Осколки неба, или Подлинная история “Битлз” Юлий Буркин 24 страница

– Какое? – поразился Пол.

– Ну… Например, «джуд».

– Что еще за Джуд? Что это такое?

– Какая разница, – пожал плечами Джон. – Звучит нормально.

Именно в таком варианте новый хит и был записан на первой стороне сингла вместе с политической песней Джона «Revolution» [? ].

Вернувшись из очередных театральных гастролей, Джейн нашла в своей постели «не такого» Пола с девицей по имени Френсис Шварц.

Но этому предшествовал целый ряд событий.

В середине мая Джон и Пол отправились в Нью-Йорк, чтобы присутствовать на открытии американского отделения «Эппл-корп». Презентация прошла вяло, а пресс-конференция окончательно выбила их из колеи. Журналисты задавали вопросы, откровенно ответить на которые было просто невозможно.

«Правда ли, что отношения в „Битлз“ сейчас довольно натянутые?» «У нас натянуты только струны», – вымученно отшучивался Джон. «Будут ли „Битлз“ еще когда-нибудь заниматься музыкой или теперь вы предпочитаете бизнес?» «Наш бизнес – заниматься музыкой», – туманно отвечал Джон. «Последнее творение „Битлз“ – фильм „Таинственное волшебное путешествие“. Чем вы собираетесь компенсировать свой провал?» «Провал? – кривя душой, удивлялся Пол. – А нам так понравилось, что мы сняли еще и мультфильм. Он выходит через два дня»…

Особенно обозлил Пола вопрос: «С чем связан слух о вашей мнимой смерти?» «С глупостью журналистов», – отрезал он.

Когда репортеров разогнали, Джон побежал звонить Йоко, а Пол, чувствовавший себя выжатым, развалился в кресле, прикрыв глаза.

– Хай, – услышал он мелодичный женский голос рядом.

Разомкнув веки, он обнаружил возле себя стройную блондинку с фотоаппаратом в руках.

– Меня не выгнали только потому, – сказала она, – что я призналась, что мы близко знакомы.

– Да? – удивился Пол, но тут же вспомнил ее. Это была Линда, дочка преуспевающего американского адвоката и бизнесмена Ли Истмана. Когда-то ее представил ему Питер Браун в клубе «Бег Оф Нейлз», добавив, что «эта пустышка мечтает выйти замуж за рок-музыканта». «И что? Не выходит?» – спросил тогда Пол. «Наполовину, – ответил Питер. – С ней спит Эл Купер и сразу двое из „Энималз“ – Чаз Чандлер и Эрик Бёрдон. Но она, похоже, еще выбирает…»

– Вспомнил, – признался Пол.

– Еще бы! – заявила Линда так, словно они, как минимум, прожили по соседству все детские годы. И тут же сняла с объектива камеры крышку. – Сиди так и не двигайся! В этом освещении ты прекрасен!

– А в другом? – стараясь двигать только губами, спросил Пол.

– Посмотрим, – ответила она многообещающе, непрерывно щелкая затвором. – У меня дома оборудован павильон, там можно подобрать любой свет.

По дороге к ней Пол вспомнил о своем визите к предсказательнице из Брайтона. «Ты возьмешь в жены блондинку, и у вас будет четверо детей», – сказала та. «Слушай, – спросил он у Джона, имея в виду Джейн, – а рыжие считаются блондинками?» «Рыжие, они рыжие и есть, – ответил тот мстительно. – Это особая раса. Похлестче японцев».

«Не эта ли блондинка?» – думал Пол, искоса поглядывая на Линду, а когда она познакомила его со своей дочерью Хитер, он машинально отметил: «Детей осталось трое…»

Особняк семейства Истман, точнее, один из особняков, отданный Линде отцом в полное распоряжение, поразил Пола. Это был настоящий дворец – с высоченными потолками, массивными люстрами и витражами на окнах. Стены гостиной были увешаны портретами предков, а сама Линда вела себя тут, как королева. Она буквально парила над полом в длинном платье, мягко шурша шлейфом.

– Выбирай, – предложила она, грациозно изогнув кисть руки. – Мы можем ужинать при свете люстр, и я буду фотографировать тебя, а можем и при свечах. Но тогда фотографий не будет.

Пол предпочел второе.

– Оцени букет, – предложила Линда, протягивая ему бокал и слегка наклонилась, почти обнажив при этом грудь в глубоком декольте. – Это настоящий «Пол Массон» из погреба моего дедушки.

– А мне? – пискнула Хитер, незаметно пробравшаяся к столу.

– У тебя нос в говне, – галантно осадила дочурку Линда.

Пол чуть не захлебнулся вином.

– Конечно же, нам, американцам, далеко до вас, великосветских англичан, – как ни в чем ни бывало, продолжала Линда. – Но и мы чтим свои родословные. Мой прадед, например, был камердинером австрийского короля Вольфганга третьего…

– А прапрадедушка? – перебила ее Хитер.

– Говночистом! – рявкнула Линда. – Пошла вон, ты мешаешь взрослым!

– Бон нюи, маман [? ], – шмыгнула носом Хитер и, сделав Полу книксен, удалилась в свою спальню.

– Прости, – обернулась Линда к Полу, – мне придется ненадолго покинуть тебя. Хитер не заснет без моей колыбельной.

Она укладывала дочь минут сорок.

С Полом это у нее получилось значительно быстрее. Он не капризничал.

Вернувшись из Америки, Пол не обнаружил Джейн дома: она была на гастролях. Зато познакомился с сексапильной составительницей рекламных объявлений Френсис Шварц. Несколько раз он намекал ей на желание отужинать вместе, но дела постоянно заставляли его засиживаться в «Эппл» до глубокой ночи.

Однажды Питер передал ему записку от нее:

«Дорогой мистер Обманщик. Скоро я уеду домой. Когда я смогу Вас увидеть?»

Пол, достав из стола чистый лист бумаги, написал:

«В понедельник.
Мистер О.»

В назначенный срок Френсис появилась у него. Затащить ее в постель было нетрудно. Труднее было вытащить ее оттуда. Она быстро освоилась в его доме и даже стала готовить Полу его любимую запеченную фасоль с гренками.

Но смаковать свои творения она ему не позволяла. Пока он ел, она нетерпеливо сновала по столовой, а иногда, не утерпев, отбирала у него вилку и тащила в кровать.

Только пару раз он ухитрился вырваться от нее на студию, и служащие с удивлением замечали, как нехарактерно он выглядит – помятый костюм, непричесанные волосы и многодневная щетина на щеках. При звуках женского голоса он вздрагивал и старался куда-нибудь уйти.

Но домой ему возвращаться приходилось: хитрая Френсис напрочь отказалась выгуливать и кормить его любимую собаку Марту.

Он окончательно потерял счет времени. Однажды его разбудил сигнал переговорника, установленного на калитке ограды вокруг дома. Он включил динамик и услышал взволнованный совсем незнакомый женский голос:

– Пол! Пол! Джейн приехала!

– Умнее ничего не могли придумать? – пробурчал он и отключил связь. Не мог же он догадаться, что это поклонницы, дежурившие возле дома, пытаются предупредить его. А Джейн в это время уже отмыкала входную дверь.

Он снова провалился в сон, но тут же проснулся от стука в дверь спальни.

– Это я, я вернулась! – услышал он голос за дверью. Теперь уже это без сомнения была Джейн.

Френсис вскочила и стала одеваться, но Пол показал ей жестом, чтобы она вела себя тише. Джейн постучала еще несколько раз. Пол и Френсис с вытянутыми физиономиями сидели на краешке кровати.

Стук прекратился, и Пол услышал шаги Джейн по лестнице вверх.

– Быстро! – шепнул он Френсис.

Сунув скомканную одежду под мышку, та, в одной сорочке, на цыпочках последовала за Полом к двери. Он осторожно открыл, и они крадучись двинулись вдоль стены.

– Я так и знала, – раздался ледяной голос сверху. Пол и Френсис замерли и подняли головы. Джейн стояла на верхней ступеньке, презрительно глядя на них.

Сборы Джейн были недолгими. (Позднее за вещами и посудой приехала ее мать.) Когда Френсис намекнула, что, мол, теперь-то она могла бы остаться тут и подольше, Пол заорал то, что хотел сказать уже давно:

– Пошла вон, дура ненасытная! Мне надоела твоя фасоль!

Пол запер за ней дверь и, опустошенный, вернулся в спальню. И тут же раздался телефонный звонок:

– Ты дома, милый? – раздался из трубки голос Линды. – А я в Лондоне. Зайти?

– Конечно, дорогая, – удивляясь сам себе, сказал Пол, – в последнее время мне так одиноко…

Мультфильмом «Желтая подводная лодка» «Битлз» действительно взяли реванш за предыдущее кино. Хотя, по правде сказать, сами они в работе над ним практически не участвовали. Картинки рисовал немецкий художник Хайнц Эйдельсман, музыку (семь оркестровых пьес) написал Джордж Мартин. Заслуга «Битлз» состояла лишь в том, что в мультфильм было включено шесть ранее записанных ими песен, да еще в том, что именно они (изображенные в стиле детских рисунков) были главными действующими лицами сюжета.

«Битлз», как экипаж «Желтой подводной лодки» боролись в этой картине с уродливыми монстрами, которыми кишит планета. Но музыка и любовь побеждали. Ура.

Однако успех фильма вовсе не означал, что дела «Эппл» идут в гору. Например, магазин одежды «Эппл-бутик», проработав полгода и принеся двести тысяч фунтов стерлингов убытка, был закрыт. Дело даже не в убытке, а в том, что Йоко постоянно капала Джону на мозги: «Это смешно. „Битлз“ торгуют тряпками. Это портит вам имидж. Журналисты уже называют вас барахольщиками…» И магазин в конце концов закрыли, а остаток – товары на сумму семьдесят тысяч фунтов – был роздан случайным прохожим. Правда, не только случайным. Сама Йоко была первой, кто набил одеждой из «Эппл-бутика» полный джонов «роллс».

Но «игра в бизнесменов» продолжалась. Особенно усердствовал Пол. Он даже перенял замашки заурядного клерка: носил темный неброский костюм и на работу ездил в автобусе или метро.

Джон бывал в «Эппл» реже. Но, лишь появившись в конторе, сразу же отдавал распоряжения, прямо противоположные указаниям Пола. Перечить Джону боялись, и Полу потом долго приходилось расхлебывать то, что заваривал Джон. В результате работа фирмы была хаотичной и бестолковой.

Персоналом офиса руководил теперь Пит Шоттон. Что не прибавило в «Эппл» порядка. Часто Пол и Джон натыкались тут на абсолютно незнакомых им людей, занимающихся неизвестно чем. К изумлению Пола и Джона они оказывались штатными сотрудниками фирмы, исправно получающими жалование. Что, впрочем, не мешало им и приворовывать. Хотя воровали не только они, но и все поголовно. Это был фирменный стиль «Эппл».

Перед входом в контору на Сэвил-Роу, 3 вечно толклись грязные нечесаные хиппи. Время от времени они просачивались в офис, в специальную комнатку, где сотрудник фирмы Дерик Тэйлор выдавал каждому страждущему бутылку виски и сигарету с марихуаной. Раньше Дерик был руководителем пресс-службы «Эппл», однако мало-помалу его функции свелись к вышеназванным. Только на этом «Эппл» ежемесячно теряла до шестисот фунтов.

Никто не знал, что нужно тут всем этим людям. В каждый кабинет стояли длинные очереди гениев. Приходило несколько мессий. Особым уважением пользовались двое постоянных «клиентов». Во-первых, дни напролет не вылезавший из-за стола художник Стоки, рисовавший исключительно половые органы и время от времени подсовывавший свои творения самой молоденькой и симпатичной работнице студии по имени Дебби. Во-вторых, любимчик Джона, «чудо-изобретатель» Алекс Мардас, обещавший человечеству с внедрением в жизнь своих изобретений такой технический прогресс, что на всей земле сразу сам собой наступит коммунизм. Правда, ни один из ста его патентов так и не был зарегистрирован, даже фосфорная краска для страшных детских книжек, читаемых в темноте, штопоровидные зубочистки и универсальная резиновая груша, способная служить как медицинской клизмой, так и автомобильным клаксоном…

Понемногу начал записываться новый альбом. Но бедлам в студии и неразбериха в личных делах определили и соответствующий стиль работы. Ни одна песня теперь не писалась ими вчетвером. Джон работал сам по себе, притаскивая в студию своих знакомых музыкантов, Пол – своих. К чему-то приложил руку и Мартин.

Записывая свою песню «While My Guitar Gently Weeps» [? ], Джордж нашел смелость признаться себе, что его техника игры по нынешним временам недостаточна, и тогда нежно заплакал вовсе не его инструмент, а гитара Эрика Клэптона.

Самым ненужным чувствовал себя в сложившейся ситуации Ринго. Иногда, придя в студию, он находил себе работу. Но когда не приходил, никто не возмущался. Оказывалось, что его прекрасно заменил кто-нибудь другой. С одной стороны, Ринго хотелось работать. С другой, при подобном раскладе, гордость не позволяла ему продолжать считать себя частью «великих „Битлз“».

Однажды с этим вопросом он явился к Джону с Йоко. Они все еще жили в его доме, и больше всего Ринго боялся, что Джон истолкует его порыв превратно. Так, само собой, и получилось.

– Я решил уйти из группы, – объявил Ринго.

– И что нам теперь? Выметаться? – спросил Джон обреченно. После бурной ночи его мучили «ломки».

– Я не про то, – насупился Ринго. – Просто я заметил, что у вас-то с Полом и Джорджем тесная компания, а я – лишний.

– Да? – искренне поразился Джон, – а я-то думал, что это у вас троих тесная компания.

Но Ринго не поверил ему.

– Мне все время платят какие-то деньги, – продолжал он. – И не маленькие. Я, конечно, не против, но я же ничего не делаю, и когда-нибудь вы скажете мне: парень, а за что это ты их столько получил?

– С чего ты взял? Ты же наш барабанщик.

– Я плохой барабанщик. Не такой, какой нужен «Битлз». Да вы и сами все время других приглашаете.

Джон не был расположен к дискуссии.

– Я против таких разговоров, – сказал он. – Остальные, думаю, тоже. Но, если хочешь, обсуди и с ними…

Линда уехала в Америку, и Пол, которому без нее было ужасно одиноко, встретил Ринго так радушно, что тот вдруг понял, что не может говорить с ним на грустную тему.

– Привет, – поздоровался он.

– Привет! – излучая радушие, вскричал Пол. – Вафли любишь?

– Вафли? – удивился Ринго. – Люблю.

– Я вафельницу купил, – пояснил Пол. – Как Джейн ушла, я стал учиться готовить сам.

Ринго присел за кухонных стол и принялся хрустеть вафлями.

– Молока? – предложил Пол.

– Угу, – промычал Ринго.

Пол налил ему стакан молока.

Ринго поглощал вафли, а Пол, в умилении, молча смотрел на него. Потом спросил:

– Может, мне бороду сбрить?

Ринго остановился и посмотрел на него внимательнее.

– Не-а, – сказал он. И принялся за следующую вафлю.

Когда вафли кончились, он поднялся и виновато спросил:

– Ну, я пойду?

– Подожди, подожди, – попытался остановить его Пол. – Я сейчас еще напеку.

– Дел навалом… – извиняющимся голосом сообщил Ринго.

Уже стоя за воротами, он произнес про себя слова, которые хотел сказать Полу: «Я ухожу из „Битлз“… У вас троих тесная компания…» Все это звучало довольно глупо. Но все-таки он отправился в бунгало Харрисона.

– Я ухожу! – поспешно выпалил он Джорджу, найдя того копающимся на участке земли. Ринго побоялся, что снова не решится на откровенность, как это получилось с Полом.

– Да погоди ты, – остановил его Джордж, воткнув лопату в землю – ты же ведь еще и прийти не успел.

– Да я не про то… – промямлил Ринго. Весь его пыл улетучился. Но неожиданно Джордж сам понял, о чем идет речь:

– Уходишь из «Битлз»?

– Ага, – сказал Ринго, и почувствовал, что ему хочется побыстрее сесть в машину и смыться отсюда.

– Уходишь из «Битлз»?! – повторил Джордж угрожающе.

Ринго затравленно кивнул.

– Ну и правильно, – сказал Джордж. – Я тоже.

– Нет-нет, – запротестовал Ринго, – тебе нельзя. У вас троих – тесная компания…

– В том-то и дело, что мне в ней тесно, – загадочно сказал Джордж.

– Потерпи, – попросил Ринго.

– Тогда и ты терпи.

Они расстались, ни до чего не договорившись. А назавтра стало известно, что Ринго с Морин и детьми уехал в Париж.

Тут остальные словно очнулись. Пол, покривив душой ради высшего блага, дал ему короткую, в стиле Йоко Оно, телеграмму: «Ты лучший!». Джон позвонил по телефону и полчаса ругал его самыми грязными словами за то, что тот своим отъездом срывает ему запись песни «Good Night» [? ], которую, оказывается, должен был петь именно Ринго. А Джордж решил действовать через третьих лиц. Однажды в комнату парижского отеля, где остановилось семейство Старки, вломилось семь развязных гуру. Не обращая внимания на оторопь жильцов, гуру принялись рассказывать им про ничто, и говорили до тех пор, пока Ринго не бросился собирать чемоданы.

Смущаясь, он вошел в студию… И поразился приему, который был ему оказан (зачинщиком этой встречи выступил Джордж). Павильон был украшен гирляндами цветов, а плакаты на стенах гласили: «Трах-тарарах!» и «Бум-бум-бум!» Персонал «Эппл» во главе с Нилом Аспиноллом и Мэлом Эвансом пели хвалебную песнь.

Пол взял Ринго за руку, подвел к барабанам и торжественно объявил:

– Это ТВОЯ ударная установка….

– Да? – удивился Ринго. И было чему удивляться. Он уже лет пять знал, что это ЕГО ударная установка.

Воодушевленный, Ринго не только спел «Good Night» под великолепный аккомпанемент симфонического оркестра, приглашенного Мартином (что сделало эту песню не менее «классической», чем «Yesterday»), но и записал композицию собственного сочинения – «Don't Pass Me By» [? ], притащив для этого настоящего уличного скрипача, которого подцепил в подземном переходе по дороге в студию.

Пол вновь сделал сюрприз своей любимой собаке, записав фокстрот «Моя дорогая Марта» [? ]. А вдохновение для написания «Back In The USSR» [? ] он почерпнул из факта отъезда менеджера «Эппл» Вика Льюиса в Москву. Однако договоренность не состоялось, и в Советском Союзе «Битлз» так и не появились.

Песня Пола «Helter Skelter» [? ] в первоначальном виде звучала двадцать пять минут, и только стараниями Мартина и его огромных ножниц была приведена к нормальной длительности. Тут, пожалуй, впервые «Битлз» звучали, как группа хард-рока. Несмотря на невинный текст, тинейджерами эта песня воспринималась как призыв к «беспределу». На двадцать первом дубле Ринго, не выдержав, заорал: «У меня уже волдыри на пальцах!» [? ] Этот выкрик тоже попал на пластинку.

Джон проехался по Махариши. Истории знакомства с ним «Битлз» и их последующего разочарования посвящены сразу три песни – «Дорогая Пруденс» [? ], «Сексуальная Сэйди» [? ] и самая ехидная, в название которой Джон использовал любимую поговорку гуру и добавил кое-что от себя: «Каждому есть, что скрывать, кроме меня… и моей обезьянки» [? ].

Тогда же Джоном были записаны две самые лиричные и самые пронзительные его песни того периода – абстрактно-депрессивная «Happiness Is A Warm Gun» [? ], в замысловатом тексте которой угадывались мотивы сексуальной неудовлетворенности, агрессии и отчаяния, и удивительно простая и нежная «Julia» [? ]. (Последнюю экономный Джон ухитрился посвятить одновременно и матери, и Джулиану, и даже Йоко.)

«В том, что я скажу – значенья нет,

Лишь бы ты смогла услышать, Джулия.

Джулия, дети волн шепчут мне что-то,

Вот я и пою в ответ: „Джулия…“

„Джулия“, – шепчет мне губ твоих ветер.

Слышишь, я пою в ответ: „Джулия…“» [? ]

(«Дитя океана» – дословный перевод с японского имени Йоко.)

Песен оказалось так много, что было решено выпустить альбом из двух пластинок.

Модернистская композиция «Революция № 9», созданная Джоном вместе с Йоко (в стиле их памятной ночной записи), вызвала скандал в студии. Это была даже не песня, а набор звуков с улицы, пущенных в обратную сторону фрагментов звучания оркестра и бессвязной речи, время от времени заглушаемый бормотанием Джоном: «Номер девять. Номер девять…»

Когда Джон поставил в павильоне кровать для Йоко, Пол, хотя и был возмущен до глубины души, вслух не противился. Ведь, в конце концов, смерть Брайана когда-то убедила его в том, что Йоко – одна из них. Но терпеть на пластинке «Битлз» подобную околесицу он не желал. К тому же опыт показал, что подобные эксперименты успеха у публики не имеют. Ту домашнюю запись с Йоко Джон ухитрился выпустить отдельным альбомом под названием «Two Virgins» [? ], на обложке которой эта не самая красивая парочка была сфотографирована голыми… Ничего кроме неприятностей Джон от этой пластинки не имел.

«Революция № 9» также не обещала особого успеха. Но в конце бурного разговора с Полом Джон, пересыпая речь непристойностями, заявил: «Или эта <…> ПЕСНЯ войдет в <…> альбом, или я <…> выхожу из <…> „Битлз“…» И композиция была таки включена. Ее поставили в самый конец второй пластинки.

Вещи на этих двух дисках были такие разношерстные, что альбом, не без горькой иронии, решили назвать просто «Битлз», а конверт оставили абсолютно белым. Но успехом он, несмотря ни на что, пользовался ошеломительным.

Мстительный Джон остался верен себе. Уже после выхода альбома Пол (из газет) узнал, а затем и убедился лично, что среди прочей ахинеи в «Революции № 9» присутствует записанная в обратную сторону реплика Джона: «Я похоронил Пола…»

– Чего я не понимаю, – жаловался Пол Линде, когда она переехала к нему, – так это, почему он не скажет мне прямо: «Я тебя ненавижу…» Нет, на студии мы вполне ладим, и вдруг оказывается, что он снова подложил мне свинью.

– Может быть, он так шутит?

– Ничего себе шуточки! На днях ко мне подскочил какой-то идиот из газеты и начал разговор: «Мистер Кемпбелл…» И смотрит, как я отреагирую.

– И как ты отреагировал?

– Да так… – замялся Пол. – В твоем стиле.

– Изысканно попросил не приставать с глупостями?

– Да, что-то вроде… Послал его в зад.

Линда смерила Пола тяжелым взглядом. Несмотря на вольности, которые она себе позволяла, она считала себя девушкой утонченной и благовоспитанной.

Остальные «Битлз» да и многочисленные поклонницы Пола ее не особенно жаловали. Одна из формальных причин – ее нежелание в соответствии с лондонской модой брить волосы под мышками и на ногах. «Я знаю, за что ее так любит Пол, – заметила как-то одна из „тусовщиц“ – Марго Стивенс. – За то, что она еще волосатее, чем он».

Слова о воспитании заставили Линду вспомнить об отце:

– Кстати, – сказала она, – звонил папа. Он подтвердил свою готовность стать вашим менеджером.

Эта идея казалась Полу вполне удачной. Ли Истман был богат, он преуспевал и имел солидную юридическую практику. Даже его аристократическая внешность имела немалое для Пола значение. Истман был высок, подтянут, всегда с иголочки одет, а его орлиный взгляд выдавал проницательность и решительность. И уж во всяком случае Истман давал сто очков форы некоему Аллену Клейну, уже давно набивавшемуся к «Битлз» в менеджеры. Аллен был груб, неотесан, крикливо одет и не расставался с толстенной дымящейся сигарой.

– Есть только одно «но», – продолжала Линда.

– Какое?

– Наша настоящая фамилия – Эпштейны.

Пол обомлел.

– Почему ты не сказала мне об этом раньше?!

– А это что-то меняет?

– В смысле тебя, конечно, нет. А вот в смысле менеджерства – кардинально! Когда я скажу, что твой отец – Эпштейн, никто и спорить не будет!

Но радость Пола оказалась преждевременной. Стоило ему лишь заикнуться о Ли Истмане и назвать его настоящую фамилию, как Джон саркастически рассмеялся:

– Ты что же, Макка, думаешь, для успеха дела достаточно обзавестись новым Эпштейном? Не-ет, дружок, Эпштейн Эпштейну рознь…

Как бы там ни было, Пол прекрасно понимал, что марка «Битлз» – главное, чего они достигли за эти годы. И они обязаны подтверждать свою репутацию «великих» новыми дисками и фильмами. Особенно хорошо было бы хоть изредка давать публичные концерты… Но он сознавал и то, что при нынешних отношениях в группе все это почти невозможно. Единственным человеком, на кого он мог положиться всецело, или кого он хотя бы мог уговорить, был безотказный Ринго. И Пол пригласил его к себе.

– Вафли? – сказал он скорее утвердительно, чем вопросительно и посмотрел на Линду, ожидавшую распоряжений в дверях.

– Можно, – Ринго робко пожал плечами.

Пол кивнул Линде, и та, эффектно покачивая бедрами, отправилась на кухню.

Ринго, сам того не желая, причмокнул:

– Кралю ты себе отхватил, что надо!

– Я долго искал, – сказал Пол, делая вид, что услышал в его словах только одобрение. – Ну что, поговорим?

– Поговорим, – согласился Ринго.

– А о чем? – Пол выжидательно смотрел на него.

– Вот и я все думаю, о чем?

– А ты не догадался?

– Догадался, – мрачно признался Ринго.

– Да? – удивился Пол. – И о чем же?

– Ты будешь учить меня играть на барабанах.

Пол помолчал, обдумывая услышанное, потом спросил:

– А ты не умеешь?

– Ну… – протянул Ринго. – Не знаю… – При этом он думал, что правильнее: заявить, что он самый лучший в мире барабанщик или с благодарностью выслушать поучения Пола, которыми тот в последнее время выводил из себя Джона и, в особенности, Джорджа.

В гостиную вплыла Линда:

– Ну как вы тут? – она поставила на стол вазу с вафлями и строго посмотрела на Пола. – Ты ему уже все рассказал?

– Почти, – ответил Пол. – Мы славно поболтали.

– Ну вот и хорошо, – сказала Линда и стала разливать ананасовый сок. – А у меня тоже есть о чем поговорить с тобой, Ричи. Правда ли, что ты хочешь заниматься дизайном мебели?

– Да, вообще-то… А откуда ты знаешь?

– Пишут, пишут… Тебе не кажется, что этот дом требует совсем иного подхода к интерьеру? Мнится мне, – она величественно подняла голову и плавным жестом обвела комнату, – все тут должно быть совсем по-иному. Стены нужно украсить гобеленами и прелестными картинами, в углах должны стоять напольные вазы с цветами, а мебель должна быть темной и изысканной. Не правда ли?

– Угу, – согласился Ринго с набитым вафлями ртом.

– Я же говорила, Пол, что Ричи – единственный из вас, кто обладает настоящим художественным вкусом…

Тут из кухни просочился запах подгорающего теста и Линда, всплеснув руками, покинула мужчин. Пол потряс головой, словно отгоняя видение, затем повернулся к Ринго, строго посмотрел на него и рявкнул:

– Хватит жрать! Ты что, вафель никогда не ел?!

Ринго утвердительно помотал головой, но на всякий случай положил недоеденную вафлю обратно в вазу.

– Ты сюда вафли жрать пришел?! – напирал Пол.

– А зачем еще? – пролепетал Ринго.

– За тем! – передразнил его Пол. – Посоветоваться надо. Меня никто не хочет слушать. Предложение такое. Ты в «Битлз» становишься главным. Я говорю тебе, что нужно, а ты уже разговариваешь с Джоном и Джорджем. Тебя послушают.

– Меня? – усомнился Ринго.

– Тебя, тебя!.. Вот, например: пора дать живой концерт.

– Живой? – не поверил своим ушам Ринго. – Не-е, они не согласятся. Играем-то мы дерьмово. По сравнению с Джимми Хендриксом или Джефом Беком мы просто школьники…

– Да ты… – начал Пол, но закончить не успел. Вновь появилась Линда с ворохом вафель.

– Немного подгорели, – сообщила она. – Но только с одного конца. Если немного недоедать, даже вкуснее. – Пол недобро смотрел на нее. – Так вот, – продолжала она, не замечая его взгляда, и присела за столик. – А в зале, посередине, должна стоять античная скульптура. Или еще лучше – фонтанчик. Например, писающий мальчик…

– Или срущая девочка! – злобно рявкнул Пол. – Ты нам дашь поговорить, в конце концов, или нет?!

– Ну ладно, ребята, – Линда с виноватым видом поднялась. – У меня еще дел полно…

– Значит, не хочешь быть главным? – обернулся Пол к Ринго. – Тогда давай, хотя бы договоримся, что ты меня поддержишь.

– В чем?

– Мы должны записать новый альбом. И выступить с концертом. А все это будет сниматься на пленку, и получится фильм. Ты – за?

Ринго задумался. Потом сказал:

– А когда я был против?

Как ни странно, со стороны Джона и Джорджа идеи Пола не встретили серьезных возражений. Возможно, сказались и предварительные намеки Ринго. В принципе, можно было пойти по давно накатанному пути: записывать то, что есть и отдавать материал на «доводку» Мартину. Но задача была другой. Потом они все это должны были суметь сыграть вживую. И впервые для работы был приглашен пятый. Черный клавишник Билли Престон, которого «Битлз» знали еще по «Звезде».

Сначала решили, что запись будет производиться в той же студии, что и всегда. Но Пол заявил, что «кухня» никому не будет интересна. «Битлз» – это сказка. И все в этом фильме должно выглядеть сказочно. И оборудование из «E.M.I.» перевезли в просторный, устланный коврами павильон киностудии. За его аренду приходилось платить, поэтому «Битлз» привозили туда утром, в наиболее дешевое время.

Все они давно уже отвыкли вставать в такую рань и чувствовали себя отвратительно. Вокруг них суетились толпы техников, операторов и гримеров… Сверкали софиты, катались кинокамеры… Режиссер Линдси-Хогг или какой-нибудь его помощник могли в любую минуту остановить работу криком: «Стоп, стоп, стоп! Дубль третий!» Сочинять и записывать музыку в таких условиях было просто невозможно.

Ситуацию спасало только присутствие Престона. Он-то принимал все это за чистую монету, вертя головой и глядя на все своими наивными негретянскими глазами. Именно так, думал он, и проходят будни великих «Битлз». Остальным не хотелось разочаровывать его признанием, что все это – чистейшей воды показуха, ведь он был частью их счастливого прошлого. И они подавляли свое нарастающее раздражение.

Дата добавления: 2015-10-24