Хвост самолета Ямамото после падения 13 страница

В тот же день Ямамото пишет Чийоко, — как оказалось, свое последнее письмо:

«Дорогая Чийоко!

Твои письма от 27-го и 28 марта наконец-то дошли до меня вчера вечером 1 апреля: самолет задержался из-за плохой погоды. Спасибо и за остальное, что пришло с письмом, — хлопковое кимоно, мыло и т. д. Больше всего я рад слышать, что ты принимала у себя начальника штаба, Фудзии, Ватанабе, Канооку и снова Санаги; думаю, им следовало ограничиться одним разом. Кажется, они повеселились основательно, а потом приходили ко мне по очереди поведать о Камийячо и о том, что случилось с Ямагучи. Я почти начал ощущать себя дома и сам увидел тебя.

С Ватанабе разговор затянулся за полночь, в общей сложности около трех часов: он мне рассказывал в деталях о доме в Камийячо, о твоем здоровье и обо всем, что ты для них сделала. Как ты очень хотела дать ему новое хлопковое кимоно, хотя то, что предназначалось для меня, уже старое, и как ты постирала ему носки, когда они промокли под дождем, и дала ему еще новую пару, как много раз кормила его. Он, как утверждает, чувствовал себя неудобно, но я его успокоил: это потому, что ты знала о нем и была ему благодарна, — ведь я много раз напоминал, как усердно он работал со мной три с половиной года. «Не много найдешь таких добрых и заботливых людей», — произнес он, — кажется, был тронут до глубины души.

Фудзии тоже хвалил тебя и говорил, какая ты заботливая; признался, как однажды ввалился к тебе поздно ночью и не только держал тебя на ногах допоздна, но еще и затеял деловой разговор с Каноокой и как они заметили, что ты тактично ушла вниз, на первый этаж. «Воистину, — откликаюсь я, — она — единственная личность, перед которой я искренне преклоняю голову, кроме его величества. Уверен, вы видите почему». «Боимся, что видим!» — отвечали они, и все радостно рассмеялись. Я был на самом деле счастлив... Рад слышать, что Умекома получила разрешение, приятно узнать, что это место может оставаться таким, как есть. Что касается моего здоровья, как я тебе когда-то говорил, у меня давление крови как у тридцатилетнего. Онемение рук... единственная проблема сейчас, что чуть-чуть немеют третий и маленький пальцы правой руки. Но я сознательно преувеличиваю это в переговорах с Токио, и кажется, это пробудило там какое-то движение (хотел бы этого). Тем не менее флотский врач уже сделал мне сорок инъекций витаминов В и С и боль на сегодня практически исчезла (но другим я говорю, что все еще болею). И тебе абсолютно незачем волноваться, но прошу, никому не говори правду, — говори, меня несколько подкосила эта жара и то, что почти не схожу на берег. Завтра на короткое время отправляюсь на фронт. Со мной летят старший офицер штаба Куросима и штабной офицер Ватанабе. Не смогу писать примерно недели две. 4 апреля мой день рождения. После всего, что я услышал о тебе, могу отправляться в поездку с легкой душой. Ладно, береги себя, и пока все.

Исороку».

Вместе с письмом в конверте небольшой локон и стихи, написанные на отдельном листе бумаги. Каноока, упомянутый в письме, — капитан 2-го ранга Каноока Эмпеи, тогда служивший офицером по информации и секретарем премьер-министра. Санаги — капитан 2-го ранга Санаги Такеси, бывший офицер штаба авиации при Ямамото, а тогда работал в дивизионе операций морского генерального штаба. Умекома — гейша с Симбаси и подруга Чийоко, которая вела хозяйство в Уменодзиме.

На следующее утро, 3 апреля, Ямамото в сопровождении своих штабных офицеров, помощников, флотских врача, казначея, шифровальщика и метеоролога спустился по трапу на катер и покинул «Мусаси», провожаемый остающимися членами командования и экипажем корабля. По прибытии на базу гидросамолетов Нацусима группа разделилась и пересела на два гидросамолета. После взлета самолеты совершили прощальный круг над «Мусаси» и устремились на юг, а в 13.40 прилетели в Рабаул.

Ямамото приветствовали флотские командиры Кусака Дзинъичи, Одзава Дзисабуро и Микава Гунъичи; устроили его в здании штаба флота Юго-Восточного района.

Вскоре генерал-лейтенант Имамура Хитоси, командующий 8-й полевой армией, также приехал приветствовать Ямамото. Еще с конца 20-х годов они с Ямамото партнеры в бридж и вели между собой дружеское соперничество. Весьма возможно, что Ямамото с ним чувствовал себя свободнее', чем с любым иным армейским профессиональным офицером. 21 ноября прошлого года, когда он побывал у Ямамото на борту «Ямато» в Труке, по пути к месту назначения в Рабауле, он хорошо запомнил слова Ямамото:

— В этом состоянии нет смысла быть неискренними друг с другом. На флоте обычно говорили, что один истребитель «зеро» может сразиться с пятью, а то и десятью американскими самолетами, но это в начале войны. После потери стольких хороших пилотов на Мидуэе нам трудно обеспечить им замену. Даже сейчас все еще говорят, что «зеро» способен драться с двумя, но противник восполняет свои потери в самолетах в три раза быстрее, чем мы; пропасть между нашими силами увеличивается с каждым днем, и, честно говоря, сейчас наше положение выглядит в черном цвете.

Кусака Дзинъичи, встретивший Ямамото впервые за шесть месяцев, обратил внимание на мутный цвет его глаз, — первое впечатление, что адмирал исчерпал свои силы. Неподалеку от штаба Кусаки возвышался холм высотой около трехсот метров, общеизвестный как холм Резиденции, поскольку во времена германского контроля над островом там жил германский губернатор. Ямамото поместили в коттедже на этом холме, где ночами довольно холодно.

Глава 13

Часть 1-3

Ha следующий день после приезда Ямамото воздушные части в Рабауле должны приступить к операции «I» — тотальному наступлению на Гуадалканал. Но 4 апреля (день рождения Ямамото) принесло жестокий шторм, и полеты задержали на три дня. Наконец 7 апреля начата крупномасштабная атака объединенными силами истребителей и бомбардировщиков на остров Гуадалканал и корабли союзников вблизи него. Атаки велись четыре дня с перерывами — седьмого, одиннадцатого, двенадцатого и четырнадцатого, — и в них приняли участие в общей сложности 486 истребителей, 11 бомбардировщиков морской авиации и самолетов наземного базирования, включая некоторые, летавшие с передовых баз в районе Бугенвиля.

Каждый раз, когда взлетали самолеты, Ямамото появлялся на палубе, в белой форме, и махал фуражкой, прощаясь с ними. Затем возвращался в комнату Кусаки в штабе флота Юго-Восточного района, где садился на диван и проводил время за обсуждением операций, может быть, с Кусакой, Одзавой и Угаки, или просто беседуя, или играя в шоги. В остальное время он посещал больных и раненых в госпитале; он явно не любил бездеятельности — его энергичность говорила о том, что его затуманенные глаза — временное явление. Ел с обычным аппетитом. Уже значительно позже Рабаулу пришлось подумать о самообеспечении продовольствием; а на тот момент полным-полно фруктов и всяких продуктов, доставленных из Японии. Пробовали даже готовить сукияки из мяса морских черепах.

Кусака, почти беспрерывно страдавший от жестокой тропической дизентерии, практически ничего не ел.

— Постарайся съесть хоть что-нибудь! — уговаривал его Ямамото.

Как-то утром, когда Кусака на лошади подъехал к коттеджу на холме Резиденции, Ямамото сорвал с грядки огурец и попробовал заставить Кусаку откусить его. Между этими двумя отношения были вполне близкие и доверительные. Как говорил Кусака, флот, хотя и не без своих классовых различий, в отличие от армии, традиционно избегал многих излишних формальностей в языке и обращении. «Позднее, — вспоминал Кусака, — моряки стали копировать армию и использовать «ваше превосходительство» и т. п., но я не вижу ничего плохого в обращении на «ты»!»

Как-то Кусака с Одзавой решили устроить маленькую встречу выпускников Морской академии 1937 года, которым довелось в этот момент оказаться в Рабауле. Когда Ямамото узнал об этом, он сказал:

— Не думаю, что народ станет возражать против моего присутствия, — и появился на встрече с бутылкой «Джонни Уокер. Блэк лэйбл».

Дело в том, что в 1909 году, когда класс оканчивал Морскую академию и отправлялся в тренировочное плавание в дальние моря, Ямамото, тогда еще лейтенант, служил дивизионным офицером на учебном судне «Сойя» — корабле, на котором класс уходил в океанский круиз после завершения учебы. Когда вечеринка была в полном разгаре, кто-то предложил отметить событие сбором йосегаки (коллекции подписей присутствовавших), и Ямамото предложил, в свою очередь, послать по одной копии адмиралам Судзуки и Коге. Тридцать четыре года назад, во время этого учебного плавания, Судзуки — капитан «Сойи», а Кога — вольноопределяющийся на судне. Сам Ямамото начал колекцию для Судзуки, написав кисточкой свое имя и должность в то время и на данный момент: «Ямамото Исороку, дивизионный офицер на «Сойе», ныне главнокомандующий Объединенного флота». Остальные последовали его примеру. Ямамото не мог знать, что эти две колекции подписей будут доставлены немедленно после его собственной смерти.

Играя в шоги с Ватанабе Ясудзи в комнате отдыха штаба, Ямамото не переставал прислушиваться к вещанию американских радиостанций на коротких волнах. Так он узнал, что объявление о начале войны по времени сделано уже после нападения на Пёрл-Харбор и что американские правительство и народ глубоко возмущены этим фактом. «Так что все равно мы поспешили, — сказал он Ватанабе. — Это плохо. Не знаю, кого из нас убьют первым, но, если я умру до тебя, хотел бы, чтобы ты сказал императору, что Объединенный флот определенно не планировал того, что произошло. Мы думали, что проводим операцию согласно графику».

Проходили дни. Операция «I» завершилась более или менее успешно, и предусмотренное пребывание Ямамото в Рабауле близилось к концу, когда он захотел провести однодневный облет баз в районе Шортленда — ближайшем к линии фронта на Гуадалканале, чтобы поднять дух солдат.

Решение о поездке Ямамото принял лично 13 апреля, а после полудня в подразделения на базах, воздушные флотилии и гарнизоны послана радиограмма, в которой, в частности, говорилось: «Главнокомандующий Объединенного флота 18 апреля лично посетит Баллале, Шортленд и Буин. Расписание посещения следующее: 6.00. Вылет из Рабаула на атакующем самолете средней дальности (с эскортом из шести истребителей). 8.00. Прибытие в Баллале и немедленное продолжение маршрута на морском охотнике до Шортленда с прибытием в 8.40... 14.00. Отбытие из Буйна на самолете средней дальности. 15.40. Прибытие в Рабаул... Из-за плохой погоды переносится на один день».

Приблизительно в 180 милях к юго-востоку от Рабаула, остров Новая Британия, лежит остров Бугенвиль, а на его южной оконечности находится база Буин. В каких-то пяти-шести минутах лёта к югу от Буйна расположен остров Шортленд, а прямо на восток от него — крошечный островок Баллале, на котором нет ничего, кроме взлетной полосы. К юго-востоку от Бугенвиля лежат острова Шуасель, Санта-Исабель и Гуадалканал; вместе они образуют Соломонов архипелаг.

Совсем немногие из сотрудников Ямамото были против планируемой поездки. Первым выдвинул возражения главнокомандующий 3-го флота Одзава Дзисабуро. Когда Ямамото не поддался на уговоры, тот обратился к офицеру штаба Куросиме:

— Если он все-таки настаивает на поездке, то шесть истребителей совершенно недостаточно. Скажите начальнику штаба, что он может взять у меня столько самолетов, сколько посчитает нужным.

Но начальник штаба Угаки находился в постели с лихорадкой денге, предложение Одзавы так его и не достигло.

Двумя месяцами ранее, 10 февраля, генерал-лейтенант Имамура, точно так же как собирался Ямамото, на гидросамолете отправился посетить своих офицеров и солдат на Буине, которые долгое время сражались, отрезанные от источников продовольствия. За десять минут до того, как им предстояло приземлиться в Буине, буквально ниоткуда возникла эскадрилья из тридцати американских истребителей. Младший офицер, пилотировавший самолет, сказал сидевшему на заднем сиденье Имамуре, что попробует увернуться от противника. Влетел прямо в облака, после виражей и поворотов в облачности объявил, что хочет осмотреться, — и с восхитительным хладнокровием вылетел из облачности. Вражеские истребители их проворонили, и самолет приземлился, побывав на волоске от смерти.

Имамура рассказал Ямамото о том, что ему пришлось пережить, втайне надеясь предупредить его о подстерегающих опасностях, но Ямамото всего лишь высказал радость по поводу спасения Имамуры и искусства, проявленного младшим офицером, но остался верен принятому решению.

Когда главнокомандующий 11-й воздушной флотилии на Шортленде контр-адмирал Дзосима увидел радиограмму от 13 апреля, он сказал своим штабистам:

— Что за глупость отправлять такие длинные и детальные радиограммы о деятельности главнокомандующего в такой близости от фронта! Такие вещи надо прекратить!

Семнадцатого, за день до вылета Ямамото, он прилетел в Рабаул и лично предупредил Ямамото, что нужно отменить план, он слишком опасен, но Ямамото его не послушал:

— Я должен лететь. Я дал им знать, и они готовятся к моему приезду. Полечу завтра утром и вернусь к закату. Не поужинать ли нам вместе?

Находясь в Труке и Рабауле, Ямамото каждый день надевал белую униформу, но утром 18 апреля он появился из своего домика одетый в новую, темно-зеленую упрощенную форму. Куросима и Ватанабе оставались в Рабауле; начальник штаба Угаки и другие семь офицеров, летевшие вместе с Ямамото, проследовали за Ямамото на машине до аэродрома на востоке Рабаула вместе с вице-адмиралом Одзавой и другими лицами, провожавшими их.

Два самолета-бомбардировщика типа 1 705-й эскадрильи уже ожидали их. Четыре пассажира — Ямамото, флотский врач Такада, офицер штаба авиации «А» Тоибана, который принял должность от Мивы, и помощник Фукузаки — сели в первый самолет; второй взял на борт начальника штаба Угаки, флотского казначея Китамуру, метеоролога флота Томоно, штабного офицера связи Иманаку и офицера штаба авиации «В» Мурой.

Командир и старший пилот первого самолета —- старший вольноопределяющийся Котани. Второй самолет вели младший офицер первого класса Танимото и старший пилот, младший офицер второго класса Хаяси. Эти многоопытные, надежные люди участвовали во многих сражениях.

Два самолета взлетели в шесть часов, точно по плану, с восточного аэродрома. Вслед за ними в облаке пыли поднялись шесть истребителей «зеро» 204-й эскадрильи и немедленно разделились на две группы по три, чтобы прикрывать с обеих сторон самолеты, в которых летели Ямамото и другие офицеры.

Спустя полтора часа самолеты летели вдоль западного берега Бугенвиля на высоте около 2200 метров над плотными зарослями джунглей. Уже близки Буин и Баллале, а капитан только что передал назад клочок бумаги со словами: «Ожидаемое время прибытия в Буин 7.45», когда один из истребителей вдруг набрал скорость и обогнал их самолет; накренился на крыло — можно видеть пилота, он на что-то показывал.

Посмотрев вправо вниз, увидели дюжину или более американских истребителей «Р-38», летевших в южном направлении на высоте примерно на 500 метров ниже их самих. Примерно в той же точке Инамура встретил самолеты противника два месяца назад.

Заметив японские самолеты, эскадрилья «Р-38» немедленно избавилась от дополнительных баков с горючим и с очевидным намерением завязать бой разделилась на две группы: одна круто устремилась вверх, а другая сделала маневр, чтобы оказаться впереди и перехватить два самолета типа 1. Первый из японских самолетов попытался уйти от них, ринувшись вниз, чтобы лететь на малой высоте над джунглями, и резко свернув влево в направлении базы в Буине, прямо впереди по курсу.

Не делая никаких попыток уйти от контратакующих «зеро», истребители «Р-38» воспользовались возможностью спикировать на две цели сверху и сзади.

О том, что произошло после этого, существуют самые разные истории. С японской стороны еще живы два свидетеля: Янагийа Кендзи, один из уцелевших, летчик эскадрильи эскорта «зеро», и Хайяси Хироси, старший пилот второго самолета. Хайяси — единственный, кто способен описать, что происходило на борту самолета с членами командования Объединенного флота, и потому его свидетельство представляется особенно ценным. Остававшиеся в живых двадцать один человек из штаба и экипажей самолетов к настоящему времени скончались.

Хайяси, здоровый и веселый, держит рыбный магазин на острове Якусима в префектуре Кагосима, где к тому же возглавляет местную бригаду пожарников. На острове его хорошо знают. Он хранит свою летную книжку тех лет, но вполне возможно, что за прошедшие двадцать шесть лет в его воспоминания о тех днях вкрались неточности.

В своей «Сенсороку» Угаки дает детальный отчет; тяжело раненный при падении самолета, он изложил свои впечатления лишь 18 апреля 1944 года, спустя целый год. Поэтому и от него не следует ожидать абсолютной точности во всех аспектах. Действительно, существуют несовпадения между «Сенсороку» и рассказом Хайяси; вернемся поэтому на место событий и сопоставим оба свидетельства там, где они разнятся.

Впервые Хайяси узнал о своем предстоящем 18 апреля полете из приказов, объявленных вечером 17 апреля. Вначале подумал, что это обычный полет на Буин, но подошел командир подразделения и сообщил, что завтра ему следует одеться согласно уставу. Хайяси, привыкший для удобства в полете надевать только куртку поверх своей теплозащитной одежды, поинтересовался почему и узнал, что с ним летят главнокомандующий Ямамото и другие высокопоставленные офицеры штаба Объединенного флота.

Бомбардировщики типа 1 705-й эскадрильи располагались на базе Вунаканау на холмах, поэтому самолеты номер 323 и 326, отобранные для этой миссии, взлетели на рассвете из Вунаканау и прибыли на восточный аэродром у моря. В ожидании пассажиров летчики заглушили моторы, и вскоре подъехал Ямамото со своей группой. Такада и Китамура в белой форме, главнокомандующий и остальные — в темно-зеленой. За день раньше по предложению начальника штаба решили, что все наденут полевую форму, поскольку неуместно офицерам штаба появляться перед офицерами и солдатами-фронтовиками в чем-то ином; но вероятно, это решение не дошло до Такады и Китамуры. Ямамото это привело в раздражение, но поздно было что-либо предпринимать, поэтому группа разделилась на две части, и все тут же сели в самолеты. Вначале по расписанию взлетел самолет с Ямамото, затем второй, а потом истребители эскорта. Погода стояла отличная, при хорошей видимости, — приятный для полетов день. Вскоре начальник штаба Угаки, сидевший позади, за старшим пилотом Хайяси, начал дремать. Когда командир самолета младший офицер Танимото, сидевший в кресле второго пилота, хотел доложить, что через пятнадцать минут они прибудут в Баллале, Угаки все еще дремал. Вероятно, в креплении радиоантенны самолета отвинтился винт или что-то в этом роде — она стала шататься. Обернувшись, Хайяси доложил об этом и сказал, что это их слегка задержит, но Угаки лишь что-то сонно пробормотал.

Почти сразу после этого обнаружилось, что один из «зеро» эскорта стал приближаться к первому самолету, который начал быстро пикировать. Приборы показывали, что он увеличил скорость до 240 узлов. Хайяси вспоминает: ему подумалось — опасно терять высоту с такой скоростью.

В «Сенсороку» говорится: «Самолет номер 2 четко выдерживал место в боевом порядке, находясь слева и слегка сзади от самолета номер 1, — так четко, что временами казалось, концы крыльев соприкоснутся, и я хорошо видел профиль главнокомандующего, сидевшего на месте капитана, и очертания людей, двигавшихся внутри салона. Полет приятный, — я сидел и слушал объяснения со ссылкой на полетные карты и видимые внизу объекты».

Потом — Угаки все дремал — самолет номер 2, отстававший из-за неисправности радиоантенны, стал по той же причине еще более отдаляться.

Должно быть, дурное предчувствие заставило Угаки очнуться. Потом он писал в «Сенсороку»: «Все почувствовали — происходит что-то не то. Я спросил командира, который стоял в проходе:

— Что случилось?

Он ответил: — Наверное, какая-то ошибка. Этот ответ — сам по себе огромная ошибка и нетерпимая расхлябанность.

Вдруг Хайяси, сидевший за штурвалом в кресле старшего пилота, увидел, как прямо над его головой пролетела красная трассирующая пуля. Одновременно командир самолета, младший офицер Танимото, хлопнул его по плечу с криком:

- Вражеские самолеты! Ошеломленный, он огляделся и сквозь крышу кабины увидел «Р-38». С этого момента у него едва ли было время разобраться в том, что происходит, — его уже не волновала вибрация радиоантенны. Резкое пике, поворот на высокой скорости более чем на 90 градусов — и вот самолет уже летит над верхушками деревьев (внизу расстилаются джунгли) в отчаянной попытке избежать атаки.

К этому времени самолет номер 1 летел в двух с половиной милях справа от самолета номер 2, на небольшой высоте, теряя скорость, и уже извергал черный дым и пламя.

Угаки приказал офицеру штаба авиации Мурой, стоявшему в проходе, следить за самолетом главнокомандующего, потом обернулся к пилоту и прокричал:

— Следуй за номером один! Следуй за номером один!

Хайяси совершал отчаянные маневры в стремлении уйти от нападавших, иногда пользовался одной ногой, а иногда только руками, пока направлял самолет в крен и делал крутые повороты, — этот приказ поверг его в шок, он, как признается, оказался в замешательстве. Пока вражеские самолеты не обращали на них особого внимания, оставался шанс хотя бы самим спастись. Но приказ отдал начальник штаба Объединенного флота; он решил, как ему приказано, держаться как можно ближе к самолету номер 1. Однако после нескольких быстрых поворотов они потеряли второй самолет из виду.

Вновь набрали нужную высоту, самолета главнокомандующего нигде не видно, высокий столб черного дыма поднимается из густой зелени джунглей...

Истребители «Р-38», разделавшись с первым самолетом, немедленно переключились на второй. Младший офицер Хайяси направил самолет в сторону моря, остерегаясь, что над джунглями с ними быстро расправятся. Моторы работали на всю мощь. Он держал самолет примерно в пятидесяти метрах от берега и снижался до высоты, когда казалось, пропеллеры касаются воды. Правда, почти тут же, должно быть, снарядом пробило элероны, — самолет внезапно потерял управление и рухнул прямо в море. Вероятно, он вошел в воду под острым углом: пилот увидел, как один из двигателей отлетел в сторону.

Хайяси мгновенно потерял сознание, а когда пришел в себя, оказался в воде, у основания левого крыла самолета, — охваченный пламенем, он лежал наполовину на боку, а хвост и правое крыло высоко выступали из воды.

Географически они находились чуть к северу от Мойла-Пойнт, на юго-западной оконечности острова Бугенвиль. Хайяси поплыл к берегу. Угаки чуть позже поплыл тоже; заметив в самолете несколько пробоин от прямых попаданий «Р-38», он решил: все, конец. Когда самолет ударился о воду, Угаки выбросило наружу через проход, все вокруг потемнело... Но вот он вновь различает мир, — огляделся в удивлении и понял, что поднялся на поверхность воды.

Как видно, обоих, Угаки и Хайяси, выбросило при контакте с морем из самолета через навес над кабиной. Самолет яростно пылал, никаких признаков, что где-то рядом другие офицеры штаба и члены экипажа. Рядом плавало множество деревянных ящиков. Угаки схватился за один, самый крупный, серый ящик для инструментов, и стал грести к берегу, пользуясь лишь ногами. Заметил члена экипажа в летном шлеме, плывущего немного впереди, окликнул.

С берега послышались звуки артиллерийской стрельбы; армейские посты наблюдения обстреливали их, посчитав за американцев.

— Дай сигнал! Дай им сигнал! — неистово кричал Угаки Хайяси.

Тот услышал и стал осматриваться, но пули свистели у него над головой, — он продолжал плыть к берегу, стараясь как можно дольше оставаться под водой. Течение быстрое; Угаки понял, что его несет параллельно берегу, не приближая к нему; но скоро один солдат (Хайяси рассказал, кого сейчас уносит течением) разделся и поплыл в направлении Угаки. Проплыв примерно десяток метров и приблизившись к Угаки, вдруг воскликнул:

— Да это же офицер штаба! Так Угаки добрался до берега. Воспоминания Хайяси и рассказ Угаки не совпадают в том, являлось ли это место Мойла-Пойнт, где находилось подразделение морской пехоты, или это другое, далее на север, но оба сходятся в том, что первая помощь им оказана армейским ординарцем.

Угаки был тяжело ранен, но младший офицер Хайяси отделался царапинами и слегка порезал рот. Несмотря на это, ординарец вдруг стал ни с того ни с сего как-то странно на него посматривать. После того как Хайяси сам задал ординарцу несколько вопросов, ему показалось, что они где-то раньше встречались. И действительно, по невероятному совпадению этот человек, до того как Хайяси ушел на флот, работал вместе с ним трамвайным кондуктором в Яхате на Кюсю.

Как припоминает Хайяси, бывший коллега оказал Угаки первую помощь, а потом их обоих отправили в Мойла-Пойнт на грузовике.

Контр-адмирала Курасиму нашел и спас гидросамолет, пока он, раненный, плыл в одиночестве, и доставил прямо в Мойла-Пойнт. У него была рана в горле, и на слова поддержки, которыми ему старался помочь Угаки, он мог отвечать лишь нечленораздельными звуками.

Фактически только эти трое и уцелели из всех, кто находился на борту самолета номер 2. Примерно через час на морском охотнике прибыл старший морской врач 1-го подразделения базы в Буине капитан 2-го ранга Табучи и оказал всем первую помощь, а потом их отправили в лазарет на базе. Было решено Хайяси, как младшего офицера и легко раненного, отправить назад в Рабаул в тот же день. Когда он вернулся на восточный аэродром к концу дня, его быстро изолировали в 8-м морском госпитале. Конечно, целью было не лечение, а желание предотвратить любую утечку информации. И все же, говорит он, как только его подвергли обычному допросу, он уже не испытывал каких-либо ограничений.

В его полетной книжке есть запись о двухчасовом полете в воскресенье 18 апреля 1943 года в один конец на самолете номер 326 из RRF (Рабаул) в RWP (Буин); после этого она остается чистой вплоть до тех пор, пока он снова начал летать 15 июня. В этом интервале Хайяси уплатили сумму в двадцать иен от имени главнокомандующего флота Юго-Восточного района вице-адмирала Кусаки.

Примерно в полдень того же дня Куросима и Ватанабе, два штабных офицера, остававшихся в Рабауле вместе с Кусакой и Одзавой, узнали о гибели самолета Ямамото из сообщения из Буйна и докладов возвратившихся истребителей эскорта. Еще не было известно, жив ли главнокомандующий.

В 14.30 морскому министру и начальнику морского генерального штаба отправлена следующая радиограмма:

«Телеграмма № 181 430. Секретно От: главнокомандующего флота Юго-Восточного района «А» Доклад номер 1

Бомбардировщики наземного базирования, на которых летели члены командования Объединенного флота вместе с шестью истребителями прикрытия, встретились и вступили в бой с более чем десятью истребителями противника в окрестностях QBB примерно в 7.40.

Бомбардировщик номер 1 (на котором были главнокомандующий (А), флотский врач (С), офицер штаба Тои- бана (Е) и помощник (F)), по свидетельству очевидцев, извергая пламя, под небольшим углом врезался в джунгли в 11 морских милях к западу от QBV, а самолет номер 2 (на котором были начальник штаба (В), казначей флота (D), метеоролог флота (G), офицер связи штаба (Н) и офицер штаба Мурой (I), совершил вынужденную посадку на море к югу от Мойга (так в тексте. — X. А.). Насколько известно на данный момент, спасены только В и D (оба ранены). В настоящее время организуются поиски и спасательные работы. (Эта телеграмма впредь именуется докладом «А».)»

Радиограмма отправлена в 14.30; ее номер содержит дату и время. Принята Токийским подразделением связи, находящимся в здании морского министерства, в 17.08; расшифровка завершена в 19.20. Рассматривалась как «военный секрет». Слово «Мойга» в тексте, вероятно, ошибка чиновника, — должно быть «Мойла».

В соответствии с рапортом, составленным членом департамента аэронавтики Сагарой Тацуо, служившим адъютантом в морском генеральном штабе, капитан 3-го ранга Асада, член бюро по морским делам, пришел в секретариат министра (в тот вечер почти пустой); с чрезвычайно озабоченным выражением лица он вручил копию сообщения капитану 1-го ранга Янагисаве, старшему адъютанту, который задержался допоздна. Тот стал читать — и лицо его делалось все более торжественным. Скоро в министерстве закипела бурная деятельность; поздно ночью, стараясь оставаться незамеченными для посторонних, один за другим прибывали руководители флота, среди них — морской министр Симада, его заместитель Савамото, начальник морского генерального штаба Нагано, его заместитель Ито и Фукудоме, глава 1-го управления.

В Рабауле штабной офицер-администратор Ватанабе, организовав отправку своего первого рапорта в Токио, хотел немедленно лететь на место события, но самолет не подготовили вовремя, к тому же разыгрался сильный шторм; отлет перенесли на следующий день. Прибыв на Буин около восьми часов утра 18 апреля вместе со старшим медиком флота Юго-Восточного района капитаном 1-го ранга Окубо, Ватанабе поспешил прямо в лазарет, разместившийся в пальмовой роще.

Угаки был серьезно ранен — разрыв радиальной артерии и сложный перелом правой руки; но он сильный человек, — даже когда ему делали уже неизвестно какую по счету противоинфекционную инъекцию, нашел силы пошутить: может быть, это «излечит его R». «R» означало гонорею (rimbyoпо-японски) и входило в морской жаргон, так как многие морские офицеры в то или иное время знакомились с этой болезнью. И все же, увидев Ватанабе, он не удержался от слез и, глядя из-под бинтов вверх, со своей низкой кровати на колесах, лишь повторял:

---

Дата добавления: 2015-10-28