Читайте также: |
|
Однажды пустившись вместе со своими друзьями на метафизические опыты, сэр Басси продолжал эти исследования с обычным своим азартным упрямством. Карнак Уильямс был лишь одним из объектов исследования. В литературе о жизни души давно уже установлена та азбучная истина, что чем больше сил медиум отдает материализации и выделению эманации, тем меньше он (или она) способен к ясновидению и передаче посланий духов. Карнак Уильямс должен был совершенствоваться в первом направлении. А тем временем сэр Басси советовался с понимающими людьми и позаботился о том, чтобы к нему почаще являлись наиболее интересные из лондонских ясновидцев.
Карфекс‑хаус был очень просторен, и у сэра Басси не было недостатка в секретарях и слугах. Одни комнаты предназначались для опытов по материализации, другие – для приема вестей из потустороннего мира. Проворные и услужливые помощники наизусть выучили имена и занятия советников и препровождали каждого в его апартаменты. Помещения для материализации умело и тщательно подготовил сэр Тайтус Ноулз. Он решил сделать их совершенно духонепроницаемыми, чтобы всякая эманация, которая будет выделена в их стенах, чувствовала себя возможно неуютнее и неприкаянней.
Они с Уильямсом без конца пререкались из‑за драпировок, освещения, законности использования магния для моментальной фотографии и прочего. Сэр Тайтус даже восстал; весьма неблагоразумно, против затянутой черным бархатом «кладовой» и лишь очень неохотно дал согласие на то, чтобы Уильямс приличия ради облачился в черное трико.
– Ведь женщин у нас тут не будет, – сказал сэр Тайтус.
Уильямс обнаружил необыкновенно пылкий нрав, а сэр Тайтус – поистине ослиное упрямство; сэр Басси, Хируорд Джексон и мистер Парэм играли роль верховного суда, и ни одна из сторон не была довольна их решениями. Хируорд Джексон постоянно выступал в поддержку Уильямса.
В целом Уильямс добился от них большего, чем сэр Тайтус, главным образом потому, что уж очень недоброжелательно относился к идеям сэра Тайтуса мистер Парэм. А решающее слово постоянно оставалось за мистером Парэмом. С тайным удовольствием он слышал (а несколько раз и сам видел), что эманация выделяется все в большем количестве, каковое явление сэр Тайтус был бессилен объяснить. Установленные правила проведения опытов и опасение, что такой поступок может повлечь за собою смерть его противника, не позволяли сэру Тайтусу просто подскочить и сграбастать эту непонятную штуку. Она, пузырясь, ползла из углов рта Уильямса – отвратительная густая белая масса, – стекала по груди, собиралась на коленях; потом с каким‑то ленивым проворством втягивалась обратно. Во время девятого сеанса эта прежде бесформенная масса вдруг стада напоминать человеческое лицо и кисти рук, и это удалось сфотографировать.
Ясновидящих проверяли и следили за ними не так сурово, как это делалось во время опытов, которые контролировал непосредственно сэр Тайтус, сама природа транса не допускала этого, – и эти исследования давали куда больше, чем все, что мог продемонстрировать Уильямс.
Общение с потусторонним миром не всегда бывало одинаково интересно и содержательно. Один медиум объявил, что с ним беседует краснокожий индеец, и передал кое‑какие вести от некоего господина, жившего в Сузах «давным‑давно, еще до Авраама». Было очень трудно определить, когда именно дух индейца исчез, уступив место древнему обитателю Суз. Более того, сообщения жителя Суз стали перебивать «враждебные духи», и давно покойные приятели Хируорда Джексона известили присутствующих, что на том свете «великолепно», и что они там чувствуют себя «превосходно», и просили передать это всем и каждому, но, когда им попробовали задать дополнительные вопросы, они исчезли, к великой досаде слушателей. Сэр Басси довольно быстро решил, что «с него хватит этого балагана», и медиуму заплатили и отпустили его на все четыре стороны. Бывали и еще неудачи. Разница была в частностях, но главное – всем опытам попросту недоставало правдоподобия. Сеансы с двумя медиумами‑женщинами происходили в первом этаже, а наверху, в особо оборудованном помещении, Уильямс неделю за неделей изливал на холодное и непоколебимое недоверие сэра Тайтуса все более бурные потоки эманации.
Одна из женщин – обитательниц первого этажа, немолодая американка, нимало не интересовала мистера Парэма; вторая была много интересней и привлекательней. Молодая, темнокожая, с необыкновенно красивым овалом смуглого лица, она называла себя вдовой англичанина‑коммерсанта с острова св.Маврикия. Звали ее Нанет Пеншо. Она была более образованна, чем большинство объектов психических опытов, и могла похвастать прекрасными рекомендациями от крупнейших исследователей Парижа и Берлина. Она очень мило, хотя и несколько отрывисто, говорила по‑английски. До сих пор все медиумы, с которыми сталкивались исследователи из Карфекс‑хауса, уверяли, что устами каждого из них говорит какой‑нибудь определенный дух, миссис Пеншо и пожилая американка оказались первыми, кто ничего подобного не утверждал. Американкой транс овладевал, словно какой‑то бурный припадок, и ее швыряло поперек кресла в самых неизящных позах. Миссис Пеншо, впадая в транс, сидела, как замечтавшаяся кошечка: голова слегка наклонена, руки деликатно сложены на коленях. Прежде эти женщины никогда не слыхали друг о друге. Одна жила с родными в Хайбэри, другая снимала номер в Кенсингтон‑отеле. Но откровения, которые услышали от них сэр Басси и его друзья, были очень схожи. И та и другая утверждали, что ощущают влияние огромной силы из какого‑то неведомого источника, сметающее на своем пути все обычные преграды. В иные минуты мистеру Парэму вспоминались древние иудейские пророки, говорившие: «Устами моими вещает господь». Но голос, вещавший устами этих двух медиумов, отнюдь не походил на глас господень.
Вести, которые передавала миссис Пеншо, были полнее, законченной. Американка скорее живописала, чем утверждала что‑то определенное. «Где я? – говорила она. – Мне страшно. Вокруг темно. Аркада. Нет, не аркада – коридор. Высоченный, длиннейший коридор. По обе стороны – колонны и лица, на колоннах высечены лица, очень страшные лица. Лики Судьбы! Темно и холодно, и дует ветер. Тусклый свет. Не знаю, откуда он идет. Очень тусклый. По коридору надвигается Дух, он Воля и Могущество, он точно вихрь, он ищет дорогу. Какой огромный и пустынный этот коридор! Я такая маленькая, мне так холодно и так страшно. Я становлюсь еще меньше. Точно сухой осенний лист, меня гонит ветром – дыханием великого Духа. Зачем меня бросили в этом ужасном месте? Выпустите меня! Ох, выпустите меня!!»
Ясно было, что она в отчаянии. Она корчилась в кресле, и надо было приводить ее в чувство.
Поразительное совпадение: миссис Пеншо тоже говорила о какой‑то огромной галерее, по которой близилось нечто неведомое. Но она не чувствовала, что и сама находится в этой галерее, и не испытывала страха.
– Вижу коридор, – говорила она. – Веяние надежды струится по нему, не знаю откуда. И приближается Могущество. Я словно слышу, как все ближе раздаются тяжкие шаги.
Хируорд Джексон не слыхал этих пророчеств. Тем примечательней, что он привез из Портсмута следующую весть:
– Новый Дух скоро снизойдет на землю. Это предсказывает один человек из Портси. Он медиум, и неожиданно он перестал говорить о чем‑либо другом и теперь упорно твердит, что наступают новые времена. К нам явится не дух какого‑нибудь покойника – нет, это Дух Извне, жаждущий войти в наш мир.
Мистер Парэм нашел, что эти совпадающие предсказания производят внушительное впечатление. С самого начала он внимательно наблюдал за миссис Пеншо и считал ее совершенно неспособной на какой‑либо обман, двойную игру или мистификацию. Обычно она была доброжелательна и чистосердечна – и такою же оставалась в трансе. У него были случаи присмотреться к ней не в обстановке спиритического сеанса: дважды он приглашал ее выпить чаю у Рамплмейера, а однажды уговорил сэра Басси прихватить ее в Хэнгер на субботу и воскресенье. Итак, он мог послушать, как она легко и непринужденно болтает об искусстве, о поездках за границу, рассуждает на философские и даже на общественные темы. Она и в самом деле была женщина образованная. Обладала тонким, пытливым и ясным умом. И широким кругозором. И явно наслаждалась беседою с мистером Парэмом. А он говорил с нею, как не часто разговаривал с женщинами, ведь обычно он держался с представительницами слабого пола легкомысленно‑игриво либо снисходительно‑покровительственно. А тут оказалось, что собеседница способна даже понять его тревогу о судьбах мира, вместе с ним опасается угрозы анархизма и распада самой ткани общества, разделяет его уверенность, что нашей периодической печати необходимо куда более сильное и трезвое руководство. Иногда эта женщина даже предугадывала мысль, которую только еще готовился высказать мистер Парэм. Но когда он стал спрашивать ее о Духе, готовом снизойти на нашу землю, оказалось, что она понятия об этом не имеет. Во время сеансов она жила совсем иной жизнью, чем в обычное время. Он подарил ей свои книги о Ришелье с дружеской надписью, а также несколько своих более серьезных статей и речей. Она сказала, что его статьи выдающиеся, необыкновенные.
С самого начала она дала понять, что прекрасно сознает, насколько ее новое окружение не похоже на сборище легковерных и любопытных невежд, с которыми обычно приходится иметь дело медиуму.
– Вот жалуются, что духи сообщают все какие‑то глупости, – сказала она на первом же сеансе. – А подумал ли кто‑нибудь, как вульгарны слушатели, которым приходится передавать эти сообщения?
Но здесь – она это чувствует – собрались совсем другие люди. Она сказала, что ей особенно приятно присутствие сэра Тайтуса; его явное и непримиримое недоверие она ощущает как твердую, надежную почву под ногами. Сэр Тайтус наклонил голову в знак признательности, и, как ни странно, это была не просто ирония. Великие люди вроде сэра Басси, сочувственно настроенные умы вроде Хируорда Джексона, ученость и могучая мысль способны привлечь таких духов и такие силы потустороннего мира, у которых сбивчивые вопросы любопытствующих провинциалов могут вызвать одно лишь презрение.
– И вы в самом деле верите, что вести, которые передаются через вас, – это вести от умерших? – спросил мистер Парэм.
– Ничего подобного, – ответила миссис Пеншо со свойственной ей решительностью. – Я никогда не верила в такую чепуху. Мертвецы ничего не могут. Если эти веяния исходят от людей, переселившихся в иной мир, значит, эти люди еще живут. Но что это за сила, заставляющая меня говорить, я не знаю. У меня нет никаких доказательств, что все или хотя бы большая часть вестей, которые мы получаем, исходят от привидений, если позволительно на сей раз употребить такое старинное слово. Хотя в отношении некоторых вестей это бесспорно.
– Но это не бесплотные духи? – спросил Хируорд Джексон.
– Иногда мне кажется, что тут должно быть нечто большее, нечто иное и гораздо более значительное. Даже когда упоминаются имена покойных друзей. Откуда мне знать? Я – единственная среди вас – никогда не слышала вестей, которые сама же передаю. Может быть, все это обман чувств? Очень возможно. Мы, люди, наделенные сверхчуткой психикой, странный народ. Мы только передаем. А что передаем – мы и сами не знаем. Но вот вы, люди с более устойчивой душевной организацией, должны бы объяснить то, что становится вам известно через нас. Мы связаны тем, чего ждут от нас другие. Если они ждут только вульгарных привидений и разговоров о своих глупых делишках, – что же другое мы можем передать? Как мы можем передавать вещи, в которых они ровным счетом ничего не смыслят?
– Справедливо, – сказал мистер Парэм, – вполне справедливо.
– Если вам внимают более высокие умы, сообщения бывают значительней.
Это тоже звучало убедительно.
– Но есть в этом нечто поразительное, чего наука не умеет объяснить.
– О да, тут я с вами согласен, – сказал мистер Парэм.
На первых сеансах с миссис Пеншо ее устами заговорил некий незнаемый вестник.
– Я посланник грядущего! – объявил он.
– Отлетевший дух? – спросил Джексон.
– Почему же отлетевший, когда я здесь?
– Но тогда существуют ли ангелы? – спросил мистер Парэм.
(«Поди ты!»)
– Посланники. «Ангел» значит «посланник». Да, я посланник.
– Посланный кем‑то – или чем‑то, – какой‑то силой, готовой явиться? – спросил мистер Парэм, и голос его зазвучал ободряюще.
– Посланный тем, кто стремится войти в жизнь, в ком таится великое могущество и кто стремится побороть весь мир.
– Пусть попробует этажом выше, – ехидно заметил сэр Тайтус.
– Здесь, где уже налицо и воля и понимание, он обретет помощников.
– Но кто же это грядущее существо? Жило ли оно прежде на земле?
– Победительный дух, он все еще бодрствует над миром, для сотворения которого он сделал так много.
– Кто же он?
– Кто он был?
– Коридор очень длинный, а он еще далеко. Я устал. И медиум устал. Мне трудно говорить с вами, ибо среди вас есть некто, упорствующий в сомнении. Но я не напрасно трачу силы. И это – только начало. Продолжайте свои искания. Через несколько мгновений мне придется вас покинуть, но я еще вернусь.
– Но для чего он грядет? Что хочет он совершить?
Ответа не было. Медиум – миссис Пеншо – некоторое время оставалась без чувств. Но, и придя в себя, она была еще очень слаба и не сразу покинула Карфекс‑хаус, а попросила разрешения прилечь.
Это был первый сеанс с участием миссис Пеншо, и он сильно подействовал на воображение мистера Парэма, запомнился ему. В каком порядке даны были ответы – это он, быть может, помнил не так ясно, но смысл их врезался в память.
Поистине было бы великое чудо, если бы некая новая Сила вмешалась в дела человечества! Ведь так много нужно изменить! Да, чудо просто необходимо. Мистер Парэм все еще несколько скептически относился к мысли, что на землю и вправду готов снизойти некий дух, но так приятно было потешить себя мыслью, будто в загадочных словах медиума скрывается нечто – предвестие грядущих событий.
Подробный отчет обо всех сеансах, и даже только о наиболее успешных, оказался бы слишком длинным и скучным для читателей, не занятых специальным изучением предмета, и бесполезно было бы приводить его здесь. Добрые чувства мистера Парэма к миссис Пеншо очень укрепили то ощущение «наверно, тут что‑то есть», которое зародилось у него еще во время сеанса с Уильямсом на Баггинз‑стрит. Теперь, когда никто уже не говорил о привидениях и не навязывал ему каких‑то незначительных покойников с их малоинтересными прихотями, само по себе явление транса стало казаться мистеру Парэму более разумным и правдоподобным. Стало быть, существуют вне нашего мира неведомые силы, они ищут каких‑то путей, чтобы вмешаться в людские дела и управлять ими, а для этого им нужен человек, близкий по духу, с сильным характером и чутким умом, – эта мысль глубоко волновала мистера Парэма. Ему представлялись существа, подобные могучим духам, каких вызывают и живописуют Блейк и Дж.Ф.Уотс; в мечтах он по крайней мере рисовал себе величественные образы.
Кто тот великан, что смутно чудится его отзывчивому воображению на сеансах в Карфекс‑хаусе? Быть может, это Наполеон? – спросил мистер Парэм, и ответ был: да и нет. Не Наполеон, но больше, чем Наполеон. Быть может, это Александр Македонский? – спросил Хируорд Джексон – и получил в точности такой же ответ. Бродя по улицам или лежа ночью без сна, мистер Парэм ловил себя на том, что мысленно ведет беседы с этим таинственным и грозным духом. И когда мистер Парэм находил в утренней или вечерней газете новые свидетельства бесхребетности в мировой политике и неуклонного нравственного падения народа, ему казалось, что дух этот склоняется над ним и разделяет его мысли.
Он был так поглощен этими двумя ясновидящими, что стал до некоторой степени пренебрегать своей ролью в наблюдениях сэра Тайтуса над Карнаком Уильямсом. Чем дальше, тем ненавистней ему был грубый и ограниченный материализм этого ученого мужа. Ему хотелось думать и знать об этих опытах как можно меньше. Самые обычные замечания сэра Тайтуса по адресу медиумов‑ясновидящих вообще и особенно по адресу миссис Пеншо и пожилой американки возмущали его до крайности. Сэр Тайтус был не джентльмен; порой он изрекал почти невыносимые грубости, и несколько раз мистер Парэм готов был сурово его покарать. Он едва удерживался от слов, которые разили бы, как удары. Эти сеансы по материализации были нестерпимо скучны и нудны. На то, чтобы получить ничтожное количество эманации, уходили часы, которые казались веками. И смотреть, в какое замешательство эта эманация приводит сэра Тайтуса, было уже не так приятно, как раньше. По меньшей мере три раза мистер Парэм, не выдержав скуки, засыпал в кресле и потом некоторое время не являлся на сеансы.
Интерес к Карнаку Уильямсу вновь пробудился в мистере Парэме после девятого сеанса, когда в эманации стали ясно различимы лицо и руки. Он был в это время в Оксфорде, но, возвратясь в Лондон, услышал от Хируорда Джексона поразительный рассказ о десятом явлении.
– Сначала, когда появилось лицо, можно было подумать, что это – ваше изображение, только смятое к уменьшенное, – сказал Хируорд Джексон. – А потом оно стало увеличиваться и постепенно приобретало все большее сходство с Наполеоном.
Мгновенно все это соединилось с представлением мистера Парэма о Великом Духе, чье грозное присутствие ощущала миссис Пеншо во время опытов в Карфекс‑хаусе. И то, что вначале таинственное лицо имело сходство с ним самим, тоже странно взволновало мистера Парэма.
– Мне надо это видеть, – сказал он. – Да, я непременно пойду и опять посмотрю эту самую материализацию. Не годится мне так долго оставаться в стороне, это нехорошо по отношению к сэру Тайтусу.
Он обсудил все это с миссис Пеншо. Судя по всему, она понятия не имела о том, что происходит этажом выше, – и она сочла весьма примечательным совпадением, что три разных медиума упоминают о Наполеоне. Ведь и американка в своих беспорядочных, но волнующих сообщениях говорила о Бонапарте, Саргоне и Чингис‑хане.
Казалось, со всех сторон затрубили трубы, возвещая Неведомое.
И опять мистер Парэм стал свидетелем долгих часов безмолвия, скуки и беззвучных напряженных сражений сэра Тайтуса с Уильямсом. Это было под вечер, и он знал наверняка, что в ближайшие два‑три часа, уж во всяком случае, ничего не произойдет. Хируорд Джексон, видимо, был настроен радужнее и спокойно предвкушал события. Сэр Басси с нетерпением, возраставшим от сеанса к сеансу, пытался сократить или хотя бы ускорить обычную процедуру раздевания, обыскивания, наложения меток и печатей. Но все его усилия ни к чему не вели.
– Раз уж вы втянули меня в это дело, – скрипучим голосом заявил сэр Тайтус, – я ни на волос не отступлю от своих предосторожностей, пока не докажу вам на деле раз и навсегда, что все эти мрачные истории с привидениями – просто дурь и жульничество. Мне не жаль заплатить любую цену за полное и окончательное разоблачение. Если кому‑нибудь надоело и он хочет уйти, пусть уходит. Лишь бы какие‑то свидетели остались. Но теперь, когда мы уже зашли так далеко, я ни за что не стану делать дело спустя рукава.
– А поди ты! – сказал сэр Басси, и мистер Парэм почувствовал, что все эти исследования в любую минуту могут кончиться скандалом.
Коренастый сэр Басси уселся поудобнее в кресле, рассеянно подергал нижнюю губу и потом, казалось, погрузился в глубокое раздумье.
Наконец все хлопоты остались позади и началось бдение. Наступила тишина – и длилась, и разливалась все шире, и окутывала мистера Парэма все плотнее и плотнее. Смутно виднелось на бархатно‑черном фоне ниши лицо Уильямса. Теперь он долго будет лежать с раскрытым ртом, и негромко стонать, и храпеть, и ворочаться с боку на бок. И всякий раз мистер Парэм слышал порывистое движение: сэр Тайтус был начеку.
Немного спустя мистер Парэм почувствовал, что глаза его слипаются. Но – странное дело, – хотя веки его сомкнулись, он все еще видел бледный лоб и скулы Уильямса.
Дата добавления: 2015-10-28; просмотров: 53 | Нарушение авторских прав
<== предыдущая страница | | | следующая страница ==> |
Метафизика на Баггинз‑стрит | | | Высокий гость |