Студопедия
Случайная страница | ТОМ-1 | ТОМ-2 | ТОМ-3
АрхитектураБиологияГеографияДругоеИностранные языки
ИнформатикаИсторияКультураЛитератураМатематика
МедицинаМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогика
ПолитикаПравоПрограммированиеПсихологияРелигия
СоциологияСпортСтроительствоФизикаФилософия
ФинансыХимияЭкологияЭкономикаЭлектроника

Прогулка по Европе

Мистер Парэм среди веселящихся богачей | Окольными путями | Натянутость и споры на обеде у сэра Басси | Как сэр Басси обратился к метафизике | Метафизика на Баггинз‑стрит | Сеансы в Карфекс‑хаусе | Высокий гость | Как Лондон принял новости | Заседание Большого Совета | Верховный лорд изучает свое оружие |


Читайте также:
  1. Romanсe”(романтическая прогулка в памятных для вашей пары местах).
  2. Безопасность- квалификация вожатых, меры безопасности, условия проживания, организация питания полностью соответствуют требованиям и нормам Европейского союза.
  3. Бирма и европейские державы в XVII-начале XVIII в.
  4. В Европе есть такое понятие — «интеллектуал». В Италии — Умберто Эко, в Германии — Гюнтер Грасс. Они — кровные братья наших интеллигентов?
  5. Во II и III веках в Европе, Африке и Азии
  6. Гештальт-терапия во Франции и Европе
  7. ГЛАВА 15. Прогулка в безвременье или тет-а-тет с галлюцинациями 1 страница

 

После ухода сэра Басси Верховный лорд еще долго стоял у окна своей комнаты в Уайтхолле, охваченный недоумением.

Он был точно человек, который, читая книгу, забыл перевернуть страницу и потерял нить мысли.

Он забылся.

Он унизился до спора.

Он забылся – и этот странный и опасный человечек, сэр Басси, каким‑то колдовством пробудил в нем поглощенного и исчезнувшего мистера Парэма. Во всяком случае, нечто от Парэма. На секунду‑другую он почти почувствовал себя Парэмом. Вместо того, чтобы просто‑напросто объявить этому Басси, что он должен делать и что ему грозит в случае неповиновения, он позволил втянуть себя в спор, стал слушать возражения и даже допустил, чтобы доводы сэра Басси хоть на несколько минут, но все‑таки произвели на него впечатление. По правде сказать, он и сейчас еще не отделался от этого впечатления.

Верховным лордам так поступать не пристало. Они знают. Они всегда все знают. Они принимают решения мгновенно. Иначе откуда бы у них было право повелевать? И славу людей непогрешимых им надо поддерживать любой ценой. В разговоре с сэром Басси произошло что‑то странное, и это не должно повториться. Воспоминание об одном застольном споре с участием покойного мистера Парэма – покойного мистера Парэма, с которым столь таинственным образом связан он сам, – непомерно разрослось в воображении Верховного лорда. Надо вновь обрести душевное равновесие.

Он круто обернулся. В комнату неслышно вошел Хируорд Джексон и деликатно кашлянул.

В Хируорде Джексоне было что‑то необыкновенно успокоительное. Он по самой природе своей был человек верующий; он так и излучал веру; его мысль почтительно следовала путями, указанными властителем, его преданность не знала вопросов и сомнений, – все это неизменно прибавляло Верховному лорду бодрости. И неизменно служило примером для окружающих.

– Все готово, – сказал Хируорд Джексон. – Вы сможете позавтракать в воздухе вином и сандвичами, новый берлинский диктатор будет ждать вас к трем часам.

Ибо Верховный лорд решил на скорую руку объехать Европу и договориться с сильными людьми континента о проведении общей политики. Люди эти, бесспорно, были хозяевами каждый у себя дома, но им явно не хватало вождя, который объединил бы их, чтобы сообща они могли подчинить буйные силы, которые делают наш век веком хаоса. Таким вождем намеревался стать Верховный лорд – диктатором среди диктаторов, властелином среди властелинов, предводителем нового крестового похода, который опять объединит весь христианский мир.

Он пустился в путь на легком военном аэроплане. Прежде чем слиться с Верховным лордом, мистер Парэм никогда не летал, если не считать двух или трех путешествий из Лондона в Париж на огромных воздушных омнибусах. Теперь, закутанный до бровей, ощущая, как по щекам, подбородку и кончику носа хлещет свежий ветер, птицей взмывая в небо и вновь устремляясь вниз, он впервые испытал восторг и наслаждение полета. Сопровождаемый аэропланами с целым штатом секретарей и эскадрильями истребителей, которые непрерывно описывали мертвые петли или камнем падали вниз и чудом выравнивались в каких‑нибудь пятидесяти футах от земли, входили в штопор, выстраивались то квадратами, то длинными клиньями, гонялись друг за другом, вычерчивая круги и восьмерки, словом, на все лады развлекали Верховного лорда, его аэроплан пронесся над милым зеленым Кентом, над Ла‑Маншем, миновал Дюнкерк, пересек рукав за рукавом, устье за устьем зеленую дельту Рейна и, оставив слева спящие судебные подворья Гааги, повернул над тихими равнинами на восток, к Берлину. Берлин был первой целью поездки, ибо, как и предсказывал Верховный лорд на Имперском Совете, озлобленный, подспудно тлевший германский национализм прорвался наружу – и теперь Германием энергично управлял диктатор фон Бархейм. С ним надо было побеседовать, надо было добиться от него кое‑каких гарантий. Затем – в Париж, возродить дух Локарно. Потом – Рим. И затем, еще до исхода этой недели, поворот к побережью; визиты королю Парэмитрию, графу Пароли, Парэминскому и, наконец, блистательный перелет на большой высоте в Мадрид, к Паримо де Ривера. Ведь Паримо как будто все еще в Мадриде. Все эти люди – братья по духу. Все они патриоты, властители, верные славным традициям человечества, преданные национальному флагу и отечеству, вере и семейному очагу.

В каждой европейской столице, точно стаи скворцов осенью, взмывали в небо аэропланы, приветствуя великого хранителя традиций. Однажды встречный аэроплан оказался в каких‑нибудь двадцати футах, но пилот Верховного лорда с поразительной быстротой и ловкостью избежал столкновения. Над Римом один молодой и чересчур пылкий итальянец потерял управление и врезался со своей машиной в толпу на холме Пинчо, да еще произошла небольшая авария на аэродроме в Варшаве, во время которой сгорели два бомбардировщика, но больше никаких несчастных случаев не было.

Огромным удовольствием было кружить то над одной, то над другой великой столицей, над парками, башнями, мостами и неровной щетиной зданий, над окрестными холмами и гроздьями предместий, входить в крутой вираж и потом стремительно скользить вниз. Какому завоевателю древности случалось вот так ястребом кидаться с небес на союзный город? А потом аэроплан, подпрыгивая, катил по аэродрому, и вот гордый бесстрастный мрамор лица озарялся улыбкой, и гость выходил навстречу приветственным кликам, аплодисментам и объективам репортеров.

Могучий дух Верховного лорда, несколько поколебавшийся во время стычки с сэром Басси, вновь воспрянул благодаря этому посещению Европы. Беседа в Берлине окончилась полным его торжеством. На улицах еще шли бои, и, как говорили, юго‑восточный район города сильно пострадал от бомб и перестрелки; оттуда еще и сейчас доносились последние выстрелы; но всю Унтер‑ден‑Линден заполнила восторженная патриотическая толпа, радуясь, что новый режим столь быстро признан величайшим человеком Британии. Всюду уже снова развевались старые флаги Германской империи.

Комната, где происходила встреча двух диктаторов, была обставлена с истинно прусской суровостью: мебель только самая необходимая, очень простая, на редкость внушительная и тяжеловесная. На почетном месте в стеклянной витрине выставлены реликвии, принадлежавшие некогда самому Фридриху Великому. Табакерка могла бы еще выдержать долгий поход, в сапогах поместилось бы немало багажа. Оба диктатора были одеты по‑военному. Фон Бархейм рабски подражал все еще высокочтимому в Германии Бисмарку, и сжимавшая его торс кираса отнюдь не способствовала гибкости его ума и манер; на Верховном лорде была простая, но эффектная одежда генерала британской армии. Фуражка с золоченым козырьком, алая перевязь с простыми и богатыми украшениями, отлично сшитый мундир необыкновенно шли высокой фигуре властителя.

Не сразу удалось отвлечь фон Бархейма от рокового вопроса о том, на кого ложится ответственность за минувшую войну. Он заговаривал об этом снова и снова и проявил достойную сожаления недоброжелательность в связи с послевоенной политикой Франции. Без конца он твердил о Рейне. И когда только Европа забудет этот старый спор? Когда она обратит взор в будущее? Да, конечно, Европа должна хранить верность традициям, истории, национальным чувствам и своим правителям, но нельзя же быть верным всему этому без всякой меры и до бесчувствия! Если б можно было заставить Европу смотреть на все происходящее глазами англичан! Верховный лорд понял, что волей‑неволей должен взять на себя роль учителя.

– Вы разрешите мне изложить свой взгляд на современное международное положение? – спросил он.

Железный правитель новой Германии хмуро кивнул в знак согласия.

– Вот здесь, – начал Верховный лорд, взмахом руки над столом рисуя знакомые очертания, – в самом сердце Старого Света, безмерно огромная, сильная, потенциально более могущественная, чем почти все страны мира вместе взятые, – он сделал короткую паузу, – лежит Россия. Подумайте о России.

– В четырнадцатом году французы были в союзе с Россией, – вставил фон Бархейм.

– Да, но не теперь.

– Именно поэтому они должны бы вести себя поумнее и не выводить нас из терпения.

– Польша повинуется им беспрекословно.

– Польша!!

Верховный лорд не сказал больше ни слова о Польше. Он опять заговорил о явном могуществе России, которое в ближайшем будущем останется неизменным, и продолжал излагать обычную британскую точку зрения на международную политику в свете этого обстоятельства почти теми же словами, как недавно на заседании Совета, лишь смягчил два‑три выражения во внимание к патриотическим чувствам фон Бархейма.

– Какую роль во всем этом будет играть Германия? – вопросил он. – Германия, сердце Европы, народ, живущий в центре мира. Либо она стоит на передовой линии Запада в его борьбе против Азии, либо на передовой линии России против Европы.

– Она может занимать собственные передовые линии, – сказал фон Бархейм, но Верховный лорд пропустил эти слова мимо ушей.

Он чувствовал, что покоряет и просвещает фон Бархейма. Ясный ум мистера Парэма вкупе с обаянием Верховного лорда – это было поистине неотразимое сочетание. Странно вспомнить, как дурно приняли столь простую и ясную оценку положения, когда она была впервые высказана вслух за обедом у сэра Басси среди простых смертных. Медленно, но верно здравый немецкий ум фон Бархейма отвлекся от мрачных мыслей и обратился к раскрывшимся перед ним новым представлениям. Казалось, на фон Бархейма повеяло свежим ветром.

Верховный лорд приступил к главному.

– Если бы я мог отправиться отсюда в Париж с каким‑то определенным предложением, – сказал он и положил крепкую белую руку на плечо собеседника, – если бы я мог возродить дружбу и сотрудничество франков с их восточными собратьями, я знал бы, что жил не напрасно.

– Данциг, – коротко отозвался фон Бархейм. Потом прибавил: – И другие пункты, которые я вам уже излагал.

– А почему бы и не Данциг? От границ Польши до Тихого океана хватит земель, чтобы возместить вам утраченное.

– Ну, если речь идет о таком предложении… – сказал фон Бархейм, повернулся и посмотрел гостю прямо в глаза. – Я сперва не понял. Если мы опять можем свободно вооружаться… Это важное и достойное начинание.

И они перешли к делу.

Фон Бархейм хлопнул в ладоши на восточный манер, и тотчас появился секретарь.

– Карту мира, – потребовал фон Бархейм. – Принесите большой атлас.

На другое утро – не было еще одиннадцати – Верховный лорд оказался уже в Париже с глазу на глаз с мсье Паремом. Мсье Парем был во фраке – без фрака французские государственные деятели как без рук, – а Верховный лорд облачился в темную пиджачную пару безукоризненного покроя.

Мсье Парем был скептик и трезвый реалист, соображал быстро, выражался кратко. Враждебность чувствовалась не столько в его отношении к делу, сколько в тоне. Ибо для французов всякая сделка – что‑то вроде ссоры. Одна сторона должна уступить. А тут заключалась весьма хитроумная сделка. Верховный лорд не торопясь изложил свои обширные планы. Не торопясь и изрядно упираясь, мсье Парем понемногу их усвоил. Но все с оговорками, стараясь не прогадать.

– Германия стремится на северо‑восток, – говорил он. – Очень хорошо. На землях, лежащих севернее Москвы, будет где развернуться немецкой энергии, особенно зимой. Впоследствии можно будет вознаградить себя в Южной Америке. Тоже хорошо. Франция не затрагивает интересы Америки. Всего, что ей было нужно в тех краях, она достигла во время мексиканской экспедиции[23]. Мы двинемся на юго‑восток, преследуя наши традиционные цели в Сирии и Северной Африке. И это тоже хорошо. Но надо со всей определенностью условиться, что в конечном счете это соглашение никак не отменяет для Франции дальнейшего… возмещения в Центральной Азии или в Северном Китае.

Оставив открытым целый ряд вопросов в этой области, мсье Парем внезапно обратился к другим возможностям. Допустим, планы Верховного лорда потерпят крах. Такие случаи в истории бывали. Допустим, что в последнюю минуту Германия не выполнит условий сделки, а сообща с Италией нападет на Францию; обязуется ли в этом случае Британия принять сторону своего старого союзника? Мсье Парем на этом настаивал. Новые переговоры не могут освободить ее от прежних соглашений. С другой стороны, если Италия нападет на Францию, а Германия из‑за внутреннего мятежа или по какой‑либо иной причине ее не поддержит и Италия окажется в единоборстве с Францией, Франция будет вправе поступить с Италией, с ее государственными границами и африканскими владениями по своему усмотрению, и Великобритания ни в коем случае не станет вмешиваться. Это твердо обусловлено, не так ли? Тут будет иметь место простая дуэль, и Великобритании останется только соблюдать нейтралитет. Если же Франция и Великобритания, выступив совместно, потерпят поражение, то, разумеется, последняя обязуется возместить Франции всю требуемую с нее контрибуцию, независимо от любых экономических затруднений, которые она, Великобритания, будет испытывать, не так ли?

Верховный лорд так твердо верил в победу, что во всех подобных вопросах охотно уступал.

Разговор перешел на Америку и сразу стал менее напряженным.

– Похоже, что наши друзья по ту сторону Атлантического океана, запретившие спиртные напитки, хотят запретить и войну.

– Они не станут вмешиваться, – сказал Верховный лорд тоном человека, которому открыта истина.

– Для меня американский способ мышления просто непостижим, а для вас? – спросил мсье Парем. – Но если бы они все же вздумали вмешаться, – продолжал он, – так ведь у них колоссальнейший флот, а у Франции весьма растянутая береговая линия. Обязуется ли в этом случае Великобритания держать по меньшей мере две трети своих морских сил в европейских водах, южнее и западнее Ла‑Манша, для защиты французских берегов?

Наконец Верховный лорд высказался со всей определенностью: Франция примет участие в деле и получит свою долю выгод. Несмотря на весьма серьезные сомнения мсье Парема, для неофициального подтверждения был приглашен германский посол. Затем, без излишней торопливости, но и без промедления. Верховный лорд возвратился к своему аэроплану, и британская эскадрилья в сопровождении почетного эскорта из аэропланов, пилотируемых искуснейшими французскими летчиками, взвилась в небо, щеголяя всеми мыслимыми фигурами высшего пилотажа. Все небо сверкало живым, изменчивым узором из аэропланов. Было очень красиво. Зрелище это поражало великолепием новизны, великолепием порядка, давало Верховному лорду ощущение своего полного и безраздельного могущества.

– В Рим, – промолвил он.

Совсем в ином духе проходила его встреча со славным Парэмуцци, образцом всех великих полководцев нашей эпохи, гением едва ли не чересчур великим для Италии.

– Вот это человек, – сказал Верховный лорд, когда они встретились.

– Ecce Homo[24], – сказал Парэмуцци.

Теперь необходимо было в самой пышной форме предложить Италии четвертое место и четвертую долю добычи от великого похода Западной Европы на Восток. Притом предстояло несколько разочаровать ее в ее надеждах на Северную Африку. Надо было отвлечь ее внимание в сторону Греции, Балкан и – счастливая мысль внезапно осенила Верховного лорда – в сторону Крыма.

Достигнуто было полное взаимопонимание.

В Риме все совершалось в классическом стиле, или, если позволено будет употребить несколько противоречивый термин, в стиле неоклассическом. Беломраморная колоннада памятника Виктору‑Эммануилу послужила достойным фоном для происходящего. Верховный лорд прибыл в придворном костюме, с орденами Подвязки и «За заслуги» и в плаще, покрой которого был создан им самим. Парэмуцци для этого случая нарядился в черный бархат с серебром, широкополую шляпу его во множестве украшали страусовые перья невиданных размеров. Два великих человека встретились в фокусе огромного полукруга, образованного фоторепортерами.

– Хайль, Цезарь Британский!

– Хайль, Цезарь Цизальпинский!

Сомкнутые ряды фашистов разразились оглушительными приветствиями. Фашистские отряды заполняли всю Пьяцца Венеция. Нигде и никогда техника приветствия не достигала такой высоты, как в Италии во время правления Парэмуцци. Со своими руками, ногами, коленями, грудью, подбородками и носами фашисты поистине творили чудеса. Опуская руку, они так единодушно и одновременно хлопали ладонью по бедру, что казалось – свод небесный разламывается на куски.

– Хайль, Цезарь Британский!

И затем гремит фашистский клич. В Лондоне так не умеют.

Потом два великих человека остались наедине, и наступила минута напряженнейшего духовного общения. Парэмуцци приблизил свое лицо с пристальными, широко раскрытыми глазами почти вплотную к байроническим чертам гостя. И еще ближе придвинул крепко сжатый кулак.

– Власть! – сказал он. – Власть!

И второй кулак выразительным движением, казалось, свернул кому‑то шею.

– Совершенно верно, – сказал Верховный лорд, слегка отступив по свойственной ему англосаксонской сдержанности, и чопорно поклонился.

Протянув руки, Парэмуцци словно обхватил весь земной шар. Глазами он пожирал англичанина.

– Целый мир! – сказал он. – А мы! Мы – мужество! Мы – сила жизни.

– Да, – сказал Верховный лорд. – Да.

– Люблю жизнь, – продолжал Парэмуцци. – Безмерно и страстно люблю жизнь. И смерть и опасность – алый сок жизни. Дисциплина – да, это хорошо, но главное – смерть и опасность. Обожаю необъезженных лошадей. Покушения на мою жизнь меня только забавляют.

В голосе его вдруг зазвучала нежность.

– И музыку люблю. Нашего истинно итальянского Скарлатти… И любовь! Искреннюю, страстную, безудержную любовь! Любовь учеников и энтузиастов! Не на словах, а на деле.

– Для меня, – кратко отозвался Верховный лорд, – превыше всего мой долг.

Очко в его пользу. Парэмуцци подосадовал, что не он сказал эти слова.

Нордический ум Верховного лорда ощущал в этой встрече некоторую экзотичность, и он даже начал тревожиться за исход переговоров; но когда дошло до дела, Парэмуцци оказался человеком весьма здравомыслящим. Он не скупился на обещания и заверения и согласился на четвертое место в дележе так, словно оно было не четвертое, а первое. Ясно было, что итальянский народ примет его именно как первое, как свою победу и торжество. Ибо этот Парэмуцци был чародей: в руках у него была вся слава Рима; от его речей старая шляпа могла показаться вам великой империей, а безграмотный, живущий в тесноте и без конца плодящийся народ – достаточным обеспечением для неограниченных займов…

После Парэмуцци король из Савойской династии показался Верховному лорду личностью тусклой и бледной…

Так Верховный лорд плел сеть соглашений и объединял союзников для своей Азиатской войны, для великого удара Европы по Азии. Европы против Азии. Он чувствовал себя Геродотом, проповедующим единство эллинов; величайшим Геродотом, проповедующим единство христианского мира; он чувствовал себя царем Филиппом Македонским, подготовляющим походы победоносного Александра. Он чувствовал себя Цезарем, выступающим на юг. Петром Пустынником, Иоанном Крестителем. Он чувствовал себя как… Поистине в нем оживала вся история человечества. Он верил всем обещаниям, которых с такой энергией добивался от правителей Европы. Разумеется, он замечал, что они давали обещания не так уж охотно, с оговорками и умолчаниями, но он все еще упорно шел к своей цели, не обращая внимания на легкий привкус нереальности, который это обстоятельство придавало его великим замыслам. Он был убежден, что надо лишь идти своей дорогой – и его могучая воля увлечет за собой душу и разум Европы.

Его эскадрильи гудели над Европой, а над ним было только синее небо, и над этой синевой только бог всех народов, который, конечно же, правит в подлунном мире, хотя столь многие так называемые просвещенные умы об этом забыли. Охваченный восторженной верой в свои силы. Верховный лорд поднял глаза к небу и приветственно помахал белой рукой.

Бог всех народов снова стал реальностью, ибо Верховный лорд вернул его к жизни. Бог Битвы, успокоенный, возвратился и опять восседает на своем высоком белом троне.

Мой бог, – промолвил Верховный лорд.

Близкие ему по духу диктаторы могли быть поглощены любыми распрями и междоусобицами, умы их могла занимать любая мелкая политика и третьестепенные проблемы, но британская политика, определяемая им. Верховным лордом, разумеется, была всеобъемлющей, глубоко истинной и непогрешимой и охватывала самую суть вещей. В конце концов был же он кое‑чем обязан интеллекту бесследно исчезнувшего Парэма. Бедняга Парэм тоже мог кое‑чем блеснуть, было бы несправедливо этого не признавать. Парэм, которого давно уже нет на свете. У него не было власти, но зато он отличался проницательностью. Чересчур был скромен, энергии ни на грош, но проницательности у него не отнимешь. Чем чаще повторяешь его великолепное определение международной обстановки, тем полнее ощущаешь ее ясность и красоту.

– Фронты следующей всемирной битвы определяются сами собой, естественно, логично и неотвратимо, – сказал Верховный лорд диктатору Парэмуцци. – Должен ли я разъяснять положение вам, человеку с проницательным умом латинянина? Вот здесь (и он провел рукою по воздуху: теперь он мог уже обходиться без стола), здесь, безмерно огромная, потенциально более могущественная, чем почти все остальные страны, вместе взятые, лежит Россия…

И так далее.

А потом снова на аэроплан, и в оглушительном гуле моторов – над горными хребтами – бог судьбы, человек, которого не забудет история.

Европа обратилась в разостланную под ним гигантскую карту. Словно он сидел в кабинете мистера Парэма в колледже Сен‑Симона и размечтался средь бела дня, уронив на колени географический атлас. Сколько раз мистер Парэм именно так и коротал вечера! Ныне, паря над Европой, он почти забыл о своем споре с Кемелфордом и сэром Басси, пожалуй, он мог теперь не обращать внимания на нелепые затруднения с поставками газа и на непонятно откуда взявшиеся, жалящие сомнения, что копошатся где‑то в темных закоулках его славы.

 


Дата добавления: 2015-10-28; просмотров: 42 | Нарушение авторских прав


<== предыдущая страница | следующая страница ==>
Сэр Басси упорствует| Война с Россией

mybiblioteka.su - 2015-2024 год. (0.021 сек.)