Ася внимательно изучала структуру ткани на своей юбке, она всячески избегала смотреть в сторону Ивана.
— Знаете, Вера очень хороший человек. Она… мы дружим много лет. У нее доброе сердце, она отзывчивая и душевная девушка. Она только притворяется грубой и развязной, на самом деле, если вы узнаете ее ближе…
— Настя, а я нашел сборник стихов Баратынского.
— Я люблю его, — призналась поникшим голосом Ася. — И Вера любит поэзию. Она работает…
— Хороший поэт, — снова перебил ее Ваня. — Раньше я не знал его, но у Пушкина есть несколько стихотворений, обращенных к нему. Кажется, Баратынского Александр Сергеевич называл «грустным влюбленным».
— Я не знаю. Не помню.
Ася пылала, как Жанна Д’Арк на костре, только пожар был внутри нее. Как она могла обречь себя на такую пытку? И где взять силы дойти домой? Она уже не хотела плакать, глаза высохли до рези, а в душу заползла знакомая удушающая пустота.
— Я снова перебил тебя, — извинился Иван.
— Да. — Ася посмотрела на свои пальцы, дрожащие и холодные, и продолжила сгребать пьедестал дифирамбов для подруги. Ваня больше не прерывал ее. Он не обольщался тем, что Настя зашла к нему, потому что соскучилась, потому что хотела увидеться. Причина визита, конечно же, существовала, но вступительное слово, обходной маневр, который так любят женщины, затянулось. Говори Ася о себе, он слова не сказал бы против, ведь он ничего не знает о ней. Но симпатичная, с аппетитными формами Вера Ивана не интересовала. В свое время он пресытился красивой оберткой без содержания, но с потребностями. Теперь ему нужно было другое, может, не столь яркое, как Вера, но настоящее и постоянное, как…
— Мне нравится Вера, — неопределенно поддакнул Иван. — У нее что-то случилось? Нужна помощь?
— Пока не случилось. Но я боюсь, что она… разочаруется. Если вы обидите се…
— Боже упаси! — скороговоркой воскликнул Иван. — Чтоб я обидел женщину?! Но в чем дело?
— В свахе, — едва пролепетала Ася.
Она понадеялась, что Иван не расслышит, а он с отвисшей челюстью откинулся на спинку дивана и молчал.
— Ваня, куда ставить чашки? — Вера толкнула ногой дверь и внесла две чашки горячего кофе, накрытые тарелками с бутербродами.
Иван по привычке вскочил, снял тарелки, удивляясь жонглерским способностям Веры. Она была из тех женщин, что «коня на скаку остановят», так что за посуду не стоило беспокоиться.
— В качестве кофе я уверена, — говорила Вера, расставляя чашки. — А по части украшения стола — как там у вас, у интеллигентов, это называется? — это не ко мне. Я сейчас.
Она снова исчезла, взмахнув маковым подолом, как флагом. Вернулась с третьей чашкой, поставила ее со стороны кресла, в котором затем устроилась с комфортом.
Кофе пили молча. Ваня уже другими глазами рассматривал Веру. Суть прихода девушек ясна, непонятно было только, когда и как он неправильно поступил. Он не скрывал своего отношения к Насте, почему же Вера бесцеремонно решила перехватить инициативу, дерзко рассчитывая на его интерес к ней? Может, девчонки на новоселье сболтнули что-то лишнее и она захотела острых ощущений за деньги? Столь ретивое настроение вполне оправдывает такую возможность.
Черт! Она могла же рассказать все Насте. Настя упоминала, что подруги в тот день ночевали у нее и — к гадалке ходить не надо — перемололи косточки всем гостям. Проклятие! Не хватало, чтобы Настя услышала о его прошлых делах, да еще из чужих уст.
— По оживленной беседе, — прервала молчание Вера, — я понимаю, что речь шла обо мне.
Ася молчала. Она пила кофе, словно была одна, словно никого не видела и не слышала, что было близко к истине. Отвечать пришлось Ивану.
— Да, мы с Настей говорили о тебе. Вы, оказывается, близкие подруги. — Намек на угрозу в голосе Ивана заинтересовал Веру, но смутить ее было трудно. Слишком большое дело затеяла она, чтобы обращать внимание на незначительные помехи.
— Я пыталась Асе объяснить ситуацию, но ей не терпелось начать действовать.
— Это плохо? — В душе Ивана шла мучительная борьба. Ой как он не хотел поднимать при Насте тему сексуального бизнеса и в то же время показать истинное лицо наглой «подруги». Еще один удар по чувствам Насти, но он пошел бы на то, чтобы разорвать путы такой дружбы.
— Действовать — мой девиз, Ваня, — улыбнулась гордо Вера. — Для Аси больше подходит спокойная рассудительность. — И хитро подмигнула. — Ты согласен?
«Б-б-б…» — Иван усердно искал в памяти приличное слово, которое бы соответствовало его реакции. Напрасный труд.
— Именно поэтому, — продолжала с нарочитой бодростью Вера, — я и обратилась к ней. И еще потому, что только вы можете помочь мне. Но из-за того смазливого мерина… — Вера состроила издевательски-извинительную мину. О присутствующих не говорят, понял ее Иван, но имеют в виду. — В общем, у всех свои проблемы. Ася меня даже не выслушала, что, кстати, очень обидно. Подруга все-таки. И вот сейчас, — Вера преувеличенно вздохнула и с тоской посмотрела на бутерброды, — вместо того чтобы действовать, мы пьем кофе. А время идет.
Ну и стерва! Ну и потаскуха! Возмущению Вани не было предела. Решено. Он выведет эту секс-бомбу на чистую воду, утопит ее в собственной похоти, если у нее хватит глупости опорочить его.
— Так, какую помощь ты ждешь от нас с Настей? — Иван каждый раз подчеркивал союзничество с Асей, но Вера, если и замечала, не показывала вида.
— Да-а, — выдохнула она, закусила губу в нерешительности. — Никогда не ревела в мужскую жилетку. Придется учиться.
Вера сомневалась. Ася, нет слов, хороша, но и сама она виновата не меньше. Чертов язык мелет что ни попадя, как в судный день. Неужели нельзя было без хохмочек рассказать о своих предчувствиях и туманной тревоге? Ну как такое объяснить мужику? У него ж мозги ниже пояса. И Аська тоже — пошли да пошли, словно ежа съела.
Следующее движение далось Вере с большим трудом, и все-таки она пересела из кресла на диван, рядом с Иваном. Иван поменял положение. Опершись спиной о подлокотник дивана, он сел лицом к Вере (и подальше от нее), положил руку на спинку Настиного кресла. Вера проследила за его рукой, там и остановила взгляд.
— Окаяшка рогатый! — неожиданно тихо и с удивленно поднятыми бровями произнесла она. — Я не знаю, с чего начать.
— К делу, Вера, — требовательно подтолкнул ее Иван, нервно барабаня пальцами по обшивке кресла.
— Никаких чувств! — поразилась Вера, дернув головой. — Ладно, не боись — сама такая. Я вот о чем хотела тебя спросить, Ваня…
Вера менялась на глазах. Воинственно настроенный Иван отвечал на ее пространные вопросы, касающиеся его гостей на новоселье. А Вера забыла свою браваду; тщательно подбирая слова, она спрашивала и спрашивала, как на перекрестном допросе, о новых знакомых. Воинственность Ивана сменилась удивлением, недоверием и, когда прозвучало наконец конкретное имя, ошеломлением, облегчением и… смехом.
Ася сидела не шелохнувшись. Сначала она прислушивалась к тихой беседе Вани и Веры, но очень скоро потеряла нить и суть, а серое вещество в голове превратилось в туман, такой же вязкий, как едва прикрытая водой кофейная гуща. Ася утратила чувствительность, только мужская рука на спинке кресла, позади ее головы, то посылала горячие импульсы, то притягивала, как магнит, чем приводила в смятение и негодование.
— Поехали! — Иван легко поднялся с дивана, проверил, хорошо ли заправлена рубашка сзади.
— Сейчас? — В полном недоумении Вера округлила глаза.
— Когда же еще? В любом случае я приглашаю вас в ресторан.
— Кажется, мой девиз украли из-под носа. — Вера возвела очи кверху. — С вами невозможно иметь дело. С обоими. Ладно, поехали.
Ася уже давно знала, что пора уходить, — еще тогда, как только Вера подсела к Ивану и взяла все в свои руки. Ну почему она не ушла в тот момент? Дождалась, когда ей укажут на дверь, дав понять, что она лишняя.
— Я пошла, — безразлично произнесла она, поставила чашку на столик и, тяжело опираясь руками о подлокотники, поднялась. Ноги едва держали ее, колени ныли и все норовили подогнуться. Ася пошатнулась.
— Ты куда? — удивился Иван и быстро протянул руку, чтобы поддержать девушку.
Ася, споткнувшись, шагнула, чтобы удержать равновесие и избежать прикосновения Ивана.
— До свидания, — удалось сказать ей, и она направилась к выходу.
— Ася! — закричала Вера. — Да что с тобой в самом деле? — Девушка покачала головой. — Я изувечу этого подонка! — неожиданно злобно прошипела Вера, извинилась перед Иваном и побежала за подругой.
Вера затащила Асю в ванную и начала трясти, выпытывая причину ее состояния. Ася ослабла в руках подруги, привалилась головой к ее плечу и горько зарыдала под причитания Веры, ее бурные обещания и угрозы, смешанные с исповедью о себе. Из путаного рассказа Ася поняла, что Ваня не интересует Веру; он мог, чего и добивалась Вера, познакомить ее вновь со своим приятелем, предоставить возможность встретиться с ним. Слезы не прекратились, но стали слезами облегчения.
Иван сидел на диване, время от времени ероша волосы на макушке. Недолгая радость, что Вера оказалась не такой подлой — вообще оказалась другой, нежели представлялось прежде, — сменилась угрюмой озабоченностью. Самолюбие было задето тем, что Настя согласилась его сосватать. Да, она не позволяла приблизиться к себе; да, не проявляла симпатии, скорее наоборот… Но не могла не заметить его отношения к себе. Как она смела пренебречь его достоинством и гордостью и спокойно отдать его собственной подруге, словно он шальной приз! Настя искренне слушала, настойчиво выпытывала подробности его жизни — неужели непонятно, что без особой на то причины он не стал бы исповедоваться? И после таких откровений она спроваживает его Вере. Невероятно! И как бы она повела себя, если бы предметом увлечения Веры был действительно он? Ване стало не по себе, но ему не дано узнать это, можно только догадываться.
И еще Иван видел, как глубоки чувства Насти к Юлику. Настя не кривила душой, когда благодарила его за ночной разговор, но Ваня понял, что не утешил ее тогда. Помог снять внешние эмоции, выплеснуть наболевшее, но любовь продолжала терзать и мучить ее. Вера по неведению подтвердила это.
Через закрытые двери он слышал прерывистые всхлипы Насти, и уже не было смысла скрывать от себя любовь к ней. Не ту, что он питал к тщеславной, практичной Лене, — показную, легкодоступную, похотливую, так напоминавшую его последующих клиенток. Нет. Это была осознанная, охватившая все его существо и сущность, спаявшая воедино тело, душу и разум, вошедшая в жилы и растворившаяся в крови. Это была настоящая зрелая любовь.
А она любит другого.
И отдает его другой. «Без боя поле уступаю». Так сказал Баратынский. Так поступила и Настя.
Женя присоединился к троице. И они сидели в ресторане и вели спокойную беседу. И Ася смеялась со всеми, мысленно удивляясь недавним слезам. И Женя ей понравился, и она танцевала с ним. Правда, сослалась на усталость, когда ее пригласил Ваня, но Вера компенсировала Асин отказ, отдавая долг Ваниной услуге. И Иван внешне не изменил поведения; может, и был несколько рассеян, но заметила это только Вера, о чем не преминула двусмысленно намекнуть, став на время танца прежней нагловатой насмешницей.
Покинув ресторан, пары расстались. Не особо надеясь на успех, Ваня задал вопрос о жизни Насти. Она ответила. И на второй, третий… В дальней дороге Иван все больше узнавал о Насте. Она по привычке быть откровенной рассказывала больше, чем он мог спросить. И только одна тема оставалась запрещенной — Юлиан. И Настя, как обычно, оставалась неприкасаемой.
В подъезде, у лифта, она вежливо улыбнулась на прощание и оставила его, томимого и ранимого, печального и одинокого.
Эту ночь Ася провела без сна. Засыпая под утро, она так и не смогла разобраться в сомнениях и противоречиях, терзавших ее. Как не могла отказаться от чувства, что кто-то преподнес ей огромный дар, но за что? И в чем он состоит?
На следующий день, заканчивая завтракать, Ася твердо знала лишь то, что хочет сделать ответный подарок. Только надо решить, что и кому. Искать кандидата долго не пришлось. Вскоре на столе, на тахте, на стульях были разложены и разбросаны отрезы и лоскутки, у стены красовалась старая швейная машина, подарок Веры и девочек из общежития, рядом сидела кукла и голубыми глазами взирала, как Катя и Ася, весело переговариваясь, кроили, тачали, примеряли…
К концу дня у куклы был готов целый гардероб и Катя восторженно крутилась перед зеркалом в ярко-желтом новом платье, отделанном белоснежными кружевами и коричневой тесьмой.
Евдокия Тихоновна изумленно ахнула и прижала руки к груди.
— Бабушка, красиво, правда? — Радости Катюши не было предела. — Ася говорит, что я похожа на подсолнух, который растет у нее дома.
— Асенька мастерица, — подтвердила Евдокия Тихоновна. И укорила: — Не нужно было. У Катерины достаточно одежды.
Ася растерялась. Она и в мыслях не допускала, что ее труд расценят как благотворительность.
— Это нужно было мне, — оправдалась девушка. — Катюша не только доставила мне удовольствие, но и принесла успокоение.
Евдокия Тихоновна пристально смотрела на Асю, будто решала сложную проблему, и Ася с застенчивой улыбкой глядела на пожилую женщину.
— Что ж, — голос Катиной бабушки потеплел, — давайте пить чай. Надо же отметить обновку.
Глава 9
— Давно не подходил к плите. Нинка разбаловала меня, а раньше считался лучшим поваром в усадьбе. Батя злился как черт, что бабьим делом занимаюсь. Зато девчата слетались, как бабочки. Колька, музыкант наш, и то не имел такого успеха. — Иван мотнул головой и рассмеялся. — Правда, росту в нем — полтора метра с кепкой, а наши бабоньки — сам видел, какие: крепкие, сбитые, дородные; все на виду, только успевай хватать. С такими не сгорбатишься, и пирожки мои пошли им впрок…
Ваня слушал своего тезку, прислонившись к оконному проему. Взгляд его блуждал по двору. Катерина прыгала через резинку, зацепленную за скамейку и бельевой столб. Минут десять назад вернулась с работы Настя. Иван видел, как она остановилась около Кати, несколько минут беседовала с ней — видимо, удовлетворяла любопытство девочки по поводу коробки с тортом у нее в руке. У Вани тоже возникли некоторые догадки, и теперь он с неохотой признал, что высматривает предполагаемых гостей девушки. Обидно, что он не был в числе приглашенных. Но что делать? Человек волен в своем выборе.
Его собственный гость, председатель колхоза, накрыл крышкой кастрюлю и с удовольствием хлопнул в ладоши.
— Все. Пусть варится. — Он повернулся к Ивану. — А ты чего кислый такой? Наливай, взбодримся, пока раки варятся.
— Пивка бы к ним, — скромно пожелал Ваня, с тревогой вспоминая головную боль после командировки. — Может, я сбегаю?
— На кой оно, когда есть домашнее вино? — Председателя задело предложение хозяина. Горожане! Разве они понимают толк в напитках? — Моя Нинка обожает раков и на дух не переносит пиво.
— Но ее здесь нет, — резонно заметил Иван. — Я приглашал ее, почему она не приехала?
— А на хозяйстве кто останется? — спросил в ответ гость и хитро усмехнулся. — Я здесь по делам, так ей и сказал. А вот ты мог бы для друга пригласить хорошенькую женщину. Что нам бобылями сидеть?
Иван отпил вина. Предложение тезки, хоть и грубое, показалось ему интересным. Надежды, правда, мало, но попробовать не мешает. В конце концов, Настя могла купить торт для себя.
— Я обещал одной девушке познакомить с тобой. — Иван снова посмотрел в окно и улыбнулся. — Подожди, я познакомлю тебя с двумя дамами.
— Ого! — как-то смущенно засмеялся председатель. — Только Нинке не проговорись. — Он залпом выпил вино и задумчиво посмотрел на дно бокала. — Вообще-то я не…
— Остынь! — резко прервал его Иван. — Это не те дамы.
— Ну и ладно, — со скорбным облегчением вздохнул председатель.
Иван раскрыл окно и подозвал Катю.
Ася суетливо допивала чай. Она уже переоделась, собрала сумку с продуктами, но идти не хотелось. В течение десяти лет она праздновала свой день рождения в общежитии. Девчонки шумно будили ее, нестройным хором выкрикивали поздравления, а вечером собиралась ватага ребят и девушек, ставили столы в вестибюле этажа и начиналось представление. Шум и гам лишали возможности осознать свой возраст и мелькание дней, которые незаметно складывались в годы.
Новая квартира — веха мельтешащих дней; долгожданная тишина комнаты навевала именно такие мысли. Двадцать восемь. Давно уже не девочка. Есть достижения, хорошая работа, друзья, уважение. Есть потери — горькие и не очень. Все есть, что может пережить человек к двадцати восьми годам. Еще не прошла молодость, но зрелость чувствуется во всем. Асю охватила ностальгия по прошлым годам. Девчонки в общежитии никуда не денутся, если она немного задержится: можно сослаться на транспорт. Но как приятно, оказывается, в день рождения вспомнить прошлое. Словно подвести итог. Ася добавила чаю в чашку и подошла к окну.
Новостройка двигалась полным ходом. Месяц назад здесь еще торчали сваи, напоминая вырубленный лес, а сейчас достраивался пятый этаж. Картина не Бог весть какая, похоже на разрушенный ребенком дом из кубиков. Но все же… Вот так и жизнь строится — по кирпичику. Обрывочные ощущения, как пеньки свай, стали фундаментом жизни. Деда Ася знала только по фронтовым фотографиям, о бабушке — смутные воспоминания похорон… Однажды ей приснился крокодил, который собачьими прыжками гонялся за маленькой Асей по огороду. С тех пор она боялась спать днем, что, в свою очередь, отложилось в памяти о воспитательнице детского сада. Марина Ивановна была очень красивой, с черными длинными волосами и красным маникюром на белых ухоженных пальцах. Ася содрогнулась, будто снова почувствовала, как впиваются эти огненные ногти в ее щеки или в плечи… И улыбнулась: вот и объяснение тому, что она обходит стороной террариум, хотя очень любит зоопарк, и почему красота для нее ассоциируется со злом. Исключение составил только отец. Высокий, русый, с полными красивыми губами, он любил шутить и смеяться. «Умей смеяться над собой», — часто говаривал он, когда маленькая Ася плакала от насмешек мальчишек. Кажется, она сумела. И последующие обиды завистливых одноклассниц, и оскорбления, и предательство вызывали на ее лице улыбку. Слез не видел никто. Почти никто.
Еще с отцом была связана любовь к поэзии. Ася перенеслась на сумеречный берег Дуная, в тот день, когда отец учил ее, пятилетнюю, первому «серьезному» творению. «У Лукоморья дуб зеленый…» — растягивал он слова, как старинный гусляр, и босоногая девочка, шлепая по мокрому песку, повторяла их за отцом. В десять лет она рассказала ему первую песнь из «Руслана и Людмилы», обещала к совершеннолетию выучить всю поэму. Отец умер через два месяца, и поэма так и осталась невыученной. Ася плакала от жалости к Финну, который добротой слишком напоминал ей отца, и была в ужасе оттого, что равнодушная, холодная красавица Наина походила на ее мать. Конечно, мама не равнодушная и не холодная, но ее строгость, давящие на психику нравоучения замкнули детскую душу, а позже вызывали молчаливый протест. Когда по окончании школы мать благосклонно отнеслась к учебе дочери в Одессе, Ася расслабилась в предвкушении свободы и даже прислушалась и серьезно кивала в согласии с мамиными наставлениями. Только однажды, когда Ася вернулась домой на каникулы после третьего курса, мама не честила свою дочь. Два месяца удивительной заботы и предельного внимания…
Звонок в дверь прервал воспоминания. Ася взглянула на часы и пошла открывать, мысленно подсчитывая, сколько времени у нее в запасе.
На пороге стояла Катя.
— Ася, — подражая взрослым, важно произнесла она, — Ваня зовет нас в гости.
Ася пригласила девочку войти и закрыла дверь.
— Катюша, — она села на корточки, чтобы смотреть девочке в глаза, — я уже иду в гости. Я тебе говорила.
— Да. — Катя обвела взглядом коридор, дав понять, как она разочарована невысказанным отказом, и сделала вторую попытку: — К Ване приехал какой-то дядя, и он хочет познакомить нас с ним. Пойдешь?
— Что за дядя? — не сдержала любопытства Ася.
Катя пожала плечами:
— Не знаю. Он так кричит, что во дворе слышно.
— Они ругаются? — удивилась девушка.
— Нет, просто он громко разговаривает.
Ася задумалась. С какой стати Ваня решил знакомить ее и Катю со своим гостем? Но имеет ли это значение, если она сама хочет увидеть Ивана? Ася не имела привычки лукавить с собой. Уже на второй вечер после ресторана она призналась, что скучает по нему. Она не жалела, что подробно описывала свою, в общем, обычную жизнь. Но рассказала не все, и ей очень хотелось продолжить.
Вероятно, этот вечер и повлиял на то, что воспоминания не оставляли Асю на протяжении нескольких дней и привели к недавним раздумьям.
Ваня был очень внимательным слушателем. С ним хотелось делиться, откровенничать еще и потому, что он интересовался всем в отличие от Юлиана, которого волновала жизнь Аси после совершеннолетия, точнее, после первого мужчины. В свое время Юлиан разочаровался, что сам он второй по счету, — то ли не поверил, то ли надеялся на остросюжетную мелодраму с замашками порнофильма. Иван, наоборот, старался оттянуть ее взрослую жизнь, снова и снова возвращая Асю в воспоминания детства.
Приглашение Ивана и то, что у него гость, ясно давали понять, что вопросов о ее жизни не будет, и тем не менее Асю охватило желание побыть с ним рядом. В эту минуту она ощутила, что сегодня ее праздник. Первый день рождения, который она проведет среди тех, кого выберет сама. Мечтать или думать о серьезных отношениях с Иваном запрещено — это Ася знала по личному опыту, но быть рядом с ним, беседовать, слушать, рассказывать о себе, смеяться или игриво вести себя кто ей запретит?
Мама молодец, радостно подумала Ася. Ее тиранические поучения вкупе с Асиным характером дали отличные результаты: Ася научилась не обманывать себя, не отбрасывать неудобные мысли и в то же время могла провести черту допустимого.
— Катюша, — все же спросила она, — ты очень хочешь пойти?
Смешной вопрос! Девочка кивнула и открыла последний козырь:
— У них вареные раки, а я их никогда не ела.
— О-о-о! — Ася выразительно сглотнула. — Тогда мы обязательно пойдем. Но сначала сделай мне подарок.
— Какой? — внезапно забеспокоилась Катя. Слишком мало у нее возможностей одаривать взрослую Асю.
— Пойди домой, — Ася заговорщицки понизила голос, — переоденься, чтобы выглядеть самой красивой, и предупреди бабушку с дедушкой, что ты со мной идешь к Ване. Хорошо? — Катя кивнула, и в глазенках заискрился интерес. — Потом приходи ко мне, и мы пойдем в гости к Ивану.
Иван недоумевал, почему задерживается Катя. Он не надеялся особо, что Ася придет с ней, но прошло полчаса, а Катерины все нет. Вряд ли ее не выпустили из дому; со стариками он был в хороших отношениях, можно сказать, близких. Даже если они и не разрешили внучке, она зашла бы и предупредила. Катя не из тех, кто забывает о приглашениях.
— Что-то твои дамы не торопятся, — заметил приятель, с грустью глядя на нетронутый графин вина.
Стол в комнате был по-праздничному накрыт; соленья, копченья, салаты и соусы окружали главное блюдо застолья — гору красных аппетитных раков.
— Куда тебе спешить, Иван? Не домой же.
— Так я и не спешу. Но кушать всухомятку… — Он глазами показал на графин вина. Взгляд стал пренебрежительным, когда Иван обратил его к своей тарелке. — Жена мне не позволяет.
— Вряд ли она имеет в виду это. — Хозяин также указал на графин.
— Я главный в семье, — гордо выпрямился гость. — И спрашивать позволения в своем доме не намерен.
— Железная логика, — кивнул Ваня, и оба рассмеялись.
В это же время раздался звонок. Ваня замешкался. Как не хотелось расставаться с лучиком надежды, что придет Настенька и догадка об ожидаемых гостях окажется неверной.
— Ну, дождались, — облегченно вздохнул гость. — Можно наливать.
Открывая дверь, Ваня смотрел вниз, на предполагаемый рост ребенка, но Катя была не одна. Что-то у него внутри встрепенулось и узлом затянуло низ живота. Оставалось только радоваться, что он не успел надеть тугие джинсы и под широкими брюками не так будет заметна его реакция.
— Входите, пожалуйста. — Он отошел в сторону, пропуская гостей, и только после этого поднял глаза на Настино лицо.
Больше он не вымолвил ни слова. Дыхание прервалось от незнакомой изумительной красоты. Глаза жадно вглядывались в черты, преображенные косметикой.
— Катюша, передай Ване торт. — Ася старалась, чтобы голос ее звучал ровно. Сколько она себя помнила, ни разу волнение не достигало такой силы.
Ася сделала тщательный макияж, испытывая капризное желание поразить Ивана. Она добилась цели, но не предполагала, что это рикошетом заденет ее и будет так мучительно-сладко. Девушка лучезарно улыбнулась, глядя в ошарашенные глаза Ивана.
— Нам надо разуться? И где гость, с которым вы хотели нас познакомить?
Иван не понял, как в его руке оказалась тесьма, он инстинктивно сжал пальцы, удерживая коробку с тортом, а глаза шарили по гладкой бархатистой коже Насти. Как оголодавший, перед которым накрыли яствами стол, хватает не глядя все подряд, так ошалелый взгляд Ивана хватал чуть заметный румянец щек, тонко выведенную линию глаз, длинные загнутые ресницы, абрикосовый цвет губ, искристую зелень взгляда, жемчужную свежесть ровных зубов, персиковую бархатистость кожи…
Ася едва сдерживала счастливый, торжествующий смех. Она забыла, как профессионально обращается с женщинами Иван. Никакой опыт, никакой профессионализм, даже самый гениальный актер не мог отразить малую часть чувств, бушующих в его глазах. Иван был покорен. И впоследствии Ася поймет, что тоже была покорена своей победой.
— Вижу, я не дождусь, когда нас познакомят.
В коридор вышел высокий упитанный мужчина. Густые непокорные локоны доходили до середины шеи, а спереди упорно скользили на лоб. Редкая проседь напоминала запорошенную землю, и, как далекие огоньки в зимнюю стужу, притягивали к себе искристые небольшие темно-карие глаза под чуть выдвинутыми густыми бровями. Полноту губ скрадывала широкая добродушная улыбка. Да и весь вид мужчины указывал на открытость и добродушие.
— Ого-го! — раздольно пробасил незнакомец. Он не считал нужным скрывать свое восхищение. — Какая краса! — И громко рассмеялся. — Теперь я понимаю, почему мужиков называют жеребцами. Поневоле заржешь в призыве такой…
— Спасибо! — звонко рассмеялась Ася. — Я все поняла.
— Я тоже, — вторил ей басом гость, поняв, что заговорился. Глаза его блеснули, как уголья. Девчонка хоть и городская, но не чурается простых сравнений, не задирает нос к потолку из-за того, что ее чуть не назвали кобылицей. Иван не сдержался, и его хохот оглушил компанию. — Вы просто чудо-девушка. Как вас зовут?
— Ася.
— А меня Иван.
Они обменялись бурными рукопожатиями, и Иван с галантным значением задержал хрупкие пальцы в своей шершавой ладони. Ася лукаво переводила взгляд с одного мужчины на другого.
— Как же мне вас различать, два Ивана?
— Я старше, опытнее, сильнее, — не отягощая себя скромностью, характеризовал гость. — Должность у меня ответственная, и внешность соответствующая.
— А все-таки? — Ася выбрала самый простой и непритязательный способ. — Как ваше отчество?
— Федорович. Но учтите, милая, я старше, но не старый.
Стоило Асе упомянуть, что ее отца звали Федором, и новый поток слов и смеха обрушился на гулкое пространство прихожей. Иван по-прежнему молчал. Слава Богу, хватило ума — или силы привычки — закрыть дверь, но произнести что-либо Иван не решался. В горле пересохло, и наверняка вместо слов он исторгнет дикое кудахтанье. Лишь одно злило: как спокойно Настя позволяет Ивану держать себя за руку и не собирается ее отнимать.
Катерине тоже не удавалось вставить слово, и она расправляла платье, сшитое совместно с Асей, в беспокойном ожидании, когда же обратят на нее внимание.
— Значит, зовите меня Федоровичем, — после шумных дебатов согласился Иван. — Договорились, Федоровна?
— Вполне, — рассмеялась Ася. Ей нравилось, когда люди тепло обращались по отчеству, а в свой адрес она впервые услышала такое, и это показалось ей даже пикантным.
— За это надо выпить, — обрадовался Федорович. — Хозяин нас не приглашает, словно язык проглотил. Но мы все равно пойдем за стол.
Катя стоически не давала волю обиде. Она понимала, что взрослые могут играть с ней, учить, но очень редко говорят по-настоящему красивые слова. А ведь она сделала все, как просила Ася: надела новое желтое платье, бабушка нашла ей новые беленькие носочки и достала лаковые туфельки, Ася же побрызгала ей волосы чудесным лаком с блестками, и теперь они сверкали, как у Белоснежки из мультика. Но разве дяди это увидят. Они даже не смотрят на нее.
Ася высвободила пальцы из ладони Федоровича и повернулась к Катюше. Девочка надула яркие губки и прятала глаза, взволнованно теребя кружево на юбке. Асе стало стыдно, что она забыла про девочку.
— Мужчины! — иронично усмехнулась Ася, подмигнув Кате. — Ничего они не понимают, но ты, Катюша, самая красивая девочка.
Катя приободрилась. Не на это она рассчитывала, но за неимением…
— Кто это прячется? — Федорович нагнулся, игриво выискивая предмет внимания.
Асе пришлось отступить, чтобы голова нового знакомого не наткнулась на нее. Федорович сел на корточки перед Катей.
— Какая золотая девочка! Как же тебя зовут, солнышко?
— Катя.
— Катя? — недоверчиво переспросил Федорович. — Катюша?
Дата добавления: 2015-08-28; просмотров: 18 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |