Глава 15. Семья Иисуса не верит в божественность своего родственника

...И братья его не веровали в него. (Иоанн, 7:5).

И, услышав, ближние его пошли взять его; ибо говорили, что он вышел из себя. (Марк, 3:21).

Итак, до тридцати лет Иисус был опорой своей довольно многочисленной семьи.

Иосиф, как мы видели, «не знал Марии до того дня, когда она родила сына, который был Христос», но зато потом он лихо наверстал упущенное. Разумеется, Мария, которая, будучи невестой, с ужасом думала о том, как она проживёт всю жизнь вдвоём с плотником, понемногу избавилась от своих опасений и, в конце концов, убедилась, что её девичьи страхи не имели под собой почвы.

Кавалер, преподносивший ей лилии, оказался, в общем-то, славным малым: под его грубой внешностью скрывалось нежное сердце.

Кроме того, теперь уже совершенно ясно, что на самом деле Иосиф был куда бодрее, чем это могло показаться, и что он вполне был в состоянии утереть нос и юному Пантеру и другим ровесникам Марии.

Со временем девственно-невинная супруга поняла, что, поскольку она в целости и сохранности сберегла свою непорочность, чтобы родить мессию, этого с неё вполне достаточно и свой долг перед богом она исполнила по всем правилам.

Марию не связывали никакие обязательства. Правда, ещё совсем девчонкой она в храме дала обет девственности; но разве её не освободил от этого обета сам первосвященник, который благословил её замужество? А замуж, как известно, выходят не для того, чтобы орешки щёлкать.

Что же касается обещания, которое она сама себе дала и, которое состояло в том, чтобы никогда не нарушать условий, поставленных при её помолвке, то это, разумеется, была ерунда. Сколько раз девушка даёт себе слово: «Буду благоразумной», но едва только случается ей надкусить запретный плод, как она тут же добавляет: «...с завтрашнего дня!» Клятвы, которые даёшь самому себе, всегда очень непрочны.

Иосифу пришлось весьма ловко маневрировать. Ясно, что он старался ничем не задеть щепетильности своей юной супруги. После рождения сына голубя — за это я даю голову на отсечение — он оставался таким же сдержанным в своих ухаживаниях, как и раньше. К этому, собственно, и сводилась его тактика: несмотря на свой преклонный возраст, Иосиф не проявлял излишней торопливости.

Я бы нисколько не удивился, если б выяснилось, что инициатива исходила от самой Марии. А почему бы и нет, в конце-то концов? Понемногу Мария привязалась к плотнику: он относился к маленькому Иисусу как всамделишный папа, он уберёг от гибели божественного карапуза, он кормил, воспитывал его как своё родное чадо.

Постепенно, я уверен, супруг перестал казаться Марии таким уж противным; в его хриплом голосе ей почудились какие-то нежные ноты, да и манеры его показались ей довольно приятными. И вот однажды вечером она подумала: «Бедняжка Иосиф! Я к нему слишком сурова, а ведь он со мною так мил!..»

Когда женщине приходят в голову подобные мысли, значит, должно произойти что-то серьёзное.

Результатом всего этого было то, что все четыре евангелиста признают наличие у Иисуса братьев и сестёр (Матфей, 12: 46-50; Марк, 3:31-35; Лука, 8:19-21; Иоанн, 7:3-10). Имена сестёр и их количество не известны, зато в Новом завете точно указаны имена братьев, которых было четыре: Иаков, Иосия, Симон и Иуда (Марк, 6:3).

Святой Епифаний, отец церкви и человек крайне дотошный, упорно настаивает на том, что братья и сёстры Иисуса — это дети Иосифа, прижитые им в первом браке.

Рассказывайте эти сказки кому-нибудь другому, хитрейший отец Епифаний!

Во-первых, в евангелии нигде не говорится, что плотник был вдовцом, когда женился на Марии.

А, кроме того, существует одна легенда, целиком признаваемая церковью, легенда, которой мы пока не касались и о которой весьма кстати будет сказать именно здесь.

Когда папаша Иоаким и матушка Анна, изменив намерение посвятить Марию служителям храма, решили выдать её замуж, все претенденты на её руку, собравшись, постановили, что малютка будет принадлежать тому, кто окажется самым целомудренным из них.

Был устроен своего рода конкурс непорочности. Испытание заключалось в следующем: каждый претендент принёс обыкновенную сухую палку и все они положились на волю божью в ожидании чудесного знамения.

И тут случилось чудо: все палки остались сухими и лишь одна палка, палка Иосифа, вдруг начала цвести — на ней появилась великолепная лилия. Эта лилия была красноречивее всяких слов. Мы просим у читателя извинения за то, что раньше не рассказали ему об этом событии, но ведь поведать о чём-то интересном никогда не поздно.

И, наконец, если бы Иосиф имел детей от первого брака, мы бы видели их в Вифлееме во время переписи и он потащил бы их за собою в Египет.

А посему, почтеннейший святой Епифаний, придержите-ка лучше свою версию при себе, ибо тот, кто стремится доказать слишком много, не доказывает ничего.

Вполне естественно предположить, что Иисус был старшим среди своих братьев и сестёр, что они родились вскоре после его возвращения из Египта и что Христос, как при Иосифе, так и после его смерти, был главным кормильцем семьи.

Когда ему исполнилось тридцать лет, двое из его братьев были уже почти взрослыми, и Иисус, считая, что теперь родня сможет обойтись без него, решил заняться проповедничеством.

Вначале, когда у Христа едва только обнаружилась его склонность к суесловию, в семье над ним потешались. Все недоумённо пожимали плечами, когда он объявил, что собирается привести мир в движение одним лишь звуком своего голоса.

Его братья, родственники и друзья сокрушались, встречая друг друга, и, должно быть, вели такого рода разговоры:

— Ну, что Иисус?

— Я вчера его видел. Всё носится со своей идеей...

— Значит, не проходит?..

— Увы, нет.

— Так что же, он по-прежнему хочет обратить человеческий род?

— И даже упорнее, чем прежде!

— Меня это искренне огорчает; особенно жаль его матушку: славная женщина этого не заслужила.

— А что поделаешь? Приходится мириться. У Иисуса с головой не в порядке, и к тому же он упрям, как старый осёл. Вздумалось ему проповедовать — и он будет проповедовать.

— Ох, и порасскажет он всякой всячины!..

— Не знаю, что уж он там станет болтать всяким зевакам, но, разумеется, мы, его братья, не собираемся его слушать. Он и так все уши нам прожужжал своими россказнями о том свете: час послушаешь — и можно одуреть.

Поэтому, как только у него это начинается, мы со всех ног бежим из дома.

— Печально, печально; видно, он совсем свихнулся...

— Увы...

— Какое это несчастье для вашей семьи! Бедняга плохо кончит...

С этими словами родственники и друзья расходились, удручённо качая головой.

Вы думаете, что я преувеличиваю? Читайте в Евангелии от Иоанна (7:5): «Ибо и братья его не веровали в него». Если вам этого недостаточно, читайте у святого Марка (3:21): «И, услышав, ближние его пошли взять его; ибо говорили, что он вышел из себя».

Если бы в то время, когда в Иисусе ещё только просыпалась его страсть к бродяжничеству, Иосиф был жив, он, возможно, принял бы какие-нибудь меры.

Но старик уже отправился к праотцам. Умер он, должно быть, самым заурядным образом, поскольку в евангелии даже не говорится о том, при каких обстоятельствах плотник сыграл в ящик.

Словом, так или иначе, у Иисуса была семья, и она не верила в его божественную миссию. Для своего лакея великий человек никогда не будет гением — для своего родного брата пророк никогда не будет прорицателем.

Дата добавления: 2015-10-24