Сонька. Продолжение легенды 23 страница

— Спокойно, милая… Спокойно. Все хорошо… Все уладится.

Погода была теплая, солнечная, народа на Невском было предостаточно. Кочубчик франтовато хромал по проспекту, бросая взгляды на встречных, любуясь собой в отражении витрин.

Следом за ним двигались два шпика, отслеживая каждый его шаг, замечая каждую задержку.

В одном месте Кочубчик на какое-то время прилип к витрине с одеждой, в другой раз замер в числе зевак перед пацаном-фокусником, потом зачем-то купил букетик цветов и воткнул его в петлицу сюртука.

Он почти уже дошел до своего на места, на углу Невского и Литейного, уже видел издали Зоську и Сучка, и в это время к нему с двух сторон прилипли филеры.

Володя трепыхнулся, дернулся, но парни держали его крепко, основательно.

— Спокойно, полиция, — сказал один из них и показал соответствующую бляху.

Повозка, в которую должны были погрузить задержанного, уже стояла наготове, шпики подхватили Кочубчика под руки и без шума и скандала повели к извозчику.

Егор Никитич смотрел на Володю внимательно, не мигая. От такого взгляда тот не знал, как себя держать, поэтому елозил на стуле, изредка вертел головой, но натыкался на пустые стены и снова попадал под внимательный и жесткий взгляд следака.

За отдельным столиком сидел младший полицейский чин Феклистов, готовясь вести запись допроса.

Володя неожиданно улыбнулся Гришину, радостно сообщил:

— Я вас признал. Вы ночью в доме барышни шныркали.

— Молодец, — оскалился следователь и снова уставился на задержанного. — Паспорт имеется? — спросил наконец.

— Никак нет, — почему по-военному ответил Кочубчик. — Потерявши.

— Фамилия.

— Кликуха — Вова Кочубчик.

— Из воров?

— Из бывших.

— Бывших воров не бывает, — оскалился следователь.

— Еще как бывает!.. Вот я, к примеру. Сначала в Одессе марвихером дурку гнал, а потом раз — и в дамках! Помещик Кочубей!

— Это как? — не понял Гришин.

— А так! Полиция земли в награду нарезала — и сразу в помещики!

Феклистов оторвался от писанины, внимательно посмотрел на вора.

— Награду за что?

— Воровку сдал.

— Кликуха воровки?

Володя замялся, глаза его забегали из стороны в сторону.

— Забыл.

— Землю от полиции получил, а кликуху зажученной воровки забыл?

— Пил много, много был битый — голова как решето.

Следователь помолчал, сделал на бумаге какую-то пометку.

— Чем занимаешься в Питере?

— Ничем… Вот гулявши по Невскому, пока не загребли. — Кочубчик старался говорить по-культурному.

— Воруешь?

— Куда там воровать, — горько усмехнулся Володя. — Хворый насквозь. Видите, еле хожу. Чуть было не зарезали насмерть. — Он встал и даже продемонстрировал хромоту. — Только и осталось, что алюсничать.

— Кто чуть не зарезал?

— Воры.

— За воровку?

— За нее, кол ей в хребет!

Егор Никитич сделал еще пометку.

— Откуда костюм?

От этого вопроса Кочубчик вздрогнул.

— Не мой. Чужой.

— Понятно, что чужой. Чей — чужой?

— Подарили.

— Кто?

Володя замялся.

— Человек.

Младший полицейский чин бросил взгляд на допрашиваемого.

Егор Никитич, не скрывая раздражения, спросил:

— Будем темнить или отвечать на вопросы?.. С чьего плеча костюм?

— Барыня дала.

— Брянская?

— Видать, ее папки. Но сидит в самый раз. — Володя с удовольствием бросил на себя взгляд. — Как на меня скроенный.

— Полиции сдал Соньку? — неожиданно спросил следователь.

Глотка Кочубчика сразу пересохла.

— Какую… Соньку?

— Соньку Золотую Ручку.

— Ее, — еле слышно произнес вор.

— Давно с ней виделся?

— Вот только… Перед Крестами.

Егор Никитич черкнул на бумажке.

— Дочку Соньки видел?

— Михелину?

— Да, Михелину.

— Сегодня видел. Даже по морде съездила.

— Правильно сделала.

Следователь брезгливо посмотрел на задержанного, ухмыльнулся.

— Что ж ты так легко всех сдал?

— А чего таить? — пожал плечами Кочубчик. — Сами ведь все знаете.

— Жаль, что тебя воры недорезали.

Володя бросил на него испуганный взгляд.

— А ведь теперь могут дорезать.

— Вполне. — Гришин помолчал, подперев подбородок кулаками, поднял голову на Володю. — В полицейскую форму недавно зачем переодевался?

От такого вопроса тот совсем растерялся.

— Велели.

— Кто?

— Воры.

— Кликухи их знаешь?

— Они мою знают. Бежал от шпиков, а попал на воров. Влип как последний козел!

— Чего от тебя хотели?

— Чтоб свел с барышней.

— Зачем?

— Не знаю. К беседе не был допущен.

— Не шамань.

— Вот вам крест, — перекрестился Володя. — Они мне почему-то не верят.

— Правильно делают. — Следователь снова помолчал, прикидывая что-то, вдруг решил: — Ступай себе. Я отпускаю тебя.

— Куда? — испуганно спросил Кочубчик.

— Домой. К барышне.

— Не, не пойду. А то и правда прирежут.

— Будешь помогать нам, не прирежут.

— Помогать — это как?

— Нам нужна дочка Соньки. Знаешь, где ее в доме прячут?

— Никто не знает, окромя барышни.

— Будешь вести ее.

— Барышню?

— Сонькину дочку. Будешь сообщать агенту все о ней. Где спит, где прячется, часто ли бывает в городе.

— А где ж я его найду, этого агента?

— Он сам тебя найдет. — Глаза Егора Никитича стали жесткими. — Но гляди, паскуда, если киксанешь, башку снесу тут же!.. Ты здесь не был, я тебя не видел!

— Понял, ваше благородие, — севшим голосом ответил Кочубчик, поднялся и задом стал пятиться к выходу.

— Погоди! — остановил его следователь. Взял со стола Феклистова какую-то бумагу, распорядился: — Поставь крестик здесь.

— Зачем? — не понял вор.

— Чтоб не крутанул, часом!

Володя черкнул в указанном месте, поднял воспаленные глаза на Гришина.

— Все?

— Все, — ответил тот. — Теперь ты в наших руках. — Следователь открыл дверь, крикнул дежурному: — Выпустить его!

Уже на самом выходе Володя вспомнил:

— Это… чтоб поверили мне… надо мне маленько морду нагладить, да и костюм больно новый. Будто и не бывал в полиции! Могете?

— Это мы могем, — засмеялся следователь и кивнул Феклистову: — Вели мужикам над вшиварем потрудиться.

Вернулся Кочубчик в дом Брянских после полудня. С синяками на физиономии, в изодранном костюме, еще больше хромающий. С опаской посмотрел на шпиков в повозке, стоящей в конце забора, нажал на кнопку звонка.

— Кто такой? — послышался голос.

— Володя.

Калитка приоткрылась, привратник Семен вначале удивился виду вора, затем коротко и зло бросил:

— Пускать не велено! — и захлопнул калитку.

Вор растерянно потоптался на месте, снова нажал на кнопку.

— Не велено! — ответили из-за ворот.

— Скажи барышне, имею важное сообщение.

— Какое еще сообщение?

— Важное, сказал!

— Ладно, доложу!

Володя в ожидании ответа прошелся вдоль ворот, услышал приближающиеся шаги во дворе, быстро захромал к калитке.

От побитости Кочубчика дворецкий также слегка шарахнулся, затем сурово сообщил:

— Барышня не желают вас боле видеть.

— Имею сообщение, — шепотом сказал тот, приблизившись прочти вплотную к дворецкому. — Я из полиции!

— Там, что ли, разрисовали?

— А где ж еще подобные мордописцы имеются?

Старик помолчал, изучающе глядя на него, нерешительно открыл калитку.

— Впускаю в свою провинность.

Володя прошмыгнул во двор, заспешил к дому.

Дворецкий не отставал.

— Где барышня? — спросил вор.

— В своей комнате.

Анастасия и Михелина действительно находились в комнате княжны. Воровка позировала, хозяйка, сидя за мольбертом, писала ее портрет.

Кочубчик, только переступив порог, рухнул на колени и, истово крестясь, пополз в сторону красного угла, увенчанного большой иконой Спасителя.

— Господи помилуй, Господи помилуй, Господи помилуй…

Княжна вскочила, гневно крикнула растерянному дворецкому:

— Кто впустил сюда этого человека?

— Виноват, барышня, — приложил тот руки к груди. — Сказали, имеют важное сообщение.

— Какое еще сообщение?

— Они объяснят.

Володя между тем продолжал креститься и кланяться. Княжна остановилась перед ним, решительно потребовала:

— Сейчас же встаньте!

Тот еще пару раз осенил себя крестом, с трудом поднялся.

— Теперь немедленно покиньте дом!

— Покину, — кивнул вор. — Непременно покину. Только позвольте пару слов.

— Нет!.. Сейчас же вон! На вас отвратительно смотреть, не то что говорить с вами!

— Так не моя в том вина, барышня. Ей-богу…

— Вон!

Володя постоял какое-то время, понуро опустив голову, двинулся к двери. Остановился, погрозил вялым пальцем.

— А ведь хотел по совести. Так что, мамзели, пеняйте на себя.

— Пусть говорит, — брезгливо заметила Михелина.

— Благодарствую, дочка, — поклонился Кочубчик. — Спасаешь не только мою душу, но и свою. — Вернулся в комнату, еще раз перекрестился. — Вот как перед Господом… Пусть сразит на месте, ежли вру. — Махнул дворецкому, чтобы ушел, повернулся к девушкам, шепотом сообщил: — Полиция сцапала, еле утек.

— За что сцапала? — спросила недоверчиво Михелина. — Спер чего небось?

— Хвост прилепился, как и предупреждала. Только я за ворота, они следом. И в участок.

— Но вас же предупреждали! — сжала кулачки Анастасия.

— Предупреждали. Не послушался, штуцер. Теперь носа отсюда не высуну.

— А если и сюда хвост шел? — спросила Михелина.

— Не, я огородами.

— Какими огородами?

— Это так говорят… Тайком я, с оглядкой.

Девушки переглянулись.

— Что делать? — поджала губы княжна.

— Сидеть и не высовываться! — повторил Володя.

— Не к вам вопрос.

— Убить эту тварь на месте, — сказала воровка.

— Убейте, прошу вас!.. Убейте меня, негодного! — Володя вдруг стал плакать. — Как тварь последняя повел себя. Как барахло… Разве можно так жить?

Михелина подошла к нему, жестко просила:

— В участке, значит, был?

— Сбег.

— Врешь. Меня засыпал?

— Вот тебе крест, ни слова. Привели, стали пытать, а я возьми — и в окно.

— И не угнались?

— Так вроде и хромой, а бегаю прытче здорового!

— С этой минуты со двора ни ногой!

— Понятное дело.

— Пошел вон!

— Благодарствую.

Володя покинул комнату, девушки остались одни.

— Он все врет, — сказала Анастасия.

— Никакого сомнения. Выложил полиции все, как на картах.

— Что будем делать?

— Надо мне бежать.

— Даже не дождешься Андрея? — вскинула бровки княжна.

— Дождусь. Он завтра приезжает?

— Завтра.

— Встречу и прямо с вокзала смоюсь.

— Куда?

— К ворам. Они схоронят.

После рассказа Феклистова воры — Артур, Улюкай, Резаный, Безносый и еще двое пристяжных — сидели какое-то время молча, пытаясь понять, что делать в сложившейся ситуации.

— Надо вытаскивать из дома Михелину, — произнес наконец Артур.

— Как? — поднял голову Резаный. — Сам видел, вокруг особняка несколько повозок с филерами.

— А ежли тем путем, как Сонька когда-то, под забором? — предложил Улюкай.

— Пролезешь? — под общий смех спросил Безносый.

— Не пролезу, так перепрыгну.

— И портки в куски… Там теперь псы на цепях бегают.

— Как только в полиции получат сигнал от Кочубчика, — подал голос Феклистов, — они сразу же пойдут брать дом. Он подскажет, где искать Михелину.

— Убью паскуду! — выругался Улюкай.

— Остается одно, — подвел итог Артур. — Будем караулить. Шпики поближе, мы — подальше.

— А что с Бруней? — спросил Безносый Феклистова.

— В камере с Сонькой. Притираются.

Егор Никитич решил брать воровку на расположение. Он встретил Бруню так, будто знал ее сто лет. Приветливо показал на стул, поинтересовался:

— Как здоровьице?

— Хреново, — ответила та и продемонстрировала синяк на шее и окровавленную руку. — Будто и правда с войны!

Феклистов, сидя за своим столом, с интересом посмотрел на воровку.

— Это кто ж тебя?

— А кто!.. Баландерша!

— Сонька, что ли?

— А кто ее знает? Может, и Сонька.

Следователь сделал сочувствующее, располагающее лицо, улыбнулся.

— Так Сонька это или не Сонька?

— Не говорит. Не по-нашему белькочет, хрен ее разберешь.

— Зовут-то ее как?

— Кажись, Матильда. А врет или правдеху гонит — не знаю.

— Значит, Матильда белькочет и хрен ее разберет, — повторил слова воровки Гришин с усмешкой. — Про дочку что-нибудь говорила?

— Говорила, — быстро согласилась та. — Сказала, что дочки здесь нет.

— И дочки здесь нет, — снова повторил следователь. — Говоришь, как по писаному.

Поднялся, подошел совсем близко к Бруне и вдруг коротко и сильно ударил ее ладонью по лицу.

— Мошка пакостная!.. Спелась с этой сукой, да? — Схватил ее за глотку, стал душить. — Спелась, спрашиваю?

Воровка вырывалась, хрипела, пыталась освободиться от сильных и цепких рук следователя.

— Отпустите… Не бейте, Христа ради… За что, господи?

Егор Никитич отпустил ее, вернулся на место.

Феклистов сидел неподвижно, глядя в исписанные листки.

— Начнем по новой, — сказал Гришин, не сводя глаз с тетки. — Имя соседки?

— Я ж сказала… Матильда, кажись.

— Это я уже слышал!.. Матильда или кажись?

— Матильда.

— Дочку ее как зовут?

— Не сказала.

— Михелина?

— Не говорила.

— На кого-нибудь из воров выводила?

— Не русская она. Когда белькочет, не все понимаю.

— О чем с ней говорила?

— Ни о чем!.. Била она меня!.. Глядите как! — Бруня стала показывать руку, плакать. — Разве русские так измываются?.. Страшнее зверя какого!.. Кабы не солдатик, пришибла б!

Егор Никитич встал, обошел тетку вокруг и неожиданно ударил ногой ее в спину с такой силой, что она рухнула и распласталась на полу. Закричала благим матом, заголосила.

Следователь наклонился к ней, развернул ее голову к себе.

— Кликухи воров, которые подкинули тебя!.. Вспомни, сука, и завтра доложишь!.. Поняла?

— Поняла.

— Зови конвойных! — махнул Гришин Феклистову и быстро покинул кабинет.

Илья Глазков нашел 25-й дом на 2-й линии Васильевского острова, вошел в парадное, поднялся на третий этаж, остановился перед одной из трех дверей на площадке. Выбрал наугад одну из дверей, нажал кнопку звонка.

Без предварительного вопроса «кто там?» дверь открылась, и перед прапорщиком возникла седенькая изящная старушка.

— Вам кого, молодой человек? — приветливо спросила она.

— Великодушно простите, — произнес тот, — но на вашем этаже, возможно, проживает госпожа Бессмертная. Артистка…

— Конечно, конечно, вот ее дверь, — показала старушка. — Только не уверена, что она все еще здесь. Сказывали, что у нее проблемы с деньгами и хозяин едва ли не выселяет ее.

— Благодарю. — Илья оставил соседку и нажал кнопку квартиры Таббы.

Только после третьего звонка за дверью послышались легкие шажки, и неуверенный женский голос поинтересовался:

— Кто здесь?

— Госпожа Бессмертная здесь проживает?

— Кто спрашивает?

— Прапорщик Глазков. Я по крайне важному делу.

— Минуту.

Шаги удалились, и какое-то время за дверью было тихо. Илья повздыхал, потоптался на месте, заметил, что соседка-старушка коротко выглянула из своей квартиры и тут же исчезла.

Дверь квартиры артистки открылась, на пороге стояла милая и смущенная Катенька.

— Барыня ждет вас.

Илья переступил порог, прислуга проследовала с ним в гостиную, и тут прапорщик увидел приму. Она сидела за большим столом, печальная и красивая, смотрела на гостя безразлично и несколько удивленно. Он подошел к ней, поцеловал руку, вопросительно посмотрел на свободный стул.

— Позвольте?

— Присаживайтесь.

Катенька привычно покинула гостиную.

— Мне сказали, что вас здесь может не быть, — зачем-то произнес Илья. — Якобы у вас проблемы с деньгами.

— Кто сказал? — безразлично спросила Табба.

— Соседи.

— Сплетни. Что у вас?

— Возможно, вы вспомнили меня, — сказал прапорщик. — Вы подарили мне кулон с Богоматерью…

Глазков полез было под сорочку за кулоном, артистка остановила его.

— Я вас помню. — И попросила: — Если можно, покороче. У меня вечером выступление.

Молодой человек кивнул, сразу перешел к делу:

— Я служу в Крестах… Знаете, что такое Кресты?

— Тюрьма.

— Я не желал там служить, но по воинскому долгу не имею права отказаться…

— Вы по поводу моей матери? — прервала его Табба.

— Да. Сонька Золотая Ручка — ваша матушка?

— Зачем вам это знать?

— Она в тюрьме, и надо ей помочь.

Табба подняла брови.

— Вы хотите это сделать?

— Да, ради вас.

Девушка посмотрела на визитера с печальной снисходительностью, усмехнулась.

— Вы хотя бы понимаете, что говорите?

— Я же сказал, ради вас.

— Но вы меня не знаете.

— Знаю. С тех пор, как увидел вас в госпитале, я потерял себя.

— Мальчик… — Табба взяла его руку. — Мой милый мальчик. Не сходите с ума. Вы не представляете, в какую бездну можете окунуться.

— С вами?.. С вами хоть в преисподнюю.

— Нехорошие слова говорите. Страшные. — Артистка помолчала, серьезным тоном спросила: — Вы действительно хотите помочь Соньке?

— Да, вашей матушке.

— Каким образом?

— Я буду думать. Если вы согласитесь, я придумаю. Пойду на все.

— Я не хочу, чтобы вы рисковали своей молодой жизнью. На пути Соньки много сломленных судеб.

— Если я ничего не сделаю для вас, — так же серьезно ответил Илья, — я помру.

Девушка снова задумалась.

— Знаете, вы явились кстати. У меня долг перед матерью. Возможно, вы поможете искупить его.

— Значит, вы меня благословляете?

— Я не священник.

— Вы женщина, которую я люблю.

— Глупый мальчик. — Табба неожиданно взяла его руку, поцеловала. — Спасибо, что вы помогаете снять страшный груз с моей души. Я все-таки благословляю вас.

* * *

Бруня стояла напротив Соньки, избитая, окровавленная, какое-то время обе молчали, потом подсадная негромко произнесла:

— Не подходи ко мне. Не жалей. Они могут подглядеть.

Воровка согласно кивнула головой.

— Допытывался про тебя, про твою дочку. Потом стал бить. Думала, боле тебя не увижу.

За дверью послышались шаги, в дверях едва слышно скрипнуло.

— Молчи, — тихо попросила Сонька.

Они обе замолчали, Бруня смотрела на товарку, и неожиданно из ее глаз потекли обильные, вперемешку с кровью слезы. Она не вытирала их, отчего лицо становилось кроваво-красным, пугающим.

Шаги удалились.

— Завтра опять будут допрашивать, — сказала Бруня. — Поэтому, может, и правда не свидимся боле.

— Свидимся, — ответила Сонька. — Надо думать, как отсюда бежать.

— Будем думать мы, будут думать и наши товарищи, — попыталась улыбнуться Бруня и серьезно добавила: — А драпать нужно поскорее, иначе до смерти забьют. Меня сразу, а тебя опосля.

Снаружи вновь послышались шаги, в дверях опять скрипнуло, и в дверном оконце показалось лицо Ильи Глазкова.

— Я к вам, — торопливо прошептал он.

Сонька дала знать Бруне, чтобы та оставалась на месте, подошла к прапорщику. Глаза его горели.

— Я отыскал госпожу Бессмертную, — со счастливым видом сообщил он. — Передавала вам привет.

— Благодарю, — сухо ответила воровка.

— Но я не только поэтому к вам. Против вас что-то замышляется.

— Что именно?

— Я не совсем понял. Услышал только, будто вам готовят побег.

— Кто?

— Не знаю. Но если об этом говорят в тюрьме, это плохо… У меня есть план. Попросите, чтоб вам велели приносить чайник с горячей водой.

— Зачем?

— Потом объясню, — поспешно ответил Илья и закрыл окошко.

Сонька вернулась на место, Бруня спросила:

— Чего он?

— Глупости всякие, — отмахнулась та.

Володя набрал полную кастрюлю горячего варева, вышел из дворницкой и, прихрамывая, направился кормить собак. Некоторые из них уже знали его, поэтому ластились в предвкушении жратвы, другие настороженно рычали, но не кусали, так как понимали, что их будут кормить.

— Куда прете, твари! — ругался Кочубчик, отгоняя наглых животных. — На место, сказал!.. Пошли, мрази!

Собаки стали есть жадно, изредка грызясь друг с другом.

Он разбросал по желобкам еду, попинал валявшиеся под ногами ведра из-под воды, направился обратно.

И тут навстречу ему вышел привратник Семен.

— Чего тебе? — набычился Володя.

— В полиции был? — негромко, с ухмылкой спросил привратник.

— Тебе какое козлиное дело, кугут?

— Привет тебе оттудова.

— Какой еще привет? — не понял Кочубчик.

— Ежли захочешь сам передать чего синежопым, скажи мне — я мигом, — все с той же ухмылкой ответил Семен.

Вор вытаращил глаза, шепотом спросил:

— Агент, что ли?

— Работник в этом доме. — Привратник подмигнул и зашагал обратно.

Володя догнал его, цапнул за рукав.

— А ежли врешь?

— Главное, чтоб ты не врал… — ответил Семен, довольно непочтительно оттолкнул его и снова подмигнул.

Когда Кочубчик стал подниматься в дом, Никанор подозрительно спросил:

— Чего вы там?

— Ничего! — огрызнулся тот. — Земляки оказались!

Следователь встретил Соньку, сияя от удовольствия и предвкушения какой-то тайны. Позволил себе даже отодвинуть для нее стул, уселся напротив, улыбнулся приветливо и радушно.

— Каково ваше самочувствие?

Воровка подняла на него удивленный взгляд.

— Что это с вами, господин следователь?

— Ничего особенного. Всего лишь стиль работы. — Повернул голову к Феклистову, приказал: — Покинь-ка, братец, помещение.

— Как надолго? — спросил тот.

— Я позову.

Полицейский ушел, Гришин пододвинул стул поближе к Соньке совсем негромко произнес:

— Разговор будет доверительный и серьезный.

— Слушаю вас, — спокойно ответила та.

— Пока вы находились в Крестах, я дважды навещал вашу племянницу, мадемуазель Брянскую.

Воровка никак не отреагировала на сказанное продолжала смотреть на следователя невозмутимо, холодно.

— Видимо, вы желаете узнать цель моего визита в дом княжны? — поинтересовался тот.

Сонька пожала плечами.

— Если вы сами пожелаете сказать об этом.

Егор Никитич помолчал, глядя на ухоженные пальцы своих рук, поднял на женщину глаза.

— Я хочу помочь вам.

Она вскинула брови.

— Мне?. Помочь?.. Думаю, мне поможет российское правосудие.

— Не поможет. И вообще вам никто не поможет. Кроме меня.

— Чем же вызвано ваше особое расположение ко мне?

— Ничего особого в моем расположении нет… Деньги! Вернее, вознаграждение, которое я получу от княжны.

— Вы с ней встречались?

— Представьте.

Воровка с удивлением качнула головой.

— Это похоже либо на шутку, либо на провокацию.

— Ни то, ни другое. Всего лишь корысть. Времена на улице смутные, и мне хотелось бы позаботиться о завтрашнем дне. Следователи в России получают крайне скудное жалованье. А у меня, мадам, трое детей.

— И не боитесь?

— Боюсь. Но жажда вознаграждения сильнее страха.

Сонька помолчала, оценивая услышанное, с усмешкой спросила:

— В чем моя задача?

— Дать согласие.

— Согласие на что?

— На побег.

— То есть вы готовы организовать мой побег? — не скрывая удивления, переспросила воровка.

— Именно.

— Ну и куда я… побегу?

— Я обеспечу вас и вашу дочь соответствующими документами…

— Моя дочь во Франции, — прервала следователя Сонька.

— Хорошо, дочь во Франции. В таком случае я вручу документы только вам, решу вопрос о вашей безопасности и даже организую посадку на поезд.

Сонька продолжала улыбаться.

— Это похоже на сказку.

— Это правда, мадам. И я советую не тянуть время. Каждый день проволочки работает против вас.

— Понимаю, — согласилась женщина и поинтересовалась: — Могу я хотя бы в общих чертах понять механизм побега?

— Только в общих чертах, — согласился Гришин. — Ваша соседка — не наша подсадная. Мне ее поставили ваши товарищи…

— Мои товарищи?!

— Простите, оговорился по привычке, — приложил руки к груди Егор Никитич. — Она воровка. И воры по моей просьбе организовали ее для посадки к вам в камеру.

— Для чего ее пытали, если вы знали, кто она?

— Исключительно в целях профилактики. Для поддержания стойкости духа, — хохотнул Гришин. — Так вот… Мы Бруню отпускаем, она встречается с ворами, они на воле готовят все необходимое для побега, я же тем временем решаю все задачи здесь, в Крестах.

Мужчина и женщина какое-то время неотрывно смотрели друг другу в глаза, будто испытывали на прочность, после чего воровка кивнула.

— Хорошо, согласна. Что еще?

— У меня все. У вас?

— В камере сыро, холодно, — сказала Сонька. — Мне хотя бы раз в день чайник с горячей водой.

— Не проблема, — улыбнулся следователь и поднялся. — До встречи. Надеюсь, уже на воле.

— Надеюсь, — коротко ответила воровка и направилась к двери.

— Арестованную в камеру! — крикнул в коридор Гришин.

* * *

Когда Сонька вернулась в камеру, Бруня встревоженно поднялась навстречу.

— Чего?

— Тебя скоро выпустят.

— Это как?

— Следак все расскажет. Но не верь ни одному слову. Это все фуфло.

— А выпустят когда?

— Скоро.

— Для чего?

— Чтоб встретилась с ворами.

— Ничего, Сонь, не понимаю.

— Сама не все понимаю. Главное уловила, меня хотят взять на побеге. Поэтому скажи ворам, чтоб не купились.

— А ты как же?.. Так и будешь в Крестах чалиться?

— Что-нибудь придумаю, Бруня. Главное, сама не попадись.

В замке двери камеры послышался скрип ключа, дверь открылась, и конвойный громко скомандовал:

— Арестованная Бруня, на выход!

Та торопливо взяла с койки свою рваную одежонку, низко поклонилась Соньке и покинула камеру.

Бруня, выйдя из ворот Крестов, поначалу чуть не задохнулась от ощущения свободы и свежего воздуха. Прошла вдоль Невы до ближнего переулка, незаметно оглянулась, но ничего опасного за собой не заметила.

Завернула за угол, и в это время от тюрьмы быстрым шагом вышли два филера и, держа приличное расстояние между собой, двинулись следом за воровкой.

Она выбралась уже на более людное место, шла легко и свободно, пару раз крутнула головой, но опять никакой слежки не обнаружила. Какой-то народ шел по проспекту, на воровку никто не обращал особого внимания, в одном месте Бруня подошла к очереди за пирожками, щипнула из кармана впереди стоявшего господина кошелек и, довольная удачей, поспешила дальше.

Филеры вели воровку на небольшом расстоянии, фиксируя каждый ее шаг.

Бруня, жуя вкусную булку и закусывая ее колбасой, еще болталась какое-то время по улицам города, не замечая хвоста, пока не оказалась на Сенной площади. Отсюда она вышла на ближнюю улочку, тянущуюся вдоль канала, обогнула высокий черный дом, перед одним из подъездов остановилась.

Огляделась, увидела поодаль несколько одиноких фигур и решительно вошла в арку.

Филеры точно зафиксировали место, где скрылась воровка, один из них двинулся также в арку, второй стал совершать неторопливую прогулку вдоль канала.

…Спустя некоторое время первому филеру, находившемуся на улице, бросился в глаза младший полицейский чин, спешащий в сторону арки, в которую недавно вошла Бруня.

Феклистов, не доходя до арки, повертел головой и торопливо скрылся в ней.

Второй филер, удачно занявший место между этажами дома, напрягся при виде младшего полицейского чина, стал внимательно следить за ним.

Феклистов остановился перед дверью на третьем этаже, нажал кнопку звонка. Дверь открылась, и младший полицейский чин скрылся за ней.

…Покинул Феклистов квартиру на третьем этаже, когда на улице уже стемнело. Филер, сидевший в своем укрытии на ступеньках, увидел, как младший полицейский чин поспешно спустился на первый этаж, и до слуха донесся стук входной двери.

Филер, карауливший на улице, тоже заметил Феклистова, невидимой тенью скользнул следом, проследовал за «объектом» до освещенного перекрестка, причем на довольно близком расстоянии, обнаружил, что тот пытается остановить попутного извозчика.

Филер удачно тормознул повозку на другой стороне улицы, уселся в нее и стал следить за жертвой.

К тому времени, когда ночь стала медленно оседать на землю, обволакивая ее плотным черным одеялом, ресторан «Инвалид» был переполнен публикой. Все ждали главного сюрприза вечера.

Дата добавления: 2015-08-29