Вера и рецидивист Гусаров

К автобусной остановке поселка Базой подошла молодая женщина с небольшим чемоданчиком в руке. Глядя на нее можно было подумать, что местная жительница собралась в город навестить родственников. Можно было предположить и другое – горожанка, командированная в район, возвращается домой. А может женщина собралась в дом отдыха или на курорт, поэтому и чемоданчик при ней? Выражение лица усталое, взгляд задумчивый, но в тоже время настороженный. Одета опрятно. В туалете никаких излишеств: скромное, но вполне приличное демисезонное пальто, туфли на высоком каблуке, голова повязана мохеровым шарфом.

Женщина вошла в автобус, положила на свободное место чемоданчик и подошла к водителю.

- Сколько с меня за проезд? – спросила она и пристально, не мигая, посмотрела в глаза водителя. «Освободилась из женской колонии», - подумал он. За пятнадцать лет работы на этой трассе водитель многое повидал и научился безошибочно определять людей, покинувших зону.

Получив билет, женщина села у окна и о чем-то задумалась. Автобус тронулся и, набирая скорость, покатил по ровному тракту. Дорога пошла в гору. Сосновый лес вплотную поступал к дороге. У опушки леса стояли легковые машины. Это горожане занимались заготовкой грибов. Для любителей четвертой охоты стояла благодатная пора. Этой осенью выдался хороший урожай рыжиков и маслят.

А вот совсем иная картина: женщины, одетые в черную униформу и повязанные белыми платочками, копают картошку. На пригорке сидит охранник с автоматом и равнодушно поглядывает по сторонам. «Не закончился бы срок – работала вместе с ними, или доила кров на молочной ферме», - подумала Вера Вишнякова, и вдруг ей стало грустно, как будто прощалась она не с колонией, в которой провела более четырех лет, а родным домом.

«Почему муж меня не встретил?» - думала она. – Опять очередной роман? Ведь я дала телеграмму за три дня до освобождения»… Вера не знала, что за те годы, пока она была изолирована от общества, многое изменилось, и, к сожалению, не в лучшую сторону. Не той стала и работа почтовых учреждений. Телеграмму ей вручат через два дня после возвращения домой. Сама отправляла – сама и получай!

«Не может мне простить того, что произошло между нами? – продолжала рассуждать женщина. Но ведь сам во многом виноват, и не раз писал мне об этом». Сколько их было, действительно, таких писем. Все они толстой пачкой лежат на дне чемоданчика. Вот одно из них: «Вероша, дорогая, любимая! Прости! Это я во всем виноват. Меня надо было посадить. Какая несправедливость! Я буду ждать с нетерпением твоего возвращения в наш дом. Без тебя он осиротел…»

Личная жизнь у Веры складывалась трудно. Окончив химфак университета, она устроилась работать заведующей лабораторией в Институте органической химии. Ей дали комнату в общежитии для аспирантов. Вера была в восторге. Своя комната! До этого она пять лет проживала в студенческом общежитии. Кому выпала на долю такая участь – знают, что это такое.

Вскоре она познакомилась с высоким, белокурым аспирантом по имени Аркадий. Они стали встречаться и близко сошлись. Аркадий рассказал Вере о своей жизни, поведал, что был женат, но семейная жизнь у него не сложилась: «Все придется начинать сначала». Вера поняла значение этой фразы и поверила Аркадию. Он рисовал ей светлые перспективы: «После защиты диссертации мне предложат должность старшего научного сотрудника, дадут квартиру и заживем мы с тобой, Вера…»

Но когда Вера сообщила Аркадию, что забеременела от него, он побледнел и изменился в лице: «Зачем ты поторопилась? Ведь у нас нет квартиры! Не здесь же, в общежитии, ты будешь рожать?»

Аркадий намекнул, что не поздно еще сделать аборт. Все расходы он берет на себя. У него есть приятель, который работает в больнице, и может все уладить без лишних формальностей.

Вера сказала Аркадию, что на аборт не согласна: «Как-нибудь сама воспитаю ребенка. Можешь отваливать, если тебя это так тревожит». И Аркадий «отвалили». Не сразу, конечно, а потихоньку, как отшвартовывается от причала корабль. Он мог бы еще долго покачиваться на волнах, не решаясь покинуть гавань, но ход событий ускорила сама Вера. Возвращаясь как-то вечером с работы, она увидела на столе у вахтера пачку писем (почтовых ящиков у них не было). Вера получала письма, а иногда и денежные переводы от своих родителей из Усть-Уды, поэтому взяла письма в руки и стала их просматривать. Никогда раньше писем на имя Аркадия она не встречала. Он даже как-то ей сказал, что писать ему некому. А тут Вере сразу попал на глаза конверт, на котором четким женским почерком были обозначены фамилия, инициалы и адрес Аркадия.

У Веры больно защемило сердце. Женским чутьем, как барометром, почувствовала она надвигающуюся беду. Никогда раньше она не читала чужих писем, а тут… Вера крадучись, как будто воруя, осмотрелась по сторонам. Никого поблизости не было. Тогда она сунула конверт в сумочку и прошла в свою комнату, замкнув ее на ключ. Дрожащими от волнения руками Вера вскрыла конверт. Вот что было написано в письме: «Аркадий! Ты всегда был подлецом! Но даже у подложности есть предел. Пусть ты не оказываешь помощь своему сыну, ссылаясь на «нищенскую стипендию». Но написать хотя бы одно письмо за полгода, поздравить меня и сына с днем рождения ты же мог? Мальчик за это время серьезно переболел. Ему нужны были лекарства, усиленное питание, а ты… Я чувствую, что у тебя другая женщина, который ты врешь так же вдохновенно, как и мне когда-то. Письмо написала на общежитие, потому что на мои письма, которые я шлю до востребования, ты не отвечаешь. На это письмо я тоже не жду ответа. Подаю в суд на развод и алименты. Хватит, натерпелась! Я встретила доброго и умного человека, с которым собираюсь устроить свою жизнь. А тебя постараюсь забыть, как кошмарный сон. Сын спрашивает: «Мама, а где наш папа?» Я сказала ему, что папу забрали на войну в Афганистан и там его убили. Вот и все!»

У Веры на глазах выступили слезы. Она упала на кровать и зарыдала. В дверь стучали, раз… другой…третий…, но она не открывала дверь. Поток стук прекратился.

**********

Оформив декретный отпуск, Вера уехала к родителям в Усть-Уду. Там она родила сына, которого в честь отца назвала Василием. Когда декретный отпуск закончился, она написала письмо в отдел кадров, чтобы ей продлили отпуск в связи с уходом за ребенком. Но Вера думала, что в город больше не вернется. Нет квартиры, а скитаться с ребенком по общежитиям она не хотела.

Но судьба распорядилась по другому. Жизнь любит путать карты и делать все наоборот. Одних людей разводит, других соединяет при самых странных стечениях обстоятельств, чтобы больше не разлучать уже никогда. Вере нужно было съездить в город, чтобы забрать трудовую книжку. Она хотела ехать на автобусе, но почему-то передумала, и если бы так не поступила, то никогда бы не встретилась с ним…

Вера сразу обратилась на него внимание, как только он спустился вниз по ступенькам в салон «Кометы». В креслах видело много пассажиров, но он почему-то посмотрел в ее строну, и их взгляды встретились. «Это моя судьба! – испугалась Вера. – Если сядет на свободное кресло рядом со мной, значит так оно и будет». Она отвела свой взгляд и стала смотреть в окно на гладкую и сверкающую на солнце поверхность Братского водохранилища. Грациозные и легкие чайки, сложив крылья, стремительно пикировали и ныряли в воду, охотясь за мальками. Заработали мощные двигатели и «Комета» стала содрогаться своим сигарообразным корпусом, готовая устремиться вперед.

- Извините, это кресло, случайно, не свободно? – донесся до слуха Веры мужской баритон.

«А у него приятный тембр голоса», - подумала она и повернулась к мужчине.

- Да, но, может быть, вам удобнее будет сесть к окну, - сказала Вера и показала рукой на свободные места.

Это была маленькая проверочка. Она знала, что мужчина мог присесть и без ее совета. Его интересовало не место, а она, и он ответил:

- Спасибо на совет, но у окна меня укачивает. «Вода, вода! Кругом вода», - как поется в одной песенке.

- Там еще говорится, что пароходы провожают совсем не так, как поезда. Может быть споем на два голоса?

Мужчина улыбнулся, положил на багажную полку дипломат и присел рядом. В это время «Комета» отчалила от причала, сделала медленный разворот, а потом, набирая скорость, стремительно понеслась на своих подводных крыльях.

Мужчина достал журнал «Огонек» и стал листать. Вера смотрела в окно, но наблюдала за ним боковым зрением и рассуждала: «Журнал вас, почтенный дядя, интересует в данную минуту меньше всего. Вы обдумываете, с чего начать разговор и как познакомиться. Что ж! Подумайте, пошевелите мозгами, а мы посмотрим, как это у вас получится. На внешность вы что-то страшноваты, ну да это не беда. Черт бывает еще страшнее, но для Бабы Яги нет никого милее. Так, что ли, в сказках сказывают?».

Верин попутчик был высокого роста, широкоплечий. Лет ему было около сорока. Волосы густые, вьющиеся, но совсем седые. Черты лица грубые, мужиковатые, кожа бугристая, нос приплюснут. Но было в его внешности что-то притягивающие в себе и располагающее. Чувствовалась в нем необузданная физическая сила и страстность натуры. В таких мужчин женщины влюбляются чаще, чем в писаных красавцев, и любят их до самозабвения. Но мужчины эти не отличаются постоянством и могут причинить женщинам много горя. Может быть за это они их и любят.

Мужчина отложил журнал и обратился к Вере:

- Не желаете что-нибудь из прохладительных напитков?

Пока Вера обдумывала, что сказать, он прошел к буфетной стойке и вскоре вернулся с коробкой конфет «Ассорти» и бутылкой лимонада.

- Угощайтесь! – сказал он, наливая лимонад в стаканы. – Меня зовут Семеном Михайловичем.

- Буденным? – усмехнулась Вера.

- Почти угадали. Гуменным! И родом я из того же хутора Козюрина Ростовской области, откуда вышел герой гражданской войны.

- Как же оказались в Сибири?

- Как и многие другие. Родителей раскулачили и сослали в Сибирь. Сейчас живут в Усть-Уде. Ездил их попроведовать, помочь по хозяйству, сено, дрова. Старенькие они у меня. Берите конфеты.

Он раскрыл коробку и положил Вере на колени.

- Вы не назвали свое имя?

- Вера Васильевна. Можно просто Вера. Как вам будет удобнее.

- Знаете, Вера Васильевна, я бы не сел рядом с вами. Но когда я зашел в салон и увидел вас – мне показалось, что у вас в глазах печаль и мне захотелось чем-то вам помочь, развеять вашу тоску.

- Вы экстрасенс или психотерапевт?

- Не тот и не другой. Я архитектор. Просто мне самому недавно пришлось многое пережить. Умерла жена, притом нелепо. Делали пустяковую операцию и внесли инфекцию. Спасти так и не удалось. Мы прожили двадцать лет, вырастили двоих детей. Дочь в этом году вышла замуж, и они с мужем уехали на Север. А сын поступил в летное училище и живет сейчас в Ульяновске. Может быть поэтому я и чувствую на расстоянии чужую беду. А предположить, что с вами стряслось, не так сложно. В вашем возрасте женщины тяжело переносят неудавшуюся любовь, особенно, когда от этого страдают маленькие дети.

- А вы довольно проницательны! Если бы я могла так разбираться в людях…

Время за разговорами пролетело незаметно, «Комета» причалила к пирсу речного вокзала и настала минута прощания. Семен Михайлович вырвал из блокнота листок и написал на нем несколько цифр.

- Не хочу быть навязчивым, - сказал он, протягивая Вере листок, - здесь номера моего домашнего и служебного телефонов. Если вам понадобится помощь или просто захочется повстречаться со мной, то позвоните. Я буду ждать вашего звонка. До свидания, а еще лучше – до скорого свидания.

И Вера позвонила Семену Михайловичу на следующий день, а еще через несколько дней она съездила в Усть-Уду и забрала свои вещи. Матери и отцу сказала, что познакомилась с обеспеченным, самостоятельным мужчиной и они решили оформить брачные отношения.

- Не слишком ли ты торопишься? – сказала мать. – Один раз уже поспешила и людей насмешила. Можешь женихаться. Женщина ты молодая и жизнь надо устраивать. Только Василька я тебе не отдам. Здесь ему будет лучше. Грязью этой, пакостью городской еще успеет надышаться. Ты пойдешь на работу, а его куда, в детский сад? Знамо, что этот такое. Тот же колхоз. А мы вдвоем с тятькой, как-нибудь за ним уследим. Устроишься, обживешься, тогда и видно будет.

Вера возвратилась в Иркутск, поселилась у Семена Михайловича и вскоре они зарегистрировали брак. Муж относился к ней чутко, внимательно, но без излишней пылкости и сюсюканья. «Не отвык еще от первой жены, тоскует, - думала Вера. – С годами это пройдет».

Сама же она страстно влюбилась в Семена, и любовь эта, чем дальше, тем была все сильнее и сильнее. Она не находила места, когда его не было дома, скучала и тосковала. Работала Вера в той же лаборатории. «Мы знали, что вернетесь на свое место, - сказали ей в отделе кадров, - поэтому не спешили высылать трудовую книжку». В доме у Веры все сияло и блестело. Она не думала раньше, что из нее получится приличная жена и хозяйка. Вера научилась вкусно стряпать и готовить, знала, какие блюда больше нравятся Семену и старалась доставить ему удовольствие. Других мужчин для нее не существовало. Аркадия она постоянно встречала в институте. Он защитил диссертацию. Сошелся с какой-то женщиной, но с кем, Вера даже не интересовалась. Однажды он остановил Веру и сказал: «Я знаю, что у нас растет сын. Как его зовут? Могу ли я когда-нибудь его увидеть?» «Кто растет у вас, мне это до лампочки, а вот у меня, действительно, есть сын. И зовут его Василек. У него есть отец, но не ты. И никогда больше не заводи со мной разговор на эту тему. Прощай».

Вера считала себя самым счастливым человеком, но счастье бывает таким скоротечным. Муж стал «задерживаться» на работе. Раз, второй, третий… Она поначалу не обращала на это внимания, но потом, вдруг, ее осенило – муж ей изменяет. Она почувствовала это женским чутьем, которое трудно обмануть. Отношение мужа к ней почти не изменилось, но он стал каким-то другим, более внимательным и заботливым, как бы стараясь в чем-то оправдаться. И Вера явственно ощущала от него запах посторонней женщины, как ощущают запах мышей, если они появились в доме. Однажды, когда муж пришел домой позднее обычного, она сказала ему: «Семен! Ты встречаешься с другой женщиной! Не надо меня обманывать. Если это так - давай разведемся. Детей у нас нет. Я уеду в Усть-Уду, поживи один. Не хочу быть в твоей жизни обузой. Меня уже один раз обманули. Второй раз я этого не перенесу: наделаю каких-нибудь глупостей, я не ручаюсь за себя. Извини! Может быть я идиотка, злодейка, но я тебя люблю, безумно люблю. Я даже не знала, что могу так полюбить».

И Вера разрыдалась.

- Что ты, Вероша, дорогая! Я никогда не расстанусь с тобой. Клянусь тебе жизнью, но и ты пойми меня. Я жил один, после смерти жены. Не скрою, у меня были женщины. Одним махом разорвать связь с прошлым невозможно. Пойми меня и прости. Я буду с тобой, всегда с тобой, но не всегда могу с собой совладать. Это пройдет, верь мне.

Несколько дней после этого разговора Семен вовремя приходил с работы. Вера думала, что их жизнь снова наладилась, была счастливой и веселой. Но … через некоторое время все опять повторилось сначала. И опять томительные ожидания по вечерам, бессонные ночи, постоянное ощущение неосознанной тревоги, возможной утраты.

Постоянное нервное напряжение сказалось на характере Веры. Она стала вспыльчивой, раздражительной, а иногда и агрессивной. Щемящее и обжигающее чувство ревности лишало ее сна и покоя. «В моем положении нельзя сидеть сложа руки, - думала Вера. – За счастье нужно бороться. Может быть Семен нуждается в моей помощи, но он никогда не сознается в этом. Для начала, необходимо узнать, кто она».

И она стала следить за Семеном и наводить справки. Вера приходила в сквер, расположенный рядом с местом работы мужа, садилась на лавочку и сквозь ветви кустарника наблюдала за входной дверью. Несколько дней подряд он в конце рабочего дня выходил из помещения и садился в автобус, который следовал в направлении их дома. Но она продолжала вести наблюдение, и вот, наконец, увидела, как Семен вышел из здания исполкома, придерживая под руку молоденькую девицу, худенькую, стройную и довольно миловидную. Они сели в такси и уехали в противоположном от их дома направлении. В этот вечер Семен вернулся домой поздно, сказал, что у них в отделе было совещание: обсуждали план генеральной реконструкции города.

- Спасибо за информацию! Я никогда бы не догадалась, что обычная встреча с любовницами у вас проходит под кодовым названием «Генеральная реконструкция», - сказала Вера и отвернулась лицом к стене. Семену следовало бы насторожиться, но он пропустил слова ее мимо ушей, и напрасно…

Когда Вера «засекла» его в следующий раз, она выждала несколько минут, после чего зашла в здание исполкома. В вестибюле за столом сидела дежурная. Вера, стараясь держаться спокойно и непринужденно, равнодушным голосом спросила: «Гуменный у себя? Его срочно вызывают в обком».

- Только что вышел с Осиповой. Далеко не должен был отойти.

- С Осиповой из отдела культуры?

- Да нет! Это новенькая архитекторша из их отдела.

- Спасибо! Я их, очевидно, еще успею догнать.

Домой в этот вечер Семен возвратился около полуночи. Вера сделала вид, что крепко уснула. Он тихо, старясь ее не разбудить, разделся и погасил свет.

На следующий день вера позвонила Семену на работу. В трубке послышался женский голос.

- Это из отдела кадров, - сказала Вера. – Мы проверяем правильность оформления личных дел. Будьте любезны, домашний адрес Осиповой, и номер телефона, если есть.

- Надежды Дмитриевны? Одну минуточку! – Вере было слышно в трубку: «Надюша! Кадры интересуются твоим адресом и телефоном».

- Вы меня слышите? Курчатова…, телефон…

Когда в следующий раз Семен снова укатил со своей молодой любовницей, Вера выждала минут сорок, потом остановила такси и назвала конечный маршрут – улица Курчатова. «Хватит меня за нос водить, как дурочку, - решила она. – Всему должен быть конец! Нужно в ее присутствии выяснить отношения и прийти к какому-то решению: или я, или она…»

Вера поднялась на третий этаж и позвонила. Никто долго не отзывался, потом за дверью послышался женский голос: «Кто там?»

- Вам телеграмма, - сказала Вера.

Послышался звук замочной пружины и дверь отварилась. На лестничную клетку вышла Осипова. Вид у нее был такой, какой бывает у женщины, которую только что подняли с постели и отвлекли от вечерней процедуры. «Вот она, моя разлучница, - думала Вера, глядя на свою соперницу. – Халатик успела накинуть на голое тело, паскудница».

- Давайте телеграмму! Где расписаться? – нервозно вымолвила Осипова.

- Мне нужно пройти в дом. У вас находится мой муж, - сказала Вера и попыталась пройти в квартиру, но Осипова грубо отстранила ее и стала в дверях.

- Никакого мужа у меня нет и я не хочу разговаривать с вами на эту тему.

Осипова хотела закрыть дверь, но Вера схватила ее за руку и выволокла на лестничную площадку.

- Шлюха, потаскушка! Соплячка еще, а с чужими мужьями шашни заводишь! – Вера вцепилась ей в волосы, но Осипова, стараясь не привлекать внимание соседей.

И тут Вера увидела на лестничной клетке, в углу, разбитую бутылку. Она схватила ее и ударила по лицу. Та дико закричала, из рассеченных стеклом ран брызнула кровь. На лестничную площадку выбежал перепуганный Семен, появились соседи. Срочно была вызвана милиция и скорая помощь.

В результате нанесенной травмы лицо у Осиповой было обезображено до неузнаваемого: неизгладимые рубцы на лбу, носу и щеке; правую бровь перекосило и она постоянно дергалась на сторону; верхняя губа приподнялась, как бы в оскале, обнажив ровные, перламутровые зубки, теперь уже не гармонирующие ее внешности. Срочно требовалась пластическая операция.

***

Вера была привлечена к уголовной ответственности за нанесение Осиповой тяжких телесных повреждений и осуждена к пяти годам лишения свободы. Через четыре года суд освободил ее досрочно на один год, и вот теперь она возвращалась в родной город. Она понимала, что жизнь у нее исковеркана, но где-то глубоко в недрах сознания, внутренний голос эгоистично и самодовольно нашептывал ей: «да, тюрьма, колония, но ты отомстила своей сопернице, и Семен не только не отшатнулся от тебя, но, наоборот, стал любить еще сильнее». Каждый раз, как только наступало право на личное свидание, он приезжал в колонию. Они оставались наедине. Семен был с ней нежен и ласков. «У меня нет и не будет теперь ни одной женщины, кроме тебя. Ты зря тогда погорячилась. Я бы никогда тебя не бросил. Еще немного перебесился бы, переболел, и окончательно остепенился. Теперь, когда увижу симпатичную женщину - меня начинают преследовать жуткие видения: я вижу кровь, страшные раны, слышу крики и стоны, и всякое желание у меня напрочь пропадает. Я не могу теперь быть в близких отношениях ни с кем, кроме тебя».

- Не ее, а тебя тогда надо было проучить, - говорила Вера. Но и она – нахалка! Ведь можно было спокойно выйти из этого вечного треугольника и не доводить до кровопролития. Ты видел ее, как она? Мне ее по-человечески жалко. Я была тогда в невменяемом состоянии. Даже сейчас не помню, как это все произошло.

- Ей удачно сделали пластическую операцию, вернули прежний облик. На лице остались лишь едва заметные розовые шрамы. Вышла замуж и родила девочку.

- Твой ребенок? – спросила Вера.

- Да нет! По времени не подходит. Теперь буду ждать от тебя сына или дочь. Без детей семья все равно, что ушат без воды – быстро рассыхается и разваливается.

Нахлынувшие воспоминания отвлекли Веру от дорожной обстановки, а автобус все катил по ровному тракту. С высокой горы показались очертания большого города, еще несколько минут пути, и вот конечная остановка у здания автовокзала. Солнечный осенний день не располагал к плохому настроению. Воздух был свежий, бодрящий. Вера села в такси на переднее сиденье и назвала адрес.

- Доставим в целости и сохранности, - сказал таксист, и нагловатыми глазами внимательно осмотрел ее, как бы, что-то прикидывая в своем уме. «Зря села в машину, - подумала Вера. – Хмырь какой-то липкий и подозрительный. Впрочем, среди таксистов такие встречаются довольно часто. Не оттуда ли он вернулся, где и мне пришлось пришлось побывать?»

Вера на некоторое время отвлеклась, рассматривая знакомые улицы и дома. Никаких видимых изменений за ее отсутствие в городе не произошло. Но когда они проехали нужный поворот, она спросила:

- Куда мы едем? Нужно было повернуть направо.

- Там перекопана улица, придется объезжать, - сказал таксист.

Он прибывал газу и поехал по каким-то незнакомым проулкам.

Дом, в котором жил Семен, находился на самой окраине города. Лесная зона проходила рядом. Таксист заехал в заросли кустарника и резко притормозил машину.

- Пересаживайся на заднее сиденье и не вздумай кричать. Монтировкой тебя по тыкве быстро успокою.

Вера сначала опешила и не поняла, что таксист от нее требует. «Грабить он меня, что ли, собрался? Пусть шмонает пустой чемоданчик, деньги…» Она извлекла из кармана рублей сто мелкими купюрами (все, что заработала в колонии за эти годы) и швырнула таксисту.

- Не деньги, а ты мне нужна. Перелазь на заднее сиденье и раздевайся. По-быстренькому сейчас сообразим, и побежишь к своему мужу.

Таксист стал расстегивать ремень и приспускать брюки. Руки у него тряслись, и чувствовалось крайнее возбуждение. И тут до Веры дошло…

- Ах, я-я-я тебе, говоришь, нужна! – Вера искренне расхохоталась, снимая с ноги туфель, чем притупила бдительность насильника. Никакого страха или робости она ощущала. За время пребывания в колонии ей доводилось бывать и не в таких передрягах. – На любовь, говоришь, тебя потянуло? Сладкого захотелось? А этого тебе не надо! – И Вера с силой ударила таксиста в лоб каблучком с металлической набойкой. – Паскудник задроченный! Да я тебе всю рожу расхлещу! Не на ту нарвался, козел!

Вера попыталась еще раз вмазать таксисту между глаз, но он вырвал у нее туфель.

- Дура! Психопатка! Шуток не понимаешь? Топай дальше своими ногами.

Он открыл дверцу и с силой вышвырнул Веру из машины. Она упала на землю, но тот час поднялась на ноги и стала искать на земле камень или палку. Взревел мотор, и машина рванула с места. Когда таксист разворачивался, Вера успела запомнить номер машины. Он отъехал метров за пятьдесят и резко затормозил. Потом приоткрыл дверку и крикнул:

- Возьми, проститутка, свои деньги и шмотки, и не вздумай кому-нибудь вякнуть. Не я, так мои друзья тебя замочат.

Таксист выбросил из машины туфель, деньги и чемоданчик, и уехал. «Хорошо, что хоть туфель вернул, - подумала Вера. – А то как бы я шагала днем по городу? Но проучить такого нахала не мешало бы».

Вера пошла по дорожке, чтобы подобрать свои вещи. Послышался звук мотора, и из-за кустов выехал «Жигуленок». Он поровнялся с Верой и остановился. За рулем сидел капитан милиции, рядом с ним – мужчина в штатском (как потом выяснилось – тоже работник милиции).

- Что с вами приключилось, гражданка, и почему на вас только один туфель? – спросил капитан. И Вера рассказала, что с ней произошло. Работники милиции посадили ее в машину и отвезли в райотдел. Там Вера написала заявление и указала номер такси. Потом те же сотрудники отвезли ее домой. Узнав, из какой «командировки» она возвращается, они искренне расхохотались.

- Бог шельму метит! – сказал капитан. – Вы, конечно, могли бы и не заявлять. Нам меньше работы. Но таким наглецам прощать нельзя. Сегодня одну, а завтра – другую. Когда-нибудь и повезет. Мы его в конце смены повяжем прямо в таксопарке.

***

Этим же вечером таксист был задержан. Им оказался 28-летний Гусаров Олег Павлович, ранее трижды судимый… за покушение на изнасилование. Это была его четвертая попытка. Читатель, будь он даже искушенным юристом, согласится, что такое в практике встречается редко.

Родственники Гусарова обратились в юридическую консультацию, и по их просьбе защитником по делу был назначен адвокат Баранов Анатолий Андреевич. Это был опытный и грамотный юрист с большим стажем работы. Но даже в его, почти тридцатилетней практике, это был первый случай, чтобы человек четвертый раз подряд привлекался к уголовной ответственности не просто за изнасилование, а именно за покушение, и больше никаких преступлений в своей жизни не совершал. Что это? Роковое совпадение случайных событий (не повезло). Но случай четыре раза подряд повторяться не может. Очевидно, сам Гусаров обладает какими-то особенностями личности, тогда в этом стоит разобраться. Ведь ему грозит суровое наказание (от пяти до десяти лет лишения свободы). Кроме того, суд может признать его особо опасным рецидивистом, со всеми вытекающими из этого тяжелыми последствиями (колония особого режима, никаких амнистий или досрочных освобождений, наказание отбывается «от звонка до звонка»).

Адвокат Баранов не ограничился заявления ходатайства о приобщении к материалам уголовного дела копий приговоров по ранее рассмотренным в отношении Гусарова уголовным делам. Он не счел для себя за труд сходить в суд и все три этих дела. И вот какая картина предстала перед ним.

Первый раз Гусарова привлекли к уголовной ответственности, когда ему было 17 лет. Он учился тогда в девятом классе. В деле был акт судебно-психиатрического освидетельствования, из которого значилось, что с 12-летнего возраста Гусаров регулярно занимался онанизмом, у него появилась повышенная сексуальная возбудимость и интерес. Стоило ему только где-нибудь в очереди (буфет или раздевалка) прижаться к девочке, как у него наступало семяизвержение. Он любил подсматривать в щели женского туалета и таким образом удовлетворял свою половую страсть. Гусарову постоянно снились эротические сны и во сне у него наступали поллюции. Девочек он стеснялся и дружбы с ними не заводил. Но нашлась одноклассница, которая сама «положила на него глаз». Они два-три раза были в кино. Как-то раз, осенью, подружка пригласила его в парк на танцы. Стоило ему только во время танцы прикоснуться к ней, как у него наступила эрекция. Подружка это почувствовала. Они прервали танец и решили прогуляться. Было начало осени. Стояла теплая и звездная ночь. Гусаров предложил своей подруге спуститься с крутого берега к реке. Поблизости никого не было. «Раздевайся и быстро ложись! – скомандовал Гусаров. «Что, прям здесь, на камнях?» - равнодушным голосом произнесла видавшая виды подружка. «Я, что, перину должен с собой носить? Быстро, я тебе говорю!» - нервничал Гусаров.

«Давай хоть листья сухие постелим или твой пиджак», - не сдавалась подружка, привыкшая, очевидно, к комфорту.

«Некогда! Слушай, что я тебе говорю! Сколько ты будешь ломаться?» Он стал валить подругу на землю, и в этот момент расслабился.

«Дура! – в отчаяньи крикнул молодой самец, и ударил предмет своего вожделения кулаком по лицу.

«Сам дурак! Не можешь, а я виновата!»

Подружка зарыдала от боли и обиды и поднялась с берега на парковую дорожку. Из разбитого носа у нее текла кровь. Тут же ее встретили проходившие мимо дружинники.

«Девушка, что с вами? Кто вас избил, у вас кровь?» - спросил один из дружинников.

«Да вот этот идиот пристает, да еще дерется». Подружка указала на Гусарова, который в это время снял с себя штаны и застирывал в реке трусы. Тут его и повязали. Суд признал, что имеющихся в деле доказательств достаточно для вынесения обвинительного приговора и назначил Гусарову три года лишения свободы в воспитательно-трудовой колонии для несовершеннолетних.

К сожалению, действующее законодательство не учитывает особенности данного контингента осужденных. Они отбывают наказание на общих основаниях с другими заключенными, у которых к ним особый подход, что ведет к постоянным издевательствам и глумлением над их личностью. Еще в камере следственного изолятора Гусарова подвергли «прописке» и в первую же ночь сделали из него пассивного гомосексуалиста («козла»). Как в следственном изоляторе, так и в колонии он не имел права взять в руки предметы и вещи, принадлежащие другим осужденным. За это его жестоко избивали. У него была своя ложка, чашка, миска, на которые другие заключенные взирали со страхом и опасением, как будто они были доставлены в зону с места аварии Чернобыльской АЭС.

Естественно, что в таких тяжелых и антигуманных условиях не может формироваться нравственно здоровая и полноценная личность. Гусаров мужественно перенес эти лишения, и через два года был освобожден условно-досрочно. Он устроился работать слесарем на автобазу. Проживал со своими родителями. Никаких отклонений от норм общественного поведения не допускал. Но заложенная в нем природой гипертрофированная потребность к размножению с неуловимой силой брала вверх над остальными эмоциями.

Приятель по автобазе предложил Гусарову сходить вечерком в общежитие мединститута и «слегка расслабиться». «Будут симпатичные чувишки, - сказал он. – Любят попить и поесть на халявку, так что сбросимся с тобой по четвертачку и хорошо угостим, тем более, что скоро Международный женский день. Есть причина».

Гусарову было жалко тратить такую сумму. Деньги с неба ему на голову не падали. Но любовь требует жертв. Они купили в магазине две бутылки водки, три бутылки портвейна-777, баночку кабачковой икры, конфет, пряников, пять пачек сигарет «Астра» и отправились в общежитие вполне упакованными, как порядочные джентльмены.

Девушки встретили их гостеприимно, накрыли стол, отварили картошки. Выпить и закусить за чужой счет собралось много желающих из соседних комнат. Вино и водка быстро закончились. Приятель подмигнул Гусарову и показал пальцем сначала на часы, потом на дверь. Это означало: «Напитки кончаются, магазин еще открыт, жми за подкреплением». Далеко ходить не требовалось, и минут через двадцать Гусаров возвратился с бутылкой водки и двумя «огнетушителями» «Агдама». Посторонние девушки выпили еще по стаканчику, понимающе переглянулись со своими подружками и удалились. Приятели остались с избранницами тет-на-тет, что в переводе на русский язык означает: «лицом к лицу с Америкой». Все были в состоянии приличного подпития. Табачный дым стоял такой плотной стеной, что, действительно, можно было вешать не топор, то что-нибудь полегче.

«Вы нам изрядно надоели, - деловым тоном сказал приятель Гусарова. – Время позднее и пора отдыхать. Идите в свою келию». Приятеля нельзя было упрекнуть в том, что он выражался фигурально. Общежитие и в самом деле располагалось в бывшем монастыре, и студенты проживали в крохотных клетушках, где раньше обитали монахи или монашки (о времена, о нравы!).

Гусаров взял с собой бутылку «Агдама», и они удалились.

- Стели быстро постель! – предложил он подружке, как только дверь была закрыта на ключ.

- Какой ты нетерпеливый! – сказала та, и кокетливо щелкнула Гусарова пальчиком по губам. Тот не был приучен к такому фамильярному обращению и чуть было не психанул, но потом сообразил, что подружка еще «не дозрела», и налили ей полный стакан.

- Пей, и быстро под одеяло, - нервничал Гусаров, чувствуя, что напряжение достигло верхней отметки.

- Мальчик! Не будь нахалом! Ты думаешь, если угостил портвейном, то можешь распоряжаться моим телом? Не дешево ли ты меня ценишь? Я хочу курить!

- Я не курю. У нас нет сигарет. Они остались в той комнате.

- Сходи и принеси. Это рядом. Ты слышишь? Я хочу курить!

- А больше ты ничего не хочешь? – возмутился Гусаров.

- Пока не хочу. И не кричи на меня, а то вообще выгоню отсюда.

Гусарову ничего не оставалось, как пойти за сигаретами. Он долго стучал в дверь.

- Кто там? – послышался голос приятеля.

- Это я, открой. Мне нужны сигареты.

Приятель открыл дверь. Он был в одних плавках.

- Ты все еще шарахаешься, олух, - разраженным голосом произнес он. – Какие сигареты? Ты что, в курительный зал пришел, или к девкам в общежитие?

- Да я не курю, ты знаешь! Ей надо. Привязалась, дай закурить.

- Ты бы дал ей такую сигарету, которую с другого конца курят. Она бы сразу успокоилась.

- Предлагал, не соглашается. Не дает, стерва! Я это так не оставлю. Я потратился. Выходит, сороковник на помойку выбросил.

- Смотри, чтобы тебя самого отсюда не выбросили. Бери сигареты и уматывай. Я думал, ты настоящий…, сидел за это дело, а ты…

Гусаров вернулся в свою келию. Впопыхах он забыл закрыть дверь на ключ. Его подружка в одежде лежала на кровати и спала. Гусаров быстро разделся и стал снимать одежду с подружки. Она проснулась.

- Что ты делаешь? Дай мне сигарету.

Она столкнула Гусарова с кровати, он упал на пол, и в ту же минуту получил то удовлетворение, ради которого так старался весь вечер. Он вскочил на ноги, досадуя на себя. Обида, злость к подруге затмили ему рассудок.

- Ах ты, соска подлючая! – крикнул Гусаров, и нанес подружке несколько ударов по лицу и голове. Та опешила и притихла, выжидая, что будет дальше. Но «дальше» не последовало. Гусаров продолжал хлестать ее кулаком.

- Помогите! На помощь! – громко закричала подруга. Если бы в общежитие находилась одна вахтерша, то все бы обошлось. К таким крикам по ночам она привыкла. Но на беду Гусарова в общежитие с проверкой (накануне праздника) пришла комиссия в составе представителя деканата, членов комитета комсомола, профкома и студсовета. Услышав крики о помощи, члены комиссии устремились на второй этаж, открыли дверь и застали «гусара на поле боя». Последовал звонок в милицию, а потом следствие и скорый суд. На этот раз Гусарова приговорили к пяти годам лишения свободы.

Отбывая наказание, он не допускал нарушения режима, к труду относился добросовестно. Через два года его освободили из колонии условно с обязательным привлечением к труду и направили на кирпичный завод. Проживал Гусаров в общежитии. К этому времени он освоил специальность водителя, и на грузовой машине развозил с завода по объектам готовую продукцию. Однажды, когда он возвращался на завод, на дороге «проголосовала» молодая женщина. Гусаров посадил ее в кабину. Когда немного отъехали, пассажирка томно потянулась. «Какой сегодня чудесный и теплый день», - сказала она. Гусаров, как «опытный сердцеед», уловил смысл намека. «Может поедем на залив – искупаемся и малость позагораем?» «Только не надолго», - согласилась пассажирка.

Они свернули на проселочную дорогу, ведущую к Иркутскому водохранилищу, и через несколько минут машина остановилась на берегу уютного заливчика. Отдыхающих поблизости не было. На это раз Гусаров торопиться не стал. На своем горьком опыте он познал, к чему ведет поспешность в амурных делах. Искупавшись, они немного позагорали и снова полезли в воду. Ласково грело солнышко, вода была теплой и прозрачной, с окрестных полей доносился пьянящий запах скошенных трав. Все располагало к неге и любви. А тут еще, как на грех, прекрасная незнакомка стала брызгать в лицо Гусарова водой. И он опять не сдержался: прямо в теплой воде крепко обхватив незнакомку одной рукой он стал стаскивать с нее трусы.

- Что вы делаете? Мы с вами не успели даже познакомиться, а вы себе такое позволяете? Давайте хоть выйдем на берег.

- Успеем познакомиться! До берега далеко. Я не могу терпеть.

- Что значит не могу? Ты что, насиловать меня собрался?

Незнакомка стала отталкивать от себя Гусарова и отбиваться от него ногами. Тогда он схватил ее за волосы и окунул в воду. Топить он ее не хотел, но немного передержал, и она, хлебнув водички, стала задыхаться, кашлять и сплевывать воду, продолжая в тоже время отбиваться от Гусарова. В это время к ним бесшумно, на малых оборотах, подплыла моторная лодка. Это были работники рыбинспекции, которые искали браконьеров. Среди них находился и работник милиции. Они издали заметили что-то неладное и устремились на помощь. Здесь же на месте был составлен протокол осмотра места происшествия, а потерпевшая написала заявление, в котором просила привлечь «водителя машины, оказавшегося по фамилии Гусаров», к уголовной ответственности за попытку ее изнасилования. Рыбинспекторы поплыли ловить браконьеров, а работник милиции сел за руль, посадил рядом Гусарова и потрепевшую и отвез их в райотдел. И опять арест, следствие и суд, который приговорил рецидивиста Гусарова к шести годам лишения свободы. На это раз наказание ему пришлось отбыть полностью.

***

И вот теперь Гусарову в четвертый раз предстояло скрестить свою негнущуюся шпагу в неравной схватке с правосудием. Читатель заметил, что каждый раз его положение, как неисправимого рецидивиста, становилось все более тяжелым и наказание шло нарастающим итогом. К рецидивистам, у судей, как правило, особый подход. Оступился в первый раз, ну, второй раз – можно еще войти в положение, что-то учесть, проявить снисхождение и «скостить» наказание. Но чтобы в четвертый раз!..

Адвокат Баранов понимал сложность своей позиции и неспроста тщательно готовился к процессу. Большого гонорара за труд ему не сулил. Но дело касалось его адвокатской чести. Как врач оказывает помощь даже безнадежно больному, так и адвокат обязан по закону защищать своего клиента независимо от того, сколько раз он был судим и какое бы тяжкое преступление не совершил.

Но защищать, это не значит выгораживать и оправдывать во что бы то не стало. Именно так кое-кто понимает роль защиты и возмущается: «Надо же так! Защищает убийцу! А если у самого родственника ухлопают, что тогда петь будет?! Первым закричит – расстрелять такого гада!»

Свою вину у суде Гусаров полностью признал: «Да, я хотел совершить с гражданкой Вишняковой половой акт. Было в ней что-то такое… короче, притягивающее… Угрожал ей монтировкой, но у меня этой монтировки под рукой не было, она лежала в багажнике вместе с другим инструментом. Я мог ее избить, но не сделал этого. Наоборот, она сама пробила мне голову каблуком чуть не до самых мозгов. (В этом месте показаний Гусарова председательствующий не удержался: «надо было доковыряться до самых мозгов и поставить их на место»). Я заслуживаю наказания, но прошу снисхождения. Невезучий я какой-то! Ни одной женщины так и не попробовал, а ведь скоро на пенсию». («Так женитесь! Кто же вам не дает!» - возмутилась одна из заседательниц»).

В конце судебного следствия суд спросил мнение потерпевшей о мере наказания. «Лично мне он ничего такого уж плохого не сделал, - сказала Вера Вишнякова. – Ударила мужику сперма в голову. Не такие вещи творят, и живут себе на свободе припеваючи. Я бы его, дурака, женила, вот и все наказание, а остальное – на ваше усмотрение».

Потом начались судебные прения сторон. Речь прокурора была краткой и сводилась к тому, что суд имеет дело с рецидивистом, который упорно не желает становиться на путь исправления. Свою вину подсудимый не отрицает и действия его квалифицированы правильно. С учетом большой общественной опасности личности виновного приговорить Гусарова к восьми годам лишения свободы в колонии строго режима и признать его особо опасным рецидивистом.

Слово было за адвокатом: «Товарищи судьи! – начал свое выступление Баранов. – Я понимаю сложность своего положения как защитника интересов рецидивиста Гусарова, каким его хочет видеть товарищ прокурор. Ноя полагаю, что суд не оставит без внимания мои доводы. Я не оспариваю квалификацию действий Гусарова. С точки зрения закона все обстоит верно. Но как часто за буквой закона мы не замечаем человека. А ведь законы обязаны служить людям, а не наоборот.

Три раза Гусарова судили и проговаривали к строгим мерам наказания. Товарищ прокурор и на этот раз просит суд назначить ему длительный срок лишения свободы. Более того, признать особо опасным рецидивистом. Есть ли для этого достаточные основания. Если придерживаться только буквы закона, то да, есть! Но оставим на минуту закон и обратимся к личности человека, попытаемся понять всю глубину трагедии, которая давно обозначилась в его судьбе. Задумывался ли кто-нибудь над этим серьезно? К сожалению, нет!

В деле имеются копии приговоров по прежним уголовным делам. Проанализируйте их внимательно в совещательной комнате, товарищи судьи, и любопытная картина предстанет перед вами. Вы увидите, что имеем дело с больным и несчастным человеком, который давно нуждается не в длительных сроках наказания, а в социальной защите и врачебной помощи. Не спорю, что он психически нормальный человек, и экспертиза обоснованно признала его вменяемым.

Но у Гусарова есть и существенные отклонения от нормы. У него отмечается повышенная сексуальная возбудимость, усугубленная грубостью характера и невыработанностью сдерживающих сфер. С детского возраста он стал жертвой обстоятельств и дурного воспитания. Кто-нибудь хоть раз в жизни поговорил с ним на тему о взаимоотношениях между мужчиной и женщиной: родители, учителя, сексопатологи? А сколько молодых людей попадает на скамью подсудимых в результате элементарной сексуальной безграмотности и невежества в интимных отношений! И другая сторона проблемы. Ведь во всех случаях если бы рядом с Гусаровым оказалась девушка или женщина, подготовленная к половой жизни и знающая секреты общения женщины и мужчины, преступления могло не быть.

И вот за все эти просчеты и пробелы, в которых прежде всего повинно само общество, мы возлагаем всю тяжесть ответственности на гражданина, забывая о том, что в данном случае он выступает как жертва этих просчетов.

Да! Каждый субъект несет личную ответственность за свои действия. Он совершает эти действия под контролем сознания и воли. Но особенность половых преступлений состоит в том, что воля человека бывает подчинена чувственной сфере. Сердце бывает сильнее разума, и это давно подмечено человечеством. Так неужели суд, решая вопрос наказания, должен проходить мимо этих важных обстоятельств.

Я хотел бы возразить товарищу прокурору и обратить внимание суда на некоторые обстоятельства, касающиеся и буквы закона. Известно, что наказание покушение на преступление назначается по тем же статьям и в тех же пределах, что и за оконченное преступление. Закон при этом исходит из того, что если бы преступнику не помешали, то он непременно довел бы свой умысел до конца («а, точнее, конец до умысла», хотел бы добавить адвокат, но сдержался, и правильно сделал, потому что суд мог бы не оценить по достоинству его юмор). Иными словами, мы судим и наказываем правонарушителя, фактически, не за тот конкретный вред, который он причинил, а за возможные более тяжкие последствия, которые могли наступить. Смею заверить суд, что Гусаров был далек от осуществления намеченной цели, и с каждым разом отдалялся от нее все дальше, и дальше.

Его повышенная сексуальная возбудимость приводила его к тому, что он терял мужскую силу тогда, когда самого насилия еще не было. Он ни разу не избивал свою партнершу, пока у него не наступало бессилие, а потом он мстил своей жертве свой тот стыд и позор, свидетелем которых она являлась. Но это уже не насилие, а месть за неудавшееся покушение. Прошлого не вернуть, но мое мнение такое – первые два раза Гусаров был осужден незаконно и необоснованно. Но никто эти судебные ошибки не заметил и не исправил, и в дальнейшем все стало вращаться по порочному кругу. С каждой новой судимостью соответствии с требованиями закона общественная опасность личности Гусарова возрастала, в то время как в действительности она, наоборот, утрачивалась: он все дальше, и дальше от возможного достижения поставленной цели. Пусть это прозвучит грубо, я прошу у суда прощения, но посторонних лиц в зале нет. Скажу так: если с четвертой попытки у Гусарова ничего не получилось, то с пятой или шестой – тем более не получится. Народная мудрость не зря гласит: не умеешь – не берись. Думаю, что мой подзащитный в конце концов осознает истину.

Это, конечно, не означает, что Гусаров должен остаться безнаказанным за свои действия, но суд должен это обстоятельство учитывать при оценке степени общественной опасности его личности, и это должно отразиться на той мере наказания, которая ему будет назначена. Вы обратили внимание, товарищи судьи, на те слова, которые произнесла потерпевшая Вишнякова? «Женить бы его, дурака, вот и все наказание».

Мы знаем, что уголовный закон не рассматривает женитьбу как вид уголовного наказания. Но в данном конкретном случае это могло явиться надежной гарантией того, что Гусаров никогда больше не оказался бы на скамье подсудимых. Так дайте ему возможность в ближайшем будущем устроить, наконец-то, свою личную жизнь, вкусить все прелести и горести семейных отношений. Накажите Гусарова, но не так строго, как этого требует прокурор. Закон предусматривает наказание за данное преступление от пяти до десяти лет лишения свободы. Но закон слеп, и он не может видеть кто конкретно находится перед судом. Зато судьи наделены не только зрением, но душой и сердцем. Даже наказание в пять лет было бы для Гусарова чрезмерно строгим. С учетом конкретных обстоятельств дела и личности виновного прошу суд назначить ему наказание ниже низшего предела. По тем же соображениям нет ни какой необходимости признавать Гусарова особо опасным рецидивистом – присваивать ему титул профессионального преступника. Преступный мир нас не поймет и над нами посмеется! Для Гусарова это было бы слишком большой «честью».

Я заканчиваю свое выступление, товарищи судьи, и считаю, что ваш житейский опыт, мудрость, благоразумие и простая человечность подскажут вам правильное решение по этому сложному делу».

Суд согласился с доводами защиты и приговорил Гусарова к трем годам лишения свободы. Прокурор хотел принести кассационный протест на мягкость меры наказания, но подумал… и махнул рукой…

***

Прошло пять лет. Адвокату Баранову нужно было добраться до дома с отдаленной городской окраины. Он решил воспользоваться услугами такси. Был поздний вечер и машины проходили мимо. Но вот один водитель тормознул. Личность таксиста показалась Баранову знакомой. «Сколько этих «знакомых» встретилось на жизненном пути за долгие годы работы, - подумал Баранов. – Ты человека забыл, он тебя помнит всю жизнь».

Когда доехали до дома, Баранов протянул водителю плату за проезд, но тот отстранил его руку: «Не вы мне, адвокат Баранов, должны платить! Извините, что забыл ваше имя и отчество, а я вам». Таксист извлек из кармана пачку денег (очевидно, всю дневную выручку).

- Неужели Гусаров? Как я тебя раньше не узнал! – обрадовался Баранов неожиданной встрече. – Как живешь? Кого еще за это время пытался изнасиловать?

- Да никого, - смущенно произнес Гусаров. – Отбыл срок, откинулся. Добрые люди посоветовали сходить к сексопатологу и полечиться. Сейчас у меня все нормально, женился. Растут сын и дочка. Спасибо вам. Если бы в тот раз приговорили к длительному сроку, мог бы и не выдержать.

- Ну, рад за тебя! – сказал Баранов. – Так держать, товарищ рецидивист.

Он крепко пожал Гусарову руку и взялся за ручку, чтобы открыть дверку и выйти из машины, но в это время Гусаров сказал:

- А знаете кто моя жена?

- Понятия не имею! – пожал плечами Баранов. – Спроси что-нибудь полегче.

- Правильно! И никогда не догадаетесь… Вера Вишнякова! Помните такую?

- Постой! Постой! – стал припоминать Баранов. – Не она ли проходила потерпевшей по твоему делу? «Женить его, дурака, вот и все наказание».

- Она! Она самая! А у вас хорошая у вас память.

- Ну, ты меня, брат, удивил! И что, она ждала тебя все эти три года, красавца такого?

- Зачем ждала! Жизнью своей жила, и не сладкой. Первый мужик, хлюст один, и из этих… кандидатов, заделал ей пацана и спрятался за кафедру. Второй тоже кровососом добрым оказался. Из-за него она четыре года в зоне пропахала, а вернулась, он – Вера, Верошенька, люблю, единственная моя… А сам уехал в командировку в Москву и шлет оттуда письмо: «Верочка дорогая! Я причинил тебе много горя. Не хочу, чтобы и дальше ты страдала из-за меня. Человека трудно переделать, особенно, такого подлеца, как я. В Иркутск я больше не вернусь. Квартира, вещи – все твое. Не ищи меня и забудь». – Она дала мне прочитать это письмо и я выучила его наизусть. Вера ничего не могла понять и вылетела в Москву. Там она его разыскала и узнала подробности. Нашел он себе в столице другую бабу, вдову какого-то бугра. Квартира шикарная, дача, машина… Вот и решил к ней присосаться. Набила ему Вера морду и возвратилась в Иркутск. А тут, вскоре, я подвернулся. Как все получилось, и сам не знаю. Словно кто-то взял и подтолкнул меня в бок. «Сходи к этой женщине и вручи ей цветы». Я и цветов-то этих никогда раньше в руках не держал, а тут подумал: «Все верно! Скажи она тогда на суде только одну фразу – наказать его по всей строгости закона, и влупили бы мне на полную катушку, до сих пор срок бы не размотал».

Постучал я в дверь, хотел только вручить ей цветы т ходу. А она дверь открыла, увидела розы, и сама зарделась как цветочек. Меня сразу узнала и говорит: «Какая прелесть! А ведь ты первый цветы мне даришь. Уж не свататься ли пришел?» Я сдуру и сболтни: «А почему бы и нет! Сами же сказали: женить его такого умного надо. Вот и пришел». «Ну что ж! Раз так, то проходи. Женихов на пороге долго не держат – передумаешь еще, где потом тебя искать?»

Началось все с шутки, а закончилось серьезно. Сына ее, Василька, я усыновил. Дочка у нас родилась. Я настоял, чтобы назвали Верочкой. И живем мы с ней душа в душу. Такого человека, как она, я встретил первый и последний раз в жизни. Добрая, ласковая, заботливая и преданная. Видать, за все мои муки и страдания Бог решил меня наградить. Мы приготовимся, кое-что припасем для этого дела, Вера постряпает. Хозяйка она – лучше некуда. Я заеду за вами и назад отвезу.

- Только позвоните мне предварительно по этому номеру, - сказал Баранов. – Ну, брат, ты меня удивил. Я даже расчувствовался, слушая твой рассказ. Выходит, не зря старался. Чего только не бывает в этой жизни! Прими мои искренние поздравления и передавай привет жене. Рад за тебя и еще раз жму руку.

Баранов вышел из машины и направился к дому. «Как сложно и непонятно устроена жизнь», - думал он. А на душе у него было такое чувство, как будто прикоснулся к чему-то сокровенному и святому. Прикоснулся, и оставил свой след.

Дата добавления: 2015-10-24