Студопедия
Случайная страница | ТОМ-1 | ТОМ-2 | ТОМ-3
АрхитектураБиологияГеографияДругоеИностранные языки
ИнформатикаИсторияКультураЛитератураМатематика
МедицинаМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогика
ПолитикаПравоПрограммированиеПсихологияРелигия
СоциологияСпортСтроительствоФизикаФилософия
ФинансыХимияЭкологияЭкономикаЭлектроника

Китайское влияние

Происхождение верховной власти | Парапсихологические силы | Уважение священнослужителей | Противостояние между ясой и шариатом | Мусульманское государство? | Упадок мусульманства в XIII веке | Мусульманская реакция в XIV веке | Восточные Церкви | Несторианство | Тимуридский Ренессанс |


Читайте также:
  1. A) Кратковременное понижение АД под влиянием отрицательных эмоций
  2. I. Колебания цен сырья, непосредственное влияние их на норму прибыли
  3. V. Влияние изменения цен
  4. А. Влияние политической цели на конечную военную цель
  5. Анализ влияние на его изменения физического объема и средних цен, сбыта продукции и сырья.
  6. Антропогенное влияние на среду обитания и здоровье человека.
  7. Биосинтез, локализация, влияние факторов на накопление производных антрацена в растениях

 

В керамике, как и в живописи — и, возможно, в других видах искусства, знай мы их лучше, — китайское влияние заметно и бесспорно, хотя и достаточно дискретно, чтобы не бросаться в глаза плохо подготовленному зрителю, а также чтобы не отнимать у Ирана того, что является его собственностью. Данное влияние на искусство не ново: оно давно достигло и берегов Средиземного моря, хотя эпоха Средневековья оказалась чувствительной к нему более прочих. Долгое время считалось, что оно современно монгольским нашествиям ХШ столетия. Теперь уже ясно, что во временном отношении оно, по меньшей мере, восходит к тому периоду, когда тюрки-Сельджукиды совершали свои набеги на соседние страны, но также возможно, что и ко времени, когда Аббасиды набирали в свое войско толпы наемников из Центральной Азии. В эпоху Тамерлана это воздействие было особенно ощутимо в изображении гор, облаков, деревьев, рек и ручьев, которое в значительной мере оказалось восприимчивым к условностям дальневосточного искусства и понуждает нас вспомнить о китайских расписных тканях. Менее очевидное, но более тонкое, это влияние явно проистекает из той духовности, что пронизывает произведения китайского искусства, из изящества, с которым они сделаны. Что касается керамики, то здесь мы видим, как, начиная с 1368 года, трансоксианские мастера тщатся воспроизводить сочетание белого с синим, являющееся отличительной чертой стиля китайской династии Мин.

 

Сады

 

Разбивка садов была одной из самых постоянных забот Тамерлана и его последователей, в частности Бабура, а затем Моголов Индии. Самарканд, чьим древним центром являлся холм-городище Афрасиаб, полностью разрушенный Чингисидами, мало-помалу отстраивался заново. Безгранично влюбленный в Самарканд Тимур постановил превратить его в метрополию, достойную его величия. Не находя ничего хорошего в гармоничном беспорядке восточных городов с их узкими и кривыми улочками, он разработал настоящий градостроительный план и прорезал город проспектами один шире другого (рассказывают, что всего за сутки по его велению были снесены все дома, стоявшие вдоль некоего бульвара, который ему захотелось расширить), расходящимися, подобно лучам, от центральной площади ныне существующего Регистана, три стороны которого украшают построенные позднее медресе Улугбека, Шир-дор и Тилля-кари. По его же слову была возведена цитадель, Арк, с запада опирающаяся на городскую стену, с расположенным в центре Кёк-Сараем, или Голубым Дворцом, резиденцией монарха. Город окружали покрытые газоном участки и сады, которые летописцы находят (возможно, несправедливо) чрезмерно большими; так, например, болтали, что в одном из них заблудилась лошадь и что на ее поиски ушло несколько дней. [218]

Степи служили местом сбора войск, проведения празднеств, как всегда, необычайных, а также для установки шатров государя и свиты — в нее входило более двадцати тысяч человек! — ибо Тимур, хотя у него и было дворцов более, чем нужно, любил жить так, как если бы он все еще был кочевником. В садах имелись павильоны, дополнительные резиденции Великого эмира, куда, по словам Ибн Арабшаха, в его отсутствие могли входить все, независимо от социального положения. От этих садов не осталось и следа, но они хорошо известны по старинным описаниям, в которых, сверх прочего, сообщаются и их названия. Севернее города находился Баг-и Шамаль (Северный сад), где в 1397 году по приказу Тамерлана построили павильон, облицованный фаянсовой плиткой; по свидетельству летописцев, это сооружение по своему великолепию равных не имело. В том же 1397 году Тимур приказал разбить в степи Кан-и Гуль сад, который своими размерами должен был превзойти все остальные, и, посвятив его своей очередной жене — дочери Хизир-ходжа из Моголистана, — назвал Садом, открывающим сердце (Баг-и Дилафша). Длинные аллеи сикомор и фруктовых деревьев вели к небольшой центральной беседке, окруженной беломраморными колоннами, где он любил принимать послов. Баг-и Нов (Новый сад) представлял собой обширный квадратный участок, окруженный высокой стеной, на четырех углах которой имелось по круглой башне; в зеркале длинного бассейна отражался декорированный синими с золотом плитками, покрытыми глазурью, дом, стоявший посреди фруктовых деревьев. Баг-и Чинар был, как следует из его названия, платановым садом. В Баг-и Бе-хеште (Райском саду) над обрамленным кустами цветником возвышался очередной павильон. [219]

 

Архитектура

 

Подобно своим далеким потомкам, Великим Моголам, царствовавшим в Индии, Тамерлан был усердным строителем; увы, за редким исключением, возведенные по его слову памятники — в отличие от построек Акбара, Джахангира и Шахджахана, — до наших дней не дожили. То, что история повествует об исчезнувшем, и то, что можно прочитать о сохранившемся, — все это позволяет утверждать, что здания, построенные позже, в период тимуридского Ренессанса, не только их не превосходят, но даже не достигли их уровня.

Говорят, будто бы Тимур строил слишком быстро, не заботясь о прочности сооружений, и находят в этом главную причину их полного исчезновения. Да, памятники вырастали из земли всего за несколько лет, как по волшебству, и амбициозность программы Великого эмира заставляла работать на пределе возможного. Однако он желал иметь здания прочные и для этого принимал все необходимые меры: делались глубокие фундаменты, массивные опоры и стены, контрфорсы (для предотвращения распора арок); применялся строительный раствор, нечто вроде цемента на основе гипса — все это к тому же должно было усиливать впечатление мощности, если не грандиозности, затеянных им сооружений. Но верно и то, что крайняя дерзость арок, сводов и куполов не соответствовала ни свойствам архитектуры, использовавшей обожженную глину, ни возможностям строительной техники той поры. Говорят, будто бы кирпичи падали на голову правоверных с высоты Биби-Ханым уже в первые годы после постройки; правда или нет, но утверждают, что эта мечеть не была способна выдерживать страшные землетрясения, столь частые в Трансоксиане; то, что произошло в 1897 году, уничтожило часть портика этого святилища. Более пагубными, несомненно, оказались набеги, которым при Улугбеке подвергло этот город узбекское воинство, равно как то, что он был отдан на расправу времени на целых двести лет, предшествовавших русскому вторжению. Остальное доделали разорение и изоляция провинции, а также расхищения, практиковавшиеся не утруждавшими себя размышлениями людьми, искавшими дешевый строительный материал.

От построенных в Самарканде для Тимура дворцов не осталось никакого следа, и всего несколько стен сохранилось от Ак-Сарая (Белого Дворца), что возвели в Кеше. Этот большой дворец, подобно Кёк-Сараю (в Арке), представлял собой многоэтажное сооружение с одной-единственной тягой, построенное под влиянием культовой архитектуры, и, следственно, коренным образом отличавшееся от небольших, легких и изящных павильонов, красовавшихся в садах. Войти в него можно было через портик пятидесятиметровой высоты, из которого попадали в вестибюль, куда выходили двери кордегардий, и далее на центральный двор, куда, в свою очередь, выходили двери жилых помещений, расположенных по обе стороны большого свода в виде пологой арки, сооруженной по оси здания, и наконец в квадратный зал. [220]

Что касается культовой архитектуры, то до наших дней в более или менее приличном состоянии дожили всего три памятника или, точнее, три монументальных ансамбля, так или иначе представляющие собой шедевры, а именно мечеть Биби-Ханым, усыпальница Тимура, известная под названием Гур-Эмир, а также некрополь Шахи-Зинда (Живой царь). Мы о них поговорим ниже.

Превратив Самарканд, свой стольный град, в основную строительную площадку империи, Тимур не упустил возможности заняться архитектурным творчеством и в других населенных пунктах. Так, в Бухаре между 1380 и 1385 годами велись восстановительные работы на мавзолее Чашма Аюб; в Яссе по его велению отреставрировали гробницу и построили мавзолей святого Ахмеда Ясави и большую мечеть, которая к ней примыкала и была построена в 1404 году; в его родном городе Кеше, который он думал сделать столицей, кроме вышеупомянутого Белого Дворца, были восстановлены мавзолеи отца и сыновей Джахангира и Омар-шейха. Стремясь к тому, чтобы в каждом городе имелось по медресе, он настроил их множество, но все они или успели разрушиться, или пока что не идентифицированы. Следует добавить, что Тимуровы войны градостроительной деятельности в Иране не остановили, разве что сократили ее темпы. Плодов оной до нас дошло мало. Большая мечеть Язда (1375), несомненно, занимает важное место в истории искусства, благодаря как красивейшим изразцам и расписанной под мрамор штукатурке, так и своей архитектуре с ее подчеркнутой вертикальностью, особенно в линиях портика, узкого и высокого, дерзнем сказать, непропорционального. Тут можно было бы усмотреть зарождение тех тенденций, которые стали впоследствии столь дорогими для самаркандского искусства, разумеется, если бы оно не уходило корнями в пышную архитектуру гробницы монгола Ильхана Ольджейту Ходабенде, что в Султании. [221]

Что более всего поражает нас в тимуридской архитектуре, так это бросающееся в глаза противоречие между гигантоманией и откровенной помпезностью, доходящей до грубости, с одной стороны, и легкостью и красивостью керамического декора — с другой. Ничем не скомпрометированное изящество последнего и излучаемая им одухотворенность кажутся совершенно не вяжущимися с эпохой войн и насилия. Тем не менее абсолютно очевидно, что в этой области тимуридский Ренессанс ничего более совершенного не создал. Вершина была достигнута в 80-х годах XIV века, и, если памятники сефевидского Ирана, Исфагана Шах-Аббаса Великого производят на нас впечатление более приятное, то единственно благодаря виртуозности строителей, а также сохранности (они моложе Тимуровых построек на две сотни лет), превосходящей их собственные достоинства. Как и в живописи, в керамографии времен Тимура связь с прошлым не была утрачена; та и другая шли одним путем, испытывая одно и то же влияние и стремясь к технологии и вкусу более совершенным, требовавшим более чуткого отношения к нюансам и деталям, более уверенного использования цвета, более скрупулезной работы, вплотную приближающейся к поэзии.

 

Биби-Ханым

 

То, что носит название Биби-Ханым, является одним из тех архитектурных ансамблей, включающих в себя мечеть и медресе, которые Сельджукиды впоследствии распространили во всем мусульманском мире. Предания ошибочно связывают эту мечеть с Тамерлановой женой Сарай-Мульк-Ханым, по прозвищу Биби. Строительство святилища началось 11 мая 1399 года по возвращении Тамерлана из похода на Индию и все еще продолжалось, когда Великий эмир скончался в начале 1405 года. Тщеславный Тимур мечтал о постройке грандиозного здания, «самой просторной мечети из всех, когда-либо существовавших», хотя иллюзий на этот счет у него не должно было быть, поскольку он знал, по крайней мере, об исфаганской большой мечети и, вполне возможно, о руинах мечети, построенной в Самарре, в Ираке, площадью 240 на 156 метров. Предание о том, что Биби-Ханым была ужасно велика, все еще живет, и мне довелось услышать его в Узбекистане. Хотя утверждение, что она превосходит все остальные мечети, не точно, она тем не менее является зданием воистину огромным и очень красивым. [222]

Мечеть представляет собой прямоугольник, обнесенный стеной (зиярет), площадью 167 на 109 метров;[32] его главный купол вознесен на стометровую высоту; кирпичная большая арка, которая служит входом, является сооружением дерзновеннейшим; она опирается на массивные столбы, а точнее на круглые башни, имеющие вид (ложных) минаретов; ее диаметр равен 16 метрам, а высота измеряется почти что 25 метрами. Ее план повторяет давно ставший классическим план крестообразной медресе о четырех парных айванах (наклонных полуцилиндрических сводах, закрытых с трех сторон и открытых с четвертой), связанных между собой галереями с расположенными в них кельями, окружающими центральный двор. В данном же случае айваны заменены тремя квадратными залами, накрытыми куполами; зал напротив входа просторнее и выше остальных, являясь залом-молельней; перекрытие в виде наклонного свода имеется лишь у первого зала, служащего входом. Четыре минарета, из которых сохранился один, да и то «усеченный», стояли по углам ансамбля. Во дворе, как и положено, находился фонтан для омовений; впоследствии, уже при Улугбеке, он уступил свое место гигантскому каменному сооружению в виде пюпитра, как говорят, служившего подставкой для драгоценнейшего Корана халифа Отмана, а именно первого Корана, отобранного у Османа Баязида.

На куполе, минаретах, арках и частично на стене сохранилась изразцовая мозаика, являющаяся главным элементом декора; мраморные же плиты покрывал только низ. Краски тонкие, цвета яркие; бирюзовые, зеленые, желтые, коричневые, темно-вишневые и черные, они искусно разбросаны по поверхности эпиграфических фризов и флористическим поясным карнизам, несущим на себе отпечаток самой изысканной элегантности. Подсчитано, что общая площадь кладки глазурованного кирпича и изразцов равна без малого десяти тысячам квадратных метров.

 

Гур-Эмир

 

Усыпальница под стать персонажу: есть нечто варварское в ее величайшей утонченности! Самаркандский мавзолей Тимура — один из трех наиболее красивых памятников его царствования. Пережив реставрацию, он тем не менее сохранил оригинального, первоначального больше, нежели мечеть Биби-Ханым, в частности не имеющий себе равных купол. Своими размерами с большим святилищем он не сравнится, но после мавзолея Ольджейту, что в 1306 году возвели в Сольтание, он является первым крупным мусульманским погребальным зданием; его появление возвестило строительство настоящих дворцов для покойников, которым занимались Великие Моголы в Индии; напомним хотя бы о всемирно прославленном Тадж-Махале в Агре. [223]

Гур-Эмир поначалу должен был служить вовсе не мавзолеем, а мечетью или даже молельней, включенной в комплекс, посвященный памяти Мухаммед-Султана, Тимурова внука. На отведенной под него площади в 24 на 25 метров строительные работы начались в 1403 году и в основном закончились в 1404 году, чтобы возобновиться позже, чем и объясняется то, что его датируют временем более поздним. Стоящий в центре участка, обстроенного довольно низкой балюстрадой, сделанной из ажурного мрамора по образцу мусульманских claustra, мавзолей имеет монументальный портик в виде айвана, по бокам которого возвышаются два минарета, верхняя часть которых была перестроена, но их низ (вернее почти половина) по-прежнему покрыт изразцами, где доминирующим элементом является синий цвет. Второй айван, перенесший более значительную перестройку и не сохранивший ничего, кроме кое-каких следов первоначального декора, прорезанный в двухэтажной стене с плоскими нишами, тоже разрушенными, открывает доступ в погребальный зал. Имеющий снаружи вид восьмиугольника, он опирается на фундамент, утопленный в грунт на целых четыре метра, и уходит вверх на все 40 метров, благодаря чему гармонично сочетается с портиком и минаретами, одни из которых достигают высоты 12 метров, а другие — 25,3 метра. Восьмиугольник внизу опоясан мраморным цоколем, выше него расположены желтоватого цвета кирпичи, между ними вкраплены другие, покрытые голубой и ультрамариновой глазурью, которыми на разных размеров геометрических панно коричневого цвета выложены имена Аллаха и Мухаммеда.

Внутри этот квадратный в плане зал производит впечатление крестообразного, благодаря глубоким нишам, увенчанным сводами, имеющими выступы в виде сталактитов. Декор состоит из плинтуса из зеленого оникса, восьмиугольных алебастровых плиток, барельефов из расписного штука и майоликовых изразцов, покрытых темно-синей глазурью. Украшенная мраморными кружевами балюстрада установлена вокруг саркофагов, один из которых, Тамерланов, вырезан из глыбы черной яшмы и является действительным или предполагаемым подарком моголистанской княгини Улугбеку, сделанным в знак уважения к его деду. [224]

Самым красивым элементом архитектуры Гур-Эмира является его ребристый купол (60 скругленных ребер), имеющий вид приплюснутой фиги, высота которой (12,8 метра) на 1,1 метра превосходит диаметр ее базы; купол сложен из майоликовых кирпичей бирюзового цвета, на которые нанесены желтые и ультрамариновые пятна, образующие весьма элегантный рисунок. Купол покоится на высоком барабане, в диаметре имеющем 14 метров; декорирован он многократно написанным угловатым куфическим шрифтом словом «Аллах». Купол двойной, что позволяет составить себе два разных впечатления о памятнике. Внешний купол образует его силуэт и акцентирует устремленность вверх; другой, внутренний, устанавливает равновесие между поверхностью зала и его высотой. Между ними находится система тяг, закрепленных железными якорями в кирпичном центральном столбе, подпирающем самую высокую часть купола.

 

Шахи-Зинда

 

Не увидев мемориала Шахи-Зинда, судить о Тимуре нельзя. Это красота в ее совершенном и чистом виде. Здесь не выказываются ни величие, ни могущество, ни державность, как в других памятниках, а демонстрируются изящество, хрупкость, тонкость и, я бы сказал, женственность, столь характерная для женских усыпальниц, отчего они лишь выигрывают в красоте. Конечно, это не назовешь рукоделием Тарагаева сына, но было заказано именно им; он лично следил за ходом работ, следил так же внимательно, как наблюдал за разбивкой садов и строительством других зданий, планы которых визировал, и, заботясь об удовлетворении своих желаний, использовал всю свою тираническую власть.

Согласно преданию, двоюродный брат пророка, Кусам ибн Аббас, приведший войско аравитян в Самарканд, там был обезглавлен (676–677); он взял голову в руки и спустился по самому глубокому колодцу в чрево земли, с намерением там продолжить свою жизнь и дождаться Страшного суда. Как нередко случается в истории религий, легенда о Кусаме ибн Аббасе является всего лишь переложением на религиозно-мусульманский лад доисламского мифа, содержащегося в «Авесте», согласно которому легендарный центральноазиатский герой Афрасиаб (его имя Самарканд носил сначала), прежде чем умереть, глубоко под землей построил для себя гигантских размеров жилище, чтобы там найти укрытие, в том числе от смерти. [225]

Это место давно считалось священным, и арабы, едва захватив Самарканд, возвели мартириум (культовое сооружение), посвященный страстотерпцам, на предполагаемом месте Кусамовых мучений. Впоследствии возле него нашли упокоение многие, великие и не очень великие. В эпоху Сельджукидов, когда произошло если не зарождение мусульманского погребального искусства, то как минимум его бурное развитие, охотно строили мавзолеи, а надгробные стелы множились, как цветы на холме.

Пришли монголы и все разрушили за исключением этого святилища, хотя, казалось бы, к подобной снисходительности их не понуждало ничто. Как бы там ни было, памятник в его современном состоянии не имеет ничего от первоначального облика и далек от описания, сделанного Ибн Баттутой в 1330 году. Известно, что перестраивали и переоборудовали его неоднократно; иные, говоря о времени выполнения основных работ, называют 1334 год, другие — период царствования Тимура, третьи — XV век. 1380 годом может быть датирована лишь часть декора. В ту эпоху трансоксианцы взяли в обычай устраивать захоронения подле Кусамова мартириума, превратив его в псевдомавзолей с кенотафом,[33] подобных которому на Ближнем и Среднем Востоке можно было встретить сотни.

Автора плана современного некрополя назвать точно невозможно; однако многие склонны считать им Великого эмира. Осью «города мертвых» служит узкая аллея, начинающаяся у Кусамовой усыпальницы; медленно спускаясь в южном направлении, она завершается довольно крутой лестницей из тридцати четырех ступенек. Слева и справа тянулись две почти не прерывавшиеся шеренги усыпальниц. Многие разрушились или полностью, или частично. Среди сохранившихся наиболее старая, — сооруженная для увековечивания некоего Ахмеда-ходжи, — отмечена 1360 годом. Наибольшее количество гробниц (целая дюжина), замечательной архитектуры и удовлетворительной сохранности, датируется временем царствования Тимура. Остальные были построены позже, как и вход на кладбище и стоящие по бокам здания. Таким, каким он дошел до нас, Шахи-Зинда является, по общему мнению, одним из самых красивых и впечатляющих в мире некрополей, а некоторые входящие в его состав постройки — подлинными шедеврами. [226]

Он находится севернее города, на склоне холма Афрасиаб. Входом в него служит монументальный портик, по соседству с которым стоят небольшая мечеть и медресе, обязанная своим возникновением Улугбеку; миновав этот портик, посетитель оказывается на лестнице, ведущей к осевой узкой аллее. Одно из первых сооружений, которое он видит слева от себя (относительно крупных размеров и менее старое, чем все другие, 1437 года), состоит из двух куполов, опирающихся на барабаны, столь вытянутые вверх, что невольно вспоминаешь погребальные башни, воздвигнутые в Иране приблизительно в 1000 году. В нем почиет не какой-нибудь сильный мира сего, а ученый, астроном Казы-заде Руми. Чуть дальше в тесном соседстве (или отделенные друг от друга пустырями, где можно различить следы исчезнувших памятников) ярусами расположились заказанные Тимуром мавзолеи, некоторые из которых дополнены погребальными часовенками, таковы усыпальница одного из выдающихся его военачальников, Тоглуг-Текина (1375), возможно, самая старая из относящихся к тому времени; мавзолей его сестры Ширин-бика-Ака, именовавшейся также Чучук-бика (1385); усыпальница некоего Эмир-заде (1386); гробница еще одной Тамерлановой сестры Туркан-Ака (1386) и ее дочери Шади-Мульк-Ака, преставившейся в 1372 году, что заставляет иных утверждать, что речь идет о старейшей гробнице Тимуровой эпохи. Далее находятся еще три усыпальницы, неведомо когда сооруженные, но явно в промежутке между 1375 и 1385 годами: на первой начертано имя воеводы Эмира; вторая безымянна; третьей увековечено имя женщины — Улу-Султан-Бегума. Последней по времени является усыпальница одной из жен Великого эмира, Туман-Ака (1405).

Простая и благородная архитектура мемориала дает возможность проследить, как на протяжении лет тридцати менялся подход к организации горизонтальных и вертикальных плоскостей. Все это небольшие кубические залы, вход в которые оформляют портики, высокие и глубокие, выступающие над плоскостями фасадов; своды их украшены сталактитами или сотами (мукарна) чисто декоративного назначения, то есть не имеющими каких-либо архитектонических функций. Залы увенчаны высокими куполообразными сводами, довольно заостренными, гладкими или ребристыми, непосредственно положенными на стены залов, то есть без барабанов. В 1385 году купол усыпальницы Ширин-бика-Ака стал двойным, каким позднее сделали купол Гур-Эмиpa; изнутри он видится приплюснутым, снаружи представляет собой нечто, слегка напоминающее плод смоковницы. В то же самое время продолжалось строительство сводов простых; для облегчения сооружения их отделяли от стен залов и придавали им очертание немного пологой арки. В начале XV века, возводя мавзолей Туман-Ака, снова вспомнили о двойном своде; на этот раз его поставили на высокий барабан, а внутреннему своду придали ту же овальную форму, что и своду наружному. Подобные варианты, освобождая памятники от монотонности, дают им довольно много общих черт, позволяя создавать весьма гармоничные и единые по духу ансамбли. [227]

Однако совершенными их делает керамический декор, воистину не имеющий себе равного; по меньшей мере таков декор следующих архитектурных шедевров, а именно мавзолеев Туман-Ака, Туркан-Ака (произведение двух трансоксианских архитекторов: бухарца Заинаддина и самаркандца Шамсаддина), а также Ширин-бика-Ака, может быть, самого великолепного из всех. Здесь, кроме кирпича с майоликовым торцом, использована самая разнообразная керамика: отлитые из гипса части колонок, сталактиты и розетки, изразцы и фаянсовая керамика. Всевозможных оттенков синее выделяется на фоне, создаваемом кирпичами из очень тонкой розовой пасты, обрызганными белой и черной краской. Работа выполнена мастерски, как в том, что касается использования колорита, так и в распределении декора. Подобные тщательность и точность типичны лишь для труда ювелиров.

 


Дата добавления: 2015-10-24; просмотров: 40 | Нарушение авторских прав


<== предыдущая страница | следующая страница ==>
Изящная словесность| Истинный лик Тимура

mybiblioteka.su - 2015-2024 год. (0.01 сек.)