О ритуальной не/чистоте: Что это и зачем?

От редакции: Статья инокини Вассы (Лариной) вызвала бурную дискуссию в англоязычном интернете – множество обсуждений, ссылок, развернутые ответные публикации. Портал «Православие и мир» перевел основные тексты дискуссии на русский язык.

(Биография:

Доктор богословия и преподаватель Института литургических исследований Богословского факультета Венского университета инокиня Васса (Ларина). Инокиня Васса (Ларина) родилась в 1970 г. в семье священника протоиерея Георгия Ларина, настоятеля Покровской церкви в г. Наяке. В 1987-1989 гг. училась в Bryn Mawr College. В 1990 г. поступила в Леснинский монастырь Русской Православной Церкви Заграницей во Франции. В 1996 г. переведена архиепископом Берлинско-Германским и Великобританским Марком в Мюнхен, где несла послушание регента в кафедральном соборе. В 1996-2004 гг. изучала архивные документы по истории РПЦЗ в собраниях Нью-Йорка, Мюнхена и Москвы. В 2003-2006 гг. училась в Институте православного богословия Мюнхенского университета. В 2006-2008 гг. работала асcистенткой проф. Роберта Тафта в Папском восточном институте в Риме. В 2008 г. защитила в Мюнхенском университете докторскую диссертацию по теме «Архиерейская Божественная литургия в Проскинитарии Арсения Суханова». С января 2009 г. преподает в Институте литургических исследований Богословского факультета Венского университета.)

Когда я поступила в женский монастырь Русской Православной Церкви Заграницей (РПЦЗ) во Франции, меня ознакомили с ограничениями, которые накладываются на сестру во время менструации. Хотя ей было позволено ходить в церковь и молиться, не разрешалось ни причащаться, ни прикладываться к иконам или прикасаться к антидору, ни помогать печь просфоры или раздавать их, ни помогать при уборке храма, ни даже возжигать лампаду или светильник, висящий перед иконой в своей собственной келии – это последнее правило мне объяснили, когда я заметила незажженную лампаду в иконном углу другой сестры. Я не помню чтобы кто-либо из нас пытался подвергнуть эти установления сомнению, ни чем-либо обосновать их – мы просто предполагали, что менструация – это вид «нечистоты», и нам следовательно надо держаться подальше от вещей освященных, чтобы так или иначе не осквернить их.

Сегодня в Русской Православной Церкви существуют различные правила в отношении «ритуальной не/чистоты», которые варьируются от прихода к приходу, и чаще всего это зависит от местного священника. Популярная «Настольная книга» Сергия Булгакова исходит из того, что «церковные правила» запрещают женщинам во время менструации как приходить в храм, так и причащаться. [1] В России, однако, женщинам в основном разрешается приходить в храм во время менструации, но нельзя принимать Причастие, целовать иконы, мощи, крест, прикасаться к просфоре и антидору, или же пить святую воду. [2] На приходах за пределами России, насколько мне известно, женщины обычно только воздерживаются от причащения.

Статью, написанную Его Святейшеством Патриархом Сербским Павлом, которая называется «Может ли женщина всегда приходить в храм?» [3], часто приводят, как пример умеренного мнения, которое позволяет женщине с менструацией участвовать во всем, кроме причастия, и которое как будто выступает против понятия «ритуальной нечистоты». Однако патриарх Павел отстаивает другое традиционное ограничение, запрещающее женщине входить в храм и участвовать в любых Таинствах в течение сорока дней после того, как она родила ребенка. [4] Этот запрет, также основанный на понятии «ритуальной не/чистоты», соблюдается в известных мне приходах Русской Православной Церкви Заграницей, как в Германии, так и в США. Однако, можно найти свидетельства на сайтах Московского Патриархата, что такая практика поддерживается не везде, и ставится под вопрос в приходах подведомственных Москве.[5]

Сегодня, в свете «феминистического» богословия [6] и традиционалистской реакции на него [7], существует искушение подойти к вопросу «ритуальной не/чистоты» в политическом или социальном ключе. Действительно, довольно унизительные повседневные импликации упомянутых ограничений могут до известной степени напрягать женщин, привыкших к социо-политической культуре Запада. Тем не менее, Православная Церковь традиционно не имеет социально-политической повестки дня, [8] в силу чего данный аргумент становится неуместным для Церкви с этой точки зрения. Более того, опасение, что что-то может быть «унизительным» для женщины, чуждо православному благочестию, которое фокусируется на смирении: когда мы встречаем препятствия, ограничения, огорчения и т.п., мы учимся познавать свою греховность, возрастать в вере и надежде на спасительную милость Божью.

Таким образом, отставив интересы равноправия, я хотела бы привлечь ваше внимание к богословскому и антропологическому содержанию понятия «ритуальной не/чистоты». Ибо наша церковная жизнь не сводится, в конечном итоге, к следованию определенным правилам, чтению определенных молитв и положенным земным поклонам или даже к смирению как таковому. Дело в богословском и антропологическом значении всего этого. Совершая эти вещи, мы исповедуем определенный смысл, определенную истину нашей веры. Поэтому сегодня я задам вопрос: в чем смысл отказа от Причастия во время менструации? Что это говорит о женском теле? В чем смысл запрета входить в храм после рождения младенца? Что этим утверждается о чадородии? И что самое важное, согласуется ли понятие «ритуальной не/чистоты» с нашей верой в Иисуса Христа? Откуда оно берет начало и что значит для нас сегодня?

Рассмотрим библейские, канонические и литургические источники, чтобы попытаться дать ответы на эти вопросы.[9]

Ветхий Завет

Самые ранние библейские свидетельства о ритуальных ограничениях для женщин во время менструации мы находим в Ветхом Завете, Левит 15:19-33. Согласно Левиту, не только менструирующая женщина была нечистой – любой человек, коснувшийся ее, также становился нечистым (Левит 15:24), приобретая некоторого рода нечистоту через прикосновение. В последующих главах Левита (17-26, Закон Святости), сексуальные отношения с женой в это время были строго воспрещены. Считалось, что и деторождение, подобно менструации, также сообщает нечистоту, и на родившую женщину налагались похожие ограничения (Левит 12).

Евреи были далеко не единственными в древнем мире, кто вводил такие предписания. Языческие культы также включали запреты, связанные с заботой о “ритуальной чистоте”: считалось, что менструация оскверняет и делает языческих жриц неспособными осуществлять свои культовые обязанности в храмах [10], священнослужителям следовало избегать менструрующих женщин любой ценой под страхом осквернения [11], считалось, что рождение ребенка также оскверняет. Тем не менее, евреи были особым случаем. Кроме своего исключительного гнушения кровью (Левит 15: 1-18), [13] древние евреи придерживались верования в опасность женского кровотечения, которое постепенно утверждалось, и еще более укрепилось в позднем иудаизме: Мишна, Тосефта и Талмуд еще более подробны по этому поводу, чем Библия. [15]

Протоевангелие Иакова и Новый Завет

На самой заре Нового Завета Cама Пресвятая Дева Мария подчиняется требованиям «ритуальной чистоты». Согласно Протоевангелию Иакова, апокрифическому тексту 2-го века, который послужил источником нескольких церковных Богородичных праздников, Пресвятая Дева живет в храме в возрасте от двух до двенадцати лет, когда она была обручена Иосифу и отправлена жить в его дом «чтобы она не осквернила святилище Господа» (VIII,2) [16].

Когда Иисус Христос начал проповедовать, в деревнях Иудеи прозвучала совершенно новая весть, поставившая под сомнение глубоко укоренившиеся положения благочестия – как фарисейского, так и древнего мира в целом. Он провозгласил, что только злые намерения, которые исходят из сердца, оскверняют нас (Марк 7:15). Наш Спаситель таким образом поместил категории «чистоты» и «нечистоты» исключительно в области совести [17]– сфере свободной воли по отношению к греху и добродетели, освободив верных от древнего страха осквернения от неконтролируемых явлений материального мира. Сам Он без колебаний беседует с самарянкой, а это также считалось евреями в некоторой степени оскверняющим. [18] Более того, Господь не упрекает крoвоточивую женщину за то, что она коснулась Его одежд в надежде быть исцеленной: Он исцеляет ее и хвалит ее веру (Матфея, 2:20-22). Почему Христос открывает женщину толпе? Св. Иоанн Златоуст отвечает, что Господь «открывает ее веру всем, чтобы и другие не боялись подражать ей».[19]

Подобным образом апостол Павел оставляет традиционный иудейский подход к ветхозаветным правилам относительно «чистоты» и «нечистоты», допуская их только из соображений христианского милосердия (Рим 14). Общеизвестно, что Павел предпочитает слово «святой» (άγιος) слову «чистый» [20], чтобы выразить близость к Богу, таким образом избегая ветхозаветных предрассудков (Рим 1:7; Кор 6:1, 7:14; 2 Кор 1:1 и т.п.)

Ранняя Церковь и ранние Отцы

Отношение ранней Церкви к Ветхому Завету было непростым и не может быть подробно изложено в рамках данной работы. Ни иудаизм, ни христианство не обладали четко отдельной сформировавшейся идентичностью в первые века: они разделяли общий подход к некоторым вещам.[21] Церковь ясно признавала Ветхий Завет боговдохновенным Писанием, в то же время отдаляясь со времен Апостольского Собора (Деяния 15) от предписаний Моисеева Закона.

Хотя апостольские мужи, первое поколение церковных писателей после апостолов, едва ли касались Моисеева Закона относительно «ритуальной нечистоты», эти ограничения широко обсуждаются несколько позже, с середины 2-го века. К тому времени становится ясным, что «буква» Моисеева Закона стала чужда христианской мысли, так как христианские писатели пытаются дать ей символическую интерпретацию. Мефодий Олимпийский (300), Иустин Мученик (165) и Ориген (253) трактуют левитические категории «чистоты» и нечистоты» аллегорически, то есть, как символы добродетели и греха [22]; они также настаивают, что Крещение и Евхаристия являются достаточными источниками «очищения» для христиан.[23] В своем трактате Мефодий Олимпйский пишет: «Ясно, что тот, кто когда-то был очищен через новое рождение (крещение), не может быть более запятнан тем, что упоминается в Законе»[24]. В подобном же духе, Климент Александрийский пишет, что супругам более не нужно омываться после полового акта, что предписывает Моисеев Закон, «потому что», утверждает Св.Климент, «Господь очистил верных через крещение для всех брачных отношений».[25]

И все же кажущееся открытое отношение Климента к сексуальным отношениям в этом отрывке не типично для авторов того времени [26], и даже для самого Климента.[27] Для этих авторов было более характерно считать любые предписания Моисеева Закона символическими, за исключением тех, что касались пола и сексуальности. Фактически, писатели ранней Церкви были склонны к тому, чтобы рассматривать любое проявление сексуальности, включая менструацию, супружеские отношения и деторождение как «нечистые» и таким образом несовместимые с участием в литургической жизни Церкви.

Причин тому было множество. В эпоху, когда учение Церкви еще не кристаллизовалось в определенную догматическую систему, множество идей, философий и откровенных ересей витало в богословском воздухе, некоторые из которых попадали в работы ранних христианских писателей. Пионеры христианского богословия, такие как Тертуллиан, Климент, Ориген, Дионисий Александрийский и другие высокообразованные мужи того времени, частично находились под влиянием дохристианских религиозных и философских систем, которые доминировали в классическом образовании их времени. Например, так называемая аксиома стоицизма, или стоическая точка зрения, согласно которой половой акт оправдан только с целью деторождения [28], повторяется Тертуллианом [29], Лактанцием [30] и Климентом Александрийским [31]. Моисеев запрет в Левите 18:19 на половые отношения во время менструации таким образом приобрел новое обоснование: это было не только «осквернение», если результатом его не было деторождение, оно было грехом даже в браке. Заметьте в этом контексте, что Христос упоминает половые отношения только один раз в Евангелии: «… и двое станут одной плотью» (Матфей 9:5), без упоминания деторождения. [32] Тертуллиан, который принял ультра-аскетическую ересь монтанизма в более поздние годы, пошел дальше, чем многие другие, и даже считал молитву после полового акта невозможной. [33] Знаменитый Ориген печально известным образом подвергся влиянию современной эклектики среднего платонизма, с его характерным пренебрежением ко всему физическому, и материальному миру вообще. Его аскетическая и этическая доктрины, будучи изначально библейскими, также встречаются в стоицизме, платонизме, и в меньшей степени в аристотелианизме. [34] Не удивительно, поэтому, что Ориген рассматривает менструацию как «нечистую» в себе и саму по себе. [35] Он также является первым христианским писателем, который принимает ветхозаветные понятия в Левит 12 о деторождении как о чем-то нечистом. [36] Возможно, важно, что цитируемые теологи происходили из Египта, где иудейская духовность мирно сосуществует с развивающимся христианским богословием: еврейское население, постепенно уменьшаясь с начала 2-го столетия в главном городе Александрии, оказывало зачастую незаметное, но сильное влияние на местных христиан, которые в основном были обращенными из иудеев. [37]

Сирийская Дидаскалия

Ситуация была иной в Сирийской столице Антиохии, где сильное еврейское присутствие представляло ощутимую угрозу христианской идентичности. [38] Сирийская Дидаскалия, свидетельство христианской полемики против иудейских традиций 3-го столетия, запрещает христианам соблюдать левитские законы, включая те, которые касались менструации. Автор увещевает женщин, которые воздерживались от молитвы, уроков Писания и Евхаристии в течении семи дней во время менструации: «Если вы думаете, женщины, что вы лишены Духа Святого в течении семи дней вашего очищения, тогда, если бы вы умерли в это время, вы отойдете пустыми и безо всякой надежды». Дидаскалия далее убеждает женщин в присутствии в них Святого Духа, делая их способными участвовать в молитве, чтениях и Евхаристии:

«Теперь подумай об этом и признай, что молитва слышится через Святого Духа, и что Писания – слова Святого Духа и святы. Поэтому если Святой Дух внутри вас, почему вы отдаляете свою душу и не приближаетесь к делу Духа Святого?»[39]

Он наставляет других членов общины следующим образом:

«Вам не следует отделяться от тех, у кого месячные, ведь даже кровоточивая женщина не была укорена, когда коснулась края одежды Спасителя; она скорее была сочтена достойной получить отпущение всех своих грехов». [40]

Примечательно, что этот текст увещевает женщин с менструацией принимать причастие и подкрепляет свое увещевание примером из Святого Писания о кровоточивой женщине в Евангелии от Матфея, 9:20-22.

Гангрский Собор

Примерно столетие спустя, oк. середины 4-го века, мы находим канонические свидетельства против понятия «ритуальной нечистоты» в законодательстве поместного собора, который был созван в Гангре (105 км на север от Анкары) в 341 году н.э. [41] на северном побережье Малой Азии, который осудил крайний аскетизм последователей Евстафия Севастийского (377). [42] Монахи-евстафиане, вдохновленные дуалистическими и спиритуалистическими учениями, распространенным в Сирии и Малой Азии в то время, принижали брак и женатое священство. Против этого Правило 1 Собора гласит: «Аще кто порицает брак и женою верною и благочестивою, с мужем своим совокупляющеюся, гнушается или порицает оную, яко не могущую войти в Царствие: да будет под клятвою». [43] Евстафиане отказывались принимать причастие от женатого священства из соображений «ритуальной чистоты» [44], эта практика была также осуждена Собором, его четвертым правилом:

«Аще кто о пресвитере, вступившем в брак, рассуждает, яко не достоит причащаться приношения, когда таковый совершил литургию: да будет под клятвою». [45]

Что интересно, евстафианство было эгалитарным движением, проповедующим полное равенство полов.[46] Поощрялось таким образом, когда женщины-последовательницы Евстафия стригли свои волосы и одевались как мужчины, чтобы избавиться от всякого подобия женственности, которая, как и все аспекты человеческой сексуальности, считалась «оскверняющей». Заметим, что данная практика женщин-евстафианок напоминает радикальные виды современного феминизма, которые как-бы стремятся избавиться от всех отличий женского пола от мужского. Собор осуждает подобную практику в своем 13-ом правиле: «Аще некая жена, ради мнимого подвижничества, применит одеяние, и, вместо обыкновенные женские одежды, облечется в мужскую: да будет под клятвою». [47]

Отвергнув евстафианское монашество, Церковь отвергла понятие о сексуальности как об оскверняющей, защищая как святость брака, так и богосозданного явления, называемого женщиной.

Правила Египетских Отцов

В свете этих вполне православных древних канонов, как может Церковь сегодня применять на практике каноны, которые однозначно поддерживают представления о «ритуальной не/чистоте»? [48] Как было ранее отмечено, литература Церкви, включая тексты канонов, образовалась не в вакууме, но в социально-культурной исторической реальности древнего мира, который очень верил в ритуальную чистоту и требовал ее. [49] Самое раннeе каноническое правило, налагающeе ограничения на женщин в состоянии ритуальной нечистоты – это Правило 2 Дионисия Александрийского (264), написанное в 262 году по Р.Х.:

«О женах, находящихся в очищении, позволительно ли им в таком состоянии входить в дом Божий, излишним почитаю и вопрошать. Ибо не думаю, чтобы они, если суть верные и благочестивые, находясь в таком состоянии, дерзнули или приступить к Святой Трапезе, или коснуться Тела и Крови Христовых. Ибо и жена, имевшая 12 лет кровотечение, ради исцеления, прикоснулась не Ему, но только к краю одежды Его. Молиться, в каком бы кто ни был состоянии и как бы ни был расположен, поминать Господа и просить помощи – не запрещается. Но приступать к тому, что есть Святая Святых, да запретится не совсем чистому душою и телом».[50]

Отметим, что Дионисий, как и Сирийская Дидаскалия, ссылается на кровоточивую женщину в Матф. 9:20-22, но приходит к совершенно противоположному выводу: что женщина не может принимать причастие. Предполагалось, что Дионисий на самом деле запрещал женщинам входить в святилище (алтарь) но не в саму церковь. [51] Эта гипотеза не только противоречит тексту цитируемого канона, она также предполагает, что миряне некогда принимали причастие в алтаре. Недавние литургические исследования опровергли представление о том, что миряне когда-либо принимали причастие в алтаре.[52] Поэтому Дионисий подразумевал именно то, что написал, и в точности так, как его поняли многие поколения восточных христиан [53]: женщина с менструацией не должна входить в храм Божий, потому что она не полностью чиста духовно и телесно. Интересно, предполагает ли это, что все остальные христиане полностью чисты, «katharoi». Скорее всего, что нет, потому что Церковь осудила тех, кто называл себя «katharoi», или «чистые», древнюю секту новатиан, на Первом Вселенском Соборе в Никее в 325 году по Р.Х. [54]

Православные комментаторы прошлого и настоящего также объясняли правило Дионисия, как нечто связанное с заботой о зачатии детей: комментатор 12-ого века Зонара (после 1159 по Р.Х.), отрицая понятие ритуальной нечистоты, приходит к смущающему выводу, что истинная причина этих ограничений для женщин - «воспрепятствовать мужчинам спать с ними…чтобы дать возможность зачатию детей». [55] Итак, женщины клеймятся нечистыми, не допускаются в храм и к Святому Причастию, чтобы помешать мужчинам спать с ними? Не рассматривая предпосылку «секс только для чадородия» этого аругмента, он вызывает другие, более очевидные вопросы: неужели мужчины каким-то образом более склонны спать с женщинами, которые были в церкви и приняли Таинство? Почему, иначе, женщины должны воздерживаться от причащения? Некоторые священники в России предлагают другое объяснение: женщины слишком устают в таком состоянии, чтобы внимательно слушать молитвы литургии и поэтому не могут подготовить себя достаточным образом к Святому Причастию. [56] Точно такое же рассуждение предлагается в случае женщин, которые родили ребенка: им надо отдыхать 40 дней. [57] То есть, неужели причастие не должно подаваться всем уставшим, больным, пожилым или еще почему-либо слабым людям? Как насчет слабослышащих? Ведь им тоже трудно внимательно слушать молитвы Литургии.

Как бы там ни было, существуют несколько других канонических текстов, налагающих ограничения на женщин в «нечистоте»: Правило 6-7 Тимофея Александрийского (381 н.э.), который распространяет запрет и на крещение [58] и Правило 18 так называемых Канонов Ипполита, относительно родивших женщин и повитух. [59] Примечательно, что oба эти правила, как и Правило 2 Дионисия, египетского происхождения.

Св.Григорий Великий

Похожим образом обстояли дела на Западе, где церковная практика обычно считала женщин во время менструации «нечистыми» до конца 6-го/начала 7-го столетия.[60] В это время Святитель Григорий, Папа Римский (590-604 н.э.), отец Церкви, которому традиция (неверно) приписывает составление Литургии Преждеосвященных Даров, высказал другое мнение по данному вопросу. В 601 году, св. Августин Кентерберийский, «апостол Англии», (604) писал святителю Григорию и спрашивал, можно ли разрешать женщинам с менструацией приходить в церковь и к Причастию. Я процитирую святителя Григория подробно:

«Не следует запрещать женщине во время месячных входить в церковь. Ведь нельзя ставить ей в вину ту излишнюю материю, которую природа извергает и то, что с ней бывает не произвольно. Ибо мы знаем, что женщина, страдающая от кровоистечения смиренно приступила сзади ко Господу, прикоснулась ко краю Его одежды, и ее недуг тотчас оставил ее. Итак, если страждущая от кровоистечения смогла с похвалой прикоснуться к одежде Господа, каким образом может быть противозаконно, чтобы испытывающие месячное кровоистечение заходили в храм Господень?

… Нельзя в такое время и запрещать женщине принимать таинство Cвятого Причащения. Если же она не решится принять его из великого благоговения (ex veneratione magna), она достойна похвалы (laudanda est); а если примет, она не осуждается (non judicanda). Благонамеренные души видят грех даже там, где греха нет.

Ибо часто совершается безвинно то, что произошло от греха: когда мы испытываем голод, это случается без греха. В то же время то, что мы испытываем голод – вина первого человека. Менструация – не грех. На самом деле, это чисто естественный процесс. Но то обстоятельство, что природа до той степени нарушена, что она представляется запятнанной (videatur esse polluta) даже против человеческой воли – это последствие греха…

Итак, eсли женщина сама подумает над этими вещами, и решит не приступать к принятию таинства Тела и Крови Господних, она да будет хвалима за свою праведную мысль. Если же она примет [Святое Причастие], будучи объята любовью к этому таинству по обычаю своей благочестивой жизни, не следует, как мы уже сказали, ей в этом препятствовать». [61]

Заметьте, что Свт. Григорий понимает евангельское сказание о кровоточивой женщине – подобно Сирийской Дидаскалии – как аргумент против предписаний ритуальной не/чистоты.

В период раннего средневековья политика, которую ввел святитель Григорий, перестала применяться и женщин с месячными не допускали к причастию и зачастую учили их стоять перед входом в Церковь. [62] Эти практики были обычными на Западе еще в 17-ом столетии. [63]

«Ритуальная нечистота» в России

Что касается истории подобных обычаев в России, понятие «ритуальной нечистоты» было известно славянам-язычникам задолго до принятия ими христианства. Славяне-язычники, как и древние язычники в целом, полагали, что любое проявление сексуальности ритуально оскверняет. [64] Это поверие осталось по сути неизменным в Древней Руси после ее крещения.

Русская Церковь имела особо строгие правила относительно женской «нечистоты». В 12-ом веке в «Вопрошании Кирика» епископ Нифонт Новгородский объясняет, что если женщине случилось родить ребенка внутри церкви, церковь следовало опечатать на три дня, и затем переосвятить специальной молитвой. [65] Даже жена царя, царица, должна была рожать за пределами своего жилища, в бане или «мыльне», чтобы не осквернять обитаемое здание. После того, как ребенок родится, никто не мог покинуть баню или войти в нее, пока не приедет священник и не прочтет очистительную молитву из Требника. Только после прочтения этой молитвы отец мог войти и увидеть ребенка. [66] Если месячные у женщины начались, когда она стояла в храме, она должна была покинуть его немедленно. Если она этого не делала, ей полагалась епитимья в 6 месяцев поста с 50-ю земными поклонами в день.[67] Даже если женщины не были в состоянии «нечистоты», они принимали причастие не у Царских врат с мужчинами-мирянами, но у Северных врат.[68]

Молитвы Требника

Специальная молитва Требника Русской Православной Церкви, которая даже сегодня читается в первый день после рождения ребенка, просит у Бога «очистить мать от скверны…» и продолжает «и прости рабе твоей сей, имярек, и всему дому, в немже родися отроча, и прикоснувшымся ей, и зде обретающымся всем…».[69] Хочется спросить, почему мы просим прощения для всего дома, для матери и всех прикасавшимcя к ней? С одной стороны мне известно, что левитские законы содержали понятие осквернения через прикосновение. Поэтому я знаю, почему ветхозаветные верующие считали грехом прикасаться к «нечистому». И я знаю, что язычники боялись истечения крови и во время родов, и во время месячных, так как верили, что это привлекает демонов. Однако, не могу вам сказать, почему сегодня верные просят прощения за то, что прикасались к женщине или являются женщиной, которая родила ребенка, потому что я просто не знаю.

Другой ряд молитв читается 40 дней спустя, когда матери разрешается прийти в храм для обряда воцерковления. По этому случаю священник молится за мать следующим образом:

«очисти от всякаго греха, и от всякия скверны … да неосужденно сподобится причаститися святых твоих таин …омый ея скверну телесную, и скверну душевную, во исполнении четыредесяти дней: творяй ю достойну и причащения честнаго тела и крове твоея..» [70]

Сегодня часто говорят, что женщина не ходит в церковь сорок дней после рождения ребенка из-за физической усталости. Однако, цитируемый текст говорит не о ее способности участвовать в литургической жизни, но о ее достоинстве. Рождение (не зачатие) ее ребенка, согласно этим молитвам, стало причиной ее физической и душевной «нечистоты» (скверны). Это похоже на рассуждения Дионисия Александрийского о менструации: она делает женщину не совсем чистой «и душей, и телом».

Новые разработки в Православных Церквах

Не удивительно, что некоторые Православные Церкви уже стремятся к тому, чтобы изменить или удалить тексты Требника, основанные на догматически уязвимых представлениях о деторождении, браке и нечистоте. Я процитирую решение Священного Синода Антиохийского, который проходил в Сирии 26 Мая 1997 года, под председательством Блаженнейшего патриарха Игнатия IV:

Было решено дать патриаршее благословение изменить тексты малого Требника касательно брака и его святости, молитв о женщинах, которые родили и входят в храм в первый раз, и тексты заупокойных служб.[71]

Богословская конференция, которая собиралась на Крите в 2000 году пришла к аналогичным выводам:

Теологам следует… написать простое и адекватное объяснение службы воцерковления и адаптировать язык самого обряда так, чтобы он отражал богословие Церкви. Это будет полезным для мужчин и женщин, которым следует дать истинное объяснение службы: что она существует как акт приношения и благословения рождения ребенка, и что его следует совершать как только мать готова возобновить нормальную деятельность вне дома…

Мы просим Церковь уверять женщин, что их всегда привествуют приходить и принимать Святое Причастие за любой литургией, когда они духовно и обрядово готовы, независимо от времени месяца. [72]

Более раннее исследованиe Православной Церкви в Америке также предлагает свежий взгляд на «ритуальную нечистоту»:

…представления о том, что женщины в менструальный период не могут принимать Святое Причастие или целовать крест и иконы, либо печь хлеб для Евхаристии, или даже заходить в притвор церкви, не говоря уже об алтарной зоне, это представления и практики, которые являются нравственно и догматически несостоятельными с точки зрения строгого Православного христианства… Святитель Иоанн Златоуст осуждал тех, кто пропагандировал такое отношение, как недостойных христианской веры. Он называл их суеверными и приверженцами мифов. [73]

Такие заявления могут вызвать смущение, т.к. они очевидно пренебрегают определенными каноническими правилами, прежде всего 2-м правилом Дионисия Александрийского. Но такое смущение чаще всего основано на неверном предположении, что церковная “правда” как бы связана и в то же время гарантируется неким неизменным, неприкосновенным, и навсегда для нее обязательным кодексом канонов. Если это было бы так – если истинное благосостояние церковного организма зависело от исполнения канонов, то этот организм бы рассыпался много веков назад. Ибо значительное количество канонов из Книги Правил (из официального канонического кодекса Православной Церкви) не соблюдается уже веками. Церковь предоставляет Своим пастырям значительную степень свободы по отношению к каноническому законодательству, так что в конечном итоге церковная иерархия решает, соответственно божественной “икономии” (домостроительством), как и когда применять каноны – или не применять. Иными словами, Церковь управляет канонами – не каноны Церковью.

Укажем всего лишь на некоторые из канонических правил, которые сегодня не исполняются. Правила 15 Лаодикийского Собора (ок. 363/364 гг.) и 14 Седьмого Вселенского Собора (787 г.) запрещают непосвященным в чтецы и певцы читать или петь в храме. Но у нас практически на каждом приходе поют и читают непосвященные – и мужчины, и женщины, и дети. Правила 22 и 23 того же Лаодикийского Собора запрещают чтецам, певцам, и прислужникам носить орарь, который дается только дьяконам, которые носят его на плече, да иподьяконам, которые его носят крестообразно на обоих плечах. Тем не менее, сегодня на архиерейских богослужениях Русской Православной Церкви можно часто заметить непосвященных прислужников, носящих крестообразно орари подобно иподьяконам. Правило 2-е Константинопольского Собора, бывшего в храме Святой Софии в 879 г., гласит, что епископ не может быть монахом. Точнее, это правило заявляет о несовместимости монашеских обетов с епископским саном. Сегодняшняя практика нашей Церкви явно противоречит принципу, который утверждается этим каноном. Правило 69 Трулльского Собора (691/2 гг.) запрещает всем мирянам – кроме императора – заходить в алтарь. Замечу, что я никогда не видела, чтобы женщины нарушали это каноническое правило. Но мужчины и мальчики достаточно свободно заходят в алтарь во всех русских православных храмах, в которых я бывала. Можно было бы спросить, равно ли обязательно как женщинам, так и мужчинам соблюдать каноническое законодательство, или каноны как-то более обязательны для женщин?

Как бы то ни было, моя цель ни оправдать, ни осудить нарушение вышеуказанных канонов. Такое суждение – как уже сказано – прерогатива церковной иерархии. Я имею в виду лишь указать на то очевидное обстоятельство, что мы пренебрегаем множеством канонических правил. На самом деле, это вполне соответствует традиционной практике Православной Церкви, и само по себе не составляет угрозу Её благосостоянию: как мы видим, Церковь совершала и совершает Свою спасительную миссию при нарушении и даже совершенном оставлении определенных канонических правил – ежедневно, и веками.

Заключение

Я напишу краткое заключение, потому что тексты говорят за себя. Внимательное рассмотрение источников и природы понятия «ритуальной нечистоты» обнаруживает достаточно смущающее, и по сути нехристианское явление под маской православного благочестия. Независимо от того, попало ли это понятие в церковную практику под прямым влиянием иудаизма и/или язычества, оно не имеет обоснования в христианской антропологии и сотериологии. Православные христиане, мужчины и женщины, были очищены в водах крещения, погребены и воскресли со Христом, Который стал нашей плотью и нашей человечностью, попрал смертию смерть и освободил нас от ее страха. И все же мы сохранили практику, которая отражает ветхозавтеный страх перед материальным миром. Поэтому вера в «ритуальную нечистоту» не является в первую очередь социальным вопросом, и беда не в первую очередь в уничижении женщины. Речь скорее идет об уничижении Воплощения Господа Нашего Иисуса Христа и его спасительных последствий.

-------------------------------------- -------------------------------------------------------

К вопросу о «ритуальной нечистоте»: ответ сестре Вассе (Лариной)

Публикуем ответную публикацию священника Сергия Свешникова, перевод с английского Марины Леонтьевой специально для портала «Православие и мир»

Недавно я прочел интересную статью доктора наук монахини Вассы (Лариной) о ритуальной нечистоте в Православной Церкви [1]. Это чрезвычайно важная тема, поскольку она имеет отношение к функциям, присущим человеческому организму еще со времен Адама и Евы, и которые вряд ли исчезнут вплоть до скончания века. В частности сестра Васса рассматривает Церковное отношение к менструации (хотя вопрос о ритуальной нечистоте не сводиться только к этому, но об этом чуть позже).

Проводя своеобразную деконструкцию традиции запрета участия женщины в период менструации в литургической жизни Церкви, сестра Васса рассматривает свидетельства о данной традиции и противоречивые мнения о ней из различных источников — Ветхого Завета, Протоевангелия Иакова, сочинений Отцов Церкви – и отмечает некоторые современные тенденции, указывающие на нестабильность данной традиции. Сестра Васса приходит к заключению, что ритуальная нечистота «не имеет обоснования в христианской антропологии и сотериологии». Так ли это на самом деле? Думаю, некоторые высказывания сестры Вассы стоит рассмотреть подробнее.

Феминизм

Понимая, что любое упоминание об освобождении женщин от традиционных ограничений непременно будет рассматриваться в рамках полемики о феминизме, сестра Васса пытается убедить своих читателей, что она отнюдь не руководствуется в своем исследовании феминистическими мотивами. Она утверждает, что поскольку «традиционно Православная Церковь не имеет социальной или политической программы, то дискуссия в данной плоскости [феминистической полемики] остаётся вне Церкви». Конечно же, это утверждение легко оспорить, учитывая, что одним из основополагающих документов Русской Православной Церкви являются «Основы социальной концепции Русской Православной Церкви» (2000 г.), и содержание этого документа вполне соответствует его названию. Но, возможно, гораздо важнее этого отчетливая картина взаимоотношений Церкви и современных феминистических идеологий.

Считать феминистическую полемику находящейся «вне Церкви» может быть заблуждением. Церковь еще не удалилась из мира сего в Горний Иерусалим, и ее члены не совсем чужды социо-политической и социо-религиозной деятельности христианских и светских сообществ. Нельзя отрицать очевидность влияния современной интеллектуальной, философской и социо-идеологической атмосферы на умы верующих, будь то активных мирян, иерархов или богословов.

С другой стороны, если в общих чертах дать определение феминизму как интеллектуальному и философскому диалогу, нацеленному на достижение равноправия женщин, то, возможно, ему найдется место в православной традиции, поскольку Церкви, в том числе и Православная Церковь, известны тем, что они за многие столетия своей истории подбирают «багаж» разных социальных недостатков тех обществ, членами которых являются верующие.

Феминистический диалог в Православной церкви неизбежен, и мы можем наблюдать его зарождение в наши дни — например, в статьях о менструации или высказываниях Митрополита Ионы (Православная Церковь в Америке) относительно женского священства [2]. Потенциально этот диалог может пойти христианам на пользу — как мужчинам, так и женщинам — поскольку он способен прояснить взгляд на пол в свете Христовой правды и данного Церкви евангельского откровения.

История

В статье сестры Вассы отсутствует один важный аспект дискуссии о менструации и церковных правил с ней связанных — это вопрос о собственно кровотечении. Для большинства современных женщин этот аспект менструации перестал быть социальной проблемой, так как они пользуются всеми преимуществами новейших гигиенических изобретений. Однако, на протяжении большей части мировой истории современные гигиенические продукты были просто недоступны. В разных культурах в разное время использовались различные средства «защиты» при менструации, но имеются свидетельства, что, по крайней мере, в восемнадцатом и девятнадцатом веках в Европе большинство женщин ничем не пользовались — ни прокладками, ни нижним бельём — и просто кровоточили, оставляя за собой след, куда бы они не направлялись [3].

Английская суфражистка Силина Купер (1864-1946), побывав приблизительно в 1900 году на хлопкопрядильных фабриках, сделала интересное наблюдение. Она обнаружила, что полы цехов были покрыты соломой, которая впитывала менструальную кровь работавших там женщин [4].

Возможно, похожая ситуация была у Рахили, когда она спрятала домашних идолов, присев на них: «Она же сказала отцу своему: да не прогневается господин мой, что я не могу встать пред тобою, ибо у меня обыкновенное женское» (Быт.31:35).

У современной женщины теперь нет никаких причин не вставать во время менструации. Некоторые даже свободно посещают общественные бассейны, благодаря таким лидерам гигиенической индустрии, как «Тампакс». У Рахили же была веская причина, чтобы не вставать со своего места, настолько веская, что её отец не стал подвергать ее сомнению.

Возможно, эти примеры поясняют, почему женщины по традиции упорно воздерживались от литургической жизни Церкви, несмотря на ободряющие высказывания святого Григория Двоеслова, слова которого цитирует сестра Васса.

В противовес утверждению сестры Вассы, что традиция воздержания женщин от литургической жизни во время менструации — это «в корне нехристианское явление под маской православного благочестия,… отражающее языческие и ветхозаветные страхи перед материальным миром», я полагаю, что эта традиция возникла на основе элементарного человеческого опыта, общего для язычников, иудеев и христиан.

Отвержение всего нехристианского, языческого, ветхозаветного кажется, в некоторой степени, неоправданным, поскольку это непременно затронуло бы такие вещи как брак, священство, веру в ипостасного Бога, термин стоиков logos (слово), термин гностиков homoousios (единосущный), идею неоплатонизма о троице и многое другое. Отцы Церкви пошли по несколько другому пути; они воспользовались некоторыми представлениями и традициями язычников и иудеев, придали им более глубокое значение в свете христианского познания и преобразовали их так, чтобы они соответствовали Христовой правде. Естественно, это не означает, что очевидная социо-физиологическая сторона менструации продолжает играть в современной жизни такую же важную роль, какую она играла всего столетие или два назад. Тем не менее, напоминание о том, что современные средства гигиены являются именно современными изобретениями [5], позволяет рассмотреть некоторые церковные правила с исторической точки зрения.

Ритуальная нечистота

Вряд ли многие будут спорить с утверждением, что нехорошо оставлять капли и лужицы менструальной крови в храмах, однако было бы неверно говорить, что правила о «ритуальной нечистоте» распространяются только на женщин. Мужчине с любым кровотечением также следует воздержаться от посещения храма, пока кровотечение не прекратится. На моей памяти был случай, когда священник порезал палец во время совершения проскомидии, и ему пришлось покинуть храм, поскольку никак не удавалось остановить кровотечение. Понятие о ритуальной нечистоте в Православной Церкви намного шире женской менструации и относится также к некоторым сторонам мужской физиологии, как, впрочем, и к некоторым не зависящим от пола состояниям.

Вспомним, например, название правила, обязательного для мужчин после непроизвольного ночного истечения семени — «Правило против осквернения». Конечно, некоторые могут возразить (и это очевидно следует из молитв св. Василия Великого), что мужчина сам виноват в том, что поддался плотской страсти. Однако это не всегда так, учитывая, что даже великие святые, по-видимому, переживали подобные состояния, свидетельством чему и являются молитвы от осквернения. Церковно-каноническое отношение к ночному истечению и менструации несколько различно, но у мужчины подобные истечения, как правило, не продолжаются в храме, в то время как менструация длится несколько дней.

В одном из документов Русской Церкви XVII века под названием «Известие учительное» перечисляется несколько вещей, возбраняющих священнику служить литургию, а верующим принимать Причастие (хотя здесь ничего не говорится о других сторонах литургической жизни): невоздержанность в еде и питье, половое сношение, ночное истечение и прочее [6]. Другими словами, из этого можно сделать вывод, что указанные вещи оскверняют человека.

«Известие учительное» заключает также, что оскверняться могут как люди, так и священные строения и предметы. Оно предписывает, например, прекращение богослужений в храме, если он будет «осквернен случайным пролитием человеческой крови при каком-либо беспорядке, от удара оружия или руки, или другого удара, или от какой-либо телесной нечистоты на полу»…[7] Может ли последнее относиться к менструальной крови? Возможно, но данное требование этого не уточняет, и потенциально может относиться к вещам не связанным с женской физиологией.

Разграничение священного и мирского — в пространстве, времени или периодах человеческой жизни — соответствует православной картине мира: от особых требований к чистоте (для мужчин и женщин) при богослужении до благоговейного отношения к богослужебным предметам, от масленичного веселья Сырной седмицы до чистой радости Светлой седмицы — все в православии говорит об этой дихотомии. Это не значит, что все мирское непременно противоестественно и порочно, но не стоит также и сводить правила в отношении женщин с менструаций к пережиткам языческих обычаев, не пытаясь найти чисто христианского понимания этих правил.

Богословский аспект

Одно из подобных объяснений правил о ритуальной чистоте было предложено протоиереем Владимиром Воробьевым в лекциях по Литургическому преданию, прочитанным в Православном Свято-Тихоновском Православном Университете в Москве [8]. Он отмечает, что в результате грехопадения Бог сказал женщине: «умножая умножу скорбь твою в беременности твоей; в болезни будешь рождать детей…» (Быт. 3:16). Отец Владимир делает вывод, что все, что относится к рождению детей — менструация и естественное очищение после родов — может рассматриваться как епитимья или своего рода «наказание», во время которого, как во время любой епитимьи следует воздерживаться от причастия. Можно спорить о том, верно ли подобное толкование Писания и насколько оно отражает мнение Церкви, но существование подобных предложенной о. Владимиром точек зрения указывает на то, что в устаревших, на первый взгляд, правилах о чистоте может содержаться живой богословский аспект.

Возможно, кто-нибудь возразит, что мы, христиане, свободны от проклятия, ибо «Христос искупил нас от клятвы закона» (Гал. 3:13). Верно, но это и подобные места Писания не всегда истолковываются буквально: мужчины все так же едят хлеб в поте лица своего, доколе не возвращаются в землю, из которой взяты (Быт. 3:19), а женщины все так же рождают детей в болезни (16). Христос победил смерть и даровал нам вечную жизнь (Рим. 6:23), тем не менее, никто не призывает отменить погребальные обряды, как устаревшие. Сестра Васса пишет, что «православные христиане, как мужчины, так и женщины, очистились водами крещения, погреблись и воскресли вместе с Христом, Который стал нашей плотью, нашей человеческой природой, и освободил нас от страха смерти, поправ ее Своей Смертью». Это тоже верно — во Христе «несть иудей, ни еллин; … несть мужеский пол, ни женский» (Гал. 3:28). Тем не менее, это не привело к прекращению существования Иерусалимского или Константинопольского Патриархата, а Православная Церковь все-таки настаивает, чтобы браки заключались исключительно между мужчинами и женщинами. Церковь является откровением будущего века, но также и спасительным ковчегом для тех, кто ещё не достигли обожения.

В желании оставить все мирское, умереть для мира, жить только духовным узнается идеал христианского монашества. Монахиня желает освятить всю свою жизнь и сущность [9]; но женщина в детородном возрасте в Православной традиции не может полностью осуществить это, сталкиваясь с правилами ритуальной чистоты, казалось бы, от неё не зависящей. Естественной реакцией на эту сложную ситуацию становится попытка деконструировать эти правила как устаревшие и не соответствующие идеалам христианства.

Такая тенденция наблюдается среди не только православных, но и католических монахинь. Сестра Бернард, к примеру, сетует: «Я римо-католичка и горжусь этим… Я могу говорить о своей руке, лице и любой части тела, но если дело касается моего влагалища, я не могу посметь произнести даже это слово. Как будто Бог создал что-то настолько порочное, что нам не разрешено даже говорить об этом» [10].

Не знаю, существуют ли у римо-католиков правила о ритуальной чистоте женщины при менструации и каковы они, но возражения православной монахини вполне понятны. Для монашествующих (по-видимому, и для сестры Вассы) литургическая жизнь Церкви является чрезвычайно важным элементом духовной жизни. Миряне могут присутствовать на службах один-два раза в неделю, но для монашествующих естественно стремиться к общей молитве один-два раза в день. Церковные службы в монашеской жизни настолько важны, что монахине бывает трудно смириться с тем, что «ей нельзя причаститься, она не может приложиться к иконам и взять антидор, она не может печь просфоры или держать их в руках, не может помогать в уборке храма; она не может даже зажечь лампаду перед иконами в собственной келье» (Ларина) — и это не раз или два раза в жизни, а по целой неделе ежемесячно!

Проблема вполне понятна. Очевидно, диалог необходимо продолжить и найти приемлемые формы православной практики. Но давайте не будем спешить отвергать тысячелетние традиции Церкви без основательной богословской и аналитической подготовки, как в отношении обсуждаемого вопроса, так и возвышенных текстов на которые сестра Васса ссылается в своей замечательной статье.

Продолжение “More to the Point: Should Nuns Light Their Icon Lamps?”—на сайте http://frsergei.wordpress.com/

--------------------------------------------- ---------------------------------------------------

Дата добавления: 2015-11-04