Взвесим положения и доводы сторон

В аргументации обеих сторон важное место занимает рассмотрение курганных раскопок, особенно одного могильника, Гнездовского близ Смоленска. Представители обеих сторон допустили в пылу спора ряд ошибок и преувеличений.
Т. Арне объявил оружие из Гнездовских курганов скандинавским, тогда как стрелы и боевые топоры там славянские, а мечи широко распространены по всей Европе, изготовливались наверняка у франков, вероятно, также и в Швеции (их там найдено несколько тысяч), может быть, также и в России, правда, их здесь найдено менее сотни, но у некоторых по крайней мере рукоятка несомненно сделана славянскими мастерами, а анализ металла клинков позволяет допустить и их изготовление из местных руд. Но даже если они и привозные, то откуда они попали сюда — непосредственно с Рейна или через Скандинавию, — неизвестно.
С другой стороны, Д. А. Авдусин считает, что нашел славянскую разновидность поясов с молотком Тора — Арне указал пять таких в Бирке. Л. А. Голубева трактовала черепаховидные фибулы из киевских погребений как местное украшение, а Б. А. Рыбаков — как импортные вещи, принадлежавшие, однако, местным дружинникам. Арне в ответ напомнил, что эти фибулы в стиле "борре", встречающиеся в могилах, как правило, служили застежками скандинавских женских одежд и, следовательно, не могли являться ни украшением дружинников, ни, по мнению Арне, даже предметами импорта: им нечего скреплять в одеяниях славянок — у них нет плащей, верхняя одежда другая.
Т. Арне по находке одной скандинавской вещицы в могиле готов объявить погребенного скандинавом, а по небольшой серии скандинавских вещиц, собранных из разных могил, и по следам скандинавских обрядов в некоторых курганах счесть весь могильник норманнским.
С другой стороны, Д. А. Авдусин по одной-двум славянским вещицам (височное кольцо, амфора с процарапанной славянской надписью) не только считает весь комплекс славянским, но и встреченные в нем скандинавские признаки (например, поломка меча) на этом основании отказывается считать скандинавскими. Д. А. Авдусин даже выдвинул своеобразную презумпцию славянской принадлежности неопределенных погребений. Согласно этой презумпции, на славянской территории все погребения, не обладающие ясно выраженными признаками принадлежности к славянам, норманнам или еще кому-либо, должны считаться славянскими. Иными словами, по Авдусину, на славянской земле всякий беспаспортный незнакомец должен быть принят за славянина.
Обе позиции не обеспечивают объективного решения вопроса. Если придерживаться строгой научности и объективности, то придется отказаться как от выводов Т. Арне, так и от выводов Д. А. Авдусина в оценке Гнездовского могильника и аналогичных древних курганных полей.

В основном подавляющее большинство раскопанных курганов Гнездовского могильника — многие сотни — оказались без вещей и без каких-либо примечательных следов специфических обрядов. Эти небогатые курганы мы не в состоянии отличить ни оттаких же шведских, норманнских, ни от местных, содержащих захоронения славянского рядового населения. Среди же богатых курганов, давших ученым обильный материал, только некоторые совпадают по всем своим признакам — и по обрядности, и по инвентарю — со шведскими и являются несомненными гробницами чистых норманнов. Но и таких, которые проявляли бы близкое сходство по всему облику, инвентарю и устройству с местными достоверно славянскими курганами того же времени или предшествующей поры, прямо скажем, немного.
В основном же Гнездовские курганы с погребениями состоятельных дружинников дают (в устройстве, следах обряда и вещах) разнообразные сочетания скандинавских признаков со славянскими, при явном преобладании славянских. Многие признаки вообще были общими для норманнов и славян: насыпание курганов, сосуществование вытянутого на спине захоронения трупа и кремации, и т. п. Подсыпка песка или пепла под тело, помещение урн в насыпи — славянские особенности; глиняная посуда — славянская; вооружение воинов — почти все славянское. Многие детали женской одежды и некоторые предметы вооружения воинов — скандинавские. Захоронение в ладье, порча оружия, помещаемого в могиле, а на юге, быть может, и идея сооружения срубов — скандинавский вклад.
Нельзя забывать, что мы имеем здесь дело не с крестьянским миром, сравнительно более замкнутым и, так сказать, настоянным на вековых традициях, а с дружинным окружением князей: здесь много оружия и богатых украшений, а височных колец, обычных для древнерусских крестьянок, почти нет. Эта среда была очень подвижна, восприимчива к новшествам и иноземным приобретениям. Она вобрала в себя и быстро ассимилировала варяжские отряды, несомненно, освоив при этом и кое-какие скандинавские элементы культуры. Эти скандинавские узоры были нашиты на славянскую основу. Вот почему так трудно разобраться в национальной принадлежности покойников из Гнездовских курганов, вот почему так трудно найти там и "чистых" норманнов, и "чистых" славян.

Таким образом, на этих материалах нельзя ни доказать наводнение восточнославянской земли скандинавами, как у Арне, ни свести число пришельцев к считаным единицам, как это стремится сделать Д. А. Авдусин. Но что даже в дружинной среде варяжский элемент, хотя и был весьма заметен, все же не преобладал над славянским, в этом материалы раскопок вполне позволяют убедиться.
Если, однако, вернуться к основному вопросу этой ступени спора — норманны ли варяги, имелись ли варяги на землях восточных славян, — то взвешивать утверждения сторон в этом вопросе просто даже не имеет смысла. Ясное дело, чаша норманистов камнем полетит вниз: чаша антинорманистов пуста.
[Отвержение шведского происхождения имени Рюрика не столь важно, как это представляется антинорманистам. Откуда бы ни происходили корни этого имени (пусть от кельтов или от названия реки), оно употреблялось у норманнов — хорошо известны исторические Рёрики Ютландии и других норманнских очагов. Что же касается Рёрика Ютландского-Фрисландского,то, во-первых, в его ютландско-фрисландской биографии есть лакуна для длительного пребывания на Востоке как раз в начале 60-х гг., а во-вторых, точность летописной хронологии сами же антинорманисты (да и не только они) поставили под сомнение.
А если слово «helig» с христианского времени означало в шведском 'святой', это вовсе не значит, что оно вообще не употреблялось до того в каком-то схожем значении — 'счастливый', 'блаженный', ср. эпитет Олега «Вещий».
Что касается молчания саг о ранних событиях проникновения норманнов в земли восточных славян, то мало ли по каким причинам ранние саги не отразили этих событий. Саги не энциклопедия и не географический справочник, а из ранних саг до нас дошли немногие. В скандинавской эпиграфике упоминания о приключениях викингов в восточнославянских землях (Гардарике) и Византии есть.
Так что спор на этой ступени антинорманистам не удалось выиграть, тут у норманистов перевес.]
Но сохранение этого звена "теории" необходимо норманистам лишь для удержания последующих звеньев, ибо само по себе оно не имеет существенного значения. Ну, были здесь поляки, французы, немцы, татары, воевали, даже иногда завоевывали, и все же нет такого ажиотажа. Были шведы — и ничего. А вот их предки норманны — из-за этих весь сыр-бор. Потому что от их пребывания предполгаются существенные последствия. Посмотрим же, как обстоит дело с последующими звеньями.

ПОЛОЖЕНИЕ 3
ЭТНОНИМ РУСЬ. Пришедшее в Восточную Европу племя варягов называлось Русью, и от него это название перешло на восточных славян

ДОКАЗАТЕЛЬСТВА

1. Недвусмысленное сообщение летописца: варяги, «зовомая Русь», и «от тех варяг... прозвася Русская земля» (Bayer 1735).

2. В византийской хронике Константина Багрянородного перечисляется два ряда названий днепровских порогов — один, слышанный от славян, другой — от Росов. Всего порогов семь, парные названия приведены для пяти. Славянские названия, хоть и несколько испорчены в иноязычной передаче, все же звучат действительно по-славянски: Эссупи (византиец переводит на греческий «не спи»), Островунипрах (островной порог), Неасит, т. е. Неясыть (он и в новое время называется Ненасытец), Вульнипрах (Волновой порог — он и позже назывался Волниг), Веруци («вручий» в древнерусском языке означало «бурлящий» — так это слово и переведено на греческий: «бурление воды»), Напрези (анализ этого ряда надписей —
6. Y. Shevelov 1955). А вот их «росские» названия: Улворси, Аифор, Варуфорос, Леанти, Струкун... Это явно не славянские, скорее искаженные греческой передачей скандинавские имена. В самом деле, три из шести «росских» названий порогов оканчиваются на -ворси, -форос, -фор («fors» на древнесканд. значит 'порог'), еще два по грамматической структуре являются древнескандинавскими причастиями. Конкретнее, Улворси — это скандинавское Холмфорс, «островной порог»; Аирфор — это скандинавское «Айрфор», «ненасытный порог»; Варуфорос — это скандинавское «Варуфорс», «каменистый порог»; Леанти — это скандинавское «Леанти», «Бурлящий» (Байер 1735; Thunmann 1772: 386-390; 1774; Karlgren 1947; Vasmer 1959; [Толкачев 1962]). Как видим, по смыслу те же названия, что и славянские. «Праг» вместо «порог» и южное «х» вместо «г» побуждают исследователей думать, что славянским осведомителем Константина был кто-то из южных славян (болгарин?). Фальк счел славянские названия уже украинскими (FaLk 1951), что раскритиковано другими (Shevelov 1955; [Толкачев 1962; Sahlgren 1964:77 — 86]).

3. Одна из западноевропейских хроник (Бертинские анналы) упоминает о прибытии к французскому королю Людовику Благочестивому в 837 г. каких-то подозрительных «послов». Путь их во Францию лежал через Византию. Называли они себя подданными «хакана Рос» (Rhos). Титул кагана и позже (еще в XI в.) применялся к киевскому князю. Французы опасались, не шпионы ли это страшных норманнов. И действительно, по исследовании оказалось, что они «из рода шведов» (Bayer 1735).

4. Еще один западноевропейский источник (сочинение Лиутпранда, епископа Кремонского) дает следующее перечисление народов, живущих к северу от Константинополя (с востока на запад): венгры, печенеги, хазары, «русь, которых мы называем норманнами», булгары, и т.д. (Bayer 1735).

5. Арабский писатель начала X в. Ибн-Руста рисует родину русов как большой остров с лесами и болотами. Оттуда русы на кораблях прибывают в землю славян, грабят их и продают в рабство хазарам. Сведения об острове могут относится к полуострову Скандинавии или острову Готланд (Fraen 1832).

6. Арабский писатель конца X в. Аль-Якуба говорит о нападении руссов • на Севилью в 844 г. По другим источникам известно, что в 844 г. на Севилью напали норманны (Westberg 1898; Вестберг 1903). Славяне же никогда на Севилью походом через всю Европу не ходили.

7. Еврей, которого араб Аль-Бакры называет на арабский манер Ибрагимом ибн Якубом (что, очевидно, передает имя Авраама бен Иакова), был в 973 г. при дворе Оттона I в Мерзебурге и получил там любопытные сведения о русах. Русы приходили туда, как и славяне, с востока, но они же грабили население Юго-Восточной Прибалтики, появляясь в ладьях с запада. Это может относиться к норманнам (Куник и Розен 1878).

8. Финны до сих пор называют русскими (часть финнов произносит «руотси», часть — «руосси») не восточных славян, а шведов (Г.-Ф. Миллер 1749; 1788; Thunmann 1774: 366-368). [И уже в VIII в. так называли (Falk 1981).] в Швеции есть местность, называемая Росслаген,т. е. «русские селения» (Schlozer 1774; А.-Л. Шлёцер 1809).

9. Словом «родс» на древнешведском языке назывались гребцы, а ведь норманны как раз и известны прежде всего как морские разбойники. Окончание множественного числа -R, по скандинавским фонетическим законам, очень рано, еще до выделения шведского языка, превращалось в -z (Ekbo 1958; 1981), а звук «д» перед свистящими в шведском языке легко ассимилируется, так что наряду с «Роде» должно было появиться и «Росс». Но шведское долгое «о» звучало близко к нашему «у» и при переходе слова в финский язык должно было дать «уо», а в славянском — «у» (Kalima 1955: 42).

Сравни:

греч.	шведск.	финск.	восточнослав.
δομος, δομα	dom	tuomio	(у восточных слвян «дом», а не «дум», т. к. слово это непосредственно взято у византийцев)
	stol	tuolio	стул
	loka	luokka	лук
		Suomi	Сумь

Поэтому вполне закономерно:
Рως <- rods, ross —► Ruotsi, Ruossi —► Русь

Иными словами, как шведскому «стол» соответствует финское «туоли» и наше «стул», как финское самоназвание «Суоми» превратилось у нас в Сумь (это обычное у нас оформление народных имен севера — Весь, Чудь, Водь и т, п.), точно так шведское «Росс» должно было превратиться в финское «Ру-осси», а финское «Руосси» — в наше «Русь». Значит, дело было, очевидно, так: норманны продвигаясь на восток, отрекомендовались там как «гребцы» — «Росс» (каковыми они и были). Под этим именем и прослыли у финнов все норманны. От финнов это их название усвоили восточные славяне, а впоследствии, получив от Руси княжескую династию, и сами приняли это имя (Bayer 1735: 276-279, 295-297; Г. Ф. Миллер 1749; Kunik 1844; Куник 1875; Я. Грот 1860; Крон 1871; Thomsen 1877; Томсен 1891; Куник и В. Розен 1878; А. А. Шахматов 1908; 1919; Погодин 1925; Vernadsky 1956).

Дата добавления: 2015-11-03