Книга четвертая 17 страница

А отсюда с неизбежностью следовало: раз Фануччи желает отобрать у него эти деньги силой, то почему его не убить? Мир, безусловно, обойдется без Фануччи.

Была, конечно, у такого решения и серьезная подоплека. Да, у Фануччи могли и впрямь оказаться грозные заступники, которые будут искать возможности отомстить. Да, Фануччи был и сам человек опасный, которого не так-то просто лишить жизни. Да, существовали и полиция, и электрический стул. Но Вито Корлеоне жил приговоренным к смерти еще с того дня, как убили его отца. Двенадцатилетним мальчишкой он пересек океан, спасаясь от рук палачей, ступил на чужую землю, взял себе чужое имя. Он помалкивал, он наблюдал ― и убедился за эти годы, что против других ему отпущено с лихвою ума и смелости, просто до сих пор не представлялось случая применить свои ум и смелость на деле.

И все же он колебался, прежде чем сделать тот первый шаг навстречу своей судьбе. Он даже приготовил семьсот долларов и положил пачку денег в боковой брючный карман, откуда удобно доставать. Однако ― в левый карман. В правый он положил револьвер, полученный от Клеменцы перед налетом на грузовик с шелком...

Фануччи явился без опоздания ― точно в девять вечера. Вито Корлеоне поставил на стол кувшин домашнего вина, которым его тоже снабдил Клеменца.

Фануччи, положив белую шляпу на стол подле кувшина с вином, распустил на шее широкий галстук в ярких цветочках, скрывающих там и сям томатные пятна. По-летнему душные сумерки слабо освещал газовый рожок. В квартире стояла тишина. Но Вито Корлеоне пробирал озноб. Дабы Фануччи не успел усомниться в его добрых намерениях, Вито сразу же протянул ему деньги и зорко следил, как Фануччи их пересчитывает и, вытащив вместительный кожаный бумажник, прячет в него пачку. Потом Фануччи отхлебнул вина и уронил:

― С тебя еще две сотни.

Тяжелое бровастое лицо его было непроницаемо. Вито, по обыкновению хладнокровно, рассудительно, ответил:

― Я малость поиздержался за то время, пока сижу без работы. Если не возражаете, недельки две деньги побудут за мной.

Это был известный и дозволенный маневр. Основную часть денег Фануччи получил ― теперь он потерпит. Не исключено даже, что после настойчивых уговоров он этим ограничится либо немного продлит отсрочку. Фануччи хмыкнул, снова отпил вина и произнес:

― Э, да ты малый не промах! Как это я тебя не приметил раньше? Больно ты тихий и оттого много теряешь. Я мог бы работенку подобрать для тебя, и притом очень выгодную.

Вито Корлеоне вежливо наклонил голову, показывая, что слушает с интересом, и подлил Фануччи темно-красного вина из кувшина. Но Фануччи раздумал продолжать ― он поднялся со стула и подал Вито руку на прощанье.

― Ну, бывай, молодой юноша, ― сказал он. ― Сердца на меня не держи, ладно? Если я для чего понадоблюсь, дашь мне знать. Ты себе нынче сослужил добрую службу.

Вито дал Фануччи время спуститься по лестнице и выйти из подъезда. На улице было полно народу ― десятки свидетелей подтвердят, что он выходил из этого дома невредимым. Вито выглянул из окна. Фануччи сворачивал в сторону Одиннадцатой авеню ― значит, зайдет домой убрать в надежное место добычу. Возможно ― убрать и оружие. Вито Корлеоне вышел из квартиры, взбежал вверх по лестнице и вылез на крышу.

По кровлям, образующим квадрат, он перебрался на противоположную сторону квартала, спустился по пожарной лестнице пустующего складского помещения и очутился на заднем дворе. Отворил пинком дверь черного хода и насквозь, через парадное, вышел на улицу. На другой стороне улицы стоял дом Фануччи.

Жилые дома района тянулись к западу вплоть до Десятой авеню. Одиннадцатая была в основном застроена складами и пакгаузами, арендованными компаниями, которые перевозили свои грузы по Центральной железной дороге и нуждались в доступе к товарным станциям, лепящимся одна к другой от Одиннадцатой авеню до реки Гудзон. Квартира Фануччи находилась в одном из немногих жилых домов, затерянных среди этих товарных дебрей, ― в них селились большей частью бессемейные грузчики, тормозные кондукторы, складские сторожа, дешевые проститутки. Здешние жители не выходили под вечер на улицу почесать языки с соседями, как водится у честных итальянцев, а расползались по пивным пропивать свой заработок. И потому Вито Корлеоне не составило труда перебежать незамеченным на другую сторону безлюдной Одиннадцатой авеню и шмыгнуть в подъезд дома Фануччи. За дверью он вытащил револьвер, из которого еще не сделал ни единого выстрела, и стал ждать.

Он смотрел сквозь стеклянную панель парадной двери, зная, что Фануччи покажется со стороны Десятой авеню. Клеменца показывал ему, как обращаться с револьвером, и дал для практики пощелкать вхолостую. Но еще в детстве, на Сицилии, он девяти лет от роду начал ходить с отцом на охоту и не однажды стрелял из тяжелого дробовика, именуемого лупарой. Это умение сызмальства стрелять из лупары как раз и побудило убийц его отца приговорить и его тоже к смерти.

Из неосвещенного подъезда видно было, как с той стороны улицы двинулось к дому белое пятно, ― это был Фануччи. Вито отступил назад и уперся лопатками во внутреннюю дверь, ведущую на лестницу. Он выставил вперед револьвер. Протянутая рука не доставала футов шесть до наружной двери. Дверь открылась. Весь в белом, широченный, разящий потом и вином, Фануччи вдвинулся в светлый прямоугольник проема. Вито Корлеоне выстрелил.

Отзвук выстрела вырвался на улицу сквозь открытую дверь, но в основном грохнуло внутри. Фануччи, ухватясь за дверные косяки, силился удержаться на ногах и вытащить оружие. От этих усилий у него отлетели пуговицы с пиджака. Полы разошлись, освободив пистолет, но и открыв ветвистую алую плеть на крахмальной груди белой рубашки. Очень старательно, словно вгоняя иглу в вену. Вито Корлеоне всадил вторую пулю в центр этой паутины.

Фануччи рухнул на колени, застряв в полуоткрытой двери. Он испустил ужасный стон, словно бы жалуясь на нестерпимую телесную муку, и было в этом даже что-то комическое. Стоны следовали один за другим ― Вито запомнилось, что он их насчитал по крайней мере три до того, как приставил револьвер к потной, сальной щеке и прострелил Фануччи голову. Пять долгих секунд ― и Фануччи обмяк и повалился мешком, заклинив открытую дверь своим бездыханным телом.

Осторожным движением Вито Корлеоне вытянул из пиджачного кармана убитого пухлый бумажник и сунул себе за пазуху. Потом перешел на другую сторону улицы к пустующему складу, выбрался черным ходом на задний двор и по пожарной лестнице влез на крышу. Оттуда он огляделся. Тело Фануччи все так же лежало мешком в дверях подъезда, но улица оставалась безлюдной. В доме открылось окно, потом второе, из них темными пятнами высунулись головы, но лиц было не видно, ― а значит, и его лица никто не разглядел. Да и не пойдет никто из здешних доносить в полицию. Фануччи мог так и пролежать до утра ― разве что полицейский, совершая ночной обход участка, наткнется на его труп. А из жильцов никто по собственной воле не сунется навлекать на себя подозрение и высиживать на допросах. Позапирают двери и прикинутся, будто ничего не слышали.

Теперь ему не было надобности торопиться. По крышам Вито вернулся к чердачному люку своего дома и сошел вниз по лестнице. Открыл дверь своей квартиры, вошел и заперся изнутри. Он вывернул бумажник убитого: сверх семисот долларов, полученных от него, на стол выпали несколько бумажек по одному доллару и одна пятерка.

В кармашке для мелочи оказалась старая золотая монета достоинством в пять долларов ― вероятно, талисман. Если Фануччи и был в самом деле богатым гангстером, то при себе свои богатства не носил, это уж точно. Пока что подозрения Вито подтверждались.

Он знал, что должен отделаться от бумажника и от револьвера, ― уже тогда у него хватило ума сообразить, что золотой трогать не надо. Он опять вылез на крышу, перебрался через три-четыре конька и бросил бумажник в один из дворов-колодцев. Потом высыпал из барабана патроны и хватил стволом револьвера о конек кровли. Ствол не поддавался. Тогда он взялся за ствол и саданул рукояткой по краю дымовой трубы. Рукоятка треснула. Вито ударил еще раз, и револьвер развалился надвое. Он швырнул рукоятку в один колодец, ствол ― в другой. Они не стукнулись оземь, пролетев пять этажей, а беззвучно утонули в рыхлых кучах мусора. Утром из окон накидают еще и, бог даст, накроют все с верхом... Вито повернул назад.

Его слегка трясло, но он полностью сохранял самообладание. Опасаясь, что на одежду могли попасть брызги крови, он переоделся, кидая все, что снимал с себя, в оцинкованное корыто, в котором его жена стирала белье. Достал щелок, кусок грубого хозяйственного мыла, замочил вещи и каждую в отдельности долго тер над раковиной на железной стиральной доске. Корыто и раковину выскреб после со щелоком и мылом.

Отыскал в углу спальни узел стираного белья и увязал вперемешку с ним свои вещи. Затем надел чистую рубаху, штаны, спустился вниз и подсел к жене, которая болтала у дверей с соседями, приглядывая за сыновьями.

Потом оказалось, что все эти предосторожности были излишними. Труп обнаружили на рассвете, но никто и не думал вызывать Вито в полицию. Мало того ― в полиции, к его изумлению, вообще не дознались, что накануне вечером Фануччи приходил к нему. А он-то рассчитывал, что обеспечит себе алиби, если люди увидят, как Фануччи выходит от него... Позже ему стало известно, что в полиции были только рады избавиться от Фануччи и не особо рвались установить, кто его застрелил. Просто решили, что это семейные разборки между членами одной банды, и допросили для порядка хулиганов, имевших в прошлом приводы за жульнические махинации, грабежи и насилие. Вито ни в чем таком замешан не был, и о нем даже не вспомнили.

Да, полицию он одурачил, но это не означало, что он одурачил своих дружков. Первую неделю Пит Клеменца и Тессио обходили его стороной, вторую неделю тоже... Потом как-то под вечер зашли к нему. Держались оба с нескрываемой почтительностью. Вито Корлеоне встретил их вежливо, невозмутимо, налил им вина.

Первым заговорил Клеменца.

― Никто не доит лавочников на Девятой авеню, ― вкрадчиво сказал он. ― Никто не взыскивает с игорных притонов и подпольного тотализатора в нашем квартале.

Вито перевел твердый взгляд с одного на другого и не отозвался. Тогда заговорил Тессио.

― Можно бы прибрать к рукам клиентуру Фануччи, ― сказал он. ― Будут платить.

Вито Корлеоне поднял плечи.

― Но я тут при чем? Это дела не по моей части.

Клеменца хохотнул. Даже в молодые годы, не отрастив еще себе необъятного чрева, он похохатывал, как толстяк.

― А как поживает револьвер ― помнишь, я тебе давал, когда мы снаряжались чистить грузовик? ― сказал он. ― Раз тебе больше не понадобится, может, вернешь?

Обдуманно неторопливым движением Вито Корлеоне вытащил из бокового кармана пачку денег, отсчитал пять десяток.

― Держи, вот тебе за него. Я выкинул револьвер после того налета. ― И улыбнулся.

В ту пору Вито Корлеоне еще не знал, какое действие оказывает на людей эта улыбка. Мороз пробегал от нее по коже, ибо она не таила в себе угрозы. Он улыбался как бы в ответ на шутку, понятную ему одному. Но оттого, что появлялась эта особенная улыбка на его лице лишь как предвестница чьей-то смерти, и шутка была на самом деле не столь уж непонятна, и глаза его при этом не улыбались, ― оттого страшно делалось, когда этот человек, внешне всегда уравновешенный, благоразумный, обнажал свое истинное нутро...

Клеменца покачал головой:

― Не надо мне денег.

Вито спрятал деньги в карман. Он выжидал. Они понимали друг друга ― он и эти двое. Клеменца и Тессио знали, что это он убил Фануччи, и хоть ни тот, ни другой никому о том не говорили, в ближайшие недели об этом знал весь квартал. С Вито Корлеоне начали обращаться как с лицом, заслуживающим уважения. А он по-прежнему не делал попыток прибрать к рукам кормушки, оставшиеся после Фануччи, ― не обирал лавочников, не навязывался с покровительством к содержателям притонов.

Дальше последовало неизбежное. Однажды вечером жена Вито привела с собой соседку, вдову. Вдова была уроженка Италии, порядочная, честная женщина. С утра до ночи она крутилась по хозяйству в заботах о своих осиротевших детях. Ее сын, паренек шестнадцати лет, приносил жалованье домой и, как принято в Италии, целиком, в нераспечатанном конверте, отдавал матери; так же поступала и семнадцатилетняя дочь, портниха. Вечерами садились всей семьей нашивать пуговицы на картонки ― каторжный труд за мизерную сдельную плату. Звали соседку синьора Коломбо. Жена Вито Корлеоне сказала:

― Синьора пришла просить, чтобы ты оказал ей услугу. У нее неприятности.

Вито ждал, что у него попросят денег, и был готов их дать. Но выяснилось другое. Синьора Коломбо держала собаку, в которой души не чаял ее младший сынишка. Кто-то из жильцов нажаловался владельцу дома, что собака лает по ночам, и он велел вдове от нее избавиться. Синьора Коломбо слукавила и все же тайком оставила пса. Домовладелец, узнав, что его обманули, приказал жиличке съезжать с квартиры. Она божилась, что на сей раз непременно исполнит его волю, и действительно отдала собаку. Но хозяин уже рассвирепел и не желал отступиться. Либо она очистит помещение сама, либо ее выставят с полицией. А ее малыш заливался такими горючими слезами, когда собачку увозили к их родным на Лонг-Айленд! И зачем? Их все равно гонят из дому...

Вито Корлеоне мягко спросил:

― Отчего вы обращаетесь за помощью ко мне?

Синьора Коломбо кивком указала на его жену:

― Это она меня научила.

Он удивился. Жена не выпытывала у него, зачем он в тот вечер стирал свои вещи. Ни разу не спросила, откуда берутся деньги, когда он не работает. Вот и сейчас лицо ее оставалось бесстрастным... Вито сказал своей соседке:

― Я могу дать вам денег ― переезд, то да се, ― вас это устроит?

Женщина затрясла головой, на глазах у нее выступили слезы.

― Здесь живут все мои друзья, все подружки, с которыми я вместе росла в Италии. Как я поеду на чужое место, где никого не знаю? Пускай хозяин разрешит мне остаться здесь ― попросите его за меня.

Вито наклонил голову:

― Ладно. Вам не придется уезжать. Завтра же утром с ним потолкую.

Жена улыбнулась ― это было приятно, хотя он не подал виду. У синьоры Коломбо еще оставались сомнения.

― Вы уверены, что он не откажет, наш хозяин?

― Синьор Роберто? ― сказал Вито удивленно. ― Конечно. Он же в душе добряк. Ему просто нужно объяснить ― когда он узнает, в каком вы бедственном положении, он вам посочувствует. И не волнуйтесь больше. Не надо так расстраиваться. Берегите здоровье, у вас ведь дети.

Домовладелец, мистер Роберто, ежедневно наведывался на улицу, где стояли в ряд пять его домов. Он подвизался как padrone, то есть поставлял крупным корпорациям в качестве рабочей силы итальянцев, только что сошедших с корабля на американскую землю. Вырученные деньги вкладывал в жилые дома. Уроженец Северной Италии, человек образованный, он не испытывал ничего, кроме презрения, к этим южанам с Сицилии и из Неаполя, что набивались, как тараканы, в его дома и разводили насекомых и крыс, бросая мусор во двор и в ус не дуя, что портят его имущество. Он был не злой человек, примерный муж и отец, но непрестанные заботы о своем имуществе, о заработке, о расходах, неизбежных для владельца недвижимости, вконец истрепали ему нервы, и он постоянно находился во взвинченном состоянии. Когда его остановил на два слова Вито Корлеоне, мистер Роберто отозвался резковато. Резковато, но не грубо, потому что эти южане имеют привычку чуть что хвататься за нож, ― впрочем, этот был на вид как будто смирный.

― Синьор Роберто, ― сказал Вито Корлеоне, ― я узнал от одной бедной вдовы, знакомой моей жены, что ей почему-то велено съехать с квартиры в вашем доме. Она так убивается. У нее нет мужа, заступника. Нет ни денег, ни друзей ― кроме тех, что живут на этой улице. Я сказал, что поговорю с вами ― что вы умный человек и могли так поступить лишь по недоразумению. Собаку, с которой начались все неприятности, она ведь увезла, почему же ей теперь нельзя остаться? Как итальянец итальянца прошу вас ― сделайте доброе дело.

Синьор Роберто смерил взглядом просителя с головы до ног. Молод, среднего роста ― правда, крепок сложением. Деревенщина, хоть и не бандит, а туда же: «итальянец»!.. Роберто пожал плечами.

― Я уже сдал эту квартиру другой семье, ― сказал он. ― Дороже. Я не могу подводить людей в угоду вашей знакомой.

Вито Корлеоне необидчиво и понимающе покивал головой.

― И на сколько дороже? ― спросил он.

― На пять долларов, ― сказал мистер Роберто.

Это было вранье. Скверную квартирку ― четыре темные проходные комнатушки ― он сдавал вдове за двенадцать долларов в месяц и выжать больше из новых жильцов не сумел.

Вито Корлеоне достал из кармана пачку денег и отсчитал три бумажки по десять долларов.

― Вот, возьмите надбавку за полгода вперед. Ей не стоит рассказывать, она гордая женщина. Через полгода обращайтесь опять ко мне. И конечно, вы позволите ей держать собачку.

― Черта лысого я ей позволю, ― сказал мистер Роберто. ― И вообще, кто ты такой, чтобы мне указывать? Ходи да оглядывайся, сицилийская образина, не то смотри, как бы самому не вылететь на улицу!

Вито Корлеоне в изумлении вскинул вверх ладони.

― Я только попросил вас об одолжении, больше ничего. Кто знает наперед, быть может, когда-то и вам понадобится дружеская услуга, правильно? Примите эти деньги как доказательство моих добрых побуждений, а дальше решайте сами. Разве я осмелюсь перечить? ― Он насильно вложил в руку мистера Роберто три бумажки. ― Сделайте такую любезность, возьмите деньги и поразмыслите, вот и все. А завтра утром, если пожелаете, вернете. Если вы пожелаете все-таки выставить женщину, как я могу воспрепятствовать? Это ваш дом, в конце концов. Пожелаете, чтобы собаки не было, ― я опять-таки вас пойму. Я и сам недолюбливаю животных. ― Он похлопал мистера Роберто по плечу. ― Так не откажите мне в этой маленькой любезности, хорошо? Я о ней не забуду. Поспрошайте у знакомых в нашем квартале ― вам всякий скажет, что я не из тех, кто остается в долгу.

Но мистер Роберто, разумеется, уже и сам начал кое-что понимать. К вечеру он навел справки о Вито Корлеоне. Он не стал ждать до утра. Когда стемнело, он постучался в дверь Корлеоне, извинился за позднее вторжение и принял из рук синьоры Корлеоне стаканчик вина. Он заверил Вито Корлеоне, что произошло ужасное недоразумение ― что, конечно же, синьора Коломбо может оставаться в своей квартире и, конечно, пускай себе держит собачку. Да кто они такие, эти ее соседи, ― платят ничтожные гроши, а чуть бедная тварь тявкнет разок, так сразу жаловаться?.. Под конец он швырнул на стол тридцать долларов, которые всучил ему Вито Корлеоне, и голосом, срывающимся от искренности, произнес:

― Своим великодушием, готовностью помочь бедной вдове вы пристыдили меня, и я хочу доказать, что тоже не чужд христианского милосердия. Плата за квартиру остается прежней.

Фарс был разыгран на должной высоте. Вито налил в стаканы вина, крикнул жене, чтоб подала печенье, тряс руку мистеру Роберто, хвалил за отзывчивость к страданиям ближних. Мистер Роберто вздыхал и повторял, что встреча с таким человеком, как Вито Корлеоне, возродила в нем веру в людскую добродетель. Они насилу оторвались друг от друга. Мистер Роберто, превозмогая дрожь в коленках при мысли, что чудом избежал смерти, сел на трамвай и, приехав домой в Бронкс, свалился в постель. Три дня потом он не показывался в своих владениях.

Отныне Вито Корлеоне окончательно сделался в квартале человеком «уважаемым». Поговаривали, будто он связан с сицилийской мафией. Как-то к нему явился хозяин меблированной комнаты, у которого собирались играть в карты, и добровольно предложил, что будет платить ему еженедельно двадцать долларов «за дружбу». От Вито требовалось лишь наведываться туда раза два в неделю в подтверждение того, что картежники находятся под его покровительством.

Лавочники, которых донимало желторотое хулиганье, обращались к нему с просьбой вмешаться. Он вмешивался ― и соответственно получал вознаграждение. Вскоре его доходы составили сумму, по тем временам и понятиям неслыханную: сто долларов в неделю. Клеменца и Тессио были ему друзья, сотоварищи, и, значит, нужно было часть денег отдавать им, но Вито делал это по собственному почину, не дожидаясь, пока они попросят. В конце концов, он решил основать на пару со своим закадычным другом Дженко Аббандандо торговый дом по ввозу оливкового масла. Дженко будет заправлять доставкой масла из Италии, закупкой его по сходной цене, хранением на отцовском складе. Он имел опыт по этой части. Клеменца и Тессио будут ведать сбытом товара. Они обойдут все итальянские лавки Манхаттана, потом Бруклина, а там и Бронкса, убеждая владельцев запасаться натуральным оливковым маслом «Дженко пура» (с отличающей его скромностью Вито Корлеоне отказался назвать новую марку масла собственным именем). Возглавит фирму, естественно, Вито, поскольку он вкладывает в дело львиную долю капитала. Кроме того, его вмешательство потребуется в особых случаях, когда тот или иной лавочник останется глух к торговым уговорам Клеменцы и Тессио. Тут Вито Корлеоне пустит в ход собственные неотразимые средства убеждения.

В ближайшие несколько лет Вито Корлеоне с большим удовольствием вел деятельную жизнь мелкого предпринимателя, всецело поглощенного созиданием своего торгового дела в условиях динамичной, набирающей силу экономики. Он оставался преданным отцом и мужем, только не мог из-за вечной занятости уделять семье много времени. Мало-помалу оливковое масло «Дженко пура» стало пользоваться в Америке самым широким спросом среди других сортов, ввозимых из Италии; соответственно разрасталась и фирма. Как всякий толковый коммерсант, он быстро понял, что выгодно снижать цену в пику конкурентам, и преграждал им доступ к розничной торговле, убеждая лавочников не запасаться в больших количествах маслом конкурентных марок. Как всякий толковый коммерсант, стремился установить монополию, вытесняя конкурентов с рынка или принуждая их объединяться с его компанией. Но так как начинал он фактически без всякой финансовой поддержки и так как не верил в рекламу, более полагаясь на силу изустного слова, а еще ― так как его оливковое масло было, правду сказать, ничуть не лучше, чем у других, то и не мог он пользоваться способами удушения соперников, принятыми среди законопослушных предпринимателей. Приходилось рассчитывать на силу собственной личности ― да еще на репутацию персоны, пользующейся уважением.

С молодых лет за Вито Корлеоне укрепилась слава человека уравновешенного и рассудительного. Он никогда не угрожал. Он прибегал к логике ― и она оказывалась неопровержимой. Всегда заботился о том, чтобы от сделки выгадывала и противная сторона. Никто не оставался внакладе. Разумеется, он добивался своего очевидными средствами. Подобно многим одаренным предпринимателям, он рано усвоил, что свободная конкуренция нецелесообразна ― целесообразна и действенна монополия. И, не мудрствуя лукаво, принялся эту действенную монополию устанавливать. Нашлись в Бруклине оптовики, торгующие оливковым маслом, ― люди вспыльчивые, своенравные, глухие к голосу разума, которые не пожелали принять, признать точку зрения Вито Корлеоне даже после того, как он с величайшим терпением и обстоятельностью все им разъяснил. С такими Вито Корлеоне заканчивал переговоры, бессильно вскинув вверх ладони, ― и посылал в Бруклин Тессио устранять затруднение. Пылали склады, опрокидывались груженые машины, разливая по булыжным прибрежным мостовым нежно-зеленые озерки оливкового масла. Один опрометчивый миланец, самонадеянный и норовистый, веруя в полицию больше, чем святой верит в Христа, обратился к властям ― слыханное ли дело! ― с жалобой на своих же собратьев-итальянцев, нарушив тем самым тысячелетний закон молчания ― omerta. Впрочем, делу не успели еще дать ход, как оптовик исчез ― только его и видели, ― осиротив свою верную супругу с тремя детками, уже, слава богу, совершеннолетними, а стало быть, способными принять бразды правления отцовским делом и прийти к полюбовному соглашению с компанией «Дженко пура».

Великими, как известно, не рождаются ― великим становятся, так случилось и с Вито Корлеоне. Когда настали времена сухого закона и запрещена была продажа спиртного, Вито Корлеоне сделал последний шаг, отделяющий вполне заурядного, хотя, пожалуй, и жестковатого в своих методах дельца от всемогущего дона, одного из королей в мире преступной наживы. Не за один день это произошло и не за год ― однако к исходу эры сухого закона и наступлению Великой депрессии не стало Вито Корлеоне, а появился Крестный отец. Дон. Дон Корлеоне.

А началось с чистой случайности. К тому времени торговая компания «Дженко пура» обзавелась маленьким автомобильным парком из шести грузовых машин. Через Клеменцу к Вито Корлеоне обратилась «артель» итальянцев-бутлегеров, доставлявших контрабандой из Канады виски и другие крепкие напитки. Чтобы развозить товар по Нью-Йорку, контрабандистам требовались машины и доставщики. Причем доставщики надежные, которые умели бы помалкивать, а в случае надобности не задумались проявить известную решимость ― или, проще говоря, применить силу. За машины и людей они готовы были хорошо заплатить. Названная цифра оказалась столь неслыханно высока, что Вито Корлеоне резко свернул дела по торговой части и пустил машины почти исключительно на доставку контрабанды. При том, что предложение упомянутых господ сопровождалось вкрадчивой угрозой. Однако уже тогда у Вито Корлеоне хватило зрелой мудрости не воспринимать угрозу как оскорбление и не отказываться из-за нее в пылу гнева от выгодного предложения. Он взвесил реальность исполнения угрозы, нашел ее маловероятной и остался невысокого мнения о новых компаньонах: глупо прибегать к угрозам, когда в них нет надобности. Полезный вывод; над ним стоило поразмыслить на досуге.

Он вновь не просчитался. А главное ― набрался ума и опыта, завел знакомства. И как банкир копит и откладывает ценные бумаги, так он копил и откладывал про запас добрые дела. Ибо в ближайшие годы сделалось очевидным, что Вито Корлеоне наделен не просто способностями, а своего рода редкостным талантом.

Он брал под свое покровительство семьи итальянцев, которые нелегально устраивали на дому забегаловки, где холостой паренек из рабочих мог пропустить за пятнадцать центов стаканчик виски. Когда проходил конфирмацию младший сын синьоры Коломбо, он выступил в роли его крестного и подарил крестнику красивый подарок: золотую двадцатку. Тем временем, поскольку какие-то из машин неминуемо должна была останавливать полиция, Дженко Аббандандо нанял отличного адвоката с большими связями в полицейском управлении и судебных органах. Была продумана и налажена система подкупов, и вскоре у организации Корлеоне появился внушительный «реестр», иначе говоря ― список должностных лиц, которым причиталась ежемесячно та или иная сумма. Адвокат, смущенный количеством расходов, хотел было сократить список. Вито Корлеоне остановил его.

― Нет, нет, не надо, ― сказал он. ― Всех оставьте ― пусть даже кто-то сегодня ничем не может нам содействовать. Я верю в дружбу и готов выразить дружеские чувства авансом.

Шло время. Владения Корлеоне ширились, пополнялся новыми автомашинами парк, пополнялся именами «реестр». Возрастало и число людей, работавших непосредственно на Клеменцу и Тессио. Управлять такой махиной становилось трудно. В конце концов Вито Корлеоне разработал для своей организации четкую структуру. Он присвоил Клеменце и Тессио звание caporegime ― то ли капитан, то ли старшой, а их подчиненных назвал солдатами. Дженко Аббандандо был возведен в ранг советника, или consigliori. Между Вито и теми, кто исполнял его волю, были созданы изоляционные прокладки. Когда нужно бывало что-то приказать, Вито отдавал приказ либо Дженко, либо одному из caporegimes ― с глазу на глаз. Редко кто становился свидетелем того, как он что-нибудь приказывает кому-то из них. Потом он выделил людей Тессио в особый отряд и поручил ему действовать в Бруклине. Он разграничил обязанности Тессио и Клеменцы и исподволь, из года в год, отваживал их друг от друга, отучая общаться даже по-приятельски иначе, как в случаях крайней необходимости. Догадливому Тессио он разъяснил, чем вызвана такая мера, и тот с полуслова ухватил ход его мыслей, хотя Вито объяснял ее лишь требованиями безопасности перед лицом закона. Тессио понял, что Вито хочет лишить своих caporegimes возможности войти в сговор против него, ― но понял также, что это не проявление недоброжелательства, а обычная мера предосторожности, тактический прием. Взамен Вито предоставил Тессио свободу действий в Бруклине, меж тем как владения Клеменцы в Бронксе держал под строгим присмотром. Клеменца был из них двоих смелее, опрометчивей и, несмотря на внешнее добродушие, беспощадней ― такому требовался поводок покороче.

Дата добавления: 2015-11-04