Не готовьте для себя ненужных сожалений

Сейчас, под солнцем Монако, я читаю, querida, "Письма некоторым людям"

Поля Валери', недавно опубликованные его родными. Любите ли вы Валери?

Надеюсь, да. В противном случае у нас появился бы серьезный повод для

разногласий. Я считаю Валери одним из двух самых умных людей, которых я

знал;

другим был философ Ален. Предвижу, что многим придется не по нраву это

мое признание!

В одном из своих писем Валери пишет: "Историю человека щепетильного

можно резюмировать так: чем дольше он живет, тем сильнее сожалеет о том,

мимо чего когда-то прошел, испытав чувство неприятия. В юности он

почувствовал отвращение к женщине. Любовь представлялась ему тогда чем-то

отталкивающим... Повзрослев, он начал неприязненно относиться ко всему, что

связано с деньгами. Некоторое время успех -- даже слава -- казались ему

чем-то зазорным... Но то, что теперь ему осталось -- выжимки, очищенные ото

всех "побочных продуктов", -- оказалось столь мелким, невесомым,

малозначительным и до такой степени лишенным цены, что и жизнь-то нечем было

украсить. Отсюда и невеселые воспоминания о прошлом, и сожаления, и жалкий

вид человека, непонятого другими, и горечь, неизбывная горечь".

Есть много верного в этих рассуждениях, относя

щихся к 1915 году, то есть к тому времени, когда Валери сам еще не

познал славу со всеми ее "побочными продуктами". Отказываться от того, что

тебе предлагает жизнь, если ты можешь принять это без ущерба для собственной

чести, просто безрассудно. Да, в юности нужно познать любовь, чтобы не

испытывать трагических мук и злости на самого себя в возрасте, когда любовь

нам уже больше не дается. Да, нужно заслужить к старости почет, чтобы не

влачить под конец жизни горестные и жалкие дни. Сам по себе успех не

свидетельствует о таланте, но человека талантливого он избавляет от

соблазна гнаться за успехом на склоне лет. Мораль: не следует пренебрегать

ничем из того, что можно обрести в жизни, не совершая ничего недостойного.

Поэтому, когда у вас будет взрослый сын, сударыня, предостерегите его

от абстрактных и крайних представлений, которые в старости обернутся

горькими сожалениями. Внушите ему, что от любви остаются чудесные

воспоминания. Жерар Бауэр*, который находится здесь вместе со мной, пишет

предисловие к "Мемуарам Казановы". Он рассказывал мне вчера о своем герое.

Этот необыкновенный искатель приключений не мог пропустить ни одной юбки, ни

одного ломберного стола и обладал удивительным даром рассказчика,

заставлявшим окружающих искать с ним знакомства. К чему все это привело? К

тому, что в зрелом возрасте он написал историю своей бурной жизни и шагнул

прямо в бессмертие. Это не значит, что ваш дорогой отпрыск должен взять

Казанову за образец. Только необычайно одаренный человек может сыграть в

жизни столь дерзостную роль; к тому же мы живем не в восемнадцатом столетии.

Я только советую ему следовать мудрым советам Горация: "Лови же день --

красотку -- и фортуну, -- коль скоро боги тебе удачу ниспошлют".

Я прекрасно понимаю, что ясность духа, отсутствие зависти, женолюбия и

честолюбия приличествуют старости, кроме того, я знаком с людьми, которые

умудрялись чувствовать себя счастливыми, не имея ничего из того, что другие

полагают необходимым для счастья.

Я и сам стараюсь принимать свою жизнь такой, какова она есть, и не

сравнивать ее с жизнью других; мне это удается, но я отдаю себе отчет в том,

что подобная мудрость давалась бы мне с большим трудом, будь мое

существование совсем лишено радостей. Словом, не станем гнаться за благами

мира сего с неприличной горячностью, но, повстречав их на своем пути, примем

их с благодарностью. Редки те, кому ни разу в жизни не выпало счастья, но

еще более редки те, кто сумел его сохранить. Обретя вас, дорогая, я не хочу

вас терять и удерживаю подле себя. Прощайте.

После спектакля "Царь Эдип"*

На днях я издали видел вас, querida, в "Комеди Франсез". Ваше одеяние

-- белое плиссированное платье, перехваченное золотым пояском, -- делало

вас похожей на злосчастного царя Фив. В доме Софокла* играли "Царя Эдипа".

Я с волнением вспомнил, что впервые увидел вас именно здесь -- в зале

Ришелье. Вы были так хороши!

Спектакль не нарушил вашей обычной безмятежности. Так оно и должно

быть. Возвышенная драма не будоражит зрителя. Страсти в ней упорядочены

поэзией и умерены всемогуществом рока. Заранее известные нам события не

могут нас волновать. Придя в театр, вы уже знали, что Эдип выколет себе

глаза золотой застежкой, а Иокаста повесится. Вот почему вы спокойно

поправляли прическу и улыбались своему соседу.

Вокруг меня раздавались поразительные речи:

-- Какая прекрасная мелодрама!

-- Какой великолепный детектив!

-- Совсем как у Сименона! Помните "Грязь на снегу"*?

Какая-то уже немолодая дама ("И зачем только существуют перезрелые

женщины?" -- удивлялся Байрон) спрашивала:

-- И чего этот болван добивается? В первые же десять минут все уже

поняли то, что ему предстоит обнаружить... Иокаста, она-то отлично видит,

что не следовало бы все это ворошить. У женщин есть чутье:

они умеют не замечать того, что неприятно... Но этому занятому лишь

самим собой мужлану непременно нужно дойти до конца. Тем хуже для него!

Истина состоит в том, сударыня, что Эдип, такой, каким его создал

Софокл, не может поступать по-иному; Судьба предопределила все его слова и

поступки. "Это Рок!" -- поет хор в "Прекрасной Елене"*. Именно в этом и

кроется громадная разница между древними греками и нами. Я полагаю, что

человек может сам определять свою судьбу вопреки воле богов. Софокл так не

считал. Отсюда -- величайшие драматические красоты его пьес и трагические

судьбы его героев. Ибо Эдип, всего лишь покорно выполняющий предсказание

оракула, чувствует себя виновным и достойным самой жестокой кары. "Мне было

предначертано убить своего отца и стать любовником собственной матери, и

тем не менее я должен понести наказание..." Та же суровая мораль характерна

для учений янсенистов и кальвинистов.

Но в одном отношении мы с вами все же походим на древних греков:

кровосмесительство по-прежнему кажется нам чудовищным. Из всех строжайших

запретов, возникших еще на заре человеческой истории, этот запрет -- самый

непреложный, по крайней мере когда речь идет о родстве по прямой линии.

Другое дело -- родство по боковой линии: египетские фараоны даже поощряли

брак между братом и сестрой. Байрон находил в таких отношениях непонятное,

мрачное удовольствие, видя в них вызов общественной морали. Когда я писал

книгу о его жизни, мне пришлось заниматься довольно щекотливыми

разысканиями по этому поводу. Многие английские ученые отрицали, что Байрон

и Августа Ли вступили в преступную связь. В конце концов его родственница (в

то время ей было восемьдесят пять лет) допустила меня к тайным семейным

архивам. Я провел волнующую ночь, расшифровывая при свете двух канделябров

интимные дневники и письма. К утру я уже все знал и с некоторым смущением

отправился к достопочтенной хозяйке дома.

-- Увы, леди Ловлас, -- сказал я ей, -- отпали все сомнения... Я

обнаружил доказательства кровосмешения. Как добросовестный историк, я буду

вынужден рассказать обо всем этом в полном согласии с документами... Заранее

прошу меня извинить. Она с изумлением воззрилась на меня.

-- А собственно, в чем вы извиняетесь?.. -- спросила она. -- Байрон и

Августа? Ну конечно! Неужели вы в самом деле сомневались?.. Как же иначе?

Два юных существа разного пола оказались вдвоем в занесенном том мрачном

замке и провели взаперти много времени... Как же, по-вашему, они должны были

вести себя?

Из этого разговора я понял, что пресловутый запрет

соблюдался в Англии XIX века не столь неукоснительно как в Древней

Греции. И все же я считаю, что он необходим для поддержания спокойствия и в

семьях, душах. Убедитесь в том сами, посмотрев "Иокасту", "Федру", "Землю в

огне". Ищите любовь за пределами своего рода. Прощайте.

Дата добавления: 2015-10-28