отдохнул, всплыл и вылез на другой стороне плотины, счастливый,
что живой. Правда, кепку-невидимку смыло и уволокло неведомо
куда. Перебрался на свой правый берег и встретил там
счастливого Олега, по уши обрадованного моим заплывом. Так и
сказал: "Так тебе и надо!" А почему собственно?...
Наверно, он предвидел, что я сильно разбогатею на рекламе
"Бленд-а-меда". Ну вы конечно, помните тот популярный во всем
мире клип: мою голову намыливают этим вшивым "Бленд-а-медом" и
кидают с обрыва в плотину. А я появляюсь, как Афродита из пены,
довольный, показываю всем голову и радостно говорю: Ни одной
новой дырки!
Через час подвели итоги.
Я потерял кепку-невидимку и нашел немецкую винтовочную
гильзу.
Террорист Михалыч потерял боевой передний зуб.
Игорь нашел мою кепку, успешно преодолевшую все пороги.
Так, несолоно хлебавши водички, поплыли дальше. А могло
быть еще хуже. Могли, например, начать рыть обводной подземный
ход или мог пойти дождь.
Солнце клонилось к закату. Очень долго мимо шел облезлый
неприветливый берег и на горизонте маячили верхушки елок, вроде
бы -- лес, куда можно вселяться. Но этот мираж исчезал каждые
пол-часа. Заветные 600 метров (если верить карте) мы шли часа
три. А кушать хотелось -- как никогда. Опухоль с правого виска
переползла под глаз и поэтому на этой фотографии я стою с
фингалом под глазом, как будто меня побил жадный и жестокий
завхоз за кражу сгущенки.
Проплывали под мостиками. Детишечки наверху всегда
спрашивали: "Еще за вами плывут?" Странный вопрос этот
поднадоел и мы успокаивали их: "Никого нет, можете взрывать".
Покачиваясь на волнах, хороводились по берегам серые
избушки.
-- Ну что, получили удовольствие? -- улыбнулась нам
бабуля, стирающая в реке белье, сидя на пороге избы.
-- По ноздри!
-- Ну вот... -- Удовлетворилась ответом бабуля. -- Будете
знать...
...Часов в девять вечера наконец-то усмотрели слева
сосновую рощицу и вылезли на твердь. Большая чистая поляна с
сосной в центре и дорога, ведущая в лес. Сразу развесили белье
на веревках, стали сушить то, что еще не высохло, купались...
Этот лирический момент похода изображен на картине великого
Леонардо "Купание красного меня". Полнолуние было. Поймали
ежика, на его счастье, уже после ужина. Отпустили. Нежная
лирическая атмосфера этого вечера хорошо передана в балете,
даже не в балете, а в эпизоде с балериной, помните фильм
Феллини "А рыбы молчат", завоевавший Оскара? Ночью в полнолуние
к нашему костру подходит откуда ни возмись балерина в ластах и
мы очень изящно с ней танцуем. Насколько изящно, правда, может
танцевать балерина в ластах... Что поделаешь, художник имеет
право на свою точку зрения. Хотя рыба в ту ночь не молчала.
Залез в Мишину палатку, торопясь выспаться и узнал, что
наша палатка завтра -- дежурная, мы должны встать черт знает
когда и сварить еду остальным лентяям.
Размышляя о способах борьбы с несправедливостями мира, мы
тихо заснули. Плескалась рыба в реке и пел свою лебединую песню
в палатке одинокий комар.
Часть 3
Герой: Ах, чую задницей беду...
И замирает в страхе сердце
Ах, если я костер не разведу
И уголькам не разгореться
Снова...
Хор: Светает! Светает! Светает!
Хреново! Хреново! Хреново!
1-й камердинер: Уж полдень близится, а завтрака все нет...
2-й камердинер: Король проснулся! А кушать-то не подано!
Что, каша не готова?!!
Хор: Хреново! Хреново! Хреново!
(Из мюзикла " Приплыли")
Утром, естественно, пошел дождь.
Но все же два святовеликомученника, преподобный Михаил и
преподобный Леонид сварили пол-кило гречки и даже наловили
рыбки. Ловить было легко: сыпь в речку хлебные крошки, бросай
пустой крючок туда и дергай. Рыбы наловили полную кружку.
Разбудили лоботрясов завтракать. Завтрак прошел в теплой и
дружественной обстановке. Тяжелая, но почетная обязанность
дежурного -- доедать кашу и слабеющей рукой выскребать поджарки
из кана. Съел три порции. Пока доедал за всех мою замечательную
кашу, дождик кончился, выглянуло солнце и просушило днища
байдарок. Страшнее и отчетливее проявились следы тяжелых
испытаний: глубокие царапины, рваные раны, зигзаги, дуги и
почему-то -- окружности... А плыли вроде прямо...
Перед походом байдарки проклеили пятью сортами
водостойкого клея, но только клей "Феникс" оказался
действительно водостойким. И хотя заплатки, им приклеенные,
смыло, мы увидели, что сам клей ничуть не пострадал и
совершенно не растворился в воде, так и остался на шкуре тонкой
прочной пленкой. Про водостойкость остальных клеев ничего
хорошего сказать нельзя -- не разглядели под наклейками, а
отдирать не стали, пожалели. Опять стали латать дыры, торопясь
успеть до дождя, который по закону подлости должен был пойти
уже сейчас. Помните Евангелие от Макара? "И когда наклеил он
седьмую заплату, вострубили ангелы и восслышался гром
небесный..." Это об этом самом дне.
В лесу черники нет. Зато много малины. Но мелкой. Но без
червяков. Но кислой. Лесок вдоль дороги весь изрыт воронками
почти в шахматном порядке. К обеду ребятки накрючили плавушек
еще штук 20, бросили их в суп, он получился на удивление
костлявым. Заштопали байды и решили плыть, пока погода совсем
не испортится. А когда испортится, тогда уж и будем искать
чернику, именно в это время нам и должно было крупно повезти.
Начался дождь и мы поплыли дальше, надеясь, что что скоро
будет еще хуже. Неожиданно большое-большое озеро распахнулось
перед нами. Пытались сориентироваться по карте. Получалось так,
что одной деревни не хватало, зато одна деревня в другом месте
была лишняя. "Господи, где же мы?" Сколько раз люди произносят
эти слова, изучая обычную советскую двухкилометровку...
Я уже хотел крикнуть: "Здравствуй, Тихий океан!" Но это
оказалось озеро Ясское. Подошли к дальнему берегу, там --
сплошные палаточные микрорайоны. Обошли очаг урбанизации, нашли
устье и по неслышной заросшей реке дошли до другого озера.
Вдоль берега шла автотрасса, виднелись домики и светились
фонари... Турбаза, стало быть.
Перед мостом на небольшом полуострове привалились и
перекусили. Дальше озеро сильно заросло кувшинками, стоячая
вода и непонятно, куда держать путь. Поплутали в заводях и
нашли речку, заселенную собаками и мотелями всякими. Черники
нет. В безмолвии пошли по сонной сказочной реке, как в сказку о
спящей царевне, ожидая увидеть за поворотом теремок или избушку
на куриных окорочках. И впали в заповедное озеро Язище. Доплыли
до противоположного берега и сделали разведку: черника есть.
Много. И брусника. Двинули дальше по реке, выискивая место для
лагеря, но по закону подлости все хорошие места были уже
заняты. Миновав ряд озер, часов в девять вечера встали на
правом берегу, в наилучшем из худших мест, зато со столиком и
лавочками на лугу. Разожгли жаркий костер, выпили (кому --
что), просохли. Поговорили на научные темы, запомнилась
дискуссия о крокодилах: "...более длинный, чем зеленый, т.к.
зеленый он с одной стороны (снаружи), а длинный -- с двух:
спереди и сзади11... " Из песен братве более всего по душе
пришлась "Уродская песня", гимн уродов "По прямой проселочной
дороге".
Утро шестого дня началось, конечно, с дождя. Мы выспались
себе на славу, на страх врагам, и пошли искать место для
черники, т.е. то место, которое мы бы себе выбрали, если бы
были черникой. Но наверно в этом лесу росла неправильная
черника и на хороших местах ее не было. А в плохие места мы не
пошли.
Стали собирать лагерь. Нестреноженные дети бесились на
зеленом привольном лугу. Идиллию нарушал одинокий плач
террориста Михалыча, которого Миша попросил помочь собрать
палатку. "Урку не заставишь спину гнуть". Вообще в этом походе
Михалыч часто ронял скупую мужскую слезу. Причин вроде не было.
Черт его знает, почему он плакал. Наверно, просто так, для
романтики.
Через километр миновали деревню Усоха. Сквозь мели и
валуны провел корабли Игорь, сняв штаны. "Есть еще порох в
пороховницах и ягоды в ягодицах!"-- воодушевился народ. Не
знаю, как в ягодицах, а за деревней в лесу ягода была, и много.
Ну и слава Богу. Поплыли искать место, где черники нет и скоро
все-таки нашли.
На крутом бережку у островка с каменистой отмелью увидели
гнусное местечко, оборудованное столом для приманки дураков,
лавочками, гвоздями, спичками, слегка зачерствевшим, очевидно
прошлогодним хлебом и сахаром. Тяжело пыхтя, затащили байды и
решили делать дневку. Разбрелись по лесу: черникой и не пахнет.
Вернулась к костру Лена и известила, что черника есть, целая
полянка. Т.е. как минимум -- полная кружка редчайшей, вкусной
высоковитаминизированной ягоды. Этому светлому моменту
посвящено полотно Эль Греко "Откровение Елены" (холст, масло).
Координаты этой полянки Лена по глупости не утаила, поэтому мы
с Игорем незаметненько и быстренько сбегали туда и очистили
полянку. Для гармонии. Чтоб уж если хреново -- так всюду должно
быть хреново! Вернулись, радуясь сделанному сюрпризу, в лагерь
и после обеда, прогревшись на солнышке, легли подремать в
палатке, сыто улыбаясь. Народ очень долго искал ту полянку. Но
помните, как сказано в Евангелии от Макара? "...Некоторые
насмехались. Роптали страждущие. Иные же -- уверовали."
Мы уж думали -- они заблудились. И тут появился Леша в
восторге: здесь (за семью лесами, за семью горами) черника
есть! Много!
Исторический момент коренного перелома в поисках воссоздан
на картине Рубенса "Первое благовещение преподобного Алексея".
Только настроение испортил, какой уж теперь спокойный сон.
Пришлось снова идти в разведку. В самом деле, вдоль лесных
дорог в километре от лагеря росло много черники. А потом я
услышал крики и увидел остальных счастливчиков, которые
разорались, как майские рыбы и возвращались в лагерь.
Подкрался, чтобы доесть то, что они не добрали и растерялся.
Ягоды было очень много. Ну очень много. И крупная, прямо как
будто от радиации. Съесть одному практически невозможно.
Пришлось обнаружить свое присутствие, запросив по рации
помощь. Впереди простирались девственные черничные джунгли, где
неломаные кусты склонялись до земли под гроздьями черной сочной
ягоды. Ходить приходилось осторожно, некуда ступить -- всюду
ягоды. Поэтому вначале проедали проходы в зарослях, а потом уж
пережевывали отдельные сектора полян...
Первой половине похода посвящен мой автопортрет-триптих:
"У озера с осокою я стою и чмокаю", "В байдарке с дыркою я сижу
и фыркаю" и "На полянке с травкою я лежу и чавкаю". Акварель.
В тот радостный день набрали два полных котелка. И к
праздничному ужину был подан торт из печенья с черникой. Точная
копия Мавзолея, только без Ленина. Совершили акт вандализма и
уничтожили это произведение кулинарного искусства.
Одно из крупнейших в мире месторождений черники потом
интенсивно осваивалось и разрабатывалось. Теперь каждый учебник
по истории туризма иллюстрирован превосходными гравюрами Дюрера
"В вареньелитейном цеху", "Домна с вареньем", "Разлив варенья",
"Проба варенья".
Часть 4
Рометелло: Чай пахнет гробовой доской,
Не радует добавка шоколада,
И кашу манную (с изюмом) ем с тоской.
Не надо мне добавки. Нет, не надо.
Джульдемона: Рометелло, что, не нравится мой чай?
Готовила, старалась! Ты прекращай
Наезды эти. Не нравится -- так сам себе вари.
И с шоколада -- быстро перейдешь на сухари!
Рометелло: В одной палатке спим... А не поцеловались!
Уйду, меня там комары заждались.
О Джульдемона, будь поласковей немножко!
Хор: Любовь -- не картошка!!
Любовь -- не картошка!
(Из трагедии " Туристская невеста")
Ночи стали холоднее. Утром еще раз сходили на
месторождение, набрали два больших котелка, сварили и залили
варенье в двухлитровые баллоны. Потом сходили еще раз, доесть
чтоб и про запас. Ели-ели, но ничуть не доели. Разочарованные,
вернулись в лагерь и стали вспоминать страшилки про Красную
Руку, Белый Рояль, Синие пальцы и Черную простыню. Ксюша
напряглась и поведала жутковатое детсадовское предание про
Розовую Буханку. То ли люди ее ели, то ли она их, не помню. Я
вспомнил остросюжетную быль про Темного человека, Зеленую
байдарку и Белое весло. Встреча с ним сулила то же, что и
встреча с Белым спелеологом или, например, c Черным
альпинистом. Но я отвлекся, потом расскажу.
Тем временем под каменьями отмели отважный Миша Иванов
поймал голыми руками двух раков, большого и маленького. Самого
маленького отпустили, а остального бросили в кипяток.
Представляю, что бы он нам сказал, если б умел ругаться... В
общем, сварили и кровожадно сожрали, как голодные.
Опасаясь мести родственников рака, собрали палатки и
смылись. Прошли порожки, чисто прошли, классически. Сияло
солнышко, но не радовало оно первооткрывателей -- совсем
перестали попадаться приличные места на берегах. Даже причалить
нельзя -- обрывы, поросшие корнями и крапивой или бурелом.
Терпение наше через несколько часов лопнуло и мы отчаялись. И
вот у очередного поворота я вскарабкался на берег и полез
сквозь чащу искать какое-нибудь ровное местечко для лагеря.
Продирался-продирался, оставляя на сучьях клочья бороды и
вдруг, о чудо! увидел прекрасное место, чистое, ровное, удобный
спуск к воде и старое кострище. И проплыть нам нужно было за
поворот 100 метров всего. Когда байдарки проковыляли эти 100
метров, я встречал их на берегу уже как сторожил. Ура,
отмучились!
Этот волнующий момент вдохновил Рубенса на создание
исторического полотна "Нимфа, указывающая место для лагеря
преподобному Леониду" (холст, масло, темпера).
Бухтой Нежданной Удачи назвал я это место. Наверх от
лагеря вела тропиночка. Поднявшись на перевал, нашли немного
черники, брусничка кое-где, кучи грибов и немецкие пулеметные
ячейки по гребню. Наверно, они стерегли брод внизу. За
перевалом текла точно такая же река, как Великая, только в
обратную сторону. Может, Великая и делает такой крутой поворот
впереди, но мы не дошли до него.
На ужин был подан роскошный плов. К плову официант принес
спирт, настоянный на чернике. Стол был сервирован со вскусом и
чисто спелеологической утонченностью...
Лишь только златокудрый Феб позолотил верхушки деревьев, и
свежий ветр от уст Авроры долетел до наших палаток, мы все еще
дрыхли без задних ног. Годы берут свое... Утром Леша с Олькой
ходили по воде на левый берег. Олька вернулась. Леша -- нет.
Видать, усомнился. Мы подождали-подождали, подумали и стали
есть кашу. Лешина порция осталась. Уже собрались ее по-честному
поделить, как он вернулся и сам все съел, чем крепко обидел
бригаду. Но мы не злопамятные. Леша принес баллон брусники, мы
вспомнили, зачем пришли и полезли на перевал собирать, что
вкусно. Пока я ковырялся в окопе, а народ подбирал отдельно
стоящие брусничины, Леша ушел куда-то и вернулся с благой
вестью. За дурацким полем, густо засеянным березой, лежит
второе месторождение черники, еще более мудрое, чем вчера! И --
точно. Казалось бы -- ну не бывает больше и гуще, -- ан нет!
Присесть негде, всюду ягоды! Обжуешь себе место для задницы,
сядешь и ужаснешься: Да я же столько никогда не съем! Да куда ж
я все это дену-то?! И великая, всепоглощающая страсть овладела
нами. Глотали, не разжевывая, не было времени жевать.
Вот здесь обратите внимание на дар флорентийского
живописца "Второе благовещение Алексея". Картина совершила
переворот в итальянской живописи, положила начало новому
искусству, которое порвало с догмами средневековья и поставило
в центр творчества не бизнесмена и не политика, а нормального
человека, собирающего чернику. С фиолетовыми губами и грязными
руками, улыбаясь друг другу чернозубыми улыбками, мы напоминаем
шахтеров-забастовщиков, которые в забое за несколько месяцев
голодовки в ожидании зарплаты наловчились питаться углем. Хотя
эти образы крепких людей с простонародными грубоватыми чертами
лиц не наделены еще той идеальной красотой, которую придаст нам
искусство Возрождения, в нас есть героическая сила, восхищающая
и пленяющая вас сегодня. Прорвавшейся страстью дышит полотно...
И вот тогда мне в голову пришла гениальная идея
колонизации псковских земель хохлами и промышленного освоения
чернично-брусничных месторождений. Дальнейшее вы все знаете.
Вошедшая в моду черничная жвачка с необычайно устойчивым цветом
потеснила и вытеснила на мировом рынке хваленый Dirol и
Blend-а-med и принесла России многомиллиардную прибыль... А
началось все там, на этой черничной поляне. Этому периоду
посвящены две скульптуры Родена "Хохлушки в брусничнике" и
"Двуглавый хохол, поедающий чернику". Бронза, конец 20 века....
...Измученные, спустились в лагерь. Оказалось, опять наша
палатка дежурная. Миша сварил макароны, а питательный
витаминный отвар вылил! На землю! Зато добавил сыра в котелок.
Очень вкусно, но еще больше мало. После обеда народ опять ушел
на уборку. Росли кучи лисичек у костра, на котором унылый Игорь
варил варенье, скорбно наблюдая, как довольные други вываливают
очередную порцию поднятой на-гора высоковитаминизированной
добычи.
-- Да куда ж я все это разливать буду?!!
Бруснику оборвали всю. То eсть они подумали, что всю. Я
благоразумно промолчал о том, что за полянкой начинаются новые
заросли брусники. А то эта уборочная страда никогда не
кончится. Началась "черничная лихорадка". Люди трескали, не
жалея живота своего. Работали, как вирусы, пожирающие экран, а
лес все не кончался и не кончался, и дети уже начали писать
чернилами и черничные щупальца сплетались вокруг обезумевших
старателей...
Преодолев дьявольское искушение и затаптывая россыпи ягод,
я вернулся в лагерь. Там только один Олег варил что-то на
костре в консервной банке.
-- Леня! Я пеку пирог! -- похвастался он. Я пригляделся. В
банке жарился мокрый песок.
-- Его надо варить 85 минут,-- открывал свои кулинарные
секреты Олег, -- потом добавить волчьих ягод.
-- Ну-у... Это, наверно, невкусно будет... Кто ж такой
пирог станет есть?
-- Ты! -- разогнал мои сомнения радостный кондитер. --
Модар аркан курбаши чойхона байрам? Аллах акбар мурдоги ту!
На всякий случай я ушел подальше в лес. К ягодам, грибам.
Ибо не желудок должен подсказывать человеку выбор, но --
сердце.
Вернулись старатели, прикинули: а действительно, куда это
все изобилие девать? В канах -- ягода, все баллоны залиты
вареньем... В чем варить грибы для внутренней переработки? В
чем варить ужин? Легли спать, а у всех в глазах одно и то же --
черника, черника, черника.
Наступило утро нового дня. Заклеены пробоины и сварены
грибы. Потяжелевшие байдарки уверенно, без капли воды в трюмах
прошли несколько водопадов, завалов и порогов. Лидировали,
конечно, мы. Но на одном повороте пропустили Дещер-курбаши с
нукерами вперед. Это была наша роковая ошибка. Роковая.
Расслабившись, я начал сочинять приключенческий роман-быль
из жизни пиратов. Вот начало: "...Два пиратских брига, залатав
за день полученные в бою пробоины, покинули залив Нежданной
Удачи, вышли в открытое море и взяли курс на Бермуды. Впереди
шла "Глория", неся в трюмах все золото испанских галеонов,
которые выбросило в шторм на камни острова. Сзади, поскрипывая
старыми мачтами, шла "Святая задница" с грузом невольников и
серебра. Легрен де Люк, молодой, дерзкий и удачливый капитан
"Глории", торопливо листал вахтенные журналы с погибших
кораблей, пытаясь вычислить точные координаты того форта, где
"Кассандру" загружали золотыми слитками. Неожиданно появившиеся
рифы заставили его отложить промокший журнал. Легрен дал
команду убрать все паруса и корабль замедлил ход.
Барон де Щер, капитан "Святой задницы", обошел бриг,
повернул к узкому проходу в рифах и тоже стал убирать паруса.
Развернувшись правым бортом, злопамятный флибустьер загородил
проход в море и дал команду канонирам открыть орудийные люки и
запалить фитили. На залп в упор с "Глории" могла ответить
только одна вертлюжная пушка, и Легрен, не поднимая красного
вымпела к черному флагу, приказал команде готовиться к
аббордажу.
Они сошлись через четыре минуты..."
В действительности все было еще кошмарней. У следующего
порога меж двух валунов байдарка Дещера остановилась и стала
думать. Как мы ни тормозили, стремительное течение Великой реки
почти вплотную сблизило нас и прижало к валуну. Подумав,
курбаши в черной штормовке весланул плескателем и угреб. Черный
человек, зеленая байдарка и белое весло, вспомнил я, -- что-то
это напомнило... Но вспомнить не успел.
Потому что "Глория", медленно кренясь под напором течения,
стала наползать на покатый бок валуна, фальшборт коснулся
стремительного потока и в трюм ринулась вода. За одно страшное
мгновение корабль наполнился водой и поток стал медленно
переламывать его пополам...
Часть 5
Так плыть или не плыть? Подумать надо. Что благороднее:
Кряхтеть под рюкзаком, мечтая о привале, иль важничать на бале?
Давиться счастьем в ресторанном зале, крутую скуку разбавляя
коньяком... Достойно ли: остановиться на пути, Не надрываться,
как рабы И не ломая головы идти туда, где в нескончаемом
кошмаре, Быть может, водку пьянствуют жлобы, Играя на
расстроенной гитаре? Зачем стремиться к незнакомому костру?
Самоуверенны? Робки ли? Ох, это не к добру. Нас никому не
жалко. И не страна, а соковыжималка. Изведать в жизни все:
болота, кашу с комарами, оверкили, дыру в байдарке, центнер в
рюкзаке и бег по граблям налегке... Иль лучше мне остаться
дома? И слушать пение магнитофона, и телевизор -- лучший друг,
назойливее миллиона Комаров и мух. Соседки взгляд кичливый.
Свет в чужом окошке и у подъезда -- черной кошки пробег
неторопливый... Так день за днем по кругу ходит Я счастья жду,
а -- ничего не происходит, И сердце не болит И вечер дома
быстро пролетит... Вот в чем разгадка! Вот какая штука! Уйду из
дома, выбрав неожиданный маршрут И буду заново искать приют, А
там -- посмотрим. Жизнь и смерть, любовь и мука красивая
кончина и разлука Найдут они меня? Иль не найдут? Посмотрим.
Хуже ждать, зимой и летом, Ведь в ожиданьи, в промедленьи этом
Летит, летит к чертям собачьим все то, что называют счастьем.
(Монолог принца Чайника из трагедии "Одинокий рюкзак")
Байда Дещера ушла вперед и нукеры даже не оглянулись.
Трусы. Предатели. Убийцы!
...Мы с Игорем вышли из внутренних вод во внешние и
попытались сдвинуть байду с валуна. Ни хрена, водоизмещение
байды -- 0.33 тонны. Она выгнулась, как туго натянутый лук и
под напором течения хрустели дюралевые косточки. SOS мы не
успели передать, но трусы и предатели сами заметили, что
ощущение комфорта и сухости кожи у нас исчезло, вернулись,
стали раздеваться и давать советы.
-- Из--за вас все! -- гневно сказали мы. -- Встали тут,
понимаешь! Как коровы на пляже!
-- Мы не виноваты! -- поспешно сказали трусы и предатели.
-- Не надо было подходить к камням! И не трогайте лодку, а то
она переломится!
Конечно, они волновались не за наши жизни, а за судьбу
своего варенья. Все вещи наши были под водой. Фотоаппарат я как
раз перед этим вынул из гермы, чтоб добить пленку. Не добил,
так доконал, это точно. Весь остальной экипаж тоже был без
суперпамперсов в эти критические минуты. Только Ксюша была
невероятна суха, потому что сидела у матери на коленях. Как
священное знамя полка из огня, Ксюшу вынесли с корабля на
берег. Совместными усилиями трещавшую по всем швам и ребрам
байдарку сняли с валуна и она ушла на дно. Водолазы произвели
спасработы и подлодка скрытно, под водой, была подведена к
берегу и осторожно дала дифферент на корму. Капитан подводной
лодки, Герой Советского Союза Игорь Куколев произвел всплытие и
мы начали котелками вычерпывать воду...
Вот скульптурная композиция, посвященная отважным
покорителям порогов и нашим героям в частности. Выделяются две
основных группы: центральная и заднего плана. Хорошо и
выразительно вылеплена фигура впередисмотрящего. Он сидит в
недоуменной позе, как бы говоря: Эх, блин, ядреныть! Неужто!
Дык?! Героическая мать подняла на руки свое дитя, которое
тянет, тянет свои ручонки к отцу-рулевому, прося помощи и как
бы укоряя поколение отцов за их жестокие ошибки. Бугрится
чугунными мускулами фигура отца, стоящего по пояс в ледяной
воде и пытающегося из последних сил удержать на плаву корабль.
Убедительность и многоплановость композиции дополняют фигуры
друзей. На их лицах удивление, скорбь, легкая грусть и скрытые
ухмылки. На заднем плане -- бог моря Посейдон.
А берег в этом месте, как назло, был крутой, обрыв прямо.
Кое-как выгрузили потяжелевшее добро и заползли наверх. Опять
мои болотные сапоги, хорошо просушенные и вчера только
заштопанные 6-миллметровым репшнуром по самые борта полны
водой. Зря клеил. С дыркой удобнее воду сливать. Тулетная
бумага промокла и нечего было запихать в сапоги для просушки.
Но постепенно костер и солнце сделали свое доброе дело, вещи
подсохли. На байдарку, еще неделю назад абсолютно новую, больно
было смотреть. У нее был сломан кильсон и сильно погнут
штевневый блок. Плыть на ней было нельзя. И тут, когда мы
отчаялись, вперед вышел Миша Иванов младший и сказал:
-- Не унывайте, друзья! Нет, мы не похороним ее! Мы
заклеим ее клеем "Феникс"!
Или это он сказал в каком-то сериале? Или в рекламе?...
Короче, починили мы ее. У нас был, правда, не закрытый, а
открытый перелом, поэтому мы спилили сосну, обстругали ее и
привязали вдоль днища. Так впервые люди изобрели скрытый таран
для сокрушения подводных преград.
-- Теперь при переломе байдарки будет слышен характерный
хруст, -- сострил кто-то.
Да, эта байда только с айсбергом не сталкивалась. Все
повидала. Но могло быть еще хуже. Мог пойти дождь. Мы могли,
например, перевернуться. Но все-таки мы не кильнулись. Только
утонули немного. Хорошо хоть, что байдарка была чужая, а не
Иренкина. Когда она потом узнала, что байда переломилась, так
очень раскаивалась, что доверила мне свою байдарку. Но когда
услышала, что я в поход пошел на чужой -- то так обрадовалась!
Да, вот полотно работы Сезанна "Раскаяние Ирены". Дар
картинной галереи Дрездена. Дерево, темпера. "Радость Ирены"
сейчас находится на реставрации.
Подсохли и осторожно поплыли дальше, шарахаясь от любой
ряби на воде. Но порог, где мы немного утонули, был последним.
Дата добавления: 2015-08-27; просмотров: 32 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |