Благодарности 9 страница

Впереди показалась станция метро «Уэстборн-парк»: вытянутая, низкая постройка из золотистого кирпича. Страйк решил, что там-то и обернется к своей преследовательнице, спросит, который час, и рассмотрит ее лицо.

В вестибюле он быстро отошел к дальней стене и, скрывшись от наблюдения, стал выжидать. Секунд через тридцать появилась высокая темная фигура, которая, не вынимая рук из карманов, спешила сквозь блестки ливня ко входу. Женщина испугалась, что упустила его, что он уже вскочил в поезд.

Страйк сделал стремительный, уверенный шаг вперед, чтобы оказаться прямо перед незнакомкой, но протезированная нога заскользила по мокрому кафельному полу.

– Черт!

Неуклюже растянувшись в полушпагате, Страйк потерял равновесие; перед глазами, как при замедленной съемке, поплыла жирная слякоть; он грохнулся на пол и больно ударился о лежавшую в пакете бутылку, но при этом успел заметить, как женский силуэт замер в дверях и тут же перепуганной ланью сорвался с места, чтобы раствориться в темноте.

– Зараза! – выдохнул Страйк, лежа на грязных плитах и привлекая к себе взгляды пассажиров, толпившихся у билетных автоматов.

При падении у него опять подвернулась нога; ощущение было такое, что он порвал связку; колено, которое до этого лишь тихо ныло, теперь протестующе взвыло от боли. Проклиная нерадивых уборщиков и жесткую конструкцию искусственной голени, Страйк пытался подняться. Никто не решался к нему подойти. Оно и неудивительно – все принимали его за пьяного, тем более что подаренная Ником и Илсой бутылка виски теперь выскользнула из пакета и с дребезгом покатилась по полу.

В конце концов ему на помощь пришел дежурный по станции, который стал бормотать что-то насчет сигнальной стойки, призывающей соблюдать осторожность на скользком полу; разве джентльмен ее не заметил; для кого же она размещена на самом видном месте? Дежурный догнал укатившуюся бутылку и подал ее Страйку. Сгорая от стыда, Страйк выдавил слова благодарности и похромал к турникетам, чтобы как можно скорее скрыться от множества любопытных глаз.

В поезде, который следовал в южном направлении, он расположился на свободном месте, вытянул травмированную культю и сквозь ткань костюмных брюк ощупал колено. Оно отозвалось острой болью, в точности как минувшей весной, когда он упал с лестницы. Всерьез разозлившись на свою преследовательницу, Страйк попытался осмыслить все, что произошло.

В какой момент она за ним увязалась? Неужели следила за домом Куайнов и увидела, как Страйк туда зашел? Не могла ли она принять его (нелестное сравнение) за Оуэна Куайна? Ведь именно такую ошибку допустила – пусть в темноте, пусть ненадолго – Кэтрин Кент…

Страйк заблаговременно встал, чтобы подготовиться к пересадке на станции

«Хаммерсмит»: в его нынешнем состоянии ожидавший там спуск мог даться нелегко. Доехав наконец до «Бэронз-Корт», он начал сильно хромать и пожалел, что не может опереться на трость. В вестибюле, облицованном зеленой викторианской плиткой, он с осторожностью

ступал по мокрому, черному от грязи полу. С излишней поспешностью он покинул это небольшое убежище, расцвеченное огнями, украшенное надписями в стиле ар-нуво и каменными фронтонами, и под нескончаемым дождем побрел в сторону грохочущей автострады, проходившей совсем рядом.

Страйк благодарил судьбу, что оказался именно в той части Тэлгарт-роуд, где стоял нужный ему дом.

Хотя Лондон на каждом шагу демонстрировал всяческие архитектурные аномалии, Страйк еще не видел таких градостроительных контрастов. Старинные дома из темно- красного кирпича сомкнулись в шеренгу, как свидетели более стабильной и творческой поры, а мимо них с беспощадным ревом в обе стороны неслись машины, поскольку это была главная транспортная артерия, ведущая в Лондон с запада. Многие из этих вычурных викторианских домов служили художественными мастерскими: окна первых этажей были закрыты витражами и коваными решетками, а огромные, выходящие на северную сторону арочные окна смотрелись как фрагменты утраченного «Хрустального дворца» {15}.

Промокший, замерзший, истерзанный болью, Страйк все же помедлил, разглядывая уникального вида дом номер 179 и прикидывая, сколько могли бы выручить за такую недвижимость Куайны, если бы Фэнкорт смягчился и дал разрешение на продажу.

Страйк тяжело взбирался по ступеням. Парадная дверь была защищена от непогоды кирпичным навесом, богато украшенным резными каменными фестонами, завитками и медальонами. Окоченевшими, непослушными пальцами Страйк начал один за другим проверять ключи. Четвертый без возражений вошел в замочную скважину и повернулся с такой легкостью, будто использовался годами. Мягкий щелчок – и путь оказался свободен. Страйк переступил через порог и затворил за собой дверь.

Шок, резкий, как пощечина, как ушат холодной воды. Немного повозившись, Страйк поднял воротник пальто как можно выше, чтобы закрыть рот и нос. Там, где должно было пахнуть только пылью и старой древесиной, на него хлынул острый химический запах, липнущий к ноздрям и горлу. Страйк сощурился, ощупью нашел выключатель и зажег две голые лампочки, свисающие с потолка. Узкий пустой коридор был обшит деревянными панелями медового цвета. Витые столбики из такого же дерева поддерживали арку высотой в половину стены. На первый взгляд здесь царили покой, благородство и гармония. Но Страйк, приглядевшись повнимательнее, заметил на обшивке стен широкие, вроде как выжженные потеки. Стало быть, все стены были облиты – видимо, в припадке бессмысленного вандализма – едкой, зловонной жидкостью, от которой плавился неподвижный, удушливый воздух. Она уничтожила некогда покрывавший старые половицы лак, лишила налета старины голые деревянные ступени, видневшиеся впереди, и даже попала под потолок: крашеная штукатурка в верхней части стен покрылась обесцвеченными, белесыми пятнами.

Через несколько секунд, когда Страйк приноровился дышать через плотный габардиновый воротник, ему пришло в голову, что для необитаемого строения в доме слишком тепло. Отопление было включено на полную мощность, отчего невыносимый химический запах, который мог бы развеяться на холоде, сгустился до предела.

Под ногами зашуршала бумага. Опустив взгляд, Страйк заметил ворох рекламных листовок с предложениями доставки блюд и еще конверт, адресованный АРЕНДАТОРУ/УПРАВЛЯЮЩЕМУ. Страйк поднял конверт с пола и нашел в нем гневное написанное от руки требование соседей устранить запах.

Оставив эту записку лежать на коврике в прихожей, Страйк двинулся по коридору и стал отмечать для себя все дефекты поверхностей, образованные разбрызганным химическим составом. Слева была какая-то дверь; он толкнул ее. Темная, пустая комната не пострадала от этого вещества. На первом этаже оказалось еще только одно помещение – обшарпанная кухня, также без мебели. Здесь, напротив, химический дождь не пощадил ничего и пролился даже на половину буханки черствого хлеба.

Страйк пошел наверх. Тот, кто втаскивал или, наоборот, спускал по ступеням объемистую канистру с беспощадной, едкой жидкостью, постарался облить все, что только возможно, даже подоконник на лестничной площадке, да так, что краска вздулась пузырями и отслоилась.

На втором этаже Страйк остановился. Даже через толстую ткань воротника он почувствовал какой-то другой запах, неподвластный жгучему промышленному химическому составу. Сладковатый, гнилостный, тухлый: запах разлагающейся плоти.

Дергать две ближайшие к нему закрытые двери Страйк не стал. Вместо этого, не выпуская из рук злосчастный пластиковый пакет с бутылкой именинного виски, он медленно пошел по следам злоумышленника, которые тянулись еще выше, по следующему лестничному пролету, где даже резные балясины лишились своего воскового блеска. С каждой ступенькой трупный запах крепчал. Страйку вспомнилось, как в Боснии они загоняли в землю длинные шесты, а потом вытаскивали и нюхали заостренные концы – это был верный способ обнаружить массовые захоронения. Поплотнее прижав воротник к губам, он поднялся на последний этаж – в студию, где в Викторианскую эпоху работал художник, которому был на руку неизменный северный свет.

Если Страйк и помедлил на пороге, то считаные мгновения: он лишь поддернул вниз рукав сорочки и закрыл кисть руки, чтобы не оставить отпечатков на деревянной двери.

Не считая слабого скрипа дверных петель – тишина, потом ленивое жужжание мух. Он ожидал увидеть смерть, но не такую.

На полу валялась туша, какие мясники подвешивают на железных крюках: перевязанная веревками, зловонная, выпотрошенная – ни дать ни взять забитая свинья.

Только в одежде.

Труп лежал под высокими балками, залитый светом из огромного стрельчатого окна в романском стиле. Притом что это было частное жилище, а за оконными стеклами проносился по слякоти городской транспорт, Страйк, едва сдерживая дурноту, ощущал себя как в оскверненном храме, где совершилось ритуальное убийство.

Вокруг разлагающегося тела, похожего на гигантский окорок, стояло семь столовых приборов. Торс был распорот от горла до костей таза, и Страйк уже с порога увидел зияющую черную полость. Внутренности словно кто-то выгрыз. Одежда и кожа, облитые кислотой, усиливали зловещее сходство с адской копченостью. Кое-где поблескивала уцелевшая плоть, с виду почти жидкая. Разложению способствовали четыре включенных обогревателя.

Сгнившее лицо оказалось у окна – дальше всего от Страйка. Он разглядывал его, щурясь и стараясь не дышать. На подбородке желтел клок бороды; еще можно было кое-как различить одну выжженную глазницу. Не раз видевший смерть и увечья, Страйк еле-еле сдерживал рвоту, задыхаясь в химических и трупных миазмах. Он повесил пластиковый пакет на мощную руку, достал из кармана мобильный и, не заходя в комнату, сделал снимки с различных ракурсов. Затем попятился, дождался, когда сама собой захлопнется дверь,

которая, впрочем, не отсекла густую вонь, и набрал 999.

Больше всего Страйку хотелось опрометью броситься на свежий, чистый после дождя воздух, но спускаться приходилось медленно и осторожно, чтобы не упасть. На улице он остановился в ожидании полицейских.

17

Покуда пьешь, смакуй букет: Вина в загробном мире нет.

Джон Флетчер.

Кровожадный брат, или Ролло, герцог Нормандский

По требованию Центрального управления полиции Страйк уже являлся в Новый Скотленд-Ярд. В прошлый раз ему, как и теперь, пришлось давать показания насчет трупа, и сейчас, когда после длительного ожидания в допросной боль в колене слегка утихла от вынужденной неподвижности, детективу пришло в голову, что накануне того случая он тоже провел ночь с женщиной.

В каморке размером со средний офисный шкаф мысли Страйка, подобно мухам, вились вокруг непотребной гниющей плоти, обнаруженной им в художественной мастерской. Его не отпускал ужас. За годы службы он видел мертвые тела с кошмарными следами попыток замаскировать учиненные зверства; он видел обезображенных и расчлененных мужчин, женщин и детей; но то зрелище, которое предстало перед ним в доме номер 179 по Тэлгарт- роуд, оказалось не похожим ни на что. Это злодеяние граничило с разнузданным, тщательно продуманным садистским спектаклем. И уж вовсе невыносимо было прикидывать, в какой последовательности выплескивали кислоту и потрошили туловище: может, жертву сперва пытали? Когда были расставлены столовые приборы: после смерти Куайна или до?

Просторную сводчатую комнату, где лежало тело Куайна, сейчас, вне сомнения, наводнили люди в защитных костюмах, занимающиеся сбором улик. Страйк многое бы отдал, чтобы оказаться сейчас рядом с ними. Сидеть сложа руки после такой находки было для него невыносимо. Его терзала профессиональная ревность. Полицейские сразу оттерли его в сторону, выставили каким-то праздношатающимся, который случайно увидел последствия разыгравшейся там сцены (слово «сцена», внезапно подумал он, точно отражало самую суть: связанное веревками тело, оставленное на свету, под гигантским, почти церковным окном… жертва, принесенная темным силам… семь тарелок, семь ножей, семь вилок…).

Матовое оконное стекло допросной позволяло разглядеть только цвет неба: сейчас – черный. В этой клетушке Страйк уже извелся от безделья, но к нему так никто и не возвращался, чтобы завершить допрос. Трудно сказать, почему его так долго мурыжили: то ли в чем-то подозревали, то ли просто из вредности. Естественно, тот, кто обнаружил труп с признаками насильственной смерти, должен быть допрошен с предельной тщательностью: такой человек нередко знает больше, чем говорит, а порой даже знает все. Однако Страйк, распутавший дело Лулы Лэндри, можно сказать, посрамил Центральное управление полиции, которое с апломбом констатировало самоубийство. Страйк был не склонен к параноидальным подозрениям в адрес коротко стриженной женщины-следователя, которая только что вышла из допросной: вряд ли она ставила перед собой цель помотать ему нервы. Но вместе с тем он не считал, что ее сослуживцы непременно должны тянуться к нему такой чередой: одни – просто поглазеть, другие – отпустить какую-нибудь колкость. Напрасно они думали, что такими подходцами могут вывести его из равновесия. Спешить ему было некуда,

а предложенный ужин оказался вполне съедобным. Еще бы сигарету – и вообще кайф. Следачка после часового допроса предложила ему выйти во двор (естественно, под охраной) и покурить под дождем, но инерция и любопытство приковали Страйка к месту. На полу возле его стула стоял все тот же пакет. Если ожидание затянется, думал Страйк, можно будет откупорить подаренную бутылку, тем более что перед ним поставили высокий пластиковый стакан с водой.

Дверь у него за спиной зашуршала по плотному серому ковру.

– Мистик Боб, – окликнул чей-то голос.

В допросную, усмехаясь, вошел с пачкой бумаг мокрый от дождя Ричард Энстис, офицер Главного полицейского управления и Территориальной армии. Одна сторона его лица была сплошь исполосована шрамами, а кожа под правым глазом стянута до предела. Пока врачи полевого госпиталя в Кабуле спасали ему зрение, Страйк лежал без сознания, а хирурги делали все возможное, чтобы сохранить колено его изувеченной ноги.

– Энстис! – воскликнул Страйк, пожимая протянутую ему руку. – Какого…

– Использую служебное положение в личных целях, дружище: вот решил взять дело в свои руки, – ответил Энстис, опускаясь на стул следователя. – Ты здесь, видишь ли, фигура непопулярная. Скажи спасибо, что дядя Дикки за тебя поручился.

Он всегда говорил, что Страйк спас ему жизнь; наверное, так и было. На желтой от пыли афганской дороге они попали под обстрел. Страйк и сам не знал, каким чувством угадал неминуемый взрыв. Мальчишка-подросток, который улепетывал вперед по обочине, волоча за собой, как могло показаться, младшего брата, вполне возможно, просто бежал от огня. Страйк запомнил, как прокричал водителю «викинга» приказ тормозить, но тот не подчинился – видимо, не расслышал, – и тогда он схватил Энстиса за рубашку и одной рукой отбросил в задний отсек вездехода. Останься Энстис на прежнем месте, его бы наверняка постигла участь сидевшего непосредственно перед Страйком молодого бойца Гэри Топли: от него нашли только голову и торс – так и похоронили.

– Давай-ка еще раз по порядку, дружище, – сказал Энстис, – раскладывая перед собой показания, перехваченные, как видно, у предшественницы.

– Ничего, если я выпью? – устало спросил Страйк и под изумленным взглядом Энстиса, достав из пакета бутылку односолодового «Аррана», плеснул немного виски в пластиковый стакан с тепловатой водой.

– Итак: тебя наняла жена покойного, чтобы ты нашел ее мужа… допустим, что обнаруженный труп – это и есть тот писатель… как его…

– Да-да, Оуэн Куайн, – подсказал Страйк, видя, что почерк предшественницы Энстис разбирает с трудом. – Его жена обратилась ко мне шесть дней назад.

– И на тот момент от него не было никаких сведений в течение…

– Десяти дней.

– Она заявила в полицию?

– Нет. Он проделывал такие номера постоянно: исчезал, никому не сказав ни слова, а потом возвращался домой и не признавался, где был. Любил без жены покутить в отелях.

– Почему на этот раз она решила обратиться к тебе?

– У нее дома тяжелое положение. Дочка – инвалид, денег нет. Муж отсутствовал несколько дольше обычного. Она подумала, что он укатил в писательский дом творчества. Точного названия не помнила, но я проверил – Куайн там не появлялся.

– И все же не понимаю: почему она обратилась к тебе, а не к нам?

– Она говорит, что однажды приходила к вашим ребятам по такому же вопросу, но муж на нее разъярился. Вроде он развлекался где-то с любовницей.

– Я проверю, – сказал Энстис, делая пометку. – А с чего тебя понесло в этот дом?

– Вчера вечером я узнал, что Куайн был его совладельцем. Небольшая пауза.

– А жена об этом умолчала?

– Именно так, – подтвердил Страйк. – По ее версии, он ненавидел эту берлогу и не приближался к ней на пушечный выстрел. У меня такое впечатление, что жена вообще забыла о существовании этого дома…

– Неужели такое возможно? – пробормотал Энстис, почесывая подбородок. – Если они сидят без гроша?

– Тут сложная штука, – начал Страйк. – Второй совладелец – Майкл Фэнкорт.

– Слышал о таком.

– И он, по ее словам, не дает согласия на продажу. Куайн и Фэнкорт давно на ножах. – Страйк отхлебнул виски; в горле и в животе сразу стало тепло. (Живот Куайна, весь пищеварительный тракт, был вырезан. Куда, черт возьми, что подевалось?) – Короче, решил я днем туда наведаться; там его и нашел. Хотя не целиком. – От виски Страйку еще сильнее захотелось курить.

– Как я слышал, труп выглядел хреново, – отметил Энстис.

– Вот, полюбуйся.

Достав из кармана мобильный, Страйк вывел на дисплей фотографии трупа и через стол протянул телефон Энстису.

– Ни фига себе! – вырвалось у Энстиса. После молчаливого изучения снимков он брезгливо спросил: – А это что вокруг него… тарелки?

– Как видишь, – сказал Страйк.

– Ты что-нибудь понимаешь?

– Ничего, – ответил Страйк.

– Есть какие-нибудь мысли: когда его в последний раз видели живым?

– Жена в последний раз видела его вечером пятого числа. Он ужинал со своей агентшей, которая сказала, что его последний роман издавать нельзя, поскольку в нем оклеветана масса народу, в том числе и пара-тройка завзятых сутяг.

Энстис опустил взгляд на записи, сделанные инспектором Ролинз:

– Бриджет ты ничего такого не говорил.

– Она не спрашивала. У нас с ней контакта не получилось.

– Давно эта книга продается?

– Она не продается. – Страйк долил себе еще виски. – И даже не опубликована. Говорю же тебе, агентша ему заявила, что это печатать нельзя, и они разругались.

– А ты сам читал эту вещь?

– Частично.

– Взял экземпляр у его жены?

– Нет, она говорит, что не читала.

– Про второй дом не помнит, книжек мужа не читает, – без выражения перечислил Энстис.

– По ее словам, читает, но только когда они уже изданы, в нормальном переплете, – объяснил Страйк. – Почему-то я склонен ей верить.

– Ага. – Энстис вносил новые записи в протокол допроса Страйка. – Где ты взял рукопись книги?

– Мне бы не хотелось отвечать.

– Это может создать проблемы, – сказал Энстис, поднимая глаза.

– Для меня – нет, – ответил Страйк.

– Возможно, нам придется к этому вернуться, Боб. Страйк пожал плечами, а потом спросил:

– Жене сообщили?

– К этому времени, наверное, да.

Страйк ей не звонил. Весть о смерти мужа должны были передать Леоноре при личной встрече специально обученные люди. Раньше он и сам нередко выполнял такую миссию, но за последнее время утратил все навыки; единственное, что он смог сегодня сделать ради оскверненных останков Оуэна Куайна, – это посторожить их до прибытия полиции.

Он понимал, через что пришлось пройти Леоноре, пока его допрашивали в Скотленд- Ярде. Вот она отворяет входную дверь и видит полицейского… или, возможно, двоих: первый укол тревоги при виде формы; удар в самое сердце, нанесенный спокойным, участливым, сочувственным предложением пройти в дом; ужасающее известие. (Впрочем, ей, по-видимому, до поры до времени не расскажут о толстых лиловых веревках, опутавших тело ее мужа, и о зияющей темной полости, которую проделал убийца, вспоровший грудь и живот Оуэна; ей не расскажут, что лицо его разъела кислота и что вокруг тела – будто это гигантский окорок – стояли тарелки… Страйку вспомнилась запеченная баранина, которой Люси всего сутки назад обносила гостей. Хотя Страйк не считал себя слабонервным, мягкий солодовый виски застрял у него в горле; пришлось опустить стакан на стол.)

– По твоим прикидкам, сколько народу знает о содержании книги? – медленно выговорил Энстис.

– Понятия не имею, – ответил Страйк. – Сейчас уже, наверное, немало. Агент Куайна, Элизабет Тассел – два «с», одно «л», – добавил он, видя, что Энстис берет это имя на заметку, – отправила рукопись в издательство «Кроссфайр» Кристиану Фишеру, а он известный сплетник. Чтобы поставить заслон слухам, в дело уже вступили юристы.

– Чем дальше в лес, тем больше интерес, – пробормотал Энстис, быстро записывая услышанное. – Есть хочешь, Боб?

– Курить хочу.

– Уже недолго осталось, – заверил его Энстис. – Так кого он там оклеветал?

– Вопрос в том, – Страйк сгибал и разгибал искалеченную ногу, – как это расценивать: как клевету или же как правдивое разоблачение целого ряда лиц. Но если взять тех, кого я распознал… Дай-ка сюда бумагу и ручку, – попросил он, зная, что ему быстрее написать, чем диктовать по буквам, и стал проговаривать имена вслух: – Майкл Фэнкорт, писатель; Дэниел Чард, директор издательства, где печатался Куайн; Кэтрин Кент, любовница Куайна…

– Там даже любовница есть?

– А как же – вроде уже год с лишним. Я к ней съездил: Стаффорд-Криппс-Хаус в Клемент-Эттли-Корте. Она заявила, что у нее в квартире его нет и вообще они сто лет не виделись… Далее: Лиз Тассел, его литературный агент; Джерри Уолдегрейв, его редактор, а также… – секундное колебание, – его жена.

– Он и жену не пощадил?

– Выходит, так. – Страйк подтолкнул листок через стол к Энстису. – Но я, конечно, всех вычислить не могу. Кого только он не пнул в своей книге.

– У тебя сохранилась его рукопись?

– Нет, – с легкостью солгал Страйк, ожидавший этого вопроса. Энстису, решил он, не вредно потрудиться: пускай раздобудет экземпляр, на котором отсутствуют отпечатки пальцев Нины.

– Еще что-нибудь полезное можешь сообщить? – спросил, распрямляясь, Энстис.

– Могу, – ответил Страйк. – По-моему, его жена не при делах.

Энстис испытующе, но дружески посмотрел на Страйка. Тот был крестным отцом его сына, появившегося на свет за два дня до рокового взрыва. Страйк несколько раз заезжал проведать Тимоти Корморана Энстиса, но не выказывал особых восторгов.

– Ладно, Боб, подписывай – и валим отсюда. Я тебя подброшу.

Страйк внимательно изучил протокол, с удовлетворением исправил в нескольких местах орфографические ошибки следователя Ролинз и поставил свою подпись.

Его мобильный зазвонил в тот момент, когда они с Энстисом шли длинным коридором к лифту, и у Страйка заныло колено.

– Корморан Страйк слушает.

– Это я, Леонора, – послышался в трубке ее обычный, разве что чуть более выразительный голос.

Страйк жестом попросил Энстиса придержать лифт и отошел в сторону, к темному окну, за которым под нескончаемым дождем змеился поток транспорта.

– С вами беседовали полицейские? – спросил он.

– Да. Они и сейчас рядом.

– Мои соболезнования, Леонора, – сказал он.

– Вы как там? – ворчливо спросила она.

– Я? – удивился Страйк. – Я в порядке.

– Не обижают вас? Мне сказали, вы сейчас на допросе. Я им и говорю: «За что ж человека под арест, коли я сама его наняла Оуэна разыскать?»

– Никто меня не арестовывал, – объяснил Страйк. – Просто взяли показания.

– Сколько ж можно вам душу мотать?

– А откуда вы знаете, сколько…

– Да я тут, – недослушала она. – Внизу, в вестибюле. Хотела с вами повидаться, вот и потребовала, чтоб меня подвезли.

Изумленный, да еще хлебнувший виски на голодный желудок, Страйк выпалил первое, что пришло на ум:

– А на кого осталась Орландо?

– На Эдну. – Беспокойство Страйка о чужой дочери Леонора восприняла как должное. – Так когда вас отпустят?

– Уже иду, – сказал он.

– Кто это был? – спросил Энстис, когда Страйк отсоединился. – Шарлотта беспокоится?

– Скажешь тоже! – бросил Страйк, входя за ним в лифт. У него совершенно вылетело из головы, что он ни словом не обмолвился Энстису насчет их разрыва; став сотрудником Центрального управления, Энстис попал в отдельную категорию, куда не проникали слухи личного свойства. – Там все кончено. Уже восемь месяцев прошло.

– Да ну? Жесть! – Энстис искренне огорчился.

Лифт поехал вниз. Страйку подумалось, что у Энстиса есть собственные причины для расстройства. Из всех его знакомых Шарлотта больше всех зацепила именно Энстиса: и своей необычайной красотой, и вульгарным смехом. «Заходите с Шарлоттой», – рефреном повторял Энстис, когда они со Страйком оба выписались из госпиталя, демобилизовались и осели в городе, с которым сроднились.

Страйк почувствовал неодолимое желание оградить Леонору от Энстиса, но из этого ничего не вышло. Когда двери лифта скользнули в стороны, она уже стояла на виду: худенькая, серая, как мышь, с гребнями в жидких волосах, закутанная в старомодное пальто. На первый взгляд могло показаться, что она приехала в домашних тапках, но на самом деле это были разношенные черные туфли. По бокам от нее стояли офицеры полиции, мужчина и женщина. Женщина, как видно, известила ее о смерти Куайна и согласилась подбросить в управление. По настороженным взглядам, устремленным на Энстиса, Страйк понял, что Леонора ошарашила полицейских своей нестандартной реакцией на известие о смерти мужа.

Деловитая, без единой слезинки, она с облегчением обратилась к Страйку:

– Ну наконец-то. Что так долго?

Энстис смотрел на нее с любопытством, но Страйк не стал их знакомить.

– Давайте отойдем вот туда. – Страйк указал на стоявшую у стены скамью.

Когда он, прихрамывая, шагал рядом с Леонорой, трое полицейских сгрудились у него за спиной.

– Как вы? – спросил Страйк, отчасти для того, чтобы Леонора обнаружила хоть какие- нибудь признаки скорби и тем самым удовлетворила любопытство наблюдателей.

– Сама не знаю, – ответила Леонора, опускаясь на пластмассовое сиденье. – Не верится как-то. Мне и невдомек было, что он в том доме отсиживается, шельмец этакий. Не иначе как туда грабитель какой пробрался, а там хозяин. Ехал бы себе в гостиницу, как всегда, правда же?

То есть подробностей она не знала. Страйк подумал, что Леонора потрясена сильнее, чем показывает, сильнее, чем сама понимает. То, что она искала встречи с ним, выдавало растерянность одинокой женщины, которая может обратиться лишь к тому, кто помогает ей по долгу службы.

– Проводить вас домой? – предложил Страйк.

– Да меня эти подвезут, – сказала она все с той же непоколебимой уверенностью, с какой заявила, что Элизабет Тассел оплатит счет за услуги Страйка. – Я только хотела убедиться, что вы живы-здоровы, что не пострадали по моей милости. И еще спросить хочу: вы работать-то на меня не откажетесь?

– Работать на вас? – повторил Страйк.

На долю секунды ему показалось, что она не отдает себе отчета в происшедшем и настаивает на продолжении поисков. Но не могла ли ее эксцентричность скрывать какой-то более серьезный, более глубинный умысел?

– Они думают, я их за нос вожу, – сказала Леонора. – Я это нутром чую.

Страйк чуть не ответил: «Я уверен, они ошибаются», но это было бы ложью. Он не сомневался, что Леонора, жена вздорного изменника-мужа, которая не обратилась в полицию и только через десять дней начала изображать поиски, которая хранила ключ от пустующего дома, где нашли тело, и без труда могла бы застукать там супруга, окажется первой и главной подозреваемой. Но вслух он лишь спросил:

– Почему вы так думаете?

– Нутром чую, – повторила она. – Как они со мной разговаривали. Как потребовали, чтоб я им дала осмотреть наш дом, его кабинет.

Такова была рутинная процедура, но Страйк понимал, что Леоноре эти действия показались бесцеремонными и даже зловещими.

– Орландо в курсе? – спросил он.

– Я ей сказала, но до нее, по-моему, не доходит, – ответила Леонора, и он впервые заметил у нее в глазах слезы. – Все свое твердит: «Как Мистер Пук» – так кота нашего звали, он под машину попал… а понимает она или нет – откуда мне знать. Кто ее разберет, нашу Орландо. А что он не своей смертью умер, я рассказывать не стала. Язык не поворачивается.

Наступила краткая пауза, и Страйк понадеялся (видимо, напрасно), что от него не разит спиртным.

– Так согласны вы на меня работать или нет? – в лоб спросила Леонора. – Вы-то поболее смыслите, чем эти, потому я вас и подрядила. Что скажете?

– Согласен, – ответил Страйк.

– Эти считают, что без меня тут не обошлось, – вставая, повторила она. – Слышали бы вы, как со мной разговаривали. – Леонора поплотнее запахнула пальто. – Ладно, поеду, меня Орландо ждет. Хорошо, что от вас отстали.

Она зашаркала к своим провожатым. Женщина-офицер лишилась дара речи, когда к ней обратились, как в службу такси, но, переглянувшись с Энстисом, согласилась отвезти Леонору домой.

Дата добавления: 2015-10-28