Мелодия победы.

«Кембридж Юнайтед» против «Ньюкасл Юнайтед»

28.04.84

В конце апреля «Ньюкасл» с Киганом, Бердсли и Уоддлом приехал на «Эбби». Команда находилась в верхних строках второго дивизиона, и для перемещения в первый ей требовалась победа, а «Кембридж» успел опуститься в самый низ турнирной таблицы. На первых минутах «Кембридж» получил право на пенальти и забил гол, но, памятуя о предыдущих матчах, в этом не было ничего воодушевляющего: за последние месяцы мы познали, насколько бесчисленны способы обращения преимущества в поражение. Однако гол с пенальти оказался единственным в игре; в последние пять минут «Кембридж» так старательно отбивал подальше мяч, словно сражался за Европейский кубок. Большинство игроков, которых призвали в основной состав из резерва, дабы прекратить разложение, еще ни разу не побеждали и теперь обнимались и радостно махали руками обезумевшим болельщикам. Впервые с октября прозвучала победная мелодия «I've Got a Lovely Bunch of Coconuts». Выигрыш у «Ньюкасла» не имел никакого значения – в следующем сезоне «Кембридж» вылетел из второго дивизиона, – но после безрадостной зимы эти два часа показались незабываемыми.

В тот день я посетил «Эбби» в последний раз – решил бежать из Кембриджа и от «Юнайтед» обратно в Лондон, к «Арсеналу». Игра с «Ньюкаслом» – чудаковатая, смешная, где-то радостная, где-то надрывающая душу и очень личная, каким обычно не бывает футбол (на стадионе присутствовало не больше трех тысяч болельщиков), стала достойным прощанием с клубом. Иногда мне начинает казаться, что болеть за команду первого дивизиона – бесполезное, неблагодарное дело, – и тогда я чувствую, что скучаю по «Юнайтед».

Пит.

«Арсенал» против «Сток Сити»

22.09.84

Я постоянно слышу: Тебе надо познакомиться с моим приятелем! Он настоящий фанат «Арсенала». Знакомлюсь и обнаруживаю, что он в лучшем случае следит за результатом состоявшихся игр по воскресным газетам, а в худшем – не может назвать фамилии ни одного игрока со времен Денниса Комптона. Подобные знакомства вслепую ни к чему не приводят: я слишком требователен, и таким горе-болельщикам со мной неинтересно.

Так что я совсем ничего не ожидал, когда перед матчем со «Стоком» на Севен-Систерз-роуд меня представили Питу. Но встреча оказалась судьбоносной, и мы, можно сказать, нашли друг друга. Он, как и я, был (и остается) помешанным на футболе, и у него такая же, как у меня, нелепая память. И он тоже девять месяцев в году живет по расписанию игр и программе телетрансляций. И, подобно мне, впадает в мрачность после поражений. Подозреваю, что он бредет по жизни так же, как я, и, не очень понимая, что с ней делать, заполняет пустоты «Арсеналом», вместо того чтобы насытить чем-нибудь иным. Но таковы уж мы все.

Мне стукнуло двадцать семь, когда мы с ним познакомились, и если бы не он, через несколько лет я, наверное, отошел бы от клуба. Приближался возраст, когда такие отходы случаются (хотя обычные вещи, к которым совершается при этом приближение – дом, дети, любимая работа, – в моем случае были абсолютно ни при чем). Но встреча с Питом все изменила: мы с новой силой почувствовали вкус ко всему тому, что обостряет футбол, и «Арсенал» опять стал заползать в наши души.

Возможно, этому процессу способствовало время: в начале сезона 1984/85 года «Арсенал» несколько недель лидировал в первом дивизионе. Николас играл в полузащите с захватывающим дух мастерством, Маринер и Вудкок составили в нападении такой сыгранный дуэт, какого у нас давно уже не было, защита надежно перекрывала подступы к воротам, и во мне снова вспыхнули искорки надежды – я в который раз поверил: если наступят перемены для команды, они могут наступить и для меня (но к Рождеству, после серии разочаровывающих неудач, мы опять оказались в пучине отчаяния). Быть может, если бы мы с Питом познакомились в начале следующего, неудачного сезона, все бы сложилось иначе – не было бы побудительного мотива настолько сблизиться во время первых, самых важных для нас игр.

Хотя, если честно, я сильно подозреваю, что мастерство «Арсенала» тут ни при чем: дело было в нашей общей неспособности продолжать жить без «Хайбери» и в нашей общей потребности сотворить себе иглу, которая защитила бы нас от ледяных ветров середины восьмидесятых и нашего приближаю щегося тридцатилетия. С тех пор как в 1984-м мы познакомились с Питом, я пропустил на стадионе «Арсенала» меньше полудюжины игр (четыре из них в самый первый год – все по причине продолжающихся пертурбаций в моей личной жизни, – однако ни одной за последние четыре сезона) и больше, чем обычно, ездил на чужие поля. И хотя есть такие болельщики, которые десятилетиями не пропускают вообще ни одной игры, я бы удивился итогам своей посещаемости, если бы узнал о них в 1975-м, когда в течение нескольких месяцев думал, что перерос свое увлечение футболом, и перестал ходить на стадион, или в 1983-м, когда мои отношения с клубом были сердечными, вежливыми, но отчужденными. Пит подтолкнул меня к тому, чтобы переступить черту, и временами я не знаю, благодарить его за это или нет.

«Эйзель».

«Ливерпуль» против «Ювентуса»

29.05.85

Бежав из Кембриджа в Лондон летом 1984-го, я нашел работу преподавателя английского языка как иностранного в школе Сохо – временное занятие, которое тем не менее продолжалось четыре года (все, во что я втравлялся в забытьи, по случаю или с испугу, всегда длилось дольше, чем вроде бы требовалось). Но мне нравилась моя работа и нравились ученики – в большинстве своем ребята из Западной Европы, с удовольствием изучавшие мой предмет. И хотя преподавание оставляло достаточно времени, чтобы писать, я не родил ни строчки и коротал долгие вечера в кофейне на Олд-Кемптон-стрит в обществе других педагогов или толпы очаровательных молодых итальянцев. Прекрасный способ убивать время.

Они кое-что понимали в футболе, и эта тема периодически всплывала на занятиях по разговорной практике. И когда 29 мая итальянцы принялись жаловаться, что у них нет телевизора и они не смогут посмотреть, как «Юве» разгромит «Ливерпуль» в финале Европейского кубка, я взял ключи и предложил вместе посмотреть матч в школе.

Их было много, а я один и единственный неитальянец. Меня настолько задела их веселая агрессивность и тронул собственный смутный патриотизм, что на весь тот вечер я превратился в болельщика «Ливерпуля». Когда я включил ящик, там все еще трепались Джимми Хилл и Терри Венейблс; я приглушил звук, Чтобы поговорить с учениками об игре, и пока мы дожидались начала встречи, написал на доске несколько терминов. Но когда учебная тема иссякла, ребята стали спрашивать, почему не начинается трансляция и о чем говорят англичане на экране, – только тогда я сообразил, что произошло.

Пришлось объяснить симпатичным итальянским парням и девчонкам, что в Бельгии английские хулиганы стали причиной смерти тридцати восьми человек – в основном болельщиков «Ювентуса». Не знаю, что бы я почувствовал, если бы смотрел трансляцию дома. Наверное, то же самое, что и в школе: ярость, отчаяние и невероятный, лишающий сил стыд. Может быть, не потянуло бы так извиняться – снова, снова и снова. Но в уединении комнаты я бы скорее всего расплакался, а в школе не смог. Вероятно, почувствовал, что это уж слишком – рыдающий англичанин перед кучкой итальянцев в день «Эйзеля».

Весь 1985 год наш футбол безостановочно шел в том же направлении. Случились ужасные миллуолские беспорядки в Лутоне, когда полицию оттеснили и дела зашли гораздо дальше, чем на английской почве (именно тогда госпожа Тэтчер ввела свою абсурдную систему удостоверений личности); затем беспорядки во время встречи «Челси» и «Сандерленда», когда фанаты «Челси» выскочили на поле и напали на игроков противника. Подобные инциденты происхо дили из недели в неделю, так что «Эйзель» приближался с неизбежностью Рождества.

Удивительнее всего было то, что гибель людей повлекла такая безобидная вещь, как набег – обычная практика половины юных болельщиков в Англии, которые таким образом стремились устрашить противника и поразвлечь себя. Но болельщики «Ювентуса» – парни и девицы из среднего класса – этого не знали, да и откуда им было знать? Они не изучали хитроумную психологию английской толпы, которую мы впитали, сами того не замечая. И, завидев летящую в их сторону орущую ораву английских хулиганов, запаниковали и бросились к границе сектора. Ограждение рухнуло, возникла паника, и жертвы были затоптаны. Жуткая смерть. И не исключено, что мы наблюдали, как люди расставались с жизнью. Помните бородатого мужчину, похожего на Паваротти? Он тянул руку, стараясь выбраться, но никто не мог ему помочь.

Многие из арестованных болельщиков «Ливерпуля» казались искренне озадаченными. В некотором смысле их преступление заключалось всего лишь в том, что они были англичанами: обычная практика их культуры, перенесенная туда, где ее не поняли, убила людей. «Убийцы! Убийцы!» – кричали в декабре после трагедии на «Эйзеле» болельщики «Арсенала» болельщикам «Ливерпуля». Но я подозреваю, что в аналогичных обстоятельствах любая группа английских фанатов повела бы себя точно так же. Заметьте, что эти обстоятельства включают некомпетентное поведение местной полиции (в своей книге «Чемпионы Европы» Брайан Глэнвилл вспоминал, как бельгийская полиция была поражена тем, что беспорядки случились еще до начала игры. Стоило фликам позвонить в любой городской полицейский участок Англии, и их бы просветили на этот счет). Прибавьте сюда же до удивления ветхий стадион, раздраженные группы противоборствующих болельщиков и некомпетентность футбольных властей. Вот вам почва, чтобы все повторилось вновь.

Думаю, именно поэтому я так устыдился событий того вечера: знал, что болельщики «Арсенала» способны совершить то же самое. И еще я знал: если бы на «Эйзеле» играл не «Ливерпуль», а «Арсенал», я бы тоже непременно был там – не дрался, не бежал на соперника, но тем не менее был бы плоть от плоти общности людей, которая породила трагедию своим поведением. Тот, кто обходится с футболом подобным образом – как с ним обходятся сплошь и рядом, – неизбежно пропитывается запахом зверя и должен этого стыдиться. Ибо реальный смысл трагедии заключается в следующем: футбольные болельщики могли видеть в прямой трансляции, скажем, миллуол-лутоновские беспорядки или поножовщину во время встречи «Арсенала» с «Вест Хэмом», прийти в ужас, расстроиться, но при этом не ощутить никакой личной причастности. В большинстве своем мы не понимаем преступников и не отождествляем себя с ними. Однако детские забавы в Брюсселе определенно и безоговорочно принадлежат к континууму на первый взгляд безобидных, но явно угрожающих действий – таких, как враждебные выкрики, презрительные жесты и прочее, – все, чем на протяжении двадцати лет занимается агрессивное меньшинство фанатов. Другими словами, «Эйзель» – это неотъемлемая часть нашей культуры, включая меня, и каждый из нас внес в ту трагедию свой вклад. Никому не удастся, глядя на болельщиков «Ливерпуля», спросить (как спрашивали во время лутонского инцидента и матча «Челси» на Кубок Лиги): «Кто они такие, эти люди?» Потому что нам известен ответ.

Мне до сих пор не удается понять, как я смог в тот день смотреть игру. Следовало выключить телевизор, попросить ребят разойтись и однозначно решить, что футбол больше для меня ничего не значит. Впрочем, в течение некоторого времени так оно и было. Все мои знакомые – где бы они ни смотрели трансляцию – тоже не отходили от телевизоров. А у нас в школе никого уже не интересовало, кто завоевал Европейский кубок, хотя все-таки оставался последний неизгладимый след увлечения, заставивший обсуждать сомнительный одиннадцатиметровый, благодаря которому «Ювентус» победил со счетом 1:0. Я надеюсь, что могу объяснить все связанные с футболом абсурдности, но эта – за пределами всякой логики.

Смерть стоя.

«Арсенал» против «Лестера»

31.08.85

Сезон после трагедии на «Эйзеле» был самым ужасным из всех, какие я помню. И не только из-за плачевной формы «Арсенала», хотя и из-за нее тоже (к сожалению, должен признаться, что если бы мы победили в Лиге или завоевали Кубок, я смог бы смотреть на случившуюся трагедию как бы издалека); все отравляло майское происшествие. Ворота, которые неприметно наклонялись многие годы, перекосились еще сильнее, а зияющие дыры на террасах стали внезапно бросаться в глаза. Атмосфера во время матчей была подавленной. Без выхода на европейские соревнования второе, третье и четвертое места в Лиге потеряли всякое значение (раньше высокие места гарантировали участие в состязаниях на Кубок УЕФА); и, как следствие, игры первого дивизиона во второй половине сезона стали бессмысленнее обычного.

Одна из моих учениц-итальянок, обладательница сезонного билета на игры «Ювентуса», узнав, что я болельщик «Арсенала», попросила сводить ее на игру с «Лестером». И хотя мне не часто попадались увлеченные футболом юные европейки, я колебался, несмотря на заманчивую возможность обсудить с ней отличия ее страсти от моей. Дело не в том, что я не хотел брать молодую даму на северную сторону, где стояли наши головорезы (пусть итальянку, пусть поклонницу «Ювентуса», всего через три с половиной месяца после трагедии на «Эйзеле»): и она, и ее приятели уже имели возможность познакомиться с симптомами английской болезни. От моих неуклюжих истовых извинений за фанатов «Ливерпуля» она отмахивалась, но я стыдился всего на свете: ужасного футбола, который демонстрировал «Арсенал», полупустого стадиона и притихших, неактивных зрителей. Однако она заявила, что получила удовольствие и что «Ювентус» в начале сезона бывает таким же квелым (через четверть часа после начала игры «Арсенал» повел в счете и все оставшееся время пытался сохранить преимущество). Я не стал ее просвещать, что это наше обычное состояние.

В предыдущие семнадцать лет моего увлечения футболом поход на любой матч всегда приобретал еще и иное значение, кроме несусветно сложного и искаженного прямого восприятия игры. Даже если мы не побеждали, всегда оставались Чарли Джордж и Лайам Брейди, шумные толпы болельщиков, социопа-тические волнения, «Кембридж Юнайтед», отчаянные набеги и бесконечные кубковые переигровки «Арсенала». Но, глядя на все это глазами итальянской девушки, я понял, что после «Эйзеля» все оборвалось – теперь футбол обнажен до своего непосредственного подтекста. А иначе я, как и тысячи других болельщиков, смог бы, без сомнений, бросить свое увлечение.

Дата добавления: 2015-10-24