ГЛАВА XIX Другие последствия принципов трех видов правления

Не могу закончить этой книги, не сделав еще несколько применений моих трех принципов.

Первый вопрос. Должны ли законы понуждать гражданина к принятию общественных должностей? Отвечаю: да, должны, но только в республиканском правлении, а не монархическом. В республике общественная должность является свидетель­ством добродетели, драгоценным залогом, который отечество вверяет гражданину, и так как вся жизнь, деятельность и все мысли последнего должны принадлежать отечеству, то он и не может отказываться от этих должностей. В монархии они являются свидетельством чести, своеобразные правила этой чести требуют, чтобы человек принимал их лишь тогда, когда это ему угодно, и в таком виде, в каком это ему угодно.

Покойный король Оардинии наказывал тех, которые отка­зывались от должностей и службы в его государстве. Сам того не сознавая, он действовал в духе республиканских идей. Впрочем, приемами своего правления он достаточно доказал, что осуществление этих идей не входило в его намерения.

Второй вопрос. Заслуживает ли одобрения правило, со­гласно которому можно обязать гражданина занять в войске место, низшее по сравнению с тем, которое он там занимал прежде? В Риме воину часто приходилось служить под на­чальством человека, который год тому назад был его подчи­ненным. Это потому, что республиканская добродетель тре­бует постоянного самопожертвования во всех отношениях ради государства. Но в монархическом государстве честь, истинная или ложная, видит в этом несовместимое с ее пра­вилами унижение человека.

В деспотических государствах, где равно злоупотребляют и честью, и местами, и рангами, с одинаковой легкостью превращают государя в батрака и батрака в государя.

Третий вопрос. Следует ли соединять в руках одного лица исполнение гражданской и военной должности? В республике надо их соединять, а в монархии разделять. В республике было бы опасно превращать армию в особое сословие, отлич­ное от гражданского, а в монархии не менее опасно было бы соединять исполнение обеих этих должностей в руках одного и того же лица.

В республике люди берутся за оружие лишь в качестве защитников законов и отечества; человек становится на неко­торое время солдатом именно потому, что он гражданин. При наличии же двух различных сословий каждому, кто, состоя в армии, продолжал бы считать себя гражданином, могли бы дать почувствовать, что он не более как солдат.

В монархиях военные стремятся только к славе или по меньшей мере к чести или богатству. Таким людям отнюдь не следует поручать гражданских должностей; необходимо, на­против, чтобы гражданские власти обуздывали их. Недопу­стимо, чтобы одни и те же лица обладали одновременно и доверием народа и силой, позволяющей злоупотреблять этим доверием.

Посмотрите, как опасаются возникновения обособленного военного сословия в государстве, где под формой монархии скрывается республика⁵²; там воин не перестает быть гражда­нином и даже должностным лицом, дабы оба эти качества слу­жили залогом его преданности отечеству и постоянно напоми­нали ему о его обязанностях.

Разделение должностей на военные и гражданские, произ­веденное римлянами после падения республики, не было де­лом произвола. Оно явилось следствием изменения римского государственного строя; оно соответствовало природе монар­хического правления; дело, начатое при Августе⁵³, должны были завершить последующие императоры для обуздания военного правления.

Прокоп, соперник Валента в борьбе за императорскую власть, совершенно не понимал этого, когда, возведя персид­ского царевича Гормизда в звание проконсула, он возвратил проконсулу принадлежавшее ему некогда командование вой­сками; возможно, впрочем, что у него были для этого особые причины. Человек, стремящийся к верховной власти, более за­ботится о собственной пользе, чем о пользе государства.

Четвертый вопрос. Следует ли допускать продажу долж­ностей? В деспотических государствах, где государь назначает и смещает должностных лиц по собственному произволу, должности не должны продаваться.

Но в монархических государствах их продажа полезна, по­тому что она заставляет людей заниматься, как семейным ремеслом, тем или иным видом деятельности, которым они не стали бы заниматься из любви к добродетели, ибо она каж­дому определяет его долг и придает более устойчивости и постоянства сословиям. Свида недаром сказал, что Анастасий посредством продажи всех государственных должностей сде­лал из империи нечто вроде аристократии.

Платон не терпел такой продажи. «Это то же самое, - гово­рит он, - как если бы кого-либо приняли на корабль кормчим или матросом за его деньги». Может ли обычай, вредный для всякого житейского дела, оказаться полезным только для ру­ководства республикой? Однако Платон говорит о республике, основанной на добродетели, а мы говорим о монархии. Но если бы в монархии должности не продавались согласно пуб­лично установленным правилам, то они все-таки стали бы продажными вследствие корыстолюбия и жадности придвор­ных; случай доставит лучших покупателей, чем выбор госу­даря. Наконец, самый способ возвышаться посредством бо­гатства поддерживает и поощряет промышленность, в чем всегда очень нуждается этого рода правление.

Пятый вопрос. Для какого правления нужны цензоры? Они нужны для республики, где принцип правления - добродетель. Добродетель разрушается не одними только преступлениями, но также и небрежностью, ошибками, недостатком любви к отечеству, опасными примерами, семенами порчи, всем, что, не нарушая закона, обходит его и что, не уничтожая его силы, ослабляет ее. Все это должно быть исправляемо цензорами.

Нас удивляет наказание, которому подвергли члена Арео­пага за то, что он убил воробья, спрятавшегося у него на груди от преследования ястреба. Мы поражены тем, что Арео­паг предал смерти ребенка за то, что тот выколол глаза птичке. Но надо иметь в виду, что тут дело идет не о пригово­рах уголовного суда, а о решениях суда нравственного в рес­публике, основанной на нравственности.

Монархии не нуждаются в цензорах; эти правления осно­ваны на чести, а природа чести в том и состоит, что для нее весь мир - цензор. Всякий человек, преступивший правила чести, услышит упреки даже от тех, у кого ее совсем нет.

Тут сами цензоры были бы развращены теми, кого им сле­довало исправлять. Они были бы не в силах бороться с рас­пространенной в монархии испорченностью - эта испорчен­ность оказалась бы сильнее их.

Понятно, что для деспотического правления цензоры сов­сем не нужны. Китай, по-видимому, является исключением из этого правила; но мы изложим впоследствии особые причины этого обстоятельства.

Дата добавления: 2015-10-28