Гибель князя Игоря

Вечерние сумерки кутают день,

Сгущают туман по полянам.

Князь Игорь с дружиною в Искоростень

По дань поспешает к древлянам.

Стомившись, привалом встают до утра,

Трапе́зу деля у ночного костра.

Сложив в изголовье крутое седло,

Князь дрёмой полнощной забылся.

Шелом златоверхий покинул чело,

Плащом почервлёным укрылся.

Ветра неспокойные студят костёр.

Вдруг слышит дружинников князь разговор:

- Свенельдовы войны прибрались в шелка!

Они ли нам ровня в отваге?

- Скудеет щедротами княжья рука:

За верную службу - да наги!

- Ужо забайбачился князь, оскупел,

Ужо грозным нравом былым откипел...».

От слов сих у князя глаза налились,

В груди вспламенела обида,

Пречёрною завистью мысли застлись,

Но Игорь не выказал вида.

А гнев, распаляясь, покоя лишил;

Всю ночь, уязвлённый, очей не смежил.

Зарница, развеяв туманную сень,

Ложится лучом по полянам.

Князь Игорь с дружиною в Искоростень

По дань наезжает к древлянам.

Сам Мал, князь древлян, поспешает встречать,

С поклоном градские врата отворять.

У княжьего терема толпы бояр

Их мёдом, вином угощают,

Подносят меха соболиные в дар,

В хоромы к столу провожают.

Там дружно и шумно по гриднице всей

Подъемлются кубки за здравье гостей.

«Тут молвит князь Игорь: На славу и честь

Древлянская щедрость, но, мнится,

Весельем надеетесь гнев мой отвесть,

И лестью от нас откупиться.

Надежда напрасная: вам за порог

Прибыл я взимать неоплаченный долг».

«Зазря упрекаешь,- ответствовал Мал,-

За званного пышность обеда;

Радушьем застольным уверить желал

Я доброго в дружбе соседа.

А с данью мне памятен наш уговор:

Уплачена в сроки. Напрасен укор».

Тут Игорь зарделся: «Сзывал сыновей

В дружину я с каждого града!

Горячею кровью багрили своей

Дорогу к вратам Цареграда!

Несчётно, сколь витязей, сколь воевод

В походе бесславном сложили живот!

Древлянской лишь жертве Перун не внимал!

Соседской укрывшись спиною,

Лишь ты, князь древлян, обойтись помышлял

Презренною данью одною!

Коль бранную дань не платил на войне -

Так златом за это уплатишь втройне!»

Волной непокорных взмутило древлян,

Нелестным ужаленных словом;

Тут Игоря войны, оставив стакан,

К мечам потянулись тяжёлым.

Их дланью поднятою Игорь сдержал

Ответа древлянского князя он ждал.

«По-твоему быть! По уму рассудил,

И треба твоя справедлива» -

Сквозь зубы на Игоря Мал процедил,

Сподлобья косясь озлобливо.

- «Решим полюбовно, не надобен спор.

С соседом не ищем причины для ссор!».

Дождливые тучи сбираются в тень,

Их ветр обдувает крылатый.

Князь Игорь с дружиною Искоростень

Покинули с данью богатой.

Дорога на Киев, виляя, несет

Скрипучим телегам телеги вослед.

Дружина довольна. Средь воинов бесед

О собранной каждому доле,

О жизни безбедной на старости лет

И твердости княжеской воли

Всё князя тоскою туманится взор,

Всё мнится дружины ночной разговор.

И лик омрачился печалью немой,

И лоб избраздили морщины.

Вдруг молвит: «Вы, витязи, едьте домой!

Я ж с малою частью дружины

По селам древлянским ещё похожу,

Нам серебра-злата ещё отсужу!»

Как молнии сеет небесная длань,

Перун по-над холмами блищет.

Князь Игорь с дружиною малой по дань

По сёлам древлянским всё рыщет.

Уж грабит, отъемлет, насилье творит,

А взор неуемно наживой горит.

До Мала стрелою несутся гонцы

И молят у князя защиты.

Челом бьют бояре, челом бьют купцы-

Все дружбою с Киевом сыты.

Сбирается вече на грозную весть,

Готовится Игорю страшная месть.

Бьёт хлебы, гнёт древа ветрило-буян,

Злой дажь проливной не погодит;

Князь Мал ополченное войско древлян

На злого соседа выводит.

И рубят незваных, и вяжут в полон,

И с Игорем к Малу ведут на поклон.

И молвит им Мал: «Коли к стаду овец

Повадилась волчья утроба,

Одной не насытится гладный пришлец -

Всё стадо сведёт он до гроба.

Покуда недремный не вырвет пастух

Из плоти у хищника алчущий дух!»

И Игоря тут же решил растерзать

На радость древлянским дружинам:

Как татя велел по ноге привязать

К дерев преклоненным вершинам.

Взметнулися к небу деревьев стволы,

Вмиг жадного князя размкнув наполы.

Рассеялись тучи - уж ветер немой

Угнал их долонью крылатой.

Дружинники Игоря сиры домой

Взращаются с данью проклятой.

Дорога на Киев, виляя, несет
Скрипучим телегам телеги вослед.

Явление Игоря

Покоя чуждается Днепр всемогущ:

То валы катит величаво,

То сонмы из водных вздымает он круч,

То их завивает курчаво.

То волны слияет, то в брызги дробит;

То о брег разбьётся и пеной вскипит.

Вдруг ищет покоя, смиряя свой гнев,

Под солнцем задремлет лениво.

Прохладной волною брега подперев,

Лелеет прибрежные ивы.

Так степи минует, минует леса,

И, Киеву кланясь, грядёт в небеса.

Над Киевом светлым на холме крутом

Возвысился терем богатый.

И кровля в убранстве сияет златом,

И белого камня палаты;

И грозен собой неприступный острог,

Стеной опоясав сей славный чертог.

В том тереме Ольга: печали полна

Дни-ночи в тревогах проводит.

Уж месяц без князя, уж месяц одна

Покоя в стенах не находит.

Сияет ли солнце, светит ли луна

Всё верная Ольга сидит у окна.

Уж месяц как Игорь могучую рать

Походом к соседу направил

С древлян непокорных оброк собирать,

И Киев на Ольгу оставил.

Дружина вернулась, а мужа всё нет.

В древлянских владеньях простыл его след.

Всё чудится Ольге: вдруг радостный крик

Доносится с башни дозорной,

Вот скрипнули врата, во двор в тот же миг

Конь Игоря скачет проворный;

Вот Игорь слезает с седла на порог,

И падает Ольга у княжеских ног.

Уходит виденье; уходят и дни.

Безмолвен на башне дозорный.

Ей тусклы без мужа в светлице огни,

Ей в тереме тесно просторном.

И мокнет шелковый платочек в руке,

И слёзы на бархатной тают щеке.

Одною бессонной порою ночной

Всё Ольгу томила кручина.

Как звёзды не гаснут над полной луной,

Не гасла в светлице лучина.

Вдруг буйные ветры ворвались в окно,

Лучина погасла, и стало темно.

Забилося сердце у Ольги сильней

И дрожь встрепенула ей жилы.

Дыханием мертвым из мрака теней

Повеяло хладом могилы.

Немыслимый ужас вдруг Ольгу сковал:

Дух князя бесплотный пред нею предстал.

Багровые очи на Ольгу вперя,

Он шёпотом, слух леденящим,

Промолвил: «Не бойся! Послушай меня

О деле тебе предстоящем.

Недолог свидания нашего час.

Внимай же, княгиня, последний наказ!

Древлянские веси по дань обходил

Я мирно с дружиною малой,

Когда б ни в засаду в пути угодил

Полков вероломного Мала.

Он в битве неравной меня полонил;

Терзал, надругался и после казнил.

А прах мой кусками велел разорвать

Голодным волкам в угощенье

И вранам, что очи слетались клевать.

Без тризны, могилы, и мщенья

По чуждым просторам древлянской земли

И ныне раскиданы кости мои.

Тебя заклинаю! Кровь Мала пролей!

Отмсти непокорным древлянам!

Справь тризну на месте кончины моей,

Засыпь мои кости курганом,

Чтоб к прадедам смог я дорогу найти

И в царство умерших навек отойти...»

Тут князя прервал предрассветный петух.

Луч первый в светлицу пробился,

И Игоря мёртвого проклятый дух

Во тьме уходящей сокрылся.

И только заря занялась за окном,

Княгиню глубоким окутало сном.

Сватовство

Что лебедь над гладью туманной Днепра

Красуется парус высокий.

Незримою дланью волнуют ветра

Корабль среди вод одинокий.

Он дружно веслами крылатыми бьёт,

Свой лёгкий по волнам направив полёт.

Вдали уж завиделся Киев-отец:

Над Русью стоит исполином;

Над холмами стен деревянный венец

К небесным приближен сединам.

Средь башенной рати и валов громад

На страже стоит у днепровских он врат.

С той лодьи у Киева двадцать мужей

На береге сходят песчаном:

Друг друга нарядней, друг друга дюжей,

Друг друга вельможнее станом;

Их гордой дугой выгибается грудь.

И к княжьему терему держат свой путь.

В убранстве несказанном Киев предстал

На диво надменным их взорам.

С брегов до детинца дорогу устлал

Домов позлащённым узором,

Куда ни взгляни, что ни дом - то дворец

В средине высоких янтарных крылец.

Но паче всего изумила гостей

Торгового пышность посада.

Добро здесь купцов да искусных людей

От Корчева до Новаграда,

Из немцев в Булгар, из варягов до грек,

С всего свету белого вёз человек.

Какое не встретится здесь ремесло?

Дельца не увидишь какого?

Там плотник кленовое тешет весло,

Кожевник мнёт шкуры воловьи,

И тут же для прочности и красоты

Дубовые в них облекает щиты.

В дыму неустанные кузни гремят;

Сопят им кузнечные мехи.

Огнями искрятся, пожаром горят

В них шлемы, мечи да доспехи;

В них русскою силой прирученный млат

Из руд высекает неломный булат.

Усердно трудится за кругом гончар,

Перстами из глиняной груды

Касаньем одним без волшебства и чар

Волшебные лепит посуды,

И тут же спешит дотверда их обжечь,

Заботливо ставя в калёную печь.

Размашистый пекарь достал из печи

Душистые, с пылу да с жару

Ковриги с изюмом, блины, калачи,

И с кваса берёзова чарой,

Макнув угощение в липовый мёд,

Прохожим с поклоном откушать даёт.

Соболью пушнину бирюк-зверолов

С последней развесил охоты;

Лесничий хвалится корзиной грибов,

Брусникой да клюквой с болота;

Улов свой на миг задремавший рыбак

Спасает от своры голодных собак.

Арабского конюх ведёт скакуна.

Тот яростью пышет игриво,

И бархатом льётся крутая спина,

И пляшет шёлковая грива.

И ржёт, обнажая воинственну стать,

И рвётся безудержно в смертную рать.

И бойкий на торг новгородский купец,

Раскрыв пред зеваками дивный,

Камней самоцветных бездонный ларец,

Златые ворочает гривны.

Здесь за год не счесть всех чудес и прикрас;

По всем сторонам разбегается глаз.

Так знатные гости к острогу меж тем

Толпою нестройной прибыли.

Мчит вестник до Ольги во княжий терем:

«Древляне с посольством приплыли!»

Княгиня велит ворота отворять,

Желает послов неотложно принять.

Дубовы врата за высокий забор

Со скрипом послам отворились,

И важные гости на княжеский двор

Княгине пред очи явились.

Им Ольга, отвесив поклон до земли,

Промолвила: «Добрые гости пришли!

Так с чем же вы, други, прибыли сюда?

Терпенье моё не томите!

Стряслась ли у наших соседей беда?

Немедля как есть говорите:

От столь дорогих, но нежданных гостей,

Худых или добрых мне ждать новостей?»

И молвят древляне княгине в ответ:

«С поклоном и вестью приплыли;

До срока князь Игорь оставил сей свет:

Мы вашего князя убили.

Не добрым соседом, но волку под стать

С мечом он явился наш дом расхищать.

Князья наши добрые, дом сберегли.

Древлянская земь нас послала

Словами княгине: Супругой иди

За князя за нашего, Мала.

Не время теперь предаваться тоске:

Стол Киева в твердой нуждает руке!»

Молчаньем тяжёлым сковало весь двор;

И Ольга в раздумье молчала.

Вдруг жарким огнивом вспылал её взор,

Но хладно послам отвечала:

«Любезная сердцу столь мудрая речь.

Умеет князь Мал свою землю беречь.

Мне Игоря-мужа уже не воскресть;

Не должно одной быть княгине.

Но прежде пред людом хвалу вам и честь

Воздать повелю я дружине.

Ступайте же спать к своему короблю,

Наутро за вами дружину пришлю

Словами: «Зовёт вас княгиня в терѐм!»

Вы смело на то говорите:

«Ни пеше, ни конно, ни в воз не пойдем!

В лодьѐ на руках нас несите!»

И вас, величая, на холм вознесут,

Тем славу и честь пред людьми воздадут».

Речами княгини прельстились послы,

Неслыханной чести дивились;

И, гордые, ей поклонившись в полы,

Ко брегу Днепрову спустились,

И там на челне лебедином своём

Они безмятежным забылися сном.

Как пахарь закатный за алым волом

Упрямо браздит пред собою,

Чрез пашню небесную за окаём

Орало направив златое.

Вослед, пробуждаясь от денного сна,

Выходит им ночь, одеяньем темна,

По лунной тропине нешумной пятой

Над сонной землёю ступает

И в хляби небесные горстью густой

Из звезд жемчуга рассыпает,

И весь необъятный лиловый простор

В мерцающий млечный оплёлся узор.

Так Киев и Днепр, и дворец на горе

Под сенью ночной засыпают.

Лишь слуги не дремлют: на княжьем дворе

Глубокую яму копают.

Пред ямою Ольга безмолвно стоит

И страшными яму очами сверлит.

Первая месть

Светило младое с глубого одра

Над Русью главу подымает

И кудри златые на воды Днепра

С небесных перин рассыпает,

И Днепр быстротечный, встречая рассвет,

Алмазными кудрями плещет в ответ.

Проснулся и Киев; пытливый народ

Повсюду гудит и толпится;

Свенельд-воевода от градских ворот

С дружиной к Днепру торопится

Дорогой спускается к самой воде,

Где гости древлянские ждут их в ладье.

-Вы, гости драгие, - зовёт их Свенельд,

-Княгине в чертог светлоликой

Ступайте скорее за нами во след

Для славы и чести великой!

Весь Киев весельем и пиром готов

Почествовать щедро столь знатных сватов!

Но бросили дерзко древляне в ответ:

-На конях нам ехать не вольно,

А возом иль пешим на княжий обед

Древлянских вельмож не достойно!

Велим вам в ладье при поднятых мечах

Нести нас княгине на ваших плечах!

-Неволя нам, - молвил Свенельд, - князь убит.

Княгиня, хоть горю подвластна,

С великим покорством принять вас велит

И с волею вашей согласна

Супругою вашего Мала предстать

И Киев вод твёрдую руку отдать.

Тут витязи, вытянув судно на брег,

Взвалили на плечи могучи,

И путь им нелёгкий под стопы пролег

Туда, где по княжеской круче

Чрез город до самого Ольги двора

Он весь из царьградского выстлан ковра.

Походкою грузною всех впереди

Ступает Свенельд-воевода

И ход направляет древлянской лодьи

Пред взор любопытный народа.

Торжественным строем по четверо в ряд

За ними отборный шагает отряд.

Древлянские гости надменно в своём

Воссели челне, величаясь;

То мнится, не люди несут их на холм,

Но в волнах несутся качаясь;

То чудится, лодью их ветер незрим

Возносит на гору дыханьем своим.

Богатым одёжам на гордых послах

Восторженно люди дивились;

Любуясь нагрудных сиянием блях,

Наряд разглядеть торопились.

Послы же, руками упершись в бока,

С презреньем взирали на них с высока.

Так поезд восходит под княжий чертог.

Их Ольга встречает любезно.

Гудит в поднебесье серебряный рог,

Засов отворяя железный,

И лодью несут на украшенный двор,

Слагая с плечей на царьградский ковёр.

Безвестною силой под землю влеком,

Вдруг сгинул настил под гостями

И мигом сокрылся со всем кораблём

В кишащей гадюками яме.

Воскликнула Ольга, над ямой склонясь:

-Ну, гости, по нраву вам слава пришлась?

От мужней крови свои руки отмыть

Убийцы ещё не успели,

К жене его вдовой дерзая приплыть,

На честь покушаться посмели!

Но всё, что по жадности здесь обрели-

Объятия змей да могильной земли!

Под хохот княгини отверстую пасть

Не ямы - самой преисподней

Дружинники щедрой рукою во сласть

Землёю кормили холодной,

И бездна гостей вопиющих живьём

Навеки упрятала в чреве своём.

Тем временем к Малу уж мчался гонец

С словами от Ольги и вестью:

«Коль вправду со мною взойти под венец

Желает, к завидной невесте

Пусть лучших древлянских мужей он пришлёт,

Иначе меня не отпустит народ».

Баня

Как синие долы и днепровский плес

В кромешном сокрылись тумане,

Дорогой разбитой в прикиевский лес

Поспешно въезжали древляне.

Их витязей дюжина, столько ж бояр,

Да дюжина возов - предсвадебный дар.

Ни шагу в туманах не видно пути,

И мнится, на тропы зверины

Уж путники сбились; того и гляди

На зыбкие ступят трясины,

Где жадная топь норовит навека

Заблудшего враз заглотить ездока.

Ни воздух тяжёлый здесь ветр шелохнет,

Ни кроны дерев поколеблет.

Раскинутых всюду паучьих тенет

Ни муха, ни тля не избегнет.

Не щебчут дрозды, не поют соловьи,

И луч не проглянет сквозь сени листвы.

Торчащие корни и крючья ветвей

Терзая драгую одёжу,

В едино свиваяся с тучею змей,

Клубятся по мшистому ложу.

Их скользкий, чернеющий настил шипит,

Сетьми обвиваясь вкруг конских копыт.

Злорадно им ухают в спину сычи,

Им ворон погибель предвещет,

Им волк дышит в пяты, свирепо рычит,

И лязгает пастью зловеще,

И воем загробным на близкую снедь

Зовёт непрестанно кормилицу-смерть.

Готовясь к поживе, сам царь водяной

В затопленной призрачной роще

Браду свою смрадною склизкой волной

От ила и тины полощет

И о воду хвост в нетерпении бьёт,

Всю нечисть сзывая с подвластных болот.

Бормочут заклятия сосны-волхвы,

И с ними дубы чародеи,

Следы заметая с пожухлой травы,

Свой сговор плетут как злодеи:

«Невзвидеть вам света, ни сводов небес,

И в век не покинуть сей проклятый лес...».

Но всё же, продравшись сквозь дебри дубрав,

Гнилые минуя болота,

Путь верный в завесе туманов сыскав,

В градские уткнулись ворота.

Поднялися вверх по широкой горе

И вмиг очутились на княжьем дворе.

Тут разом гостей обступили гурьбой

Бояре, Свенельд и дружина.

Выходит к ним Ольга с дворца, за собой

Ведёт малолетнего сына:

Румян, яснолик, синеок, златоглав.

То киевский княжич младой, Святослав.

«Восславятся боги за милость свою!

Боялась, что в блатах поганых

Вас леший сгубил, и вовек не узрю

Сватов дорогих, долгожданных!

Боялась, что Малу не быть уж женой,

А быть, горемычной, до гроба вдовой...»

Так молвила Ольга. Древляне в ответ:

-И мы уж со светом прощались

Стократно! С которой из тысячи бед

Мы только путём не встречались!

Нас за нос, видать, сам нечистый водил,

Да внял, знать, молитвам твоим - пощадил.

- Ах, что же гостей принялась я томить

Усталых пустою беседой?

Но княжие бани для вас растопить

Скорее велю. До обеда

Согрейтесь, обмойтесь! Дружина и я

Вам слуги сегодня, а вы нам князья!

Когда же прогоните усталь свою,

В чертог приходите. Я с вами

Воссяду за чашей и всласть напою

Заморским вином да медами.

Для вас там радушный очаг уж согрет

И праздничный стынет в честь вашу обед».

И Ольга хлеб-соль им из собственных рук

Вкусить предлагает с поклоном.

Древляне, окруженны толпами слуг,

Столь тёплым довольны приёмом,

Обив сапоги от дорожной пыли,

В ответ поклонились и в баню вошли.

Вдруг рухнул за спинами тяжкий засов:

Дорога к спасенью закрыта.

Вот баня горою усыпана дров,

Вот маслом горючим облита,

И та же рука, что ломала им хлеб,

Теперь обрекла их на пламень и склеп.

Лишь ветр на мгновенье из пекла изверг

Предсмертные Ольге проклятья,

Мученья и крики, но вскоре навек

Унёс в пепелящих объятьях.

И с ними весь щедрый предсвадебный дар

Всё тот же сожрал погребальный пожар.

Древлян палачи на ужасную смерть

В молчаньи взирали жестоко.

Сердца их студёны как каменна твердь,

Слезой не омочится око.

И баня ещё не сгорела дотла,

Как вестника Ольга к себе позвала.

- Древлянам такие поведай слова:

«Коль Малу ещё не постыла,

Уж еду я к вам. Но изволю сперва,

Где Игоря прах и могила,

Как честной прилично вдове, потужить

Да славную тризну по мужу свершить».

Что вихорь понёсся от Ольги гонец,

Махнул сквозь градские ворота,

В проклятый направив прикиевский лес,

В дышащие ядом болота.

Он мигом исчез средь туманов во мгле,

Следа не оставив на топкой земле.

Тризна

Как солнце полденное сумрачну сень

Над пущей рассеяло дикой,

Тропой заметеленной в Искоростень

С дружиною своей невеликой

Княгиня коня направляет побег,

Взрывая копытами девственный снег.

От самого Киева ночи без сна

На Игоря лобное место

В древлянские земли спешила она

К его душегубу невестой,

Но прежде смерть Игоря тризной почтить

Да вдовьей слезой его прах омочить.

От Искоростеня за несколько верст

Широко раздалась поляна.

Под мраморным сводом угрюмых небес

Ни камня, ни пня, ни кургана -

Ничто не помянет, где Игорь почил.

Лишь древа нагие да ветер уныл.

Но мало-помалу с окрестных земель

Сбирались на тризну древляне,

Богатые лакомства, яства и хмель

Грузили в бесчисленны сани,

Свозили для пира, и пёстрой толпой

Всё поле усеяли вслед за собой.

С боярскою свитою прибыл и Мал

На Игоря поздни помины.

На месте, где князя он смерти предал,

Теперь ожидал он княгиню

И славил сей жребий удачливый свой:

Теперь его власть над несчастной вдовой,

И совести попранной слабый укол

Жестокой души не тревожил.

В мечтах то садится за киевский стол,

То с Ольгой на брачном он ложе,

И славой покрыт он, и щедр, и богат,

И шлёт уж за данью послов в Цареград.

Княгиня тем временем прибыла в стан

И, к гиблому месту подъехав,

Велела великий воздвигнуть курган,

Помост из щитов и доспехов,

Высокий костёр погребальный сложить,

Да копий оградой его окружить.

И двинулись люди душе в упокой

Стяжать леденелую землю

Кто ратным шеломом, кто мирной рукой,

Всё выше и выше подъемля,

Пока не насыпали холм, что вознес

Главу свою чуть не в пределы небес.

Вот Ольга взошла по ступеням крутым

На пик гробового утёса,

Костёр воспалила. Завихрился дым,

Заструились хладные слёзы;

И скоро, предавшись студёным ветрам,

Дух князя унёсся к предвечным мирам.

На холм возвели боевого коня

И, в общем суровом молчаньи,

Соратники Игоря чреву огня

Его обрекли на закланье.

Все брани конь с князем делил пополам,

Пусть верную службу сослужит и там.

Храбрейшие войны с обеих дружин

Сходились пред свежей могилой

Стена со стеною, один на один

Помериться ратною силой,

И, тяжкой рукой сокрушая в бока,

Кидали друг друга о земь свысока.

Потом поединщики мирно сошлись

В застолье лихом бесшабашном,

И в дружбе до гроба друг другу клялись,

И кубками бились размашно,

И, кубки свои осушая до дна,

Бросались в объятия пьяного сна.

Шумел, потешался беспечный народ

Забыв про печаль и поминки,

Смеялся, пел песни, водил хоровод,

Под дуды плясал и волынки.

Лишь отроки Ольги не пили вина,

Приказу верны, что давала она:

«Исполнить старайтесь все нужды древлян,

Но сами гульбе не внимайте -

За край наполняйте древлянский стакан,

Свои же под стол выливайте.

Древлянам служите, как служите мне,

А с Малом любезнее будьте вдвойне».

Но Мал безучастен. Веселья разгар

Он в думе очами обводит:

Друзей ищет старых и ближних бояр,

Но многих из них не находит.

Чтоб мысли тревожны скорее пресечь,

Он к Ольге невдруг обратил свою речь:

«Княгиня, нам милость свою окажи,

Поведай, куда запропали

Те наши бояре, те наши мужи,

Что в Киев к тебе мы послали?

Здоровы ль, хворают, в могиле, в беде?

Давно ли расстались с тобою и где?»

«Напрасно волнуешься, светлый мой князь!,

-На то ему Ольга вещала,

-На свадьбу спеша, я ездой увлеклась,

Чуть насмерть коня не загнала.

На диво очнулась в конце уж пути,

Оставив сватов далеко позади.

Хоть нас разделяет не боле двух дней,

Но тропы все по уши в снеге,

Да медлит их сотня с преданным саней,

Подарков несчётны телеги...

Однако же щедры награды готовь -

Бояр своих скоро увидишь ты вновь!»

Услышав от Ольги желанный ответ,

Поклон ей отвесив прощальный,

Мал свадебный мчался уж ставить обед,

Покинув обед поминальный -

Обед, на котором в презреньи своём

Ни разу не поднял он кубок с вином.

Меж этим гуляньем пресыщенный день

Устало клонился к исходу.

Помалу предночная ширилась тень,

Пленяя небесные своды.

В бессилии сонном утихли ветра,

Чтоб с новою силой завьюжить с утра.

Что жнец воздвигает губительный серп

Пред жатвой на хлебны колосья,

Над кронами сосен, над главами верб

Так месяц щербатый занёсся,

Завис, тяжелея, что хладный топор,

И ждёт в нетерпеньи немой приговор;

Вспылали вкруг месяца тысячи звезд

По небу недавно пустому.

Поднялись древляне с просиженных мест,

Сбираясь уж ехать до дому.

Но Ольга не хочет их прежде пустить,

Как кубок прощальный до дна осушить.

Им лучшее слуги разлили вино

Особого ради мгновенья,

Украдкой от взоров в стакан заодно

Снотворного всыпали зелья,

И Ольга с кургана в сияньи луны

Возвысила глас средь ночной тишины.

«Испьём же заветный сей кубок! И пусть

Минуя беды и тревоги,

Вам скатертью ровною стелется путь

В родные дома и чертоги,

Невластен где хлад и полуночный мрак!

За отчие кровы! За дедов очаг!»

И в буйном порыве весь пирственный стан

Под дружный раскат одобренья,

Неистово впившись в безмерный стакан,

Его опорожнил в мгновенье.

Но тут же, сраженны дурманом хмельным,

Что мёртвые пали один за одним.

«Теперь да отмстится вам Игоря кровь!-

Так Ольга промолвила хищно,-

Сгною ваших чад среди рабских оков,

Дома обращу в пепелища,

Задую навек ваших дедов очаг!»

Сказала и отрокам подала знак,

Сама же исчезла, что ворон в ночи.

В злодействе ей верный слуги

Со звоном исторгли из ножен мечи;

Проснулись ветра вдруг и вьюги,

И в снежном буране сокрыли от глаз

Убийц и отмщенья кровавого час.

На редкий сквозь вихрь прорывавшийся стон,

Ликуя, что пекловы черти,

Бессчётные хлынули орды ворон

И, в пляске злорадствуя смерти,

Слетаясь в пречёрный кипящий навес,

Замглили собою сияние звезд.

В тени преисподней на целую ночь

Отверзлись широкие двери;

Юдоль и пучины загробные прочь

Покинули древние звери,

Чтоб жертвенной плоти урвать на пиру

И сытым обратно вернуться к утру.

Всю ночь не смолкая в древлянских лесах

Бесовская длилась потеха,

Кругом сея ужас, и трепет, и страх

Под рокот гортанного смеха,

Покуда зарница, пуская стрелу,

Загнала всю нечисть в пещерную мглу.

Как вовсе ночная истаяла тень,

По вновь заметённой дороге

С дружиною малою Искоростень

Князь Мал покидает в тревоге:

Уж ночь миновала, за нею рассвет,

Всё к свадьбе готово, а Ольги всё нет.

Вот из лесу тесного выехал он

И встал вдруг, сраженный как громом:

Ужель не виденье, не призрак, не сон?

На месте до боли знакомом,

Где должно разгулью и жизни кипеть,

Пирует вовсю ненасытная смерть.

Здесь люди и кони на ложе одном,

Укутавшись сенью сугробной,

Почили глубоким безвременным сном.

Средь поля скалою надгробной

Их кровью залитый могильный курган

Застыл, торжествуя над прахом древлян.

Здесь волки, срывая голодную злость,

Исходятся в пене кровавой.

Им сытые враны обглоданну кость

Кидают для пущей забавы

И смотрят, как звери в неистовый бой

Бросаясь, грызутся за кость меж собой.

Теперь лишь увидел обманутый князь,

Раскрыв обольщённые вежды,

Что всуе на Киева стольную власть

Пустые лелеял надежды;

Что Ольга порог переступит женой,

Но казнью явилась она и войной.

Битва

Туманов над лесом развеялась сень

Росою по вешним полянам.

Всё той же дорогой на Искоростень

На гибель злосчастным древлянам

Дружины подвластные Ольга ведёт:

Неведом предел их, не вестен им счёт.

Кольчуги и латы их златом горят,

И бранью пылают их лица.

Их копья, мечи и секиры - булат;

Умело их держит десница.

Их шлемы что пики, щиты что гранит,

Отвагу и трепет внушает их вид.

Пред ними на бешенном рдяном коне

Сама пролетает княгиня,

Бронёю на солнце искрясь как в огне,

Как битв и пожаров богиня

Несётся, стихию войны оседлав.

С ней Игоря сын, князь младой Святослав.

Прослышав об этом, разгневанный Мал

На битву на смерть иль отмщенье

Все веси, все сёла, всю землю поднял,

Несметны собрал ополченья,

И, в латы облекшись булатные, сам

Повёл их бесстрашно навстречу врагам.

Кольчуги древлянские съедены ржой,

И ржавы мечи в их десницах,

Но сердцем тверды, неколебны душой

И смелостью пышат их лицах.

Щиты их рассохлись, но доблесть - их щит:

Ни время, ни битва его не ломит.

От Искоростеня за несколько верст

На проклятой лобной поляне

Под сводом чернеющим грузных небес,

При Игоря гробном кургане

Сошлись обе рати решить меж собой:

Чьё поле, чья власть, а чей - вечный покой.

Вот друг против друга сомкнулись ряды

По всей необъятной долине,

Стеною железной воздвигнув щиты,

И в копий колючей щетине

Застыли, как стынет пред бурею лес,

Лишь знак ожидая вождя иль небес.

Тут Игоря сын, молодой Святослав,

В предвестье грядущего боя

Желая воинственный выказать нрав,

Пред ратным вдруг выскочил строем,

Копьё неподъёмное ловко схватил,

В древлянское войско метнул что есть сил,

Но звонко меж конских ушей просвистев,

Поникла в бессильи сулица -

Упала, и шаг пролететь не успев,

Как намертво сбитая птица,

И древком своим на потеху врагам

В паденьи хватила коня по ногам.

Но тут грозовые взревели ветра

С неистовой, яростной силой,

Обугленно небо раздув до багра,

Как огнь в преисподнем горниле,

И слух сокрушил громобойный раскат,

Что отзвуком даль содрогнулась стократ.

Свенельд, к киевлянам челом обратясь,

Небес прозревая знаменье,

Промолвил: «Дружина! Уж начал наш князь

По Игорю кровное мщенье!

Уж в помощь ему громыхают громы!

Ужель не поспеем за князем и мы!?»

Как на море, злобы напрасной полна

В мгновенья лихой непогоды,

Встаёт пред волною иная волна

И, руша кипящие воды,

Волну супротивную тщится смести

За то, дерзнула ей встать на пути.

Так рати, решив одолеть или пасть,

Рванули друг другу навстречу

И сшиблись, и в море едино слиясь

В бесщадной, безжалостной сече

Скрестились их копья, столкнулись щиты.

И хлынули реки на них с высоты,

Ток искр заструился, посыпался град -

Своей сокрушительной дланью

Перун, не щадя свой серебряный млат,

Так в горнюю бьёт наковальню:

Он в кузне небес из стальных облаков

Громы на своих высекает врагов.

Взмывают и падают тысячи стрел,

В воздухе застыв на мгновенье,

Впиваются в гущи окованных тел,

Клюют в ястребином паденьи;

Ничто им кольчуги, ни шлемы, ни щит -

Без промаха жертву их жало разит.

Здесь казнь и железо не знают помех;

Послушны неведомым чарам,

Пронзаются латы, крошится доспех,

В стекло обратясь под ударом;

Дробится секира, ломается меч,

Но катятся, катятся головы с плеч.

Над полем косою незримою смерть

Редит боевые порядки,

Их стелет на кровью омытую твердь,

В стога убирая и грядки,

И всласть от людской упиваясь вражды,

Обильные здесь пожинает плоды.

В предсмертьи здесь кони и мечут, и рвут,

И давятся пеной кровавой;

Их гонит на бойню отчаянья кнут

И нудит их ржать над расправой.

И горе, кто путь им собой преградит -

Под жерновом кованных сгинет копыт.

Но равный в упорстве наметился бой:

То натиск ликуют древляне,

То разом откатится битый их строй,

И вновь впереди киевляне,

Теснят, но не в силе врага одолеть

И полем заветным сполна овладеть.

И скорого распре не видно конца:

В пожаре взаимного мщенья

Под корень с земли им постылой лица

Здесь люди в своём озвереньи

На крови заклялись средь боли и мук

Навек истребиться от собственных рук.

По вражьему стану несётся князь Мал,

Что пламень сраженья летучий;

Над кем свой губительный меч он подъял -

Все никнут под дланью могучей,

Не чая пощад от бездушной судьбы,

Ей выи покорно склонив, как рабы.

Противный же стан воевода Свенельд

Направо крушит и налево.

Лишь гибель ему поспевает вослед,

Разверзнув бездонное зево,

А он, проносясь по сраженным врагам,

Ей новые жертвы бросает к ногам.

И вот, расчищая друг к другу пути

Чрез бранного поля просторы,

Друг на́ друга ринулись эти вожди,

Друг в друга вонзив свои взоры:

Так вепри в последний кидаются бой,

Деревья младые ломя пред собой.

И сшиблись на всём своём диком скаку;

Их кони заржали свирепо;

Их копья, о грудь изогнувшись в дугу,

На мелкие лопнули щепы.

Вожди же, как львы друг на друга рыча,

Всю ярость обрушив слепого меча,

Взвихрились как в бурю неистовый смерч,

Как насмерть матёрые волки.

Но, рубки свенельдов не выдержал меч -

Разбился вдруг в прах и осколки.

Вот Мал, торжествуя, казнить уж готов,

Но грянул обманчивый жребий богов:

Сам бог-громовержец из молнийных врат

В крылатой своей колеснице

На небо ворвался под громов набат,

Метнул грозовую сулицу,

И князь, что карающий меч уж подъял,

Вдруг рухнул без чувств, поражен наповал.

И вызов судьбе не дерзая бросать,

Перечить божественной воле,

Пустилася в бегство древлянская рать,

Покинув проклятое поле,

В надежде последней на Искоростень -

Оплот неприступный из башен и стен.

Убитыми устлан долины простор:

Грустны, но покойны их лица,

Застыл безмятежно туманный их взор

И меч не сжимает десница,

Почила в их сердце слепая вражда,

И смерть примирила врагов навсегда.

Последняя месть

Остыть не давая древлянским следам,

Свои изможденны дружины

Бегущим до самых ворот по пятам

Гоня неуёмно, княгиня

Их сходу послала взять город на щит.

Но приступ поспешный был дерзко отбит.

И Ольга всю рать понапрасну ложить

Под стенами впредь не посмела;

Как лесом дремучим весь град окружить

И ждать терпеливо велела.

Сама же в раздумье немом до утра

Укрылась от взоров под сенью шатра.

Но первой лишь искрой блеснула заря,

С одра багряного восстала,

Княгиня, отмщеньем единым горя,

Дружины на приступ послала.

Но тщетно бросались на смерть словно львы -

Вернулись со срамом и еле живы.

Но с пущим упорством на следущий день,

Невзвидевши белого света,

Вновь рушилась Ольга на Искоростень.

Так в бранях уж кончилось лето

Но меч и огонь, и голодный измор

Всегда неизменный встречали отпор.

В свирепом бессильи в мечтах пепелит

Гнездо непокорных княгиня

И взором в надежде щербину сверлит

В стенах неприступной твердыни.

Напрасны потуги - не виден изъян,

И гинет в отчаянье киевский стан.

Уж топки от крови незваных гостей

Столицы древлянской пороги;

Уж витязей верных жемчужных костей

Курганы сложились высоки.

Но к времени срок годовалый пробил,

Как Игоря Мал вероломный убил.

И вот полуночью княгине в шатёр

Дух мужа из мрака явился,

Над спящей свой плащ теневой распростёр

И змием над слухом склонился,

Ужасное что-то шипя ей всю ночь,

Покуда рассвет не прогнал его прочь.

От ночи до ночи надломленный Мал,

Из битвы на смертное ложе

Без чувств изнесенный, кошмарам внимал;

Злой сон его мучил, тревожил:

Всё видел он с неба пылающий град,

И нивы родные, что в пекле, горят.

Вдруг грёзы прервались, когда во дворец

С посланьем от Ольги надменной

Ворвался негаданно срочный гонец.

Призвал его Мал пробужденный:

- Что нам, буревестник, сегодня принёс:

Надежды лучину иль повод для слёз?

Гонец с позволенья в сей миг огласил

Вдовы непреклонную волю:

«Дружины мои лишь исполнились сил,

А вы изнеможете вскоре.

Ужели задумали вечно сидеть?

Так высидеть можно лишь лютую смерть.

Все веси иные без боя сдались,

Орут свои тучные нивы.

Лишь вы как на гибель в тюрьме заперлись!

Лишь вы непокорны, ретивы!

Ужель не страшны вам ни жажда, ни глад?

Ужель вам не жаль ни народа, ни град?

За мужа обиду отмстилась я всласть,

Что тошно от пролитой крови!

Мехов не хочу я, ни злата, ни власть!

Лишь жить во взаимной любови

Да ради покорности малую дань,

С какой не скудеет дающего длань.

Вам тягостен игорев будет побор -

Вы ныне в великом разоре.

Но в знак примиренья пускай каждый двор

Нам в дань приготовит не боле,

Чем голубя три, по три ж воробья.

И будем довольны дружина и я!»

В тенетах сомнений запутался Мал,

Растеряный счастьем нежданным.

Вопрос, как палач, его думы терзал:

Что скрыто за данью сей странной?

Иль в киевском войске уж нечего есть?

Где хитрость коварная спрятана здесь?

Но, медлить не смея, он отдал приказ

Исполнить княгини желанье.

К исходу ещё не приблизился час,

Как в общем людском ликованьи

Покорности откуп наивных древлян

С послами отправили в киевский стан.

В древлянском обозе всех краше пичуг,

Всех прочих пернатых нарядней,

Украшенных в бисер, повитых в жемчуг,

Сам Мал из своей голубятни

Для Ольги троих голубей приберег,

Белее чем во поле девственный снег.

Княгиня приняла древлянских послов

С радушьем и честью великой,

И с множеством льстивых и ласковых слов

Назад отпустила к владыке,

Велев передать: «Не наступит рассвет,

Как выполню данный пред вами обет».

Сама же велела немедля раздать

Всем войнам по собранной птице,

Их лапы промасленным трутом связать

С промокнутой в серу тряпицей

И ждать, затаившись, полуночный час

Покудова новый поступит приказ.

Древлянский народ ликованьем встречал

Торжественных вестников мира.

Треск бочек медовых везде зазвучал

В предвестье грядущего пира,

И пил за спасение Искоростень,

Покуда к концу не приблизился день.

Но только в чернеющем небе луна

С Путём обвенчалася Млечным,

Весь город оковы хмелящего сна

Одел в небреженье беспечном.

Лишь стражники, долгу верны своему,

Всё взором впивались в кромешную тьму.

Полночь наступила. В немой тишине,

Другой зажигаясь от друга,

Враз вспыхнули тысячи тысяч огней,

Над всей необъятной округой,

Собой опоясав небесную высь,

Стрелой вдруг калёной на град понеслись.

Не с неба жаровни в ночной звездопад

Что угли посыпались звёзды,

То птицы, неся огнедышащий плат,

В родные направились гнёзда,

И, в миг облетев неприступный забор,

Не чая, зажгли каждый в городе двор.

Ужасен явленья природного вид

Та ночь с содроганьем узрела:

С простора, что брызгами лавы покрыт,

Обратно в потухшее жерло

Сбирает те брызги огромный вулкан

И вновь закипает, как огненный чан.

Как бич истребленья бушует пожар

И жарит небесные своды.

Весь город удушья окутал угар,

Вскипели в колодезях воды;

Средь пламени мечутся тени людей,

Но тают, спасенья не видя нигде.

Княгиня, любуясь, как град догорал,

Взяла торжествуя огниво;

Тех птиц белоснежных, что выслал ей Мал,

Сама запалила ревниво,

И, зря на дворца задымившийся кров,

Их бросила в воздух, как в печь свежих дров.

И тут же, им вслед указуя рукой,

Взять град беззащитный велела.

И хлынула рать полноводной рекой

Доделать жестокое дело:

Древлянское племя пятой додушить,

И кровью древлянской пожар дотушить.

Князь Мал, из горящего глядя окна

На муки древлян равнодушно,

Узнав воплощение вещего сна,

Судьбу свою принял послушно.

Вот рухнул дворец как подрубленный столб,

И ветру остался лишь пепла сугроб.

Так Ольга исполнила кровную месть,

Сдержав Малу данное слово:

Древлян сокрушила, избив их не счесть;

Иные гремучи оковы

Влачили, рабами встречая рассвет,

Дорогой на Киев телегам вослед.

Дата добавления: 2015-10-28