|
- Моя госпожа, вас ждёт король, но ваше платье всё в крови.
- Это не важно… была б улыбка на устах…
Часть 1.
Вааларм.
Причудливым переплетеньем крон деревьев
Играет чёрный ветер в тех местах,
Арманд - Страж Грани молча брёл по увяданью,
- Ну, вот и осень вновь – природы страх…
Он усмехнулся этому сравненью,
Закутавшись в потёртый плед.
Сгущались сумерки, день подходил к финалу,
И угасал в дыханье трав последний свет.
- Ночь будет длинная, пусть так, вот-вот нагрянет буря,
Лишь бы к полуночи домой мне подоспеть,
Сегодня Ледяные пустоши не ждут гостей из Света,
Да и прейдут, во тьме, что можно разглядеть? –
Холодная улыбка коснулась губ Арманда,
- Да упаси вас Хэль войти сегодня в Вааларм
Средь воя ветра вопли безымянных тварей
Похоронят желание жить… и слава нам.
Пронзительный и острый, словно бритва, край, миров забытых
пограничье,
Тысячелетия, застывшие во льдах,
Одна, чуть видная тропа, ведущая из храма Хэль, начала мирозданья,
Нить хаоса, свет тьмы, звезда в слезах…
Свой путь продолжил молчаливый странник -
Откуда он пришёл и где его исход?
Не в этом смысл и мне не ведомо, простите,
Мы просто помолчим, дав линиям судьбы закончить хоровод.
О, сколько тайн людьми храниться от людей,
О, сколь богов потомками забыты.
Пророки приоткрыли несколько дверей,
Все ж остальные нашей глупостью закрыты.
Рождённые по образу творца
Забыли, как творить миры иные,
И кузница забыла кузнеца,
А склепы переполнены слепыми.
Как просто было создать Вааларм –
Об этом так смешно и горько вспоминать.
Лишь слово – муж, и женщина – утроба,
Которая б в себе его взносила и назвалась – мать.
Арманд стал богом, стражем и хранителем пути для новой жизни,
Женой его отныне стала прекрасная богиня Хэльга – дух полей,
Мир был неистовым, жестоким, но скользящим, словно чёрный шёлк
По бёдрам девушки, чьё имя Хэль.
Все истины так ясны и просты,
Что режут взор нам светом нестерпимым,
Но, отвернувшись, мы устало бродим в темноте,
И обрастаем панцирем красивым.
Иисус и Будда той далёкой жизни
Открыли двери,… однако, не в дверях тех суть,
А в том, что показали всем, как дверь Свою создать,
И с гордостью в Свою вселенную шагнуть.
И неспроста Мария Магдалена
Была для пастыря любимей всех овец – учеников.
Она не просто верила, она любовь дарила -
Без плотской страсти этот мир для мертвецов.
Чтобы узнать исток реки, придется сквозь течения пробиться,
Чтобы узнать исход, вас ждёт далёкий путь,
Но чтоб напиться, достаточно перед рекой склониться
И полную ладонь воды жемчужной зачерпнуть.
Вот показался огонёк вдали, согрев холодную усмешку стража,
Тепло камина, шепот Хэльги, и вино порвут печалей цепь.
Какая разница теперь до мира Евы и Адама,
Если та грань, что разделяет их, зовётся смерть.
Я страж и значит должен не пустить в свой мир случайных агнцев,…
По правде говоря, для их же блага
Не выпустить своих, но тут не ради них
В защите твари Вааларма не нуждались, -
Смех стража слился в урагане с неистовым раскатом грома и затих.
Всё начиналось здесь с крушения материй,
И путь проложен был сквозь мёртвые пустыни,
Сквозь ветры разрушения, что стонут в небесах,
Игру огней, творимую Чужими.
Толпа слепцов лежит на дне долины,
Залитой негой и болотною водой.
В печали к смерти обращены их лица,
Один средь тлена призрачный изгой.
Визжит немая тварь, припав к земле,
И шепчет время, что ему пора домой,
Но не уйти, оно застыло здесь навеки
Не ускользнуть не под водой не под горой.
Идти не от чего к всему, не ведая пути,
Лишь безначальность в заметаемых следах.
И всё это предвечно-бесконечно,
Усталость не ложится на земле, она здесь – страх.
Кого-то пожирает…Кто?!
И плоть его не прорастёт весной травой.
Как отраженья в зеркале, возникнут и исчезнут,
Не объясняя никому и не одной
Мечте не плыть под парусами на закате,
И не одной слезе не раствориться в тишине
Среди лесов и горных рек хрустальных.
И не одной крови не пропитать всё платье.
И не в одной пещере не согреться в холода,
Огонь не принесёт тепла, он тоже лишь страданье.
И не одной любви не литься на постели, подобно елею.
Здесь всё – ничто.
Ничто здесь может оборотнем взвиться,
Хотя не говорит игра песка о ветре.
Здесь негде даже хоронить и схорониться.
Здесь всё за гранью смерти.
Бессмертие души? – Такого нет.
Брильянтами осыпятся страданья,
Но, не успев упасть, летучими мышами обернутся,
Вонзятся в тело, прорастут ветвями,
Отнимут сок от корня,
Подставив крылья облучённому дождю,
Взлетят и вихрем понесутся к небу,
И в жертву принесут себя ему.
Случайно побываешь на семейном празднике у троллей,
Не дав себе уснуть, чтоб самому не стать обедом.
Ты будешь удивлён, увидев их живыми,
Пришедших на пирушку из легенды ветхой.
На самом деле ведь они не вымирали,
Нам просто стало некогда смотреть на них,
Но, впрочем, и сейчас их час всё дальше, всё бледнее
Мерцает, превращаясь в нимб святых.
На берегу лежит красавица в вуали
Хранительница кладбища судьбы.
А за стеной кровавого заката
Давно мертвы все страсти и мечты.
Таков тот город на краю вселенной,
Где все лишь гости, а не соль земли.
Безвременье, беспамятство, безверье
Армагеддон неоценённой красоты.
Часть 2.
Тризонский парк.
Раннее утро встретило Катрин холодным туманом. Тризонский парк был молчалив, оттого Катрин было спокойнее и представилось время подумать о новых проектах.
Работала она в довольно загадочном месте, а именно в «Агентстве памятных дат». С бюро ритуальных услуг данная организация имела мало, что общего, скорее это был театр авангарда, сценарий очередного представлений в котором имел в своей основе какое-либо любопытное событие в истории человечества, которое, однако, по разным причинам не сыскало известность для широкой публики. Большинство же постановок осуществлялось именно в этом парке.
И вот, совсем недавно, Катрин позвонила её двоюродная сестра и с восторгом в голосе сообщила, что нашла новую тему для спектакля.
- Катрин, ты не поверишь, я купила эту книжонку в одном скромном магазине много лет назад. История мне показалась жутковатой, но представь, каким было моё удивление, когда случайно перебирая страницы в Нете, я наткнулась на упоминание о ней в реальных исторических хрониках. В общем, я буду на следующий уикенд, привезу книгу, мне кажется твой Арманд сможет сотворить из неё какой-нибудь удобоваримый сценарий, кстати от главной роли я тоже не откажусь…
- Лиз, боже, как я рада тебя слышать – только и успела промолвить Катрин, но в трубке раздались гудки, - спасибо, что поговорила со мной, - укоризненно промолвила девушка, Да уж, Лиз, как всегда, в своей манере, не два, не полтора, а после миллион.
- Что такого интересного рассказывают по телефону? – в комнату улыбаясь, ввалился Арманд, пыхая сигарой.
- Ты даже не представляешь, кто мне звонил.
- Почему же не представляю, - Арманд глубоко затянулся, - судя по свету, что озарил эту комнату и твоё ангельское личико, я могу представить только одного человека, который способен наполнить радостью мир, находясь от тебя за тысячу километров, и этот человек, безусловно, Лиз Нелински, - Арманд рассмеялся, поняв по выражению лица любимой, что попал в точку. – И так, что на этот раз она натворила?
- Нашла какую-то вдохновенную историю, так что готовься к работе, милый.
- Ага, щас, ноут простирну и в путь, - рассмеялся - о чём хоть речь?
- Да разве…
- А, да, прости за глупый вопрос, это же история Лиз, так что без бутылки тут точно не разберёшься.
- Обойдёшься, - глаза Катрин свернули, до приезда сестры ни капли, а вот там посмотрим. Кстати, ты когда-нибудь слышал, чтобы она сама хотела сыграть роль в моей постановке?
-Ого! Да, звучит интригующе. Ну да ладно, давай, вечерком увидимся.
Арманд исчез так же внезапно, как и появился, оставив за собой терпкий аромат хорошей кубинской сигары.
- Чего заходил то?.. Ну вот, и этот исчез.
Катрин присела на диван и, сделав обиженное личико, обняла подушку в виде черепахи.
- Лиз, зачем ты это?
- Хочу тебя увидеть.
- Мы не должны, ты сама мне об этом говорила.
- Плевать, я поняла, что люблю тебя, всегда любила.
- А как же книга, в смысле какая-то история, что ты нашла? Или это лишь предлог для сестры?
- Нет, тут всё по честному… Катрин ничего не узнает, я клянусь, просто мне очень надо тебя увидеть. Я, кажется, нашла то, что мы искали.
- Пусть так, но ты уверена, что это Наше, а не только Твоё?
- Нет, но приглашение тебе я подпишу.
- Мой путь последний, и вряд ли после Вааларма я захочу к твоему берегу.
- Быть может так, но позволь мне хоть однажды постучать в твою дверь там, в Вааларме, чтобы увидеть тебя и…Хэльгу… ведь кажется, именно так её зовут… и ещё раз переспать с тобой.
- С ума сойти… Блядство, Лиз, откуда ты можешь знать о Хэльге?!
- Из старой книги… и если я не она, то позволь мне, хотя бы сыграть её роль…
- Зачем?
- За тем, что я люблю…, и не говори мне, что ты любишь мою сестру, ты знаешь лучше меня, что это не так. С той, другой, мне не поспорить, а Катрин я никогда не смогу обидеть… так что, как видишь, я ни на что не претендую, просто подари мне одну ночь и эту роль.
- Скажи мне, о какой книге ты говоришь?
- «Лик бога». Интересно, что писателя зовут Арм Охотник, написана в конце 17 века или около того, а реальная история, как я узнала совершенно случайно, относиться к 1611-му году… ничего такого не припоминаешь…
- Странно, что ты спросила,… может быть… как странно. Вдруг строчки вспомнились –
Огни и крики, люди в чёрной стали,
Погоня, привкус крови на губах,
Прекрасные глаза под моей тенью -
Неужто вновь Её я видел в своих снах?
Дым эшафотов, сожжены не ведьмы.
Смотрю на север, и стекает по щеке слеза.
На сотни лет во льдах потерян,
Где кровь моя застыла в холода.
- Теперь ты всё понял… Арми, похоже, ты единственный свидетель той ночи в Ирландской деревушке, оставшийся в живых. Так что если хочешь почитать то, о чём писал 400 лет назад, то пригласишь меня к себе, и сделаешь так, чтобы мы остались вдвоём на одну ночь. Это твоя плата за знание.
- Лиз… ты тварь
- Нет, милый, только после вас…
Часть 3.
Храм.
Тропу среди чёрных деревьев запорошил ночной снег. Ветер безумствовал три дня и вот, наконец, стих, одарив Вааларм призрачным покоем и мерцанием. Всё искрилось, утопая в печальной роскоши.
По лесу тихо шла златокудрая девушка. Её не покидала уверенность, что лес был ей знаком,… но этого просто не могло было быть. Её воспоминания относились к странному сну в том, другом мире, и тогда она не на шутку испугалась. Сейчас же её окутывало лишь безмолвие и красота. Она шла к демону, хозяину этих мест, потому, что когда-то дала обещание вновь увидеться с ним. Девушка вовсе не была уверена, что её примут с радостью, скорее наоборот, но знала, что должна пройти свой путь до конца.
Наконец, деревья перед ней расступились, открыв заснеженную поляну и старый дом, который, однако, более походил на замок, восхищая своей мощью, лишь размер строения говорил о том, что это лишь дом одного существа, скорее война или колдуна, нежели короля.
- Ну, вот и ты, - голос в тишине прозвучал подобно шуму накатившейся волны, - как имя твоё теперь?
- Сайленсия – Богиня тишины.
- Ты шла ко мне, но знаю, что не я твой исход,… что же привело тебя на путь восемнадцати?
- Хэль… пришло моё время.
- Пока я здесь по моему пути не шли к храму Хэль. Она может и не принять тебя. Ты понимаешь, что, уйдя по моей тропе, ты навсегда отдашь себя всю, до последней капли другим мирам, став частью их бытия,… либо будешь развеяна по ветру, и твари Вааларма пожрут твой прах?
- Да… но, не увидев тебя, я не смогла бы и так быть хоть чем-то, а, увидев, больше не смогу вернуться к себе.
- Приветствую тебя, Сайла, - из дома вышла девушка в чёрной мантии. Её красота могла убивать или возрождать, её глаза были ярчайшими звёздами, а распущенные волосы темнее любой беззвёздной ночи. Голос был обворожительным, но в нём сейчас чувствовалась угроза.
- Хэльга, - с дрожью в голосе прошептала гостья и упала на колени не в силах стоять перед богиней.
- Проходи в дом – голос Хэльги звенел, подобно двум клинкам, повстречавшимся в ледяной пустыне, - я дарую тебе своё ложе на эту ночь, но утром ты уйдёшь навсегда.
Богиня отвернулась, больше не промолвив ни слова, и ушла в темноту.
- Ты играла её роль всю свою жизнь. Сайленсия… Лиз.… Как так получилось, что на одном пути оказались вы вдвоём, и если ты прекрасная актриса, то кто ты под этой маской?
- Очень скоро мы узнаем. До рассвета не больше часа. Обними меня, я должна запомнить.
Девушка шла по ледяной пустыне, приближаясь с каждым часом к чёрной башне, подобно пике, пронзающей небо – к Храму Хэль.
Она дрожала от холода и страха перед встречей с самой Богиней Тьмы. Странные твари преследовали её всю дорогу, но лишь скалились, не смея тронуть. Арманд повязал на её руку ленту с письменами на неизвестном языке, но видимо, сопровождавшие её понимали смысл написанных слов… или просто наслаждались её беззащитностью перед тем, как вонзить свои клыки в плоть девушки. Это где-то там, далеко, она тоже была богиней, здесь же вся её мудрость и сила теряла свой смысл, оставляя место лишь ужасу и безумию. Глаза хищников блистали холодным огнём.
- Как может выглядеть Она, если её дочь Хэльга столь прекрасна,… что я натворила, за что оказалась здесь, как долго я буду умирать, если Хэль не пустит меня или, увидев, отвернётся, взмахом руки дав приказ на уничтожение, почему не я с Ним, почему другая? Почему я, а не она сейчас должна идти по этому нескончаемому льду? Как холодно, любимый, мне так холодно…
Мгновенья умолкали на полуслове, обращаясь в вечность, а твари, казалось, подходили всё ближе к ней, но их дыхания не согревали.
Небеса смиловались над ней, одарив мёртвые земли сильнейшим снегопадом и скрыв за белой пеленой теней, страждущих её плоти. Теперь она уже не понимала, куда идёт, мысли и чувства потонули в вое ветра. Не было ничего, лишь шаг… и ещё шаг… и тысячи шагов. Силы покинули её… безысходность. Девушка упала на колени и обледеневшими губами начала молить Хэль о смерти. В это мгновение пурга неожиданно закончилась и последние две снежинки, прочертив в воздухе несколько замысловатых линий, упали на сомкнутые веки Сайлентины, заставив её вздрогнуть и приоткрыть глаза.
И тут она поняла, что дошла. Открытая дверь в Храм была от неё на расстоянии вытянутой руки. Девушка тихо встала и сделала шаг. Молчаливые звери проводили её своими взглядами и распластались на земле недалеко от двери.
Она поднялась по лестнице и вошла в огромный зал, его стены, казалось, были подсвечены зеленоватым огнём, открывая взору тысячи… нет, сотни тысяч картин. Целые миры, их суть проникала сквозь полотна в её сознание, лавина чувств, океан красок. Но Сайлентина отныне понимала их язык и не была растерзана этим хаосом, напротив, вдруг всё встало на свои места, и вся вселенная открылась перед ней, подобно бриллианту искуснейшей работы в кольце бога.
Сдернув повязку, подаренную Армандом со своей руки, она рассмеялась, с лёгкостью прочитав надпись на ней – ВАША ГОСПОЖА ОТНЫНЕ, ПРОВОДИТЕ ХЭЛЬ В ЕЁ ХРАМ.
В центре зала была изображена девятилучевая звезда, обведённая кругом из серебристого металла. Молодая Хэль взошла на свой трон, что располагался по середине этого изображения и, откинув золотистые волосы, тихо прошептала всего одно слово.
Взгляд Богини пронзил мир, она растворилась в нём, даруя всю себя тому, что грядёт.
Дракон, прикованный цепями к четырём столбам – надгробиям древних богов открыл глаза, и грациозно встряхнувшись, привстал, ища в бездне взгляд своей госпожи. Ласкающий ветер коснулся его дыхания и разомкнул цепи, сковывающие это прекрасное создание на протяжении стольких лет.
Дракон поклонился и с ликованием взмахнул крыльями, гася свет для тысяч миров, разбивая звёзды и срывая планеты со своих прежних орбит.
Но каждая разбитая им звезда разлеталась по вселенной искрами новой жизни. Он нёсся, подобно чёрному ветру, сквозь смерть, даруя рождение, и его восторженный крик проникал в каждую частичку мира со словом Богини Хэль.
И слово было ЛЮБЛЮ.
Эпилог.
- О чём ты думаешь, Дао?
Советник грустно улыбнулся, - Цветы, что лежат на ваших коленях пахнут гораздо лучше, чем эти гниющие трупы.
Нитокерти взглянула на поле боя, - Да, пожалуй, но знаешь, я заметила, что именно здесь растут самые красивые цветы, а после этой битвы они будут ещё красивее, и аромат их приобретёт ту изысканность и утончённость, которую ты так ценишь во всём. Так что, быть может, оно того стоит?
- Хм… у меня к вам будет одна просьба
- Да что угодно, кроме моего гниющего трупа на этом поле, - правительница задорно рассмеялась.
- Как можно, моя богиня, вы и так прекраснейший из цветов Египта, - советник учтиво поклонился, - Я прошу, чтобы хоть по несколько травинок с этого поля были сорваны вашей рукой для семей погибших, мне кажется, это будет справедливо по отношению к ним.
- Я исполню твою просьбу, правда не понимаю, чем это может помочь всем тем, кто больше никогда не увидит этих славных воинов у своего очага.
- Просто они будут знать, что вы благодарны им, поверьте, подчас это более важно, чем всё остальное. Людям нужно умирать за кого-то, это приятней, чем подыхать в одиночестве в сточной канаве, тем более что этим кем-то являетесь Вы – их любимая королева.
- Не более любима, чем все, кто был до меня.
- Но и не менее, это уж точно. К тому же не забывайте, вы сегодня защитили свой народ, а героев любят все.
- Даже побеждённые?
- Да, к тому же это они пришли на ваши земли.
- А мне говорили, что в их стране страшный голод, и, как будто, у их вождей не было другого выбора, кроме как начать грабить соседей.
- Ваше милосердие не знает границ, однако такова жизнь, они оказались слабее, и не будет больше их народа, но кровь остатков этого племени перемешается с кровью захватчиков, даруя им обновление, и как знать, быть может через несколько веков на престол одного из государств взойдёт тот, кто будет относится именно к этому погибшему роду. Так что ещё неизвестно, кто победит в этой войне. Наслаждайтесь сегодняшним днём.
- Вот это лучший из советов, мой друг.
И мир наполнился вином цвета крови.
А через год царство Нитокерти было повержено ордами кочевников с юга. Саму королеву растерзали на том самом поле, на котором она собирала цветы для семей погибших, и, не имея наследников по причине своей юности, ей к тому времени только исполнилось 12 лет, обрекла свою страну на то, что род фараонов был прерван и Египет на тысячелетие и канул в бездну забвения.
Советник же смог избежать казни, по большей части благодаря тому, что, не смотря на своё высокое положение при дворе, всегда одевался в простую серую накидку. Говорят, что он ушёл в пустыню, где и пропал. Лишь пустыне ведомо, что с ним на самом деле стало, но попробуй спросить у пустыни, и поймёшь, что она лучше всех умеет хранить чужие тайны.
Тайга
Плачь Люцифа
Кто имеет ум, тот сочти число зверя,
Ибо число это – ЧЕЛОВЕЧЕСКОЕ…
...
Столкновение двух первозданных миров,
Безумный танец безумной плоти,
Самка в комнате лунного света,
Сверкающий храм откровенных мелодий.
Одиночество в ледяном городе,
Наполненном великолепьем.
Она допивает вино своей жизни
В ночь двадцатилетья.
По бёдрам скользят капли любви.
Обнажение диких эмоций.
Столкновение двух первозданных миров…
Эпилог – затмение Солнца.
...
Она вернулась в свои детские владенья
В ту комнату шестнадцатилетней леди,
Наполненная грустным мистицизмом,
Чтоб распластаться на своей постели.
Какое снисхождение во взгляде,
Какой отточенный до совершенства жест,
Но иногда камней нам не хватает,
Чтобы найти на всё простой ответ.
Причудливы изгибы тела,
Обласканного ржавыми цепями.
Она вернулась в свои детские владенья,
Растленная Парижскими огнями.
Прекрасен мир, экстравагантны вкусы,
Мир утончённых и изысканных манер,
И можно ль удивляться, что в финале,
Она льёт кровь из своих вскрытых вен.
...
Подземка -
Тысячи миль прогнивших желаний,
Мельканье огней, вращение слов.
Подземка -
Здесь танцуют под крики
Раздавленных сталью колёс.
Подземка -
Здесь собран прекрасный гербарий
Из страхов, любви и слёз.
Подземка -
Отголоски симфоний
Тысяч несбыточных грёз.
Подземка -
Плачет от холода
Забытый кем-то малыш.
Подземка -
Таким и ты станешь скоро
О светлый пресветлый Париж.
...
Экстази элитных вечеринок,
Героин затерянных отелей,
Кокаин постельных наслаждений,
ЛСД вечерних откровений,
Травка – незабвенная подружка,
Литиум расплавленного света,
Крэк – ночь откровений у могилы –
Семь святых новейшего завета.
...
Когда закончится война,
То не наступит светлый мир.
Никто не ждёт, ни что не ищут
На кладбище забытых игр.
Рассвет целует мои губы,
Закат омоет мёртвым сном,
И где-то там, за гранью страха
Вода сливается с огнём.
Сойдутся с тенью свет в бокале,
И с ненавистью спит любовь.
Оставим мёртвых на дороге,
Лишь приподняв цинично бровь.
...
Не такой уж я и чистенький,
Не такая уж ты лапочка,
Эта травочка быстрёхонько
Превращает тебя в самочку.
Растворяются и плавятся
В нашей комнатке все красочки,
И в постельке извращенчики
Горло пережмут удавочкой.
И словечки неприличные
Из твоёго льются ротика.
И движенья непривычные
Совершаются животиком.
Не таким уж я был чистеньким,
Не такой и ты, наверное,
Слишком много снов красивеньких,
Слишком много внутривенного.
Заразились чем-то новеньким
И помрём через пол годика.
Не такая уж трагедия.
Не такая уж экзотика.
...
Лунный свет шелестел,
Разбиваясь о стены домов.
И лунный свет умирал,
А с лезвия капала кровь.
Прекрасно, ужасно, изящно,
Но так не должно было быть.
Просто я избавлялся
От вредной привычки жить.
...
Они затаились в тепленьких спаленках
И держат бокальчики в пальчиках маленьких.
Спрятались за звериные шубки,
Красиво, удобно, не правда ль, малютки.
Листают журнальчики, смотрят на мальчиков
Или на девочек из своих клеточек.
Кошечки-лапочки, доченьки мамочек
Любят о странненьком телепрограммочки.
Падают в травку, где ловят депрессию
Или на ком-то срывают агрессию,
Ночью игривы, увлечены сексом
И ритуальным, бля, танцам небесным,
А днём придаются вину и безмолвию
И таким образом лечат агонию,
Вылечив это перед закатом,
Кроют своё отражение матом.
Смывают тоску под ручным водопадом,
Стоят у окна и любуются садом,
Латая все ранки в уютном местечке,
Походят по кругу, пошепчут словечки.
Но дальше всё снова – вино, проститутки,
Горящие свечи, тупые ублюдки…
Заблудимся в чувствах, очнёмся в могиле,
И спросит себя, а хоть раз мы любили?..
...
Опустошённость порождает страх всех тех, кто рядом.
Уверенности нет, что ядом не заполнят пустоту.
Змея, ползущая под жгучим солнцем,
Всегда желает сгинуть в темноту.
Что может возродиться из безверья?
Последняя молитва в тишине,
Но рай – лишь ад в зеркальном отраженье,
Гаданье на отравленной воде.
Чужие лица на страницах тлена,
Всё в паутине горестных потерь.
Порывом ветра приоткрыло двери…
И в сердце, улыбаясь, входит Зверь.
...
На чёрный гроб ложился снег,
Священник вскоре смолк,
И ветер нёс обрывки слов
Куда-то на восток.
Молчанье, звон колоколов
И свежая земля,
Прах к праху, к пыли пыль, Аминь,
Нам очень жаль… о, да…
Смиренная торжественность? О, нет,
Всё было просто так.
Цена за жизнь – цена за гроб,
Сто двадцать баксов, брат.
Молился дождь, но не за тех,
Чьих нет имён нигде.
На улицах не верят рай,
Нужна любовь тебе?
Пол сотни час, три сотни ночь,
Погасим свет в окне.
Здесь, в эту ночь, здесь, в этот час, твоё забвение.
А на постели из шелков засохшие цветы,
На обесцвеченных мозгах разбрызганы мечты.
Когда теряем, то никто
Не в силах нам помочь.
Так свет встречает тень,
А день – свою сестрёнку ночь.
Закроешь веки – не увидишь зла,
Но под последней маской нет лица.
Закроешь двери – не услышишь правды,
Что под саваном нет дороги в небеса.
...
Изысканность элитной вечеринки,
Где всё в одеждах тлена,
Где паутины обволакивают тело,
Мерцанье света, увядание в бокалах
И грации проходят средь зеркал несмело.
Покачиванье бёдер, чувственные речи,
Умеренная похоть, электрические свечи.
Здесь всё начнётся и закончится губами,
Следами от ногтей и обнажёнными клыками.
Прикрыв гниение своё и смрад другого,
Одежды пропитают свежей кровью снова.
А на рассвете их уже здесь нет,
Лишь стены и распятие у входа.
Никто не знает и никто не вспомнит,
Никто не скажет, что горели свечи в храме,
Лились мелодии, красавицы смеялись,
Но всё это случилось там не с вами.
Пыль на надгробиях, цветы из стали,
Вот всё, что знают все о мёртвом мире.
Прохожие с промокшими зонтами
От страхов пеленой дождя закрыты.
...
Среди тысячи лиц и их отражений
Лишь дыханье пустыни на наших губах.
В этих поисках счастья мы стали другими -
Ты вечно молчишь, а я просто устал.
...
Когда-нибудь я вновь вернусь домой
И положу на землю меч, пропитанный кровавой бойней войн.
Отброшу щит, разрубленный надвое,
И шлем, что помнит чей-то крик, предсмертный стон.
Зажгу камин, поставлю свечи в тлене,
Открою красное закатное вино
И буду пить, смотреть на дивный вечер,
Который льётся сквозь открытое окно.
Я не хотел бы вспоминать всё то, что было,
Но ветер времени стучится в дверь.
Всё рушится и сумрачные тени
Вновь проведут меня сквозь пламя всех потерь.
Была земля, пропитанная кровью,
Была и кровь, прикрытая землёй.
Там в погребальные костры сходили войны,
В сырые склепы уносили боль с собой.
Их кости тлеют до сих пор на смертном одре,
И сквозь столетья слышен мёртвых стон,
Скуленье псов, вновь не дождавшихся своих хозяев,
И слёзы матерей, страданья любящих их жён.
Но сны сменяются, я вижу увяданье
Благоухающих цветов в моём саду,
И чей-то образ, призрачно знакомый,
Была ль Она, любил ли я Её одну?
Но снова смерть, печаль принцессы в склепе.
Здесь нет цветов, лишь снег и холод стен
И стрелы с чёрным опереньем,
Испившие всю кровь из её вен…
Озёра трав, лесные тропы,
Старик – колдун, закрытые глаза,
Шуршанье змей и демонов шептание,
Предания племён, молчанье зла…
Огни и крики, люди в чёрной стали,
Погоня, привкус крови на губах,
Прекрасные глаза под моей тенью -
Неужто вновь Её я видел в своих снах?
Дым эшафотов, сожжены не ведьмы.
Смотрю на север, и стекает по щеке слеза.
На сотни лет во льдах потерян,
Где кровь моя застыла в холода.
Звук вертолёта, песни Эм-16,
Марихуана, шлюхи, алкоголь,
Ты на прицеле, выстрел, хаппи энд.
Напалм стирает лица, мою боль…
Когда-нибудь я вновь вернусь домой,
И просыпаясь по утрам, буду стараться слиться с тишиной.
О, Будда, если ты способен к состраданью,
Пожалуйста, оставь мне и-мэйл свой.
Я напишу тебе, в твою нирвану.
Нам есть, о чём друг с другом поболтать.
Мне кажется, не так уж трудно даже Сатане принять прощенье
И тенью мёртвой незаметно стать.
Так и закончим призрачное чтиво.
Актёры отыграли, пусть фальшиво.
Смех на губах, псы пожирают Рим,
Из трупиков котят торчат семь заострённых игл.
Заклятья, предсказания, знаменья.
Сквозь лики смерти улыбаюсь вам
И к алтарю веду зеленоглазых самок,
Чтоб кровью их наполнить Новый храм.
Наступит ночь, а мой удел – забвенье,
Укроюсь за надгробием простым,
И проходящий мимо, прочитает надпись:
«Здесь похоронен Люцифер – любимый сын».
Но бал продолжится, зажгите свечи, пейте!
Пусть всё горит, под утро я уйду,
А псы отведают изысканное блюдо –
Усопшую любимую мою.
Куда б не вынесла река, там будет скучно.
Глас вопиющего в пустыне на века.
Гротеск а-ля Дали, по Сатане молитва отходная!
Вой хаоса.
Последняя строка.
...
Дурная мгла приходит с поднебесья,
В могиле солнце, рождена луна,
Разлились тени в тишине звенящей,
В них растворилась ты одна.
Притихли звери в ожиданье стаи,
Чей вой разбудит небеса.
Из ненависти, страхов и страданий
Приходит ночь, где ты одна
Хрустальный звон клыков на сжатом горле,
Вновь с кровью перемешана земля.
Агония всех хищников и жертв,
В оскале счастье, ты одна.
...
Иглы пронзают тонкую плоть.
Верёвками вены завьются.
Неужто однажды, в конце октября
Уже не смогу я проснуться.
Помчат катафалк по пустым коридорам
Все в белом любовницы – сёстры,
В глазах у одной от нечаянной грусти
Блеснут две слезинки, как звёзды.
Не плачь, я никто тебе, ветер с пустыни,
Что в миг любой след заметает.
Я - призрак пришедший, ушедший, забытый,
И был ли, никто уж не знает.
...
Принесите мне книгу заклятий,
Я открою её на страницах.
Тех, в которых любовь и надежда,
Что сегодня ты мне будешь сниться.
Полистаю, увижу печали,
Что из сердца любимой я вырву,
Как листок, разорву и развею,
А останки пусть доклюют птицы.
Добреду до главы «Будем вместе»,
Наизусть заучу эти строки,
Преисподнюю в свидетели кликну
И ветров с древних скал вереницы.
А в финале нетленного чтива
Принесу тебе в верности клятву…
Можешь с ней поступать, как захочешь,
Лишь не вздумай со мною проститься.
...
На седьмой авеню мать скормила ребёнка
Своим обожаемым комнатным крысам
Сестра сожгла трёхлетнего брата,
Решив не делиться с ним героином.
Застрелен в упор из базуки священник,
Всплеск суицизма среди проституток,
От сверхдозы умер наш президент,
Хороший, бля, был парень, только придурок…
Кого-то убили и на небесах,
Маньяк, не обмолвившись ни одним словом
Всадил всю обойму в безумного старца
За то, что он называл себя богом.
Убийство прошло незамеченным в прессе,
Мы привыкли к тому, что нас убивают,
А был ли застреленный психом, иль богом,
Об этом и ангелы даже не знают.
Они пусть поют свои глупые песни,
Мы все любим слушать «Радио рая».
Я никогда не смогу понять это,
Но вряд ли есть дорога другая.
...
Комната – клетка
Любовь – телешоу
Подруга – убийца
Другое – другому
Боги и люди – сеть галлюцинаций
Дети – задержка её менструации
Пять минут – повой акт
Вечность – могила
Я – психопат
Стены как стены
Лезвия – знания
Смерть – расплата за наши желания
Прикосновенья, последствия, чувства
Рифмы – пороки
Порочность – искусство.
...
Все недосказанные истины
Останутся в последнем из патронов,
И ты спокойно пойдёшь дальше,
А я покину этот город.
Что видел? Да не так уж мало,
Была Она, да вот пропала.
Курил, молчал в холодном замке.
Разбившись, зеркало упало.
И был закончен дивный танец,
Любовь для демона – отрава.
Я не допил её, увы,
Уж слишком приторна приправа.
Из страха быть, но жажды власти,
Из льда неутолённой страсти,
Из ветра в доме, где есть свечи,
И карты неизвестной масти.
...
Она всадили в него восемь пуль, сблевала,
Упала на колени и обратилась к господу
С молитвой о прощении грехов.
Скажи, мне кажется, или на самом деле мир таков?..
Тайга
Руссия
...
Чёрный хлеб, водки не мерено,
Эх ты русский мужик – ветер с севера.
Сколько мудрости, столь же беспамятства,
Под столом у всех чувство равенства.
Годы смотрят вслед злыми волками,
Нет, не волками, псами безродными.
По степи летишь, воле радуешься,
А назад глядишь, спотыкаешься.
Ты расплавил снег кровью пламенной,
Но забыл про платок, не подаренный
Не любимой, не ненавистнице,
Не подруженьке, не завистнице.
Эх, брат русский – заборы из вереска,
Ты с сумой пустой снова у берега,
Где в реке вода чище серебра,
А за той рекой поклонись – тайга.
Над тайгой горит упокой - звезда
Тихо шепчет, зовёт, манит вдаль она.
Ты нашёл, что искал, ветер с севера,
Жаль, что мертвая та хрусталь – река.
...
Жёлтый лист прикоснулся к земле
И в объятья забвенья уходит.
Души мёртвых в конце октября
Хоровод свой печальный заводят.
Паутина блеснула в ветвях
И паук удивлённо вдаль смотрит.
Там уже догорает закат,
Солнца свет тьма ночная неволит.
По полям рыжий бес пробежал,
Приминая пожухлые травы.
На завалинке пьяненький дед
Раскурил свою трубку устало.
Тлеет в ней уголёк, словно жизнь
То согреет, а то опечалит.
Так не знает в России поэт,
Впереди его что ожидает.
...
Расстреляй ты меня, человече,
Пулю злую по сердцу размажь.
В водке я захлебнулся поэтом,
Тупой болью отдалась та блажь.
Не ругай меня, вечер – бродяга,
Перед ночью легко умирать,
Чтоб с утра все, кто знал меня пьяным,
Дружно стали б меня поминать.
Ты прости меня, жинка любима,
Что не всю тебе жизнь посвящал,
Не бывает в России поэтов,
Кто б хоть раз себе в грудь не стрелял.
От тоски, - маловерные скажут
От любви, - переврёт всё дурак
Ты спроси у меня, бедолага,
Я отвечу – стрелял просто так.
...
Между строк не ищи злого умысла,
Никогда не был я мудрецом.
Неуклюже шатаюсь по улицам,
Чью-то тень задевая плечом.
Не обидится тень, не оскалится,
Будь я нищенкой, будь королём.
На скамеечке кот умывается,
Посмотри, сколько мудрости в нём.
Сколько красок в нас всех перемешано:
Пёс бродячий, открытая дверь,
Бой часов глубоко за полуночью,
И цветущая роскошь полей.
Только ты не ищи злого умысла там,
Где Есенин поэт был рождён.
Это всё, о чём я попрошу тебя,
Твою тень задевая плечом.
...
Как в тумане, строка не пишется,
Без чего не живётся, не дышится.
Что толку, в зеркало на себя пялиться,
Ведь не чудовище, не красавица.
Воли хочу, только бы праведной,
Не в кабацком угаре подаренной.
Но река вновь несёт мой венок со свечой.
Свеча чёрная, а венок с саранчой.
Разгуляюсь у края обрыва, сорвусь,
С подворотней унылой в экстазе сольюсь.
На прохожих глазами жёлтыми лаю,
Не волками, не псами не принятый в стаю.
Как в тумане, строка красным вином проливается,
Не пойду оттого не молиться, не каяться.
Успокоюсь, к земле припаду головой,
Лишь останутся числа на табличке резной.
(01.12.1975 -)
...
Что скребёшься у двери, не пускают, что ли,
Извини, брат, эх, была б моя воля…
Ты пойди, погуляй, может встретишь ещё
Кошку чёрную с белым плечом.
Посмотри, ночь поёт и деревья шумят,
Я б на месте твоём не вернулся назад,
По оврагам, в кабак, поминай, как зовут,
А хозяева пусть до утра подождут.
Стих любимой сложил, матом песни орал,
Власть людей над собой и судьбу проклинал.
Мой пушистый зверёк, не царапайся в дверь,
Я на той стороне такой двери теперь.
Там обычно тепло, только душно в тепле.
Там бывает светло, когда ночь на дворе.
То, что любят они, полюбил быстро я.
Самого только нет в раю этом меня.
...
Ночь, полночь, бессонница, за полночь, брезжит рассвет.
Туман, окно открыто, в вазе сухой букет.
Волосы в ветер, нечесаный, выйду на тусклый свет.
Свеча на столе догорела, будто с жизнью простился поэт.
Но живой я ещё, живой, водки стакан недопитый.
Мне ли не знать, что к рассвету за ночь пьяную нужно платить.
Одолжу ещё годик у смерти, убегу от грехов на край света.
Там шагну в океан, чтоб всю грязь человечью
С души окровавленной смыть.
Городом, в темноте мимо церкви извилистой тропкой пройдусь.
Недовешенный, недорасстрелянный на фонарном столбе очнусь.
Где ты был, человек русский, когда розгами маяли Русь.
Что молчишь, я то знаю, сам был там, заливая трусливую грусть.
Тайга
Извлечение
…Извлечь на свет, из тьмы, из жизни, из смертей
Всё то, что убиралось в ножны, дабы не разрезать
Полог, скрывающий собой зачатья мироздания постель.
Посвящение Лиз.
На «Мулен Руж» не буду обращать внимания,
Не тратя понапрасну слова дар…
Улыбку девушки на красном «Ягуаре»
Упаковали в окровавленный саван.
Цвет красный – перелив от похоти до гнева
Пурпур – оттенок революций и блядей
Прикосновенье нежно-алым – кашемир любви и неги
Багровый ветер извращений и страстей.
Оправдывалось всё в улыбке той, преддверье, обещанье поцелуя,
Вишнёвый привкус на губах – напоминание о ней.
Предрешено и прощено моё страданье
Средь рдеющих октябрьских полей.
Бокал наполнен розовым вином, хрустальное мерцание
Пресытит вечер, расплескав по скатерти закатный свет
В предсмертии вздохнёт свеча малиновой искрою увядания,
И в мареве той душной ночи красное затихнет, смена декораций, чёрный цвет.
...
Я был Есениным, когда Есенин жил,
Теперь, лишь человек, который пил, когда Есенин Был.
Зарыл талант, пред богом облажался.
Отрыл, взглянул, гниёт... и вновь похоронил.
Я не люблю стихов, лихая полынья.
Глядя, как в зеркало, там вижу упыря,
Что строит рожи мне, то ведьмы, то царя -
С похмелья харя, напугавшая себя.
Стихов я не пишу, их ненавижу я,
Лишь проза и молчание - мои друзья.
Стихи писать - марать собой бумагу зря,
Как будто мочишься в штаны, за недержание себя коря...
И прав лишь тот, кто завязал мне рот,
Чтобы стихов моих не услыхал народ.
Что в них - лишь тлен семи грехов, мой тлен,
Замазанный уродством гобелен.
...
Ветер не спел и цветок не раскрылся,
Ты не любила,
Губ не коснувшись, глаза опустивши,
Молча, шла мимо.
Ветер тобой разлетелся осколками,
В вены вонзил
Боль, что дарует эмоции жизни,
Луч света застыл.
Он не хотел уходить навсегда
Играя со мной
Прошелестел, отразившись в витринах
Смеясь над игрой.
Средь городов туманных и пьяных
Грязных, пустых
Я никогда не любил, и не останавливал
Взгляд на других
В них был лишь я в кривых отражениях
Старых зеркал,
Кто мне позволил найти и смотреть,
Если я не искал.
Стать не одним, быть понятным и честным
Нужным вдруг стать,
Просто стоять, пропуская вперёд
Тех, кто хочет бежать
Ветер, излом, мы коснулись друг друга,
И ночь нас накрыла -
Ещё никогда я не любил
И ты не любила.
...
Привнёс в запой три рюмки первача
И свет померк, хлеба пожрала саранча...
...
Он светом был, но светлых не любил
И по ночам с полночной тенью пил
Она была ему милей всех тех, кто белизной светил
И чёрный шёлк её ласкал его, слепил
Ему прощалось всеми всё при свете дня
Ведь изменял своим тот свет, Её. Любя.
Он оттого и был светлей меня, тебя,
Что рядом с ней, он находил себя.
Жизнь, это чёрная нить в белой ткани,
Слишком заметна, чтобы не быть,
Слишком уродлива - с тканью не слиться,
Чёрным её не украсить, не сшить.
И стежок за стежком королевское платье
Превращается в страшненький ведьмин наряд.
Размалёваны флаги борцов за саваны,
Но не знают они, о чём говорят.
Нет средь мира надежд, больших, чем у юродцев,
Нет средь мира любви, большей, чем у блядей.
Остальное – закон, ты – один из прохожих,
Так заткнись и иди, или водки налей.
Привыкаем не жить, даже нравиться очень,
Во служенье «Ему» свою нить разорвать.
Или спрятать от глаз в самый дальний кормашек,
А потом ту одежду в реке постирать.
Уплывёт наша нить, жаль, что не к океанам,
Просто тихо сгниёт себе в илистом дне.
Привыкай, привыкай, так завещано кем-то
Подыхать от бессилья в своём же д…ме.
Были те, кто с «Законом» тягаться пытался.
Что сказать.. их останки в могилах лежат,
Просто всё, лишь игра, наши страсти в ней – ставки,
Кто за страстью попёрся – того порешат.
И семь смертных грехов – это, всё-таки, правда,
Как уж ты не крути, но кто в мире без них?
Так что, просто иди себе, глядя под ноги,
Всё равно, в мире нет не иных, ни других.
С любовью ко всем, первый из отрешённых, Люциф…
Дата добавления: 2015-10-28; просмотров: 55 | Нарушение авторских прав
<== предыдущая страница | | | следующая страница ==> |
Сломанный ноготь | | | Овладение речевой, письменной и коммуникативной культурой. |