ручке.
Она улыбнулась.
— А я полагала, вы страшные.
— Это про нас придумывают, — засмеялся Артур. — А по жизни мы добрые, веселые, нежные…
— И справедливые, — под общий смех добавил Улюкай.
— Вы — Артур? — посмотрела княжна на старшего вора.
— Вор Артур, — с достоинством уточнил тот. — Как вы догадались?
— Женская тайна. — Девочка бросила взгляд на Михелину, подтвердила: — Красивый мужчина.
— А я? — делано обиделся Улюкай.
— Вы тоже. Но Артур интереснее!
Снова все смеялись, Артур поцеловал княжне руку.
Княжна вопросительно посмотрела на Михелину.
— С мамой что-то решилось?
— Решилось, — вместо воровки ответил Артур. — Все будет сделано, как вы здесь и договаривались, мадемуазель.
— Какие наводки передать следаку? — вернулась к деловому тону Михелина.
— Передай, что подсадку можно будет брать в полдень при входе в Летний сад. Как только она возьмет карман нашего человека, сразу ее нужно вязать.
До спектакля оставалось не менее двух часов, когда Табба подкатила на извозчике к театру, расплатилась и деловым, решительным шагом направилась к входу в здание.
Швейцар здесь был новый и, судя по всему, не знал артистку в лицо, поэтому окинул ее привычным внимательным взглядом, поинтересовался:
— Вы к кому, мадам?
— К Гавриле Емельяновичу.
— Как доложить?
— Артистка Бессмертная.
Глаза швейцара округлились.
— Ах, это вы? — Он тут же направился наверх, суетливо предупредив: — Я сейчас доложу.
Табба осталась ждать. Вестибюль был пуст, только один раз прошла какая-то артисточка, удивленно взглянувшая на бывшую приму и с приклеенной улыбкой бросившая:
— Приятно вас видеть, госпожа Бессмертная.
Швейцар вскоре вернулся, вежливо поклонился гостье.
— Милости просим… Гаврила Емельянович ждут-с.
Табба поднялась привычным, сотни раз хоженным лестничным маршем, миновала несколько коридоров и оказалась возле высокой, в свежей позолоте директорской двери.
Ладони девушки вспотели, она сжала их, однако перчаток снимать не стала, толкнула дверь приемной.
Директорская секретарша, высокая дородная дама, из бывших актрис, улыбнулась посетительнице, низким голосом произнесла:
— Минуточку.
Она скрылась за дверью кабинета и вскоре вернулась обратно.
— Вас ждут, милочка.
Табба благодарно кивнула и вошла в кабинет.
Гаврила Емельянович, никак не изменившийся за это время, с радушной улыбкой и протянутыми руками двинулся навстречу артистке, взял руку девушки, поцеловал нежно и почти томно.
— Боже, как давно я вас не видел.
— Кто же вам мешает? — улыбнулась Табба и увидела в кабинете молоденькую славную артисточку.
— Дела, детка, дела. — Директор оставил ее, подошел к сидевшей девушке, нежно приложился к ее руке. — Жду вас завтра в это же время.
Девица гордой походкой покинула кабинет, Табба с усмешкой спросила:
— Готовите мне замену?
— Вы, моя прелесть, незаменимы. — Оценивающе окинул Таббу с ног до головы, вздохнул: — Столь же прелестна, как прежде. — И поинтересовался: — Кофию?.. Вина? Что ваша душа желает?
— Нет, благодарю, — покрутила головой девушка и объяснила: — Моя душа желает честной беседы с вами, Гаврила Емельянович.
— Простите, — удивился тот. — А разве я когда-либо беседовал с вами нечестно?
— Всякое бывало, — ушла от ответа Табба. — Мне надо понять, какова моя участь.
— Она прелестна и лучезарна!
— Я говорю серьезно, Гаврила Емельянович.
Директор вдруг убрал улыбку, сел за стол, внимательно посмотрел на бывшую приму.
— Слушаю вас, сударыня.
— На что мне рассчитывать?
— В театре?
— Да, в моем театре.
Гаврила Емельянович поднес ладони ко рту, коротко дунул в них, на какое-то время задумался.
— Честно?
— Да, честно.
— В ближайшее время ни на что.
Огромные глаза Таббы стали медленно наполняться слезами.
— Не надо, — попросил директор. — Слезы здесь ни к чему. Вы спросили, я ответил. Ответил честно, как вы просили.
Девушка достала из сумочки носовой платок, вытерла слезы, высморкалась.
— А что же мне делать?
— Ждать.
— Ждать чего?
— Когда все уляжется. Полиция успокоится, публика простит, театр снова полюбит вас. — Гаврила Емельянович вздохнул, мягко улыбнулся. — Вы полагаете, я не переживаю из-за вас?.. Еще как! В конце концов, я несу убытки!.. Публика стала хуже ходить в театр. Раньше шли на вас, а сейчас на кого? Ваше место пустое, оно ждет вас! — Помолчал, добавил: — Ну и, кроме того, вы мне нравитесь как девушка… Как женщина.
— Мне не на что жить, — произнесла с заложенным носиком Табба. — Меня могут выгнать из квартиры.
Директор после паузы поднялся, открыл дверцу сейфа, извлек оттуда три сотенные бумажки, протянул артистке.
— Все, чем могу.
— Откупные? — усмехнулась она.
— Скорее, аванс, — ответил мужчина и шутливо добавил: — Рано или поздно вам придется его отрабатывать.
— Лишь бы не было поздно, — сказала Табба и поднялась. — Более ничего вы мне сказать не можете?
— Ничего, кроме того, что услышали и что получили.
— Благодарю вас, — тихо произнесла девушка и, запрокинув голову, едва сдерживая слезы, покинула кабинет.
Она спустилась по роскошной театральной лестнице в вестибюль, задыхаясь от подступающих слез, кивнула удивленному швейцару и вышла на улицу.
Чуть не попав под экипаж, пересекла булыжную неровную площадь, вошла в сквер, бросила взгляд в поисках пустой скамейки и тут увидела сидящего поодаль Изюмова.
В его позе, в фигуре было столько одиночества, никчемности, отчаяния, что все это немедленно обращало на себя внимание.
Табба подошла к нему, присела рядом.
Артист медленно повернул к ней голову, чему-то усмехнулся и снова стал смотреть на свои жалкие, истоптанные башмаки.
— Гнусно… — тихо произнес он. — Все крайне гнусно. И страшно.
До слуха донеслись звуки духового оркестра, и можно было различить печальную мелодию «Амурских волн».
— Раненых везут… С войны, — зачем-то сказал Изюмов. — А может, убитых.
— Куда пропали? — спросила Табба.
Тот пожал плечами.
— Разве может пропасть то, чего нет? — И добавил: — Никуда.
— Обижены на меня?
— Отнюдь. Все было правильно. — Изюмов странно посмотрел на девушку, странно усмехнулся. — Я — ничтожество. А с ничтожеством поступать по-другому невозможно.
— Вы обедали сегодня? — неожиданно спросила бывшая прима.
— Нет. Более суток как не ел.
Она открыла сумочку, достала двадцатирублевую купюру, протянула артисту.
— Благодарствую, — произнес тот и спрятал деньги. — А я намеревался предложить вам работу.
— Работу? — удивилась артистка. — Чтоб не сдохнуть?
— Примерно. Петь в ресторане. Я уже дал согласие, сегодня выступление. — Изюмов повернул голову к девушке. — Не желаете присоединиться?
Та тронула плечами.
— Не знаю. Пока не готова.
— Может, заглянете? Посмотрите на мой дебют?
— Я вас в театре видела.
— То другое. Здесь веселые, пьяные. Надеюсь, щедрые.
— Какой ресторан?
— «Инвалид».
— «Инвалид»? — удивилась Табба.
— Да. Ресторан для тех, кто воевал с японцами. На Крестовском острове. Придете?
— Не знаю. Подумаю.
Был вечер. Электрические лампы довольно ярко освещали не только деревья и здания Крестовского острова, но также немногочисленную, прогуливающуюся здесь публику.
Ресторан «Инвалид» внешне ничем особенным от прочих строений не отличался. Мощный бревенчатый дом прятался в самой гуще острова, на пятачке при входе стояло несколько повозок и пролеток, из приоткрытых окон доносилась надрывная музыка русского романса.
Повозка с Таббой остановилась как раз напротив входа в ресторан, к гостье немедленно заспешил молодой швейцар в солдатской форме, помог спуститься на землю.
Артистка была одета в легкий шерстяной костюм с высоким воротничком-стойкой, на голове изящно сидела шляпка, роняя на лицо хозяйки плотную сеточку.
— Вы одна или вас ждут? — спросил швейцар.
— Ждут, — коротко ответила бывшая прима и двинулась к входу.
В зале ее действительно встречал Изюмов. Он заспешил к Таббе навстречу, поцеловал руку, распорядился, обратившись к метрдотелю:
— Проводите мадемуазель за полагающийся столик, а я со временем подойду.
Метрдотель усадил гостью за двухместный столик в самом центре зала, положил перед нею винную карту и удалился.
Артистка огляделась. Зал был довольно просторный, столиков на сорок, большая часть которых уже была заполнена, все официанты были одеты в солдатское обмундирование. Посетителями заведения, как и предполагалось, являлись в основном офицеры с боевыми наградами на мундирах, некоторые в бинтах, со следами ранений. Хотя за некоторыми столами просматривались также лица гражданские.
На небольшой сцене стоял белый рояль, за которым изящно музицировал господин с совершенно лысой головой.
Табба почувствовала на себе взгляды мужчин от разных столов, взяла винную карту, стала излишне внимательно изучать ее.
К ней приблизился совсем молоденький официант-солдат, робко поинтересовался:
— Сударыня определилась?
— Да, — кивнула она. — Бокал божоле.
Официант с поклоном удалился. Табба достала из сумочки коробку длинных тонких папирос, и к ней тотчас подсел грузный господин в офицерской форме.
— Разрешите представиться, штабс-капитан Куренной. — Он взял из пепельницы спички. — Позвольте поухаживать?
Она согласно кивнула, штабс-капитан зажег спичку, дал девушке прикурить.
— Кого-то ждете или скучаете? — поинтересовался офицер.
— Жду, — коротко ответила Табба, пустив в сторону дым.
— Возможно, я скрашу минуты ожидания?
— Не имеет смысла.
— Благодарю за откровенность. — Штабс-капитан несколько смущенно откланялся и вернулся за свой стол, где его ждали с насмешливым зубоскальством друзья.
Штабс-капитан что-то сказал им, и стол содрогнулся от дружного хохота.
Официант принес бокал вина, Табба сделала маленький глоток, одобрительно кивнула.
В это время на сцену вышел бледный, взволнованный, одетый в черный фрак Изюмов, при виде его публика довольно оживленно зааплодировала, а лысый пианист взял несколько упреждающих аккордов.
Изюмов окинул быстрым взглядом зал, определил стол, за которым сидела Табба, сделал пару шагов вперед и после вступления запел высоким и неожиданно хорошо поставленным голосом:
Уходит былое, уходит навечно,
Уходят как тени родные черты,
И руки упали, и всхлипнули плечи.
Разбитые судьбы, разбиты мечты.
Ах, девичьи руки,
Ах, если б вы знали,
Как нежно, как больно касанье погон…
Но кто же узнает,
И кто зарыдает —
Мы мчимся в войну за вагоном вагон.
Не плачьте, родные.
Пусть высохнут слезы.
Надейтесь и ждите, мы встретимся вновь,
Но вдруг не случится, останутся грезы,
Останутся муки, метанья, любовь.
Ах, девичьи руки,
Ах, если б вы знали,
Как нежно, как больно касанье погон…
Но кто же узнает,
И кто зарыдает —
Мы мчимся в войну за вагоном вагон.
Посетители перестали есть и пить, повернулись в сторону поющего, затихли, и когда Изюмов закончил романс, овация захлестнула зал.
Артист благодарно кланялся, прижимал руки к груди, что-то бормотал и все ловил взгляд Таббы.
Она слегка подняла руку, приветствуя его.
За одним столом поднялся офицер в наградах, поставленным голосом провозгласил:
— Господа!.. За многострадальную Россию-матушку троекратное «ур-ра!».
Присутствующие дружно поднялись, и зал вздрогнул от троекратного «ура».
Табба увидела, что к ее столику направляется черноволосый статный полковник с двумя Георгиевскими крестами.
— Князь Икрамов, — представился он и кивнул на свободный стул. — Позвольте присесть?
Табба пожала плечами.
— Прошу.
Князь опустился на стул, внимательно посмотрел на артистку.
— Не сочтите за бестактность, но ваше лицо мне очень знакомо.
— Вы видите его сквозь вуаль? — улыбнулась она.
— Да, даже сквозь вуаль. Мы не могли где-нибудь встречаться?
— Нет, князь. — Табба продолжала улыбаться. — Вы явно меня с кем-то путаете.
— И голос… Голос бесконечно знаком.
— Нет и еще раз нет. Вам показалось, князь.
Дата добавления: 2015-08-29; просмотров: 27 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |