Ломка распорядка жизни

Воскресенье, 16 июля 1961 года.

Все утро мы провели, наблюдая за грызунами, которые были похожи на жирных белок. Дон Хуан называл их водяными крысами. Он указал, что они очень быстры, когда убегают от опасности. Но после того, как они спасутся от хищника, они имеют ужасную привычку остановиться или даже забраться на камень. Подняться на задние ноги, осмотреться и начать чиститься.

— У них очень хорошие глаза, — сказал дон Хуан. — ты должен двигаться только тогда, когда они бегут, поэтому ты должен научиться предугадывать, когда и где они остановятся так, чтобы ты мог остановиться в то же самое время.

Я был погружен в наблюдение за ними и имел то, что охотники называют полевым днем, так много я выследил. И, наконец, я мог предсказывать их движения почти каждый раз. Затем дон Хуан показал мне, как делать ловушки для того, чтобы ловить их. Он объяснил, что охотнику нужно время для того, чтобы понаблюдать за тем, как они едят или за местами их гнездований для того, чтобы определить, где расставить свои ловушки. Затем он должен расставить их ночью и все, что ему останется сделать на следующий день, так это вспугнуть их так, чтобы они помчались в его ловчие приспособления.

Мы собрали разные палочки и приступили к постройке охотничьих ловушек. Я уже почти закончил свою и возбужденно думал над тем, будет ли она работать.

Когда внезапно дон Хуан остановился и взглянул на свое левое запястье, как если бы смотря на часы, которых у него никогда не было, и сказал, что, согласно его хронометру, уже время лэнча. Я держал длинную палку, которую старался согнуть в кольцо. Автоматически я положил ее вместе с остальными охотничьими принадлежностями.

Дон Хуан взглянул на меня с выражением любопытства. Затем он издал звук завывающей фабричной сирены, призывающей на обед. Я засмеялся. Звук его сирены был совершенен. Я подошел к нему и заметил, что он смотрит на меня. Он покачал головой с боку на бок.

— Будь я проклят, сказал он.

— Что такое? — спросил я.

Он опять издал долгий воющий звук фабричной сирены.

— Лэнч кончился, — сказал он. — иди назад работать.

На секунду я почувствовал смущение, но затем подумал, что он шутит, наверное потому, что у нас и в самом деле нечего было есть. Я так увлекся грызунами, что позабыл, что у нас нет никакой провизии. Я снова поднял палку и попытался согнуть ее. Через секунду дон Хуан опять продудел свою «сирену».

— Время идти домой, — сказал он. Он посмотрел на свои воображаемые часы, затем взглянул на меня и подмигнул.

— Уже пять часов, — сказал он тоном человека, выдающего секрет. Я подумал, что он внезапно стал сыт охотой и решил оставить все дело. Я просто положил все на землю и стал готовиться уходить. Я не смотрел на него. Я считал, что он тоже собирает свое имущество. Когда я был готов, я увидел, что он сидит, скрестив ноги в нескольких футах от меня.

— Я готов, — сказал я. — мы можем идти в любое время.

Он встал и взобрался на скалу. Он стоял там в полутора-двух метрах над землей и глядя на меня. Приложив руку ко рту, он издал очень длинный и пронизывающий звук. Это как бы была усиленная фабричная сирена. Он повернулся вокруг себя, издавая завывающий звук.

— Что ты делаешь, дон Хуан? — спросил я.

Он сказал, что он дает сигнал всему миру идти домой. Я был совершенно ошеломлен. Я не мог понять, шутит он или нет, или он просто так трепет языком. Я внимательно следил за ним и пытался связать то, что он делает с чем-нибудь, что он сказал ранее. Мы почти не говорили все это утро, и я не мог вспомнить что-либо важное.

Дон Хуан все еще стоял на скале. Он взглянул на меня, улыбнулся и опять подмигнул. Внезапно я встревожился. Дон Хуан приложил руки ко рту и издал еще один сиреноподобный звук.

Он сказал, что уже восемь часов утра и что мне нужно собирать опять свое приспособление, потому что впереди у нас целый день.

К этому времени я был в полном замешательстве. За какие-то минуты мой страх вырос до непреодолимого желания удрать со сцены. Я думал, что дон Хуан сошел с ума. Я уже готов был бежать, когда он соскользнул с камня и подошел ко мне, улыбаясь.

Ты думаешь, я сошел с ума, да? — спросил он.

Я сказал ему, что он испугал меня до потери сознания своим неожиданным поведением.

Он сказал, что мы постоянны. Я не понял, что он имел в виду. Я глубоко был погружен в мысли о том, что его поступки кажутся совершенно безумными. Он объяснил, что намеренно старался испугать меня до потери сознания тяжестью своего неожиданного поведения, потому что он сам готов на стену лезть из-за тяжести моего неожиданного поведения. Он сказал, что мой распорядок настолько же безумен, насколько его дудение сиреной.

Я был шокирован и стал утверждать, что я на самом деле не имею никакого распорядка. Я рассказал ему, что практически считаю свою жизнь сплошной кашей из-за отсутствия здорового распорядка.

Дон Хуан засмеялся и сделал мне жест сесть рядом с ним. вся ситуация опять волшебно переменилась. Мой страх испарился, как только он начал говорить.

— Что это за мой распорядок? — спросил я.

— Все, что ты делаешь, это распорядок.

— Но разве мы не все такие же?

— Не все из нас. Я ничего не делаю, исходя из распорядка.

— Чем все это вызвано, дон Хуан? Что я сделал или что я сказал, чтобы заставить тебя действовать так, как ты это делал?

— Ты беспокоился о лэнче.

— Но я ничего не говорил тебе, откуда ты знаешь, что я беспокоился о лэнче?

— Ты беспокоишься о еде каждый день примерно около полудня и около шести вечера, и около восьми утра, — сказал он со зловещей гримасой. — в это время ты беспокоишься о еде, даже если ты не голоден.

— Все, что мне нужно было сделать, чтобы показать твой распорядоченный дух, так это продудеть тебе сигнал. Твой дух выдрессирован работать по сигналу.

Он посмотрел на меня с вопросом в глазах. Я не мог защищаться.

— Теперь ты собираешься превратить охоту в распорядок, — Сказал он. — ты уже шагнул в охоту и установил там свои шаги. Ты говоришь в определенное время, ешь в определенное время, и засыпаешь в определенное время.

Мне нечего было сказать. То, как дон Хуан описал мои пищевые привычки, было характерной чертой, которую я использовал во всем в своей жизни. И, однако же, я сильно ощущал, что моя жизнь была менее упорядочена, чем жизнь большинства моих друзей и знакомых.

— Ты очень много знаешь об охоте, — продолжал дон Хуан. — тебе легко будет понять, что хороший охотник превыше всего знает одну вещь — он знает распорядок своей жертвы. Именно это делает его хорошим охотником.

Теперь я хочу обучить тебя последней и очень намного более трудной части. Возможно, пройдут годы, прежде чем ты сможешь сказать, что ты понял ее и что ты охотник.

Дон Хуан помолчал, как бы давая мне время. Он снял свою шляпу и изобразил, как расчесывают себя грызуны, за которыми мы наблюдали. Мне показалось это очень забавным. Его круглая голова делала его похожим на одного из этих грызунов.

— Быть охотником, это не значит просто поймать дичь, — продолжал он. — охотник, который стоит своей соли, ловит дичь не потому, что он ставит свои ловушки, или потому, что он знает распорядок своей жертвы, а потому, что он сам не имеет распорядка. В этом его преимущество. Он совсем не таков, как те животные, за которыми он охотится, закабаленные прочным распорядком и предсказуемыми поворотами. Он свободен, текуч, непредсказуем.

То, что говорил дон Хуан, звучало для меня, как спорная нерациональная идеализация. Я не мог себе представить жизнь без распорядка. Я хотел быть с ним честен, а не просто соглашаться или не соглашаться с ним. Я чувствовал, что то, что он имеет в виду, невозможно было выполнить ни мне, ни кому-либо другому.

— Мне нет дел до того, что ты чувствуешь, — сказал он. — Для того, чтобы стать охотником, ты должен сломать распорядок своей жизни. Ты добился хороших успехов в охоте. Ты научился быстро, и теперь ты можешь видеть, что ты такой же, как и твоя жертва — легко предсказуемый.

Я спросил у него уточнений, чтобы он дал мне конкретные примеры.

— Я говорю об охоте, — сказал он спокойно. — поэтому я говорю о том, что делают животные. О местах, где они едят, месте, манере и времени их сна, о том, где они гнездятся и как они ходят. Именно этот распорядок я указываю тебе, чтобы ты осознал его в себе самом.

— Ты наблюдал повадки животных в пустыне. Они едят или пьют в определенных местах. Они гнездятся в особых местах. Они оставляют свои следы особым способом. Фактически все, что они делают, хороший охотник может предвидеть или воссоздать.

Как я уже говорил тебе, в моих глазах ты ведешь себя так же, как твоя жертва. Однажды в моей жизни некто указал такую же вещь мне, поэтому ты не одинок в этом. Все мы ведем себя так же, как и та жертва, за которой мы гонимся. Это, разумеется, делает нас жертвой чего-нибудь или кого-нибудь еще. Отсюда цель охотника, который знает все это, состоит в том, чтобы перестать самому быть жертвой. Понимаешь, что я имею в виду?

Я опять выразил мнение, что его предложение недостижимо.

— Это требует времени, — сказал дон Хуан. Ты можешь начать с того, чтобы не есть лэнч через день в 12 часов.

Он взглянул на меня и доброжелательно улыбнулся. Его выражение было очень забавным и рассмешило меня.

— Есть, однако, некоторые животные, которых невозможно выследить, — продолжал он. — есть определенные типы оленей, например, которых счастливый охотник, может быть, способен путем простого везения встретить однажды в жизни.

Дон Хуан сделал драматическую паузу и пронзительно посмотрел на меня. Казалось, он ждал вопроса, но у меня их не было.

— Как ты думаешь, что их делает такими уникальными и почему их так трудно найти? — спросил он.

— Я пожал плечами, потому что я не знал, что сказать.

— У них нет распорядка, — сказал он тоном откровения. — вот что их делает магическими.

— Олень должен спать ночью, — сказал я. — разве это не распорядок?

— Конечно, если олень спит каждую ночь в определенное время и в определенном месте. Но эти волшебные существа не ведут себя таким образом. Когда-нибудь ты, возможно, сможешь проверить это сам. Может быть твоей судьбой станет охотиться за каким-нибудь из них до конца твоей жизни.

— Что ты под этим имеешь в виду?

— Ты любишь охотиться. Может быть, когда-нибудь в каком-нибудь месте мира твоя тропа может пересечься с волшебным существом, и ты можешь погнаться за ним.

Магическое существо — это то, что дух захватывает. Мне достаточно повезло, что моя тропа пересеклась с одним из них. Наша встреча произошла после того, как я научился и на практике освоил очень много из того, что относится к охоте. Однажды я был в густом лесу в центральной мексике, когда внезапно я услышал тихий свист. Он был неизвестен мне. Никогда за все годы жизни в диких местах я не слышал такого звука. Я не мог определить места, откуда он исходит. Казалось, он шел сразу из нескольких мест. Я подумал, что, возможно, я окружен стаей или стадом каких-нибудь неизвестных животных.

Еще раз я услышал этот захватывающий свист. Казалось, он приходил отовсюду. Я понял тогда, что это моя удача. Я знал, что это волшебное существо — олень. Я знал, что волшебный олень осознает распорядок обычных людей и распорядок охотников.

Очень легко рассчитать, что бы стал делать обычный человек в ситуации, подобной этой. Прежде всего его страх немедленно превратит его в жертву. Как только он станет жертвой, у него останутся два пути действия. Или он убежит, или останется на месте. Если он не вооружен, то он обычно побежит на открытое место, спасая свою жизнь. Если он вооружен, то он приготовит свое оружие и затем или застынет на месте, или ляжет на землю.

Охотник, с другой стороны, когда он останется в диком месте, никогда не пойдет без того, чтобы не наметить себе точек укрытия. Поэтому он немедленно укроется. Он может бросить свое пончо на землю или же он может повесить его на сук, как отвлечение, а затем спрячется и будет ждать, пока дичь не сделает свой следующий шаг.

Поэтому, в присутствии волшебного оленя я не стал вести себя ни как тот, ни как другой. Я быстро встал на голову и начал тихо завывать. Фактически, я плакал горючими слезами и всхлипывал в течение столь долгого времени, что уже готов был потерять сознание. Внезапно я ощутил мягкое дыхание. Кто-то обнюхивал волосы у меня над правым ухом. Я попытался повернуть голову и посмотреть, что это такое, но упал, и сев, увидел переливающееся существо, уставившееся на меня. Олень взглянул на меня, и я сказал ему, что не причиню ему вреда, и олень заговорил со мной.

Дон Хуан остановился и взглянул на меня. Я невольно улыбнулся. Мысль о говорящем олене была настолько невероятной, что я не мог принять ее спокойно.

— Он заговорил со мной, — сказал дон Хуан с гримасой.

— Олень заговорил?

— Заговорил.

Дон Хуан встал и поднял свою связку охотничьих принадлежностей.

— Он что, действительно заговорил? — спросил я в замешательстве.

Дон Хуан расхохотался.

— Что он сказал? — спросил я полушутя.

Я думал, что он дурачит меня. Дон Хуан секунду молчал, как бы пытаясь вспомнить, затем его глаза просветлели, и он сообщил мне, что сказал олень.

— Волшебный олень сказал: «хелло, друг!», — продолжал дон Хуан. — и я ответил: «хелло!» Затем он спросил меня: «почему ты плачешь?» И я сказал: «потому что мне грустно». Тогда волшебное существо наклонилось к моему уху и сказало так ясно, как я сейчас тебе говорю: «не грусти».

Дон Хуан посмотрел мне в глаза. В них был совершенно предательский отблеск. Он начал громко хохотать.

Я сказал, что его диалог с оленем был все равно, что вообще молчание.

— Но чего же ты хочешь? — спросил он, все еще смеясь. — ведь я индеец.

Его чувство юмора было настолько неземным, что я ничего не мог сделать, как только рассмеяться вместе с ним.

— Ты не веришь, что волшебный олень разговаривал, так?

— Извини, но я не могу поверить в то, что вещи, подобно этому происходят, — сказал я.

— Я не виню тебя, — сказал он ободряюще. — это одна из самых заковыристых вещей.

Дата добавления: 2015-10-24