Всадник на вороном коне

«Тот, кто кормит голодного, насыщает свою собственную душу...»

Фридрих Вильгельм Ницше.

Я проснулся от того, что кто-то теребил меня за руку. В первое мгновение я испугался, но уже через пару секунд узнал эти нервные прикосновения холодной ладошки. Протерев заспанные глаза, я откинул в сторону кусок шерстяной ткани, служивший мне одеялом, и постарался улыбнуться. Рядом сидела моя младшая сестренка Гретхен, чем-то сильно встревоженная. Её светло-голубые глаза расширились, пухлые потресканные губы были сжаты, едва заметные брови нахмурены. На загорелых щеках, помимо грязных пятен, виднелись ещё и небольшие язвочки, которых с каждым днем становилось все больше. Я привстал и быстрым движением накинул ей на плечи ту единственную шерстяную ткань, что была у нас в доме, поправляя намертво спутанные волосы.

- Почему ты не спишь, Гретхен? Что случилось? – нехорошее предчувствие закралось ко мне в душу, когда я почувствовал сильную дрожь в теле сестры.

- Энгель, мамы нет дома. – Грустно, но без слез произнесла она тоном, слишком взрослым для пятилетней девочки.

- Она пошла на поиски еды, - обнял я Гретхен, целуя грязные волосы, - когда мама вернется, мы сможем, наконец, покушать.

- Но она ушла ещё ночью! – с жаром воскликнула сестренка, вырываясь из объятий и поднимаясь с пола.

- Милая, я знаю, что ты хочешь сделать, но мама запретила нам выходить из дома без неё, - строго произнес я, хотя предательский страх холодными волнами окатил меня с ног до головы.

Мы несколько минут молча смотрели друг на друга. Я старался не показывать своего волнения, ведь сейчас мне нужно было уберечь сестренку от тех ужасов, что творились на улице. Пока всё было тихо, но ближе к двенадцати люди выбирались из своих обедневших полуразрушенных домов на поиски пищи. Это были самые страшные часы, каждый думал лишь об одном – как и чем утолить свой животный голод. Мужчины, женщины и дети – все вламывались в чужие дома, грабили и убивали ради еды. Мама обычно успевала добыть нам пищу утром, к одиннадцати она возвращалась с никчемно маленьким куском хлеба и мясом, которого хватало на пару дней. А в страшные часы мы прятались в подвале дома, слушая, как над нами топают десятки ног, жадно обыскивая помещение в поисках еды – и каждый раз безуспешно. После мы тихо выбирались и до конца дня сидели в углу, тесно прижавшись друг к другу, чтобы не замерзнуть. Мама любила рассказывать нам о папе, о лучших мгновениях своей жизни и уверяла нас, что голодные годы скоро прекратятся, и мы будем счастливы. Сестренка не всегда понимала смысл маминых слов, но это и к лучшему – мы не хотели, чтобы она росла в вечном страхе. Выходя на улицу во время захода солнца, мы стояли на мосту втроем, держась за руки, и молились, чтобы завтрашний день сохранил нам жизнь. По маминым щекам текли слезы, но она улыбалась и целовала наши лица, обещая, что пойдет на всё, лишь бы защитить нас. После этого мы тихо возвращались домой и ложились спать, мама ближе к двери, а мы с сестренкой в самом темном и дальнем углу – чтобы в случае опасности успели добраться до погреба.

Так проходил каждый день, и в нас присутствовало призрачное, но все же укрепившееся чувство защищенности. Этим утром что-то пошло не так – стрелки часов приближались к двенадцати, а мама все не возвращалась.

- Энгель, где мама? – вывела меня из задумчивости Гретхен, из её глаз брызнули слезы, она топнула маленькой слабой ножкой, обутой в дырявый башмачок.

- Я не знаю, - мой голос прозвучал надрывно, я сам едва не плакал, - мне придется выйти и поискать её…

- Я пойду с тобой! – с детским упрямством произнесла сестренка и крепко обняла меня за шею.

Я встал с пола, укутал Гретхен в клочок ткани и взял на руки, как младенца – настолько легкой она была. Мы осторожно вышли из дома, я запер дверь и медленно пошел вдоль по улице, то и дело оглядываясь и крепче прижимая к себе сестру. Со всех сторон слышались отдаленные крики и топот, люди вылезли из домов и начали охотиться друг на друга. Пришлось ускорить шаг, чтобы как можно скорее добраться до моста, не попав в лапы хищникам – это было единственное место, которое мы с Гретхен знали и куда шли за мамой. Хотя в глубине души я думал, что ее, скорее всего, там не будет, только этот мост сейчас казался мне надежным и безопасным. На лбу выступили капельки пота, стало тяжелее дышать, но я шел вперед, стараясь не смотреть по сторонам. Улицы с каждой минутой все сильнее наполнялись людьми, крики стали громче, со всех сторон доносился детский плач и жалобные стоны. Хотелось закрыть глаза и заткнуть уши, спрятаться в подвале, прижать к себе маму и сестру, и никогда не отпускать, ни на секунду. Гретхен неслышно плакала, но я чувствовал, как вздрагивает её болезненное тельце и как холодные слезы капают мне на плечо. Я молился лишь об одном, чтобы она не открыла глаза и не увидела смерть, которая попадалась на каждом шагу. Два раза я чуть не упал, спотыкаясь о полумертвые тела, лежащие прямо посреди дороги. Их руки и ноги были худы, как у скелета, дряблая кожа натянута на кости и покрыта черными пятнами.

Мы уже почти добрались до моста, как вдруг передо мной встала настолько страшная картина, что ноги окаменели и не могли сдвинуться с места. На дороге, склонившись над телом, сидела молодая девушка, года на три-четыре старше меня, и отрывала от мертвеца небольшие куски плоти, с жадностью засовывая их в свой окровавленный рот. Её зрачки бешено метались из стороны в сторону, как у безумной, тонкие пальцы снова и снова погружались в мертвое тело и отрывали от него кусок за куском. Она была болезненно худой и бледной, но сила и жажда, с которыми она рвала тело, казались нечеловеческими. Я задрожал и нервно погладил Гретхен по голове, словно стараясь защитить, хотя сам был ничтожно слаб и плакал, как ребенок, от всего увиденного. Нужно было пройти мимо, но я как завороженный смотрел на это ужасающее зрелище, не найдя в себе сил даже чтобы зажмуриться.

Девушка меня заметила. Она на секунду замерла, а потом отодвинулась от тела и начала плакать, прикрыв лицо окровавленными ладонями.

- Я не хотела, я не хотела! – жалобно воскликнула она, словно оправдываясь передо мной. – Я не ела четыре дня, у меня никого нет! Я его не убивала!

Её голос вывел меня из ступора, очнувшись, я со всех ног побежал вперед, громко шлепая по вчерашним лужам.

- Гретхен, я не знаю, где мама! – разрыдался я, когда мы оказались на мосту, - я не знаю, не знаю!

Я в панике оглядывался по сторонам, метался из стороны в сторону, чувствуя, что перестаю контролировать свое тело. Следовало взять себя в руки и успокоить сестру, а вместо этого эмоции овладели мной, лишив способности мыслить.

- Братик, я думаю, мама за мостом, - прошептала Гретхен мне на ухо.

Не говоря больше ни слова, я покорно шел вдоль высоких перилл, держась за них одной рукой, чтобы хоть как-то справиться с дрожью во всем теле. Если бы не тяжелое дыхание сестренки и её стойкость, во мне не осталось бы и капли мужества. Мы спустились с моста и свернули направо, где стояли редкие почти засохшие деревья, и росла высокая трава.

Повинуясь какому-то внутреннему порыву, я начал звать маму, забегая в траву по пояс и отыскивая её как одержимый. Не знаю, как и почему, но мы с Гретхен будто чувствовали её присутствие, её тепло и это давало нам призрачную надежду.

- Мама, мамочка! – позвала сестренка, тоже оглядываясь по сторонам.

Не прошло и пяти минут, как среди зарослей послышались шорохи и тихое тяжелое дыхание. С горящими глазами мы бросились на звук, отталкивая жесткую траву руками, которая будто останавливала нас, не давая пройти к маме. Да, это была она, я чувствовал это каждой клеточкой своего тела, я даже узнал её хриплые вздохи. Слезы всё текли из моих глаз, но когда я увидел её тело, бессильно распластанное на траве, то глаза высохли за секунду. В одно мгновение я схватил сестренку за руку и прижал к себе, чтобы она не успела увидеть маму, но было поздно – Гретхен вырвалась и бросилась к её телу, покрытому ссадинами и глубокими ранами.

- Мамочка, что с тобой? – рыдая, обнимала она её, вцепившись в черные кудри.

Мама взглянула на неё из-под опухших век и безмолвно заплакала, пытаясь поднять руку и обнять дрожащее тело, но ничего не вышло. Тогда она виновато взглянула на меня, и попыталась что-то сказать, но я не мог разобрать слов. Её вид выражал глубочайшее отчаяние и раскаяние, я знал, что единственное чувство, поглотившее её – чувство вины. Я присел рядом на колени и обхватил ладонями её ледяную костлявую ладонь, целуя и заливая слезами.

- Простите, простите… меня. – Через силу прохрипела она, пытаясь губами достать лоб рыдающей Гретхен, - Вы не должны были этого видеть, я не имела права… оставлять вас.

Между её губ просочилась струя крови, которой становилась всё больше и начинала течь изо рта прямо на сестренку.

Мне не хотелось знать, что случилось, но я знал, что виноваты все – каждый, кто превратился в беспощадное животное и ел своих товарищей, чтобы самому не умереть от голода. Я знал, что они все погубили мою мать, и, возможно, скоро погубят и нас с сестрой.

- Энгель, слушай меня, - собравшись с силами, проговорила мама, пытаясь притянуться к моему лицу ободранными губами, - Теперь вы с Гретхен остались вдвоем…

- Нет, мамочка, нет! Кто сделал тебе больно? – истерично завопила сестренка, слегка дернув маму за волосы.

- Позаботься о ней, - не обращая внимания, продолжала мама, пока кровь капала на ручки Гретхен и на мои пальцы. – Вам придется есть… - Она издала жуткий звук, что-то между болезненным кашлем и предсмертным стоном, испугав меня чуть не до потери сознания. Но нужно было дослушать. – То мясо, что я приносила вам, оно было… оно…

- Человеческое…? – заикаясь, выдохнул я, больше утверждая, чем спрашивая.

- Да. – Мама откинула голову назад, и из её горла послышался сдавленный свист, что бывает перед самой смертью. – Мое тело пригодится вам… Ещё на неделю или… больше. Пригодится…

Сначала я не понял, что она имела в виду, но как только страшная догадка пронзила мое сознание, я со звериным воплем кинулся ей на грудь, накрыв собой тело сестренки, и заплакал навзрыд, как больное дикое животное. Теперь мы с Гретхен должны были превратиться в хищников, которые убивают ради еды, которые питаются умирающими и мертвыми, чтобы не умереть самим. Сестренка ещё не понимала, в каком положении мы оказались, и я даже позавидовал ей на долю секунды. Захлебываясь слезами, я увидел, как мамины веки медленно опустились, глаза закатились, и тело словно обмякло под нами. Казалось, это всё происходит не по настоящему, я молился о том, чтобы это был сон, видение, бред сумасшедшего, только бы открыть глаза и увидеть перед собой мамино улыбающееся лицо. Я знал, что этого не произойдет, и захотел умереть в этот же миг, не в силах пережить происходящее.

Плач Гретхен прекратился. Я осторожно отодвинулся, взглянул на неё и понял, что сестренка так и уснула, обнимая леденеющее тело мамы. Ещё ни разу я не видел картины ужаснее и прекраснее одновременно – именно это мгновение придало мне сил, чтобы жить дальше, хотя бы ради Гретхен.

Дата добавления: 2015-10-28