Пьеса для одного актера

Земсков Михаил

О ЛЮБВИ К ЧАЙКОВСКОМУ

Пьеса для одного актера

Сцена в полумраке. В центре сцены стул. На стене – большой экран, на который проецируется красивый фотослайд планеты Земля. Больше на сцене ничего нет. Звучит Первый концерт Чайковского. На сцену выходит Ариэль, парень двадцати - двадцати пяти лет, одетый в строгий костюм. Он садится на стул. Слушает музыку, начинает раскачиваться в такт ей и «дирижировать». Неожиданно музыка обрывается и сцену заливает светом. Ариэль вздрагивает и опускает голову, поникнув всем телом.

Ариэль. Одним словом, я открыл дверь, и увидел, как навстречу мне стремительно, но в то же время легко и непринужденно, двигался большой розовый кулак. Мои глаза закрылись. Черная Вселенная сморщилась до тошноты и странной потери цвета по краям, обещая никогда уже не разгладиться. Но через несколько веков все-таки разгладилась. Я лежал и слушал чей-то голос. «Ты, кидала несчастный, твой брат нам двести баксов должен!» Я открыл глаза. Все люди — братья, и сегодня я должен ответить за долги кого-то из них. «Ты меня слышишь?»…

На экране слайд рисованного круглого лица (из серии «фоторобот: Их разыскивает милиция»).

…круглое лицо, приближаясь, попало в поле моего зрения, а затем и вовсе его заполнило. «Да», - говорю. «Твой брат нам должен двести баксов, а сам из города смылся. Гони бабки»…

Слайд на экране исчезает.

…Вдруг мне стало страшно. Кого они могли иметь в виду под моим братом? Значит, это их пароль, и я должен сказать пароль-ответ. Я промычал что-то, надеясь выдать это за правильную реплику. Но мое мычание осталось незамеченным, а меня опять ударили, куда-то ниже головы…

Невольным движением Ариэль прикрывает место между ног. На экране появляется слайд ярко горящей лампочки.

…«Да он обкуренный или обколотый, не видишь, что ли?» - второй голос, яркий, как лампочка, возник из ниоткуда. Я испугался еще больше: они пришли меня забрать. Я всегда жил в подспудном ожидании, что за мной должны прийти, но теперь, когда они пришли, внезапность разрезала комнату холодной сталью.

Слайд на экране исчезает.

«Да мне по фигу. И с такого бабки стрясем. Гони двести баксов за братана». «У меня нет братана», — тихо признался я. «Ты меня за лоха не держи. Ты Алик?» Какое глупое имя. Невозможно представить, чтобы у меня было такое имя. «Я не Алик». «Вот бред. Ты Алик Погосян. Твой брат Эдик у нас деньги занял и из города свалил. О’кей?» «О’кей» - я представил себя Джеймсом Бондом, улыбающимся русской шпионке с пышными формами.

Звучит музыка Чайковского (что-то веселое и жизнерадостное). На экране слайды кадров из «Бондианы». Ариэль встает со стула и танцует. Музыка и слайды на экране пропадают. Ариэль садится на стул.

Ариэль. Круглый говорит: «Он совсем с катушек съехал». «Слушай, а он действительно не Погосян», — опять яркий голос рядом, из ниоткуда, и набежавшая тень, — «он Капустин». «Почему это?» «А вот его паспорт». Лицо освободило поле моего зрения. Они надолго о чем-то задумались…

Звучит музыка Чайковского (что-то бодрое и веселое). На экране серия слайдов: круглое лицо, лампочка, поезд, Анна Каренина, поющая Людмила Зыкина, добродушная старушка, куски мяса. Эти слайды хаотично меняются, после чего останавливаются на старушке. Музыка смолкает. Ариэль потирает свое лицо.

…Лицо заболело. В последний раз я получал такую оплеуху четыре месяца назад, когда зачем-то решил рассказать своей набожной бабушке, как и куда пропало тело Иисуса из гробницы. Сначала бабушка не собиралась меня бить, а села на диван со смиренной улыбкой, маскировавшей внутреннюю готовность опровергнуть мои еретические домыслы и вернуть заблудшее чадо на истинный путь. Также с улыбкой слушала она начало моего рассказа о снятом с креста теле, о плаче Марии. Я дошел до момента, когда ученики Христа пришли ночью к гробнице — легкая тень набежала на бабушкино лицо. Апостолы тем временем отвалили камень и сели поедать тело Богочеловека. Сырое мясо…

На экране слайд добродушной старушки сменяется слайдом кусков мяса.

…Бабушка оторопело открыла рот. На моих словах о том, что в поедании тела Иисуса ничего противоестественного нет и что этот поступок Его учеников я вполне понимаю и не осуждаю, бабушка встала с кресла и отвесила мне хорошую затрещину.

Звучит музыка Чайковского (нечто драматическое). Ариэль картинно бьет себя по щеке и танцует, представляя себя раненным лебедем. Продолжая танцевать, он садится на пол. Музыка прекращается. Ариэль как ни в чем не бывало достает из кармана свернутый носовой платок и пачку сигарет. Осторожно разворачивает платок, в котором размельченная трава, и начинает забивать «косяк». Он нервно оглядывается, рассыпает траву, и забивает «косяк» на протяжении всего последующего монолога.

Ариэль. Мне двадцать лет. Я живу в Алма-Ате. Учусь в юридической академии. Моя мама живет в Штатах, а отца у меня нет. Полгода назад, когда все родственники собрались на банкет по случаю маминого отъезда в Новый Свет, мама просила меня: «Обещай мне не забывать бабушку и ходить к ней каждую неделю в гости». Помню, я тогда ничего не мог ответить, так как жевал курицу. Разговор перешел на другие темы, но через пять минут мама опять обратилась ко мне: «Поклянись, что ты будешь заботиться о тете Гале». Я опять ничего не мог сказать, так как куриная нога все еще торчала из моего рта. Мама уехала…

Ариэль встает, наконец закуривает забитый «косяк», потом выпускает дым и блаженно улыбается.

…а я остался, не стесненный обещаниями и обязательствами.

Звучит музыка Чайковского (нечто праздничное). Ариэль ходит по сцене балетным шагом, развязывая галстук, скидывая пиджак и продолжая курить «косяк». Он остается в рубашке, неряшливо заправленной в брюки. На экране слайд урбанистического вида Нью-Йорка. Ариэль смотрит на слайд, приглядывается с довольной улыбкой

Ариэль. Я люблю Алма-Ату. Алма-Ата — это мой город. (показывает на какой-то хайвей на слайде) Проспект Ленина…

Слайд сменяется другим урбанистическим видом американского мегаполиса. Ариэль радостно «узнает» улицу, показывает на нее пальцем.

Ариэль. Улица Карла Маркса…

Слайд сменяется следующим урбанистическим видом американского мегаполиса. Ариэль снова радостно «узнает» улицу, показывает на нее.

Ариэль. Комсомольская… (оборачивается к зрителям; после паузы) Вообще, мы, жители Алма-Аты, люди очень гостеприимные. Мы везде вешаем таблички, плакаты, транспаранты, на которых так и пишем «Добро пожаловать».

Слайд на экране исчезает. Сцена погружается в темноту и только один луч преследует Ариэля, перебегающего с места на место и пытающегося спрятаться от луча, пока он говорит следующий монолог.

Ариэль. Может быть, поэтому здесь так много враждебных инопланетян, которые даже не скрывают своего присутствия. Более того, они одеваются в специальную форму, чтобы отличать друг друга от землян. У них серо-голубые брюки с тонкими красными лампасами, чуть более светлые рубашки со светло-синими погонами и золотыми звездочками, серо-голубые фуражки…

Сцену заливает голубой цвет. Ариэль прячется за стулом.

…Такой упор на голубой цвет совсем не случаен и объясняется ностальгией инопланетян по голубому небу и космосу (я не говорю уже о золотых звездочках). Даже на боках своих машин они обычно рисуют синие полосы, выставляя напоказ свое неземное происхождение — настолько они не боятся людей…

На экране слайд разведчиков времен второй мировой войны, прячущихся в окопе.

…Три года я веду войну против инопланетян, выполняя функции разведчика, находящегося в тылу у неприятеля…

На экране слайд Вячеслава Тихонова в роли Штирлица.

…И все эти годы самой главной проблемой для меня было найти штаб своего командования, чтобы передать туда собранные данные.

Для отвода глаз я устроился на работу, причем в компанию…

На экране слайд офисного помещения с сотрудниками, работающими за своими столами. Ариэль берет стул, ставит его рядом с экраном и «подсаживается» к сотрудникам на экране.

…которую все знают. Телереклама: «Наше моющее средство моет в два раза больше посуды, чем обычное средство. Не просто лучше, а в два раза лучше». Работаю как раз в рекламном отделе. Обязанности у меня непыльные. Каждый день мы с напарником ходим по магазинам…

Слайд исчезает. Ариэль встает со стула и изображает на сцене то, о чем рассказывает.

…и ищем моющие средства, которые бы мыли в два раза меньше посуды, чем средство нашей фирмы. Сейчас перед нами суперзадачу поставили: найти средство, которое мыло бы посуды в три раза меньше нашего. Но это — за гранью возможного. Я предложил нашему отделу самому разработать такое средство…

Слайд моющего средства, чья марка и производитель закрыты черными квадратами с надписью «censored».

…и выпустить его под чужой этикеткой,…

Слайд другого моющего средства, чья марка и производитель закрыты черными квадратами.

…а потом уже снять рекламу, но мое предложение почему-то с возмущением отвергли.

Слайд исчезает. Через мгновение на экране появляется слайд добродушной старушки. Ариэль садится на стул.

Ариэль. Жалко, что бабушка не дослушала до конца историю о том, почему съели Иисуса и в чем истинный смысл причастия - обряда, уходящего корнями вглубь веков, когда о пришествии Христа никто еще и не догадывался. Уже тогда у разных народов Евразии и Африки почему-то возник миф о единении человека с Богом через богопоедание. Израильские народы, находившиеся под влиянием различных культур, не могли не знать этого предания. По всей видимости, повлияло оно и на Иисуса…

Слайд исчезает.

…Поэтому-то Он и угощал всех на тайной вечере…

На экране слайд молодежной вечеринки, на которой несколько парней и девушек сидят за столом. Ариэль подсаживается к экрану – словно садится во главу стола.

…хлебом и вином, представляя их плотью и кровью своею. А в ночь после смерти Иисуса и снятия его с Креста…

Ариэль встает со стула, поворачивается к зрительному залу и словно ложится на стол перед парнями и девушками на слайде.

…апостолы продолжили трапезу настоящим мясом и кровью Бога — когда еще такая возможность единения с Богом представится, грех не воспользоваться. Так и съели все Его тело.

Слайд исчезает. Белый свет заливает экран, на фоне которого Ариэль принимает позу распятого Христа. Звучит музыка Чайковского (нечто тревожное). Ариэль стонет – словно он на кресте под палящим солнцем. Неожиданно убирает с «креста» одну руку, сует ее в карман, достает оттуда шоколадный батончик, разворачивает его и начинает есть. После этого он отходит от экрана на авансцену.

Ариэль. Последующая история развития обряда причастия совершенно закономерна, как и ее развязка в начале XX века, когда образовалась Американская Народная Церковь. Ее священники…

На экране слайд афроамериканского проповедника прочувственно обращающегося к зрителям.

…причащали прихожан, пожалуй, самой удивительной плотью Христа: батончиками сверхгаллюциногенного кактуса пейот (o, yes!)…

На экране слайд проповедника сменяется слайдом афроамериканских прихожан, поющих в хоре госпелс. Звучит музыка Чайковского (что-то ритмичное и энергичное) – сначала тихо, потом все громче и неистовее. Ариэль, как проповедник, обращается к зрителям в зале, словно пытаясь поделиться с ними своим богопознавательным опытом.

Ариэль. Добрые прихожане, наевшись такой плоти, на несколько часов улетали в Запредельное поплясать с Христом…

На экране слайд прихожан сменяется слайдом афроамериканцев, лихо танцующих рок-н-ролл. Ариэль читает проповедь залу и одновременно начинает танцевать, постепенно входя в экстаз.

…Оу йес! Йес-ус ждет вас. Йес-ус любит вас. Воссоединимся же с Ним. Воссоединимся же с ним в танце. Да, да, да. Прямо сейчас. Он всех любит, Он все простит!

На экране слайды меняются в убыстряющемся темпе: афроамериканский проповедник, прихожане, поющие в хоре госпелс, народные танцы разных народов мира, рок-концерт, музыканты и слушатели в экстазе. Проповедь Ариэля превращается в экстатический танец, сопровождаемый нечленораздельными криками. В какой-то момент он хватает стул и разбивает его о сцену. Музыка прекращается. Сцену заливает красный цвет, который постепенно исчезает и сцена остается в полумраке. Ариэль устало садится на пол, невинно улыбается в зрительный зал.

Голодный философ зол. Философ в ломке — еще злее. Я подозреваю, что Ницше держали на хлебе и воде…

На экране портрет Ницше работы Ганса Олде. Ариэль смотрит на портрет, пугается и добавляет:

…без соли.

Философом я стал лет десять назад, когда хулиган из параллельного класса с наглой рожей спросил меня: «Да кто ты такой?»

Я задумался над ответом и стал философом.

Ариэль принимает позу «мыслителя» Родена. Сцена погружается в темноту.

На экране серия слайдов: куски мяса, добродушная старушка, поющая Людмила Зыкина, Анна Каренина, поезд, лампочка, круглое лицо. Слайды лампочки и круглого лица несколько раз сменяют друг друга, после чего на экране остается слайд лампочки. Сцена освещается. Ариэль сидит в центре сцены на новом стуле.

Ариэль. Эти двое – с круглым лицом и с голосом, как лампочка – перестали думать. Они сказали, что они клубы перепутали. И меня тоже перепутали. После этого они куда-то ушли…

Слайд лампочки исчезает.

…Я лежал. Дверь туалета была открыта. Где-то в танцзале мелькнул Алекс, прошелестевший в сторону бара, сухой как пергамент. Он все видел, и теперь ему требовалась какая-нибудь жидкость. Алекс часто называет меня своим другом… Потом рядом оказалась Ло. Она наклонилась ко мне и поцеловала меня в висок. Ее острый, длинный и сильный язык быстро выполз из губ, пробил мою тонкую височную кость, прошел через голову насквозь и вышел с другой стороны. Я содрогнулся, а она, спрятав язычок обратно, улыбнулась. «Все хорошо», - тихо сказала она. Я благодарно посмотрел на нее и слегка кивнул головой.

Ариэль встает со стула и берет его в руки.

Ариэль. Мне нужно на воздух. Я выплываю наружу. Сейчас океан успокоится и мне полегчает. Я хотел было побежать в город, чтобы найти этих отморозков и убить, но подул легкий ветер, и деревья зашелестели листвой. Я вернулся в клуб и сел где-то в углу.

Ариэль ставит стул в самом центре авансцены, садится перед зрителями и оценивающе оглядывает зал.

Ариэль. Скучно. Я поймал себя на мысли, что никого не люблю в этом зале. Я поймал себя на мысли, что кругом одни идиоты и пошляки, и у меня нет с вами ничего общего. Я ловил себя на разных мыслях, словно бабочку. У меня с вами ничего общего, хотя может показаться, что мы занимаемся одним и тем же. Говорим, посыпаем мозги порошочками, летаем и плаваем, вроде как чего-то ищем. Но вы ищете удовольствий и развлечений, не видя красоты и любви. Я же во всем, во всех вещах ищу красоту: везде — в любом наркотическом сне, алкогольном опьянении, дурацкой вечеринке — можно найти или создать прекрасное, которое взлетит над пошлым миром. Кстати, меня зовут Ариэль. Но остальные этого не понимают. Даже Алекс. Он отрицает смерть, но не умеет провозгласить жизнь. Но отрицать нужно не смерть, а самого себя. Настоящий способ бессмертия только один — не в отрицании смерти, а в отрицании себя. Но окружающие меня идиоты совершенно не в состоянии понять этого.

Ариэль вскакивает со стула, сует руки в карманы, оглядывается по сторонам.

Ариэль. Вы… Вы рвете на части мир, стремясь собрать как можно больше удовольствий, знаний, развлечений для своей сохнущей души. У вас всех в глазах желание. Огромное желание. Я ведь вижу всю вашу подноготную. Если бы вас никто не видел, вы бы сразу же начали насиловать все окружающее…

Ариэль руками изображает то, о чем рассказывает.

…столы, стулья, стены, машины, деревья, дома, не говоря уже о кошках, собаках и птицах. Но именно насиловать, без взаимной любви и зачатия желанного потомства. «Hi!» — ко мне подошел Алекс. «Hi!» – ответил я. Он вытащил таблетку из кармана и протянул мне. «Ты что такой скучный?» – спросил Алекс. «Пошел ты к чертям собачьим», — подумал я. Я проглотил таблетку и закрыл за собой дверь…

Сцена погружается в мрак. Потом на экране слайд «идиллического» лесного массива с оленями, зайцами и птицами. Ариэль идет к экрану и словно хочет обнять все на нем изображенное.

Ариэль. Я оказался в пустыне. Вокруг была бескрайняя ночь, песок и прохладный бриз. Я снял туфли, отбросил их прочь и пошел босиком по пустыне. По земле катились воздушные шары перекати-поля. Из одного такого шара высунулся дьявол…

Экран темнеет. Ариэль испуганно отскакивает от него, после чего медленно бредет к авансцене.

…и крикнул: «Куда прешь, баран?!», но шар унес его дальше.

Сердце жгло неудовлетворение, а рассудок радовался. Я вдруг вспомнил о революции хиппи 60-х, ее вождях и вдохновителях типа Тимоти Лири, Джима Моррисона и прочих, многих, многих других, готовых все сделать для расширения своего сознания. Подумал о тех придурках, которые до сих пор ищут какие-то пути, лезут в подсознание, опять что-то расширяют: одни с помощью ЛСД, другие — медитируя. Примитивные идиоты!

Вся революция хиппи 60-х — чем она закончилась? Молодых, горящих внутренним огнем студентиков повыгоняли на улицу, дали порезвиться, отвести душу в мнимой борьбе за мнимые идеалы. Как только студентики выпустили пар и разбрелись по своим домам, их потихоньку забрали в подвалы тайных полицейских организаций и там неторопливо вырывали ногти, выкалывали глаза, отпиливали члены. Этим все и закончилось. Видели ли вы когда-нибудь хоть одного живого участника Вудстока? Вот и я тоже не видел.

Конечно, я откажусь от всех порошочков, колес и травок. Они ведут к смерти. И хотя нет разницы между смертью и жизнью, умереть можно всегда, а воскреснуть — только если очень сильно повезет, так что я пока не буду прыгать через эту реку.

Около меня остановился легкий шар перекати-поля…

На экране слайд планеты Земля. Ариэль оборачивается к экрану, робко протягивает к нему руку и медленно идет к экрану.

…В его окне замаячила светлая фигура. Благообразное лицо обратилось ко мне: «Ты бы меня не искал, если бы уже не нашел». Странно: он говорил, не размыкая губ. Я зарыдал и протянул к нему в мольбе руки…

Слайд на экране исчезает.

…Но шар покатился дальше…

Ариэль опускается на пол.

…Я уткнулся головой в песок и начал о чем-то истово молиться. Хотя нет. Я ведь не умею молиться. Но все-таки я что-то шептал… Вдруг на меня начали падать людские тела. Тела всех шести миллиардов живущих на Земле Homo Sapiens. Все четыреста миллионов тонн человеческой плоти, бродящей по Земле.

Ариэль становится на колени и медленно ползет по направлению к экрану.

Я подумал, что около пяти миллиардов женских грудей и сосков — конечно, неплохо — можно сразу попробовать все, какие только есть, но развить эту мысль до конца я не смог, так как начал задыхаться. Быстро вскочил на ноги…

Ариэль медленно, шатаясь и спотыкаясь, пытается подняться к экрану.

…и оказался перед двумя инопланетянами…

На экране появляется слайд с двумя неграми, каждый из которых одет в милицейскую форму. После этого Ариэлю наконец удается подняться.

Звучит музыка Чайковского (что-то тревожное). Ариэль поворачивается лицом к зрительному залу, заводит за спину руки и оказывается в типичной позе арестанта на прогулке, а с двух сторон от него – негры-милиционеры. Слайд на экране исчезает, и белый свет заливает экран. «Арестантским» шагом Ариэль идет к своему стулу и садится на него.

Ариэль. Меня привели в плохо освещенный кабинет. «Вы будете работать на нас?» «Никогда!» Меня побили.

Звучит мажорная музыка. Ариэль встает со стула и танцует. Звучит выстрел. Музыка прекращается. Ариэль падает на стул.

Ариэль. Я снова в плохо освещенном кабинете. «Вы будете работать на нас?» «Нет!» Меня побили.

Звучит мажорная музыка. Ариэль встает со стула и танцует. Звучит выстрел. Музыка прекращается. Ариэль падает на стул.

Ариэль. Я снова в плохо освещенном кабинете. «Вы будете работать на нас?» «Да».

Ариэль встает со стула, чтобы снова повторить свой танец, но музыки, как в прошлый раз, нет. Ариэль разочарованно оглядывается и садится на стул.

Ариэль. Все великие люди мира…

На экране начинают чередоваться слайды Александра Македонского, Цезаря, Макиавелли, Жанны Д`Арк, Ивана Грозного, Марии Медичи, Наполеона, Ленина. Они сменяют друг друга в то время как Ариэль говорит следующие реплики.

…были предателями. Как минимум, они предавали Родину, как максимум — себя…

Серия слайдов великих людей заканчивается портретом Ариэля, на котором у него невероятно гордый и величественный вид.

…Я предавал и то, и другое одновременно.

Ариэль встает со стула и уходит со сцены. Сцена погружается в темноту. После паузы на экране появляется слайд забавного младенца в подгузнике. На сцену выходит Ариэль, на котором из одежды только трусы с мокрым пятном впереди. Слайд на экране исчезает. Ариэль стыдливо прикрывается руками и выходит на авансцену.

Ариэль. (Шепелявя) В городе солнца менялась погода, возможно, даже климат. Извините (сплевывает в сторону то ли зуб, то ли просто слюну). Извините. Времена года нехотя и скрипуче жали друг друга в мельничном колесе вечного круговорота. Время шло… и старилось…

Ариэль оглядывается по сторонам, потом подходит к кулисам, заглядывает за них.

Ариэль. Извините, вещи Капустина можно?

Из-за кулисы выбрасывают его одежду, но обуви нет. Ариэль медленно начинает одеваться.

Ариэль. Тюрьма куда-то медленно отдалялась. В один прекрасный день чуть ли не чувство ностальгии охватило меня. Ностальгии не по инопланетянам, конечно, не по грязной камере, коридорам и прочему внешнему физическому, а по своему внутреннему состоянию в последние дни «там» и первые дни на свободе. Тюрьма давала стремления и цели. Точнее, одно стремление и одну цель — свободу.

Одевшись в костюм, Ариэль смотрит на свои ноги. На экране слайд красивых туфлей. Ариль неуверенно оборачивается к кулисе, потом снова смотрит на ноги, потом все-таки решается и подходит к кулисе.

Ариэль. (За кулису) Извините, а еще…

Ариэль осекается, потом виновато кивает головой.

Ариэль. Извините…

Ариэль с несчастным видом бродит по сцене, продолжая монолог.

Ариэль. Здесь же, вне тюрьмы, на свободе, устремления и цели пропадали, и снова возникал вопрос: зачем жить? Я мог ехать вниз по улице Мира, на Ташкентской сворачивать налево и спрашивать себя: зачем жить? Мог играть в баскетбол, бросать в корзину мяч и вдруг опять застывать фотоэлементом: зачем?..

Ариэль останавливается и смотрит в зал.

…Меня уволили с работы…

На экране слайд офиса. Ариэль садится на стул.

Это было совершенно естественно, я воспринял все как должное. Чему я несказанно удивился, так это тому, что мне еще выплатили какие-то деньги. На мороженое.

Я поел мороженого. Осталось еще немного денег. Первый раз в жизни я не потратил их на волшебный порошок. Я их потерял. Но даже не расстроился: забыл о том, что могу (широко улыбается) расстраиваться.

На экране слайд офиса исчезает. Звучит музыка Чайковского (что-то веселое). Ариэль начинает двигать ногами в такт, а потом «дирижировать» босыми ногами. Музыка стихает, на экране появляется слайд здания какого-то театра в окружении деревьев. Ариэль перестает «дирижировать» ногами.

Ариэль. В скверике у Театра оперы и балета я встретил Алекса. Я его обнял. Он все время что-то говорил и спрашивал. Я отвечал самыми красочными и непредсказуемыми вариациями из трех слов: «да», «нет» и «хорошо». Алекс вытащил из кармана маленький бутылек с подозрительной сухой смесью и протянул мне. «Ты знаешь, что такое рай?» — спросил он меня. «Только не говори, что эта гадость». «Нет, что ты… Эта гадость просто подсказала мне ответ. Рай – это... Рай — это…

На экране слайд театра исчезает. Снова звучит веселая музыка Чайковского. Ариэль начинает имитировать половой акт. На «оргазме» Ариэль со стулом опрокидывается назад. Музыка прекращается. Ариэль садится на пол.

…Рай – это просто оргазм, длящийся вечность. (после паузы) Ведь иначе человеку вечность не вынести, даже в раю… Тем более, если он ее осознает. А в момент оргазма… (Ариэль улыбается) ничего не осознаешь… Тебе не понравилась моя идея?» — осекся Алекс на полуслове. «Знаешь, Алекс, мне теперь все нравится»… Мне все нравится…

А пресловутый потерянный рай, между прочим, находился в свое время на месте Алма-Аты…

На экране слайд с видом города Алма-Ата. Ариэль вскакивает с пола и подходит к экрану.

…Что в переводе с казахского «Яблоко — тире — Отец»…

Ариэль приглядывается к виду города.

…Вот здесь… Да, именно на этом самом месте…

Ариэль указывает на центральную площадь на слайде города.

…во времена совершенно древние коварный змей поднес яблоко Еве. Яблоко стало отцом жизни на Земле, и это место в предгорьях Заилийского Алатау так и назвали: Яблоко — Отец, в скобках - жизни. Ну, а потом пошла-поехала вся эта кутерьма, называемая цивилизацией. Нужно посвятить моему открытию туристический тур. Тогда все будут приезжать в Алма-Ату посмотреть на свою прародину, и алма-атинцы будут зарабатывать миллионы на туристическом бизнесе. Миллионы…

Неожиданно Ариэль осекается, и медленно оборачивается к зрительному залу.

Ариэль. Три-запятая-ноль-ноль-ноль-точка-ноль-ноль. US Dollars. Эту сумму назвала тетя Галя. Эту сумму она заплатила за то, чтобы меня отпустили. Эту сумму мне теперь надо было вернуть тете Гале. «Я ни о чем не собираюсь с тобой разговаривать», — тетя Галя ушла в другую комнату. Я повалился на диван и посмотрел на захлопнувшуюся дверь.

Ариэль ложится на пол и включает воображаемый телевизор («находящийся» на месте экрана) воображаемым пультом дистанционного управления. На экране слайд школьницы в школьной форме советской эпохи. Его сменяет слайд другой школьницы, потом еще другой – несколько слайдов следуют друг за другом по мере того, как Ариэль «переключает» каналы.

Ариэль. Все женщины в моем представлении были школьницами. Я всех их видел в школьной форме: темно-коричневые платьица и белые, накрахмаленные до чего-то запретного, фартучки. Все существа женского пола были хихикающими школьницами до сорока лет, а потом вдруг неожиданно превращались в старух. Это превращение у них, по-моему, называлось климаксом. Сейчас за той дверью тетя Галя снимала с себя фартучек и платьице, чтобы аккуратно сложить их в огромный деревянный пронафталиненный сундук. Не знаю, когда она выйдет из той комнаты, но знаю точно, что выйдет она оттуда старухой. «Твоя мама пока не может вернуться, но она собирается сократить контракт и приехать в ноябре. Из-за тебя сократит свой контракт!» — слышался голос тети Гали из-за двери. — «И вообще, человек ты еще или уже нет?» — дверь открылась, и простившаяся со школьным прошлым старуха…

На экране слайд уродливой старухи.

…появилась на пороге. — «Наркоманы ведь — уже не люди». «Человек — это то, что должно преодолеть, как говорил Ницше», — лениво и словно откуда-то издалека доносился мой спокойный и усталый голос, — «хотя на самом деле человек — всего лишь случайный, отдельно взятый и не в меру развившийся сперматозоид». «Мерзавец ты, а не человек. Мерзавец! Убирайся из моего дома!» — тетя Галя указала мне на входную дверь. Я поднялся с дивана и направился к выходу.

Ариэль уходит за кулисы. Слайд на экране исчезает. Ариэль выходит из кулис и на протяжении всего следующего «диалога» с тетей Галей то прячется за кулисы – на реплики тети Гали, то появляется снова – на свои реплики.

Ариэль. «Что, вот так сейчас и уйдешь?!» — голос тети Гали достиг необыкновенно высокой ноты. — «И куда теперь направишься? Что ты вообще сейчас делать собираешься?» «Я хочу исправиться. Буду работать, учиться», — изнеможенные слова еле выходили из меня. «Тебя там били?» «Нет. Зачем?» «Ты совсем никого не любишь!» Я нервно выплыл из комнаты.

Ариэль исчезает за кулисами. Звучит музыка Чайковского (что-то очень романтичное). На экране чередуя друг друга появляются слайды влюбленных: репродукции классических картин, кадры из фильмов, просто фотографии влюбленных. Заканчивается серия слайдом двух космонавтов на орбите. Слайд остается на экране. Ариэль выходит из-за кулис.

Ариэль. Я познакомился с Ло около года назад. Солнечный свет, исходивший от лица и глаз Ло, довольно сильно жег. Обжигающий ультрафиолет. Космонавты, летите до солнца и возвращайтесь на Землю…

Ариэль машет рукой космонавтам на экране. Слайд исчезает.

…Я не влюбился в Ло с первого взгляда. Впрочем, и потом тоже. Об этом вообще лучше не говорить. Я лучше расскажу о Ло, об отвратительном и о прекрасном в ее жизни.

Ариэль уходит за кулисы. На экране слайд репродукции картины Миро: негармоничные и уродливые формы. Ариэль возвращается на сцену со стаканом воды. Он полощет рот и выплевывает воду.

Ариэль. Во-первых, светильник в ее комнате. Он был отвратителен до жути. Ло сама склеила абажур из папиросной бумаги. Этот шар являлся верхом дисгармонии в моей жизни. Где бы я ни был, что бы ни делал, если вдруг в этот момент передо мной в памяти всплывал образ того светильника, мне становилось физически дурно, и к горлу подступала тошнота.

Ариэль снова уходит за кулисы. На экране слайд Миро сменяется слайдом репродукции картины И. Залигера «Девушка под деревом на берегу». Ариэль возвращается на сцену. Он чистит зубы.

Ариэль. Язык Ло. Он был прекрасен в своем совершенстве. Ярко-розовый, длинный, широкий у основания, плавно сужающийся к острому, чуть округлому кончику, который, к тому же, умел двоиться. Ло отлично осознавала красоту своего языка и временами — словно невзначай — выделывала им какие-нибудь незатейливые трюки, которых она знала великое множество. Тут у меня не только мурашки — а целые табуны неизвестных науке термитов пробегали по коже.

(после паузы) …Сегодня у меня осознанная цель: найти Ло.

Слайд на экране исчезает. Ариэль уходит со сцены. Тихо звучит музыка Чайковского (что-то лиричное). Ариэль возвращается на сцену.

Ариэль. Странная сегодня ночь. Почти никого из моих знакомых нет в клубе. Разве что Алекс с какими-то его приятелями, которых я не знаю. Я подсел к барной стойке и заказал джин-тоник. Ночь не завязывалась. Хорошо хоть джин-тоник достойно приготовлен. Пару стаканов и домой. Но чуть-чуть не получилось. Последний глоток, улыбка, быстрый взгляд красивой девушки, дым сигареты, вспышки софитов, потусторонний бешеный ритм стробоскопа, четыре шага к танцплощадке…

…и наступила музыка.

На сцене яркие вспышки стробоскопа, как на дискотеке. Музыка Чайковского становится резко громче. Ариэль танцует под музыку Чайковского как будто под электронный ритм дискотеки, выделывая соответствующие па. Параллельно с музыкой из динамиков доносится голос Ариэля, произносящий следующий монолог. «Что это? Ничего. Опять вопрос. Если так задумываться над каждой строкой, фантиком и мгновением, мы не успеем прожить свою жизнь. Как же вы сами себя не можете понять? Господи. Что «Господи»? Где вы увидели «Господи»? Так что же все повторяете? Что за голос в вас это произносит? И зачем? Не ваш голос? Так чей же?».

На экране слайды полуобнаженной улыбающейся девушки в разных позах. Ариэль смотрит на экран, отворачивается, делает вид, что не обращает внимания на слайды девушки, но потом снова его взгляд возвращается к экрану. Слайды девушки исчезают. После паузы его голос продолжает читать монолог. «Ло никогда никого не любила. Впрочем, вернее сказать иначе: Ло никогда не давала повода к тому, чтобы кто-то увидел ее любовь. О чем я? Ведь не об этом. Я о жизни. Нет, глупо звучит. О божеском в жизни? Нет, глупо звучит. Вот Алекс... Примитивный идиот! Так — раз! — бросил грязью в напиток божественный, в нектар. Опять я про «божественный».

На экране снова слайды той же полуобнаженной улыбающейся девушки, теперь увеличенные, так что мелькают только ее части тела: рука, нога, лицо, грудь, живот в пупком. Слайды исчезают. Голос Ариэля продолжает читать монолог:

«Ло... Я никогда не видел родителей Ло. Очень подозрительно… Меня пугают люди, у которых могло не быть родителей. Нужно проверить, есть ли у Ло пупок… Но я ведь не об этом. Забудь обо всем, что я говорил. Забудь, пожалуйста. Эх, так хотелось бы мне, чтобы все ты забыл про себя. Про то, что человек, про то, что живешь, про слова, дела, мысли, песни, картинки, стенки, гусли, пяльцы, цвета, улыбки. Вот так и кажется мне иногда, что если бы забыл ты это все, то вдруг — раз! — и что-то совсем другое проснулось бы в тебе... и улыбка, без сомнения, не покинет больше вас. Да. Всех вас… Брось это все! Это опять не из той жизни, не из того пространства, не с той улицы, не из тех лесов, не из той песни. И улыбка, без сомнения, не покинет больше вас. Давай забудем обо всем, что я сейчас тут говорил. Обязательно забудем».

Ариэль смотрит на экран – там снова начинают мелькать слайды полуобнаженной улыбающейся девушки. Его голос из динамиков продолжает читать монолог:

«Ло, где же Ло? Плодородное яблоко из сада будет ждать нас где-нибудь рядом. Все. Забудем. Я тоже забуду: веришь — не веришь. Забуду прямо сейчас».

На экране слайды девушки исчезают. Ариэль перестает танцевать.

Ариэль. Я вышел из клуба и у меня появилось желание начать новую жизнь. Когда появляется такое желание, самое главное – скорее его подавить. Ничего хорошего от такого ждать не приходится…

Ариэль прогулочным шагом разгуливает по сцене справа налево и слева направо.

…Метров через сто я натолкнулся на Ло, выходящую из темно-синего авто. На водительском месте сидел пожилой мужчина в голубом мундире с тремя большими звездами на погонах. Выходя из машины, Ло поцеловала его в щеку. «Кто это?» — после сухого приветствия без поцелуя в висок спросил я ее. «Папан», — чуть улыбнулась Ло и обернулась к нему, — «папа, познакомься, это Ариэль, мой друг». Ее отец поздоровался со мной и посмотрел мне в глаза. Он словно знал о том, что я летоаю во сне. Сканировал своим острым взглядом сетчатку моего глаза и молчал. Человеком он был явно богомерзким, но через его глаза на меня смотрела исцарапанная душа.

И его синяя форма!

Сама же Ло, вероятно, была инопланетной маткой, размножительницей голубых инопланетян…

На экране подряд чередуются несколько слайдов: на первом двое негров-милиционеров, на втором – четверо уменьшенных негров-милиционеров, на третьем – восемь еще более уменьшенных негров-милиционеров, на четвертом – шестнадцать, и так далее.

…Смутные подозрения на грани интуиции и закопанного в прошлое подсознания. Кто сделал меня агентом инопланетян? Кто же я теперь?

Мне нужно было погулять. Я расстался с Ло и спрятался в парке…

На экране слайд негров-милиционеров исчезает. Ариэль уныло бродит по сцене.

…Как мал мир…

Ариэль становится на стул и обращается к кому-то наверху.

…Господь мой милый, хотя я в тебя не верю, что за танец ты предлагаешь мне станцевать сегодня под аккомпанемент детских стишков Агнии Барто? Неужели все еще считаешь меня пластилиновым ванькой-встанькой, полупрозревшим на один несчастный глаз свой? Эй, хоры наверху, я жду еще два финальных аккорда…

Ариэль оборачивается к залу и задумчиво напевает первые такты пятой симфонии Бетховена.

Ариэль. Да-да-да-да. Да-да-да-да…

Ариэль спускается со стула на сцену. Тихо, но с постепенным нарастанием, начинает звучать музыка Чайковского (что-то тревожное). Ариэль изображает на сцене то, о чем рассказывает.

Ариэль. Спокойной и уверенной рукой я достал из кобуры пистолет — «Смит-Вессон М-459», модель 1972-го года, обойма на четырнадцать патронов, плюс пятнадцатый в ствол — приставил его к виску и…

Громкость музыки достигает пика, потом она неожиданно смолкает.

…мысленно застрелился…

Ариэль «задувает» «дым» из «пистолета».

…На старой площади сегодня очередной городской праздник. Теперь мы празднуем гораздо чаще, и еды у нас на столах стало больше.

Ариэль принимает позу оратора и говорит что-то по-китайски. На экране бегущей строкой идет текст: «Управляя страной, совершенномудрый делает сердца подданных пустыми, а желудки — полными. Его управление ослабляет их волю и укрепляет кости». Сунь Цзы. Искусство войны. Ариэль выходит на авансцену.

Ариэль. Я выполз из своего убежища и встал на углу старой площади. Маленькая задумчивая фигурка на скале, под которой бушевали волны океана человеческих тел.

Впрочем, «океан» слишком громко звучит. Люблю я иногда приукрасить. А все, на самом деле, было гораздо проще. Толпа хотела денег, секса, развлечений. «Может, развлечемся?»

Через полчаса ее губы скользили по моему телу везде, где только можно, и — что гораздо приятнее — даже там, где нельзя. Я люблю секс. Супрематия, откровение, исток, выстрел. Через девять месяцев выстрел в обратном направлении тысячекратно увеличившейся пулей — моим ребенком. Но презерватив сделал этот выстрел холостым. Откуда-то изнутри меня рвалось Вагнеровское Das ist nichts…

Звучит музыка Вагнера (танец Валькирий). Ариэль безумным взглядом оглядывает зал. Неожиданно он делает знак музыке замолчать, и музыка смолкает. Сцена постепенно погружается в темноту. Ариэль отворачивается от зала, потом уходит за кулисы. Сцена снова освещается. Ариэль выходит на сцену и вальяжно по ней прогуливается, неторопливо одевая на ходу белую рубашку, галстук, пиджак.

Ариэль. Я пригласил Ло на свидание… Она приняла приглашение… Я предложил ей встретиться в парке… Она предложила встретиться в зоопарке… В общем, мы пошли в кино.

На экране кадр из старого фильма времен немого кино. Ариэль ставит стул напротив экрана и садится «смотреть» фильм. Он оборачивается к зрителям.

Ариэль. Сюжет фильма был идиотским. Поэтому мы с Ло больше болтали, чем смотрели кино. Оказывается, Ло меня иногда боится. Оказывается, она так похожа на меня. Оказывается, у нее тоже Вагнер с валькириями иногда по венам бегают. У каждой валькирии в руке по факелу, и Ло бывает жарко — так же, как и мне. Оказывается, ей не нравится ее светильник!.. Оказывается, она loca, crazy, безумная и так далее, но никто этого не знает, потому что она умеет управлять собой: останавливаться и оглядываться назад. Я так полюбил этот ее взгляд назад! Оказывается… А потом…

Ариэль встает со стула и выходит на авансцену. На экране слайд исчезает.

… Я безумно смеялся — как обычно: ха-ха-ха. Иногда немножко не верил. Тогда Ло повернула ко мне голову, вопросики ее глаз поставили на моем лице тавро. Окружающее пространство…

Ариэль картинно обводит взглядом и указывает рукой на окружающее его пространство.

…превратилось в театр; я, естественно, был в центре, на сцене. Шел от ее края в глубину…

Ариэль поворачивается назад, задумывается, потом поворачивается обратно.

…Хотя нет – стоял на месте, произнося напряженный монолог: «Боже мой. Ведь я реалист! Как бы кто-нибудь не насмехался надо мной, но я лишь отражение жизни, зеркало, двигающееся по непредсказуемой траектории! Да! Моя жизнь, включая мои фантазии, дежа-вю и горячечные сны, реальна. Но реальность нельзя раздвоить! Откуда же у этой девушки Ло валькирии в венах? Они — мои, нераздвоенные и нераздвояемые!» Стоявшая рядом Ло презрительно хмыкнула. «Да, действительно», — я пожал плечами и стушевался, — «будем двумя скоростными поездами, мчащимися навстречу друг другу. Хоть бы стрелочник не развел пути»…

Ариэль поворачивается назад, отходит к стулу и становится за ним, держась за его спинку.

Ариэль. Дальше… Дальше на меня упали рельсы, и я мог двигаться только прямо, что было, с одной стороны, как бы странно, и в то же время — так естественно. Завидовали ли вы когда-нибудь перелетным птицам? Я завидовал. А они ведь каждый год неимоверным усилием по прямой линии — на юг пять тысяч километров, и потом обратно на север — снова пять тысяч. Почти так же и я…

Отец Ло предложил мне устроиться на работу в его ведомство. В какой-то секретный отдел по отлавливанию «мух» — шпаны типа меня, которые засомневались и заподозрили, или даже еще хуже — начали борьбу. После отлова с ними проводили воспитательную работу…

На экране «воспитательные» плакаты советской эпохи.

…Тех, кто перевоспитывался, отправляли в Астану — почти в Сибирь. Несгибаемых отвозили на Капчагайский шлакоблочный завод и там замуровывали в шлакоблоки, из которых потом строили дома для милицейской и кэгэбешной элиты. «Но я же сам такой!» — вырвалось у меня. «Значит, ты лучше знаешь, где и как таких типов отлавливать», — спокойно возразили мне… И все-таки я отказался…

На экране слайды исчезают.

…«Дурень», — безразлично вздохнул отец Ло, — «мог бы через пять лет жить в шлакоблочном доме». Я пожал плечами.

Родственники Ло все же помогли мне устроиться на работу. В комитет по работе с молодежью при Министерстве информации и культуры. У них там работали две тетки, каждой из которых было лет по сорок. Вышестоящие инстанции требовали от комитета снижения среднего возраста служащих — структура все-таки молодежная, — используя меня, они сократили этот показатель до тридцати трех лет и четырех месяцев. Возраста Христа. А если принять во внимание, что нас было трое…

На экране беспорядочно мелькают все предыдущие слайды.

…Впрочем, я так устал от ассоциаций…

Ариэль машет на экран рукой. Слайды на экране исчезают.

…совпадений и тому подобного в моей жизни.

На экране слайд дамы бальзаковского возраста, чье лицо обильно сдобрено косметикой. Ариэль поворачивается к экрану и вступает с дамой в «диалог».

Ариэль. «Закурим, малыш?» — приветствовала меня первая из двух теток вскоре после того, как я занял свое новое рабочее место. «Я не курю, мадам. Бросил». «Ишь ты. Небось в пять закурил, а в десять уже бросил?» «Примерно. Только в промежутке еще были марихуана, морфин, кокаин, мескалин и ЛСД-25, не считая галлюциногенных грибов и психотропных препаратов». «А как же героин?» «Что «героин»? «Героина-то почему не было? «Нет, героин я не уважаю. Грязный он». «Ну и хорошо. Как раз акцией «Молодежь — против наркотиков» и займешься.

Ариэль поворачивается к зрителям и пожимает плечами.

Ариэль. Очень интересная тема… Я ей и занялся.

Ариэль встает со стула и изображает работу спортивного комментатора.

Ариэль. «Дорогие телезрители, мы ведем репортаж с исторического матча. Молодежь против наркотиков. Счет в матче пока ведет команда наркотиков».

Ариэль садится обратно на стул и оборачивается к даме на экране.

Ариэль. «Да-да, в таком русле, в таком разрезе», — одобрила моя старшая коллега, покрывая свои ногти двухмиллиметровым слоем лака производства АО «Криворожская косметика», — «сообразительный юноша, хотя и явно хипп какой-то».

На экране слайд дамы исчезает. Тихо вступает музыка Чайковского (что-то лиричное). Ариэль встает со стула, поправляет свой костюм, галстук, прическу.

Ариэль. Моя типа новая жизнь продолжала устаканиваться. Вечерний душ, и из него — на коврик перед раковиной: почистить зубы. Утренний потолок над кроватью. Откровения тротуаров и троллейбусных маршрутов. За городом с Ло. Незаметный маятник времен года.

На работе меня скоро начали считать ценным сотрудником. Я весь день висел на телефоне с наркоманами; договаривались потусоваться, порок-н-ролить, побуянить. Назначали время и место концерта. Я вешал над сценой…

На экране слайд рок-концерта.

…собственноручно намалеванный плакат «Молодежь против наркотиков». Все радовались и веселились.

На экране слайд рок-концерта исчезает. Закончив к этому времени поправлять свой гардероб, Ариэль оглядывается по сторонам. Во время произнесения следующих реплик Ариэль выносит на сцену горшки с цветами, устанавливает их на сцене, пытаясь следовать правилам «фэн-шуй», а после установки поливает их из лейки.

Ариэль. А мне даже иногда выдавали премии… Сам я потерял интерес к порошочкам. Наверное, новая должность и акция повлияли. Алекс как-то пришел ко мне в гости на старую квартиру. Что-то говорил, суетился, а потом случайно рассыпал желтоватую смесь на стол. Замолчал и задумался. Я тем временем намочил в ванне тряпку и вытер пыль со стола. Алекс побледнел и позвонил маме, по необъяснимой причине. Потом нацепил на голову перо Чингачгука Кастанедовича и по стенке выполз из квартиры. Я закончил уборку и лег спать.

Ло достала где-то холсты и краски — решила написать мой обнаженный торс. Я стоял в вальяжной позе на сквозняке, а Ло смешивала краски. Потом мы ходили на баптистские собрания, в общество поклонников Рама Кришны, клуб нумизматов, неправительственные организации по поддержке культуры, в клуб Гарри Поттера и так далее.

Иногда нам хотелось раствориться в нашем городе, а иногда — уехать.

Закончив поливать цветы, Ариэль убирает лейку, снова поправляет одежду и поворачивается к зрителям.

Ариэль. Я почувствовал новую живую субстанцию в своей груди…

Это был небольшой красноватый шарик, мерцавший светом, теплом, радостью и уверенностью. Этот шарик сообщил мне, что я был рожден не зря, что я буду жить вечно и буду творить добро, а жизнь моя всегда будет полна душевной радости. Как и почему он появился в моей груди? Необъяснимая загадка. Раз – и все. С другой стороны, я вспомнил, что именно такой цветок истины искал я всю свою жизнь, для чего даже стал философом. Хотя философия оказалась здесь совсем ни при чем. Разве нужна философия влюбленным? Ребенку или его родителям? Солнцу, птицам или тем же цветам и яблокам? И я вдруг понял, что самое важное в жизни происходит необъяснимо, не подчиняясь ни какой-либо логике, ни законам. Еще я понял сердцем, что голова не может ни задавать, ни отвечать на вопрос «зачем жить?» - она слишком неразвита для этого. Мне хотелось повернуться с мудрой усмешкой к телекамере и произнести усталым голосом что-нибудь вроде: «Оставьте это все, господа… Перестаньте умничать и указывать моей душе, куда направлять ей крылья». Кстати, на одном из последних взлетов наших с Ло душ мы зачали ребенка. Сплетение и совокупление, и через девять месяцев Ло в исступленной страсти, в муках и крови родит еще нераскрывшийся, но уже так громко вопиющий о своей любви к жизни, бутон. Наш ребенок будет красив, как Аполлон, и мудр, как Сократ. Он будет виртуозно играть на скрипке и на рояле, будет рисовать прекрасные в своей гармоничной завершенности картины и писать удивительные стихи. Душа его будет размером с Вселенную и легкая, как пух. Уже сейчас он каждый день слушает Чайковского через стенки живота Ло и танцует под «Вальс цветов».

А вы любите Чайковского?

Дата добавления: 2015-10-28