Великое словоизвержение

Приближались к нему все мытари и грешники — слушать его. Фарисеи же и книжники роптали, говоря: он принимает грешников и ест с ними. Но он сказал им следующую притчу…

(Лука, глава 15, стихи 1-3)

Просто диву даешься, сколько притч было в запасе у ходячего Слова!..

Впрочем, наедине с хорошенькой женщиной можно было уже не прибегать для объяснений к притчам и иносказаниям.

После нескольких дней знакомства с Марфой, непорочным цветком, видимо не лишенным прелести, Иисус отправился в турне по Перее, области, подвластной Ироду Антипе. Здесь он устроил настоящий фестиваль притч. Пересказывать их все было бы слишком долго. Похоже на то, что местные жители все время подшучивали над апостолами; когда эти попрошайки заявлялись в какое-нибудь селение, им совали в суму самые разнообразные и неподходящие предметы. Так, однажды Андрей, а может быть, Петр — точно этого никто не знает — попросил у крестьянина хлеба, рыбы и яиц, а тот вместо хлеба вложил ему в руку булыжник, вместо рыбы — змею, а вместо яйца — скорпиона. Иисус тут же растолковал апостолам, что они должны продолжать нищенствовать, несмотря на все эти неприятности.

К некоему человеку, говорил он, бедному, но гостеприимному, пришел среди ночи странник. Хозяин тотчас бросился к своему другу. «Одолжи мне три хлеба, — закричал он, стучась в его дверь, — ибо у меня гость, утомленный дальней дорогой, и мне нечем его угостить». Но друг его спал, дети тоже, дверь была заперта, и никому не хотелось подниматься среди ночи. «Ах так! — завопил рьяный странноприимец, — ты не хочешь вставать? Ну, погоди же!» И он принялся барабанить в дверь изо всех сил и стучал до тех пор, пока его друг не поднялся и не дал ему требуемые три хлеба, чтобы хоть как-нибудь отделаться от нахала.

Так вот, — сказал в заключение Иисус, — следуйте этому примеру. «Просите, и дано будет вам; ищите, и найдете; стучите, и отворят вам» (Лука, глава 11, стихи 5-13).

Приблизительно в это же время он исцелил двух слепых и одного немого.

Исцеление немого, видимо, так обрадовало одну женщину, что та воскликнула:

— Блаженно чрево, носившее тебя, и сосцы, тебя питавшие! Относительно всего этого периода см. Евангелие от Луки, глава 11, стих 27.

Вскоре после этого Иисус согласился отобедать в доме фарисея, который подложил ему свинью, пригласив одних фарисеев и книжников, сиречь писцов.

Едва войдя в зал, Иисус увидел, что попался в ловушку.

Тогда, чтобы отомстить хозяину, он возлег к столу, не омыв ног, как того требовал обычай. Гости зароптали. Иисус сделал вид, что не понимает причины их недовольства, и отобедал как ни в чем не бывало.

За десертом он вместо тоста излил на собравшихся фонтан проклятий, упрекая их за то, что они всегда выбирают в синагогах лучшие места и желают, чтобы их приветствовали на улицах, сравнив их за это с гробами сокрытыми, прикосновение к которым оскверняет, и так далее и т. п.

Словоизвержение это — горе вам, делающим то! Горе вам, не делающим другого! — истощило терпение присутствующих. Раздались крики:

— Наглец! Намылить ему шею за такое нахальство, да так, чтобы долго помнил!

Но Иисус не растерялся. Он быстро вскочил на стол, опрокинул скамьи, и в огромном зале началась сумасшедшая игра в кошки-мышки. В конце концов мышку обязательно поймали бы и поучили как следует, если бы толпа народа, собравшаяся у дверей, не вломилась в зал и не защитила Иисуса (Лука, глава 11-12).

Воспользовавшись случаем, он тут же начал перебирать четки своих притч: №1. Богатый земледелец собирает со своего поля такой урожай, что не знает, где его хранить. Значит, надо построить амбары побольше и повместительнее. Но едва он передал архитектору свой заказ и план, как в ту же ночь — хлоп! — и скончался. №2. У другого земледельца всего одно фиговое дерево, которое вот уже три года не приносит плодов. Земледелец говорит: «На этот год я еще раз окопаю дерево и унавожу, но, если к осени на нем опять не будет фиг, срублю его без пощады и брошу бесплодную смоковницу в огонь!»

Как видите, хитрость невелика.

Между двумя притчами он исцелил женщину, страдавшую любопытным недугом. Она была в расцвете лет, однако казалась более согбенной, чем восьмидесятилетняя старуха. Видно, сам черт согнул ее, причем буквально пополам. Она передвигалась, воздев зад к небесам, а подбородком касаясь земли. Нетрудно сообразить, что в таком положении ей было невозможно заниматься каким-либо ремеслом. Зарабатывать на жизнь она могла бы разве что собиранием окурков, но в те времена папиросы еще не изобрели, а потому она была до крайности бедна и несчастна.

Иисус над ней сжалился; он произнес два слова, и добрая женщина вмиг распрямилась и стала стройна как тополь.

Пребывание Иисуса в Перее не затянулось: к празднику освящения он возвратился в Иерусалим. Происхождение этого праздника таково: как известно, Иуда Маккавей был одним из еврейских военачальников, героически сражавшихся против иноземных захватчиков. Гораздо менее известен тот факт, что после победы над сирийским царем Маккавею пришлось совершить обряд очищения и освящения иерусалимского храма. Так вот, когда он вошел в храм, оказалось, что захватчики перебили почти все сосуды со священным маслом — остался только один. Положение было безвыходным! Изготовление священного масла — дело не простое, оно сопровождается сложным, а главное, длительным ритуалом. Что делать? На всякий случай Иуда Маккавей хотел наполнить маслом хоть часть светильников, и, представьте, одного-единственного сосуда хватило на все светильники храма на целую неделю! В память об этом чуде евреи каждый год веселятся восемь дней подряд, так же как на пасху и на праздник кущей. Сын голубя присутствовал на этих увеселениях и едва не был побит камнями за то, что в общественном месте упрямо утверждал, будто он и его отец составляют одно целое (Лука, глава 13, стихи 6-9, 10-18; Иоанн, глава 10, стихи 29-42). На сей раз дело было таким жарким, что Иисусу пришлось поспешно возвратиться туда, откуда он явился. Во время второго посещения Переи он отличился чудом, совершенным в разгар пиршества, на котором опять же присутствовали одни фарисеи. Этот шутник Иисус так любил хорошо поесть, что без разбора принимал все приглашения к обеду, и от друзей и от врагов.

Тот обед состоялся в субботу. Фарисеи нарочно привели с собой человека, больного водянкой, раздутого, словно огромный бурдюк.

Иисус тотчас сообразил, какую западню ему расставили, и, предваряя события, первым задал собравшимся вопрос:

— Дозволено ли исцелять в праздник саббат, в день субботний?

Вопрос был дерзкий, а главное, ответить на него было весьма затруднительно. Сказать «да» означало нарушить закон Моисея, а на него фарисеи ссылались на каждом шагу. Сказать «нет» в присутствии больного означало навлечь на себя недовольство и гнев народа за бессердечие. Поэтому собравшиеся ничего не ответили.

Тогда Иисус приблизился к больному водянкой, сделал одно движение, и огромный живот больного сразу опал. В евангелии не сказано, куда делась заполнявшая его вода. Будем надеяться, что ее не претворили на сей раз в вино. Исцеленному, видимо, нечего было делать, потому что он тут же побежал хвастаться своим похудевшим брюхом. И вот все хромые, слепые и прочие калеки повалили в зал пиршества, а за ними — толпы городских оборванцев. Народу набилось столько, что о десерте нечего было и думать. Тогда Иисус шепнул на ухо хозяину дома:

— Вам бы следовало пригласить всех этих людей к столу, выпить с ними по маленькой…

— Что? Надеюсь, вы шутите! Весь этот сброд?! Хорошенькая компания!..

Тотчас же ходячее Слово специально, чтобы насолить гостям, пустилось в восхваления бедности и даже указало хозяину дома, что ему следовало бы скорее пригласить этих босяков, чем своих друзей и родителей.

Гости шокированы. Толпа в отрепьях аплодирует. А Иисус принимается за очередную притчу.

— Один человек, — говорит он, — решил устроить пиршество и разослал всем приятелям пригласительные письма. В назначенный час, видя, что никто не является, он отправил слуг предупредить своих друзей, что все готово и он их ждет, но все начали извиняться и отказываться, словно сговорились. Один сказал: «Весьма сожалею, что приходится отклонять столь любезное приглашение, но я купил ферму, и как раз сегодня мне надо поехать ее осмотреть». Второй сказал:

«Никак не могу прийти: у меня заболела теща, а я ее так люблю, что даже на секунду не могу отлучиться от ее изголовья». Третий сказал: «Я женат всего шестой день, так что, сами понимаете, я еще очень занят». Четвертый сказал: «Помилосердствуйте! Я проглотил недавно персиковую косточку, и у меня запор, так что, пока все не пройдет, мне не до пиршеств!» Пятый сказал: «Сегодня день рождения моей консьержки; я заказал ей превосходный букет и обязательно должен вручить его лично». И все прочие оправдания были в таком же роде.

— Ах, такое отношение?! — вскричал глубоко уязвленный хозяин дома и обратился к слугам: — Ступайте же на площади и перекрестки, по всем дорогам и вдоль изгородей, соберите всех нищих, увечных, хромых и слепых и гоните их сюда, дабы наполнился дом мой, я не желаю, чтобы мои соусы пропадали зря!

Притча эта, между нами будь сказано, в данном случае была ни к селу, ни к городу, поскольку в тот день все гости дружно откликнулись на приглашение хозяина, но Слово не было бы Словом, если бы удержалось от очередного словоизлияния, пусть даже и неуместного, как это оказывалось в трех случаях из четырех (Лука, глава 14, стихи 1-24).

В качестве примера можно процитировать еще несколько милых наставлений, высказанных Иисусом перед многолюдной толпой:

«Если кто приходит ко мне, и не, возненавидит отца своего, и матери, и жены и детей, и братьев, и сестер, а притом и самой жизни своей, тот не может быть моим учеником» (Лука, глава 14, стих 26).

Пускай попробуют ханжи после этого утверждать, будто их религия проповедует любовь к семье! В ответ им всегда можно сунуть под нос соответствующий текст их собственного евангелия.

Современники Иисуса упрекали его за то, что он якшался лишь с отъявленными подонками. Вот что сообщает Лука (глава 15, стихи 1-6): «Приближались к нему все мытари и грешники — слушать его. Фарисеи же и книжники роптали, говоря: он принимает грешников и ест с ними. Но он сказал им следующую притчу: Кто из вас, имея сто овец и потеряв одну из них, не оставит девяноста девяти в пустыне и не пойдет за пропавшею, пока не найдет ее?

А найдя, возьмет ее на плечи свои с радостью; и, придя домой, созовет друзей и соседей, и скажет им: «порадуйтесь со мною, я нашел мою пропавшую овцу». С точки зрения здравого смысла эта притча, вызывающая у святош слезы умиления, довольно-таки похожа на злую пародию. Фарисеи и книжники, чье умственное развитие намного превосходило нулевой уровень интеллекта верных последователей Христа, должно быть, животики понадрывали со смеху, слушая эту чушь. Представляю себе, как мог ответить Иисусу какой-нибудь веселый иудей:

— Твой пастух, наверное, был великим шутником. Бросил девяносто девять овец в пустыне, а сам отправился спасать одну заблудшую! Интересно, скольких еще у него сожрали волки, пока он искал эту одну паршивую овцу? Но Иисусу было наплевать на подобные возражения. Мысль его весьма прозрачна, и он сказал именно то, что хотел сказать: один негодяй для него дороже девяноста девяти честных людей.

Вот по этому поводу еще одна история из той же пятнадцатой главы Евангелия от Луки.

Жил однажды человек, у которого было два сына. Приходит как-то младший из сыновей к отцу и говорит:

— Папа, у тебя есть кое-что в кубышке, и после смерти ты мне оставишь кругленькую сумму. Так вот, мне нужны деньги, мне страшно хочется кутнуть. Я совсем не желаю, чтобы ты сегодня же умер, это было бы с моей стороны слишком непочтительно. А потому я прошу тебя честью: дай сейчас то, что я так или иначе получу потом. Я не люблю долго ждать.

Папа тотчас взялся за счеты:

— У меня есть столько-то. На долю твоего брата приходится столько-то, а тебе столько-то. Вот твоя доля. Желаю, чтобы тебе ее хватило на как можно более долгий срок.

Не папаша, а просто золото, не правда ли?

Младший сын сгреб свою долю и тут же отправился в далекие страны, чтобы там с гулящими девицами прокутить все дотла. Это ему вполне удалось. Вскоре он остался без гроша и не знал, что дальше делать. Куда бы он ни обращался, в долг ему не верили. Когда у него еще были деньги, он забыл уплатить портному, тот теперь отобрал у него даже одежду, и наш гуляка остался на улице почти нагишом.

Потолкавшись в очередях у контор по найму, он получил наконец место свинопаса на ферме какого-то мужика. Однако мужичок оказался чересчур уж прижимист: своему работнику он давал ровно столько, сколько нужно, чтобы только не умереть с голоду. Несчастный дошел до того, что начал завидовать даже свиньям, которых пас. Он рад был наполнить чрево свое очистками, которые ели свиньи, но свиньи не уступали ему своего корма.

Долго предавался он горестным размышлениям и наконец сказал:

— У самого последнего конюха моего отца в избытке есть хлеб, а я здесь подыхаю с голоду, как дурак. Какого черта, вернусь-ка я к папе! Не хватит же у него совести отказать мне в месте какого-нибудь слуги!

Сказано — сделано. Путь был неблизкий. Еле дотащился он до дому.

И представьте, какая удача! Как раз в тот момент, когда блудный сын появился на дороге, папа загорал у себя на балконе.

«Что это там за нищий внизу? — спросил себя добряк папаша. — Весь в грязи, в лохмотьях. В жизни еще я не видел более мерзкого бродяги… Ба! Да ведь это же мой младший сынок! Ну конечно, кто же еще!..»

И вот отец сигает прямо с балкона (балкон был на первом этаже) и бежит по дороге навстречу своему сыну. «И, побежав, пал ему на шею, и целовал его». (Лука, глава 15, стих 20)

— Какое счастье, что ты вернулся! Без тебя я так скучал, что едва не умер… Ты, наверное, растранжирил все свое наследство?.. Да, да, не отпирайся, я вижу… Ну, не будем говорить о твоих шалостях… Главное, что ты здоров… Обними меня еще… О господи, господи, как я счастлив!

Младший сын не ожидал подобной встречи. Он знал, что его отец добр, но все-таки не думал, что до такой степени.

— Папа! — стонал он. — Ты самый лучший, самый добрый, самый, самый из пап! А я негодяй, подлец, мерзавец, каналья… И в горести бил себя кулаками в грудь.

— Полно, полно, сынок! Если ты будешь так барабанить по животу, ты повредишь себе желудок… Я ведь сказал, что все забыто, так что незачем себя калечить.

Затем бравый папаша созвал своих слуг и сказал:

— Видите этого нищего? Это мой сын, тот самый, который пропадал и нашелся. Бегите и принесите лучшую тунику из моего гардероба, я хочу, чтобы мой дорогой младший сыночек был в нее облачен. Наденьте ему на палец мой самый дорогой перстень. И не забудьте сандалии, ибо он пришел босиком. А потом расставьте столы, как для великого празднества, — зададим пир на весь мир! В хлеву у меня стоит откормленный жирный телец, заколите его немедля. Станем есть и веселиться. Еще сходите за музыкантами: если уж пировать, так пировать!

И действительно, устроили пирушку на славу. Отец был так счастлив, что даже забыл о другом своем сыне, о старшем, который работал на поле и которого надо было хотя бы из вежливости подождать.

Когда старший сын, возвращаясь, приблизился к дому, он услышал пение и ликование и весьма удивился.

— Что за притча? — подумал он. — Сели за стол раньше времени и даже меня не подождали. Пируют и ликуют, а я даже не приглашен. Странно, очень странно…

И, призвав одного из слуг, сновавших из дома и в дом, он спросил:

— Что это такое?

— Брат ваш вернулся, — ответил ему плут слуга, — Папаша ваш так радуется, уж так радуется!..

— Вот как? Очень мило с его стороны. Подумать только! Не мог даже послать за мной на ферму… И все из-за этого пустозвона Анатоля, который промотал свою долю, даже не вступив по закону в права наследства!

Гнев старшего брата был далеко не беспочвенным. А раз уж его не пригласили принять участие в общем ликовании, он вообще не пожелал войти в пиршественный зал. Пришлось самому папе его упрашивать.

— Послушай, Эрнест, — сказал отец, — не будь таким щепетильным. Пойдем, чокнемся за здоровье твоего брата!

— Ты сам не знаешь, что говоришь, папа, и ты ко мне несправедлив. Вот уже сколько лет я надрываюсь, чтобы умножить твои богатства. Я кручусь, как черт, всегда исполняю твои приказания, я просто образцовый сын, пример послушания. А этот бездельник Анатоль, которому пальцем было лень шевельнуть, который не способен заработать себе на жизнь, — его ты прощаешь и балуешь!.. Тебе никогда и в голову не приходило дать мне хотя бы козленка, чтобы повеселиться с друзьями моими, а в честь Анатоля, промотавшего с блудницами половину твоего добра, ты заколол упитанного тельца, ты устроил ни с того ни с сего настоящее пиршество… Нет, это несправедливо!

— Успокойся, Эрнест, не завидуй своему младшему брату, которого я так люблю. Все мое добро достанется тебе после моей смерти… А пока пойдем и возвеселимся по случаю возвращения нашего славного Анатоля!..

В притче не сказано, смог ли отец убедить столь резонными доводами своего старшего сына. Впрочем, это и неважно. Главное отметить, что Иисус проповедовал довольно любопытные, чтобы не сказать больше, идеи правосудия и справедливости.

Нужны ли еще примеры, доказывающие, насколько абсурдны поучения Христа? Достаточно привести другую притчу, где бесчестность восхваляется еще более откровенно, чем в истории с блудным сыном, если только это вообще возможно.

Был человек богатый и имел управителя. Однако сей управитель бесстыдно его обкрадывал, подчищал отчеты и воровал, как хотел, из кассы своего хозяина, чтобы оплачивать свои пороки.

Хозяин узнал о проделках своего управителя.

Он призвал его и сказал ему следующее:

— Что это я слышу о тебе? Ты ведешь жизнь явно не по средствам! Тратишь во сто раз больше, чем получаешь. Очевидно, остальное ты платишь из моего кармана, то бишь кассы. Немедленно представь мне отчет, и, если он не сойдется, гнев мой падет на тебя!

Управитель ушел, повесив нос.

«Что делать? — сказал он самому себе. — Я пропал! Хорошо еще, если хозяин просто выкинет меня за порог. Представить ему отчет невозможно! Воспользуюсь-ка я той маленькой отсрочкой, которую он мне дал, чтобы приобрести друзей, пока я еще заправляю в доме. Они примут меня и накормят, когда я останусь без места».

И, не теряя времени, он созвал всех должников своего хозяина.

— Сколько ты должен господину моему? — спросил он первого.

— Сто мер масла. Я обещал их вернуть в конце месяца.

— Превосходно! Хозяин ничего не смыслит в хозяйстве. Ты обещал ему вернуть сто мер масла. Вот твоя расписка. Я ее рву! Садись и скорее пиши: должен только пятьдесят!

— Тысяча благодарностей, — отвечает должник. — Иметь с вами дело — одно удовольствие.

Затем управитель принялся за второго должника.

— А ты сколько должен? Он ответил:

— Сто мер пшеницы.

— Прекрасно! Садись за этот стол. Твою расписку я рву: напиши — восемьдесят. Видишь ли, я вынужден оставить это место, а потому перед уходом хочу оказать тебе услугу, ты меня понимаешь?

— Вы деловой человек, лучше и не придумаешь. Всю жизнь буду вам благодарен!

И так далее и тому подобное. Так пройдоха управитель приобрел себе кучу друзей за счет своего хозяина.

Что же вы думаете, осудил Христос этого управителя-пройдоху в своей притче? Как бы не так! Наоборот. Евангелие утверждает, что пройдоха управитель поступил правильно и что всевышний судья в день страшного суда оправдает этого пройдоху управителя и все его жульничества за то, что «сыны века сего догадливее сынов света в своем роде» (Лука, глава 16, стих 8), то есть за то, что он был ловчее других жуликов.

И Христос добавляет (дословно):

«И я говорю вам: приобретайте себе друзей богатством неправедным, чтобы они, когда обнищаете, приняли вас в вечные обители» (Лука, глава 16, стих 9). Воруйте сколько вашей душе угодно, только приносите вашему священнику часть наворованного, и тогда он отпустит вам все грехи и царство божье отверзнется перед вами.

Но пока мы его еще не достигли, продолжим обзор евангельской морали. Главное, что составляет пафос святого Луки, — это прославление бедности. Однако давайте разберемся. Тут бедность представлена всегда как следствие лени и безделья, и тем не менее, нищета лоботряса всегда противопоставляется у него достатку, который в глазах верной паствы он почему-то пытается выдать чуть ли не за порок. И если управитель обкрадывает хозяина, он молодец. После этого я никому бы не посоветовал нанимать в кассиры христианина, которому его священник проповедует подобные принципы христианской бухгалтерии!

Тип абсурдного богача выведен в анекдоте о Лазаре. Этот Лазарь, не имеющий ничего общего с братом Магдалины, был отъявленным бездельником. Вместо того чтобы работать, он выпрашивал объедки со столов богачей. Так оно было и проще, и доходней.

Слуги одного из богачей, человека, облаченного в пурпур и льняное полотно, привыкшего пировать каждый день, как говорится в евангелии, ни разу не дали даже крошки хлеба этому нищему-паразиту.

И вот однажды нищий и богач умерли. Лоснящийся от грязи и лени Лазарь был вознесен ангелами на лоно Авраамово, а что касается богача, то он был низвергнут в ад. И когда богач жарился в адском огне, среди сатанинских языков пламени, он вдруг заметил Лазаря в одном из уголков лона Авраамова. И тогда он воззвал:

— Отче Аврааме, сжалься надо мной и пошли ко мне Лазаря, дабы он омочил в воде кончик своего пальца и увлажнил мне язык, ибо я страдаю в этом пекле невообразимо!

Но Авраам ему ответил:

— Каждому свой черед, малыш. При жизни ты пировал дни и ночи, а Лазарь, наоборот, оставался беден, как Иов. Теперь все переменилось: Лазарь пирует, а ты попал впросак.

Богач возразил:

— В таком случае, и раз уж так заведено, что достаток при жизни оборачивается несчастьем после смерти, пошли Лазаря, чтобы он предупредил моих родственников. У меня пять братьев, далеко не бедных, и торгуют они себе не в убыток. Пусть Лазарь им растолкует, что с ними будет после смерти, дабы они приняли соответствующие меры и не пришли ко мне в это место мучений.

Авраам расхохотался, и Лазарь вторил ему. Ну что сказать о каком-то дурне богаче, который беспокоится о судьбе своих братьев!

— У них есть Моисей и пророки; пусть слушают их! А Лазаря незачем беспокоить. Богач настаивал:

— Нет, отче Аврааме! Если кто-нибудь из мертвых согласится нанести хотя бы короткий визит моим братьям, это будет добрым делом. Братья мои, конечно, поверят мертвому на слово, смирятся со всеми лишениями, покаются и будут счастливы хотя бы в загробной жизни.

Авраам пожал плечами:

— Если твои братья Моисея и пророков не слушают, то, если бы кто из мертвых воскрес, не поверят.

И тут отче Авраам фыркнул, а Лазарь показал нос богачу, который жарился в адском пламени, как шашлык (Лука, глава 16, стихи 19-31).

Глава 51

Дата добавления: 2015-10-24