Евертый круг Ада: 29. Кем были, кем стали.

Две маски, два страха, две жизни, два шага и одна судьба...

Тебя не устраивает этот мир? Хочешь его изменить?
Не проще ли просто посмотреть на него другими глазами?
Попробовать ощутить его иначе?
Поменять угол своего зрения?
Ты не Бог, и не в силах перевернуть мир вверх тормашками по одному только своему желанию, как бы ни старался…
Зато ты можешь изменить ракурс, под которым будешь на этот мир смотреть…
Ведь их так много, точек зрения, так зачем зацикливаться на одной единственной?
Измениться ли что-нибудь? Мир? А может ты сам?
Очухайся, неизменное неизменно…
Ты просто станешь чуточку счастливее…
Ты ведь способен на подобное? Или здесь твоей гениальности уже не хватит?

Мальчик сидел на мягком диване в пустой комнате, в полумраке, не обращая внимания на тонкие полоски солнечного света, что пробивались сквозь плотные темно-синие шторы, и размышлял. Размышлял о многом: о жизни, смерти, себе, мире, счастье и о том, что все это – чушь собачья.
«Что такое жизнь? Это легкие? Сердце? Мозг? Их обобщенное функционирование? Это и есть та самая бесценная жизнь?» — думал он, смотря на свою левую ладонь, прощупывая пульс на запястье, ощущая, как бьется его сердце. По какому принципу? По какому закону? И как все это появилось?
«Не понимаю…»
«Тогда что же такое смерть? Это легкие? Сердце? Мозг? Больше не функционирующие? Холодный кусок мяса?» — продолжал он, сжимая маленький кулачок до такой степени, что кровь отхлынула от костяшек, ставших из-за этого белыми.
Мальчик сидел на мягком диване, практически утопая в ворохе мягких подушек, бесцельно блуждая взглядом по пустой холодной безжизненной квартире, и размышлял. Размышлял долго, без интереса... Он обдумывал то, что не пришло бы в голову любому нормальному ребенку. Дети его возраста просто не интересовались столь глобальными вопросами, предпочитая проводить время за интересными играми.
Именно. Они дышат. Играют. Живут. Но он был способен лишь наблюдать за ними. Как отверженный, он часто слонялся по детским площадкам, исподтишка наблюдал за сверстниками, но подойти каждый раз не хватало духу. А так хотелось все изменить. Забыться, отбросить лишние мысли и просто порисовать на асфальте, сыграть в прятки или даже в догонялки, заливаясь смехом и не заморачиваясь на окружающем мире. Он так хотел улыбаться.
Разве это так сложно?
А разве так легко?
Всего лишь подойти к своим одноклассникам и попроситься сыграть с ними в какую-нибудь игру. Всего лишь... так много... так трудно... невыносимо!
Мальчик сидел на мягком диване, задыхаясь от слез жалости к себе, тихо скуля, завидуя, презирая всех окружающих, и размышлял. А в руках у него вертелся плоский диск, заменяющий пульт. И пусть телевизор можно было включить всего лишь голосовой командой. Все это не важно. Не ощутимо. А он хотел чувствовать хотя бы холодную гладь пульта. Он просто щелкал каналы, не останавливаясь на каждом больше чем на секунду. Мелькала реклама, сериалы, телешоу, мультики. Но все это было безумно скучным.
"Вам твердят нужно измениться?? Но вы все еще пытаетесь подстроить окружающий вас мир под себя? О не..."
Очередной вырванный из середины диалог оборвался, переключением на новый канал. Но мальчик на секунду застыл. Задумался над услышанными словами и вернул прошлый канал. В левом верхнем углу закружился шарик с большой буквой П. Что это за канал, мальчик не знал, да и не было это так уж важно. Он просто слушал то, что говорил немолодой седоволосый мужчина с повязкой на левом глазу, сидевший в мягком кресле, посасывающий старую трубку и почему-то казавшийся таким знакомым, таким уютным, словно был мальчику, чуть ли не дедушкой. И в глазах его мальчик заметил ту мудрость, которой бы хотел когда-нибудь обладать сам.
— Тот, кто сказал про мир и про то, что его надо изменить под себя либо глуп до безобразия… — вещал дедок, — либо неисправимый мечтатель. Кто мы на этой огромной планете? Лишь песчинки. Лишь муравьи, которых при желании можно сжечь при помощи лупы и солнечного луча. Мы слабы, мы никому не нужны. По сути своей мы все одиночки, но так хотим тепла... жаждем любви... и требуем понимания. Хотите, чтобы вас понимали? Нет... не начинайте понимать других... бесполезно!!! Бесполезно, слышите?! Вы... сами... станьте понятными... А если хотите быть довольными миром, будьте довольны тем, что вас окружает. Посмотрите на все по-другому, с другой точки зрения! Разуйте глаза, я вам говорю! Не подстраивайте мир под себя... в этом нет смысла! Подстраивайтесь под него так, чтобы вам было хорошо и уютно... Вот сейчас... Прямо сейчас встаньте с диванов и кресел!"
И мальчик поднялся с дивана, заворожено смотря на оратора:
— Встаньте, подойдите к зеркалу и улыбнитесь! Не наигранно, не просто для галочки, а искренне! Счастливо! Если вы сможете это сделать, ваша жизнь навсегда измениться! И вы изменитесь! Вы станете счастливы!
Мальчик сорвался с места, подбежал к большому зеркалу, что висело в коридоре, и попробовал улыбнуться так, как ему сказали. Улыбка оказалась жалкой и совсем не убедительной. Но он четко для себя уяснил... уяснил как никто, что это не просто слова безумного старика. Этот мужчина знает больше, чем кто бы то ни было! Возможно, он постиг саму суть счастья и теперь старается поделиться этой сутью с окружающими! И пусть мальчик был единственным, кто смотрел этот канал, кто слушал этого старика, кто осознавал, насколько ценный совет тот дает. ОН ВСЕ ПОНИМАЛ! Всего лишь улыбнуться. Задумывались ли вы, насколько это трудно?
Мальчик улыбался и улыбался, стараясь сделать это искренне, ярко, неповторимо, весело, но получалось все хуже. Может от того, что мальчик уже и не помнил когда смеялся от души? Когда же это было? Так давно… Почти половину его жизни назад… А что же от этого смеха осталось? Грубая фальшивка, маска... это было не его лицо, не его глаза, не его губы, не его душа... И смотрел на него вовсе не он, а некто несчастный, забитый, униженный, уничтоженный и растоптанный…
«Разве я такой? Не может этого быть! Я не хочу! Я не буду! Я изменюсь!»
Программа закончилась, а он все стоял у зеркала… все смотрел на свое фальшивое отражение... И на глаза уже наворачивались детские слезы.
«Не получается», — шептали его губы, — «не получается», — отдавалось в пульсе, — «не получается», — в отчаяние кричала душа.
Он был талантлив во всем, за что бы он ни брался, практически все получалось сразу и без особого напряжения, так почему же он не мог сделать столь простой вещи. Всего лишь улыбнуться себе и увидеть в своем отражении ключ к счастью?
Пальцы сами собой сжались в кулаки, вечно обгрызанные ногти вонзились в ладони, оставляя на них глубокие борозды.
Он злился, тихо плакал, неотрывно смотря на свое несчастное отражение, которое словно было доказательством того, что он счастлив не будет никогда.
Никогда?
Не может быть!
Этому не бывать!
«Проблема не во мне… Во всем виновато зеркало!»
Мальчик побежал на кухню, схватил табуретку, вернулся в коридор. На миг он замешкался, подумав, было, о последствиях, но вновь встретившись с тоскливым взглядом отражения, не выдержал, размахнулся и со всего размаха ударил табуреткой о зеркало. Послышался звон разбивающегося стекла, и осколки зеркала посыпались на пол. Но к ужасу мальчика теперь на него смотрело не одно отражение, а сразу несколько. И эта тоска. Это одиночество! Эта неизбежность.
Нет! Не хочу!
Не смотрите!
Он упал перед осколками на колени и, не замечая боли, начал бить по отражениям голыми детскими кулачками.
Не смотрите!
Никогда больше не смотрите на меня, не улыбаясь!

Когда через час вернулась домой мать мальчика, она, лишь зайдя во входную дверь, ахнула и безвольно сползла по дверному косяку на пол, в ужасе смотря на развернувшуюся перед ней картину. Ее сын. Ее хрупкий маленький Тери, сидел окруженный сотнями осколков, заляпанный собственной кровью. Все его руки покрывали глубокие и не очень, длинные и короткие царапины. Из костяшек кое-где торчали острые кусочки стекла. Но пришла ли женщина в ужас от крови и стекла, или от той улыбки, что играла на губах ее сына, словно не замечающего ничего вокруг.
— Мама? — улыбался он, излучая такое счастье, словно только что выиграл миллион, — Смотри! У меня получилось! Я улыбаюсь! Искренне!
И никто бы не подверг сомнению слова мальчика. То, что отражало его лицо... Это была не маска... Это было убеждение... Это была позиция... Это была новая жизнь...
****
— Зуо? Господин Зуо, где вы прячетесь? — шептал седоволосый старик, кряхтя, нагибаясь и смотря сначала под кроватью, затем под столом, стульями, — Господин Зуо-о-о, — позвал он чуть громче, вытащив на миг изо рта замусоленную трубку, — где же вы?
Ответом ему была тишина. Лишь через пару секунд послышался чей-то беспомощный всхлип, явно доносящийся из шкафа.
— Господин Зуо? — удивленно пробормотал старик, приоткрывая дверцу шкафа и обнаруживая своего подопечного внутри него, забившегося в самый угол, закутавшегося в какое-то тряпье и сотрясающегося от беззвучных рыданий, — Зуо... Твой день рождения...
При упоминании этого, комок в шкафу, что до того лишь тихо сопел, разревелся на всю комнату.
— Зуо... мальчик мой, — уже куда ласковей позвал старик, не без усилий присев перед шкафом на корточки. Давали о себе знать старые суставы.
Мальчик, наконец, высунулся из-за тряпок, затравлено оглядел комнату и, словно убедившись, что никого кроме старика в ней нет, кинулся к мужчине, вцепился в его шею, уткнулся лицом в его грудь и расплакался сильнее прежнего. Старик на это поначалу даже не знал, что и делать и как реагировать. Юный господин всегда был сдержан, всегда все эмоции виртуозно прятал от чужих глаз, был как маленькая глыба льда, миниатюрная копия своего отца. И тут... вдруг... он плачет?
— Что произошло? Чем вы так расстроены? Расскажите, и вам станет легче, — прошептал старик, начиная поглаживать Зуо по голове, стараясь успокоить ребенка. Мальчик какое-то время еще молчал, тихо вытирал лицо, шмыгал носом. Наконец он взял себя в руки, и старику даже показалось, что Зуо просто уйдет, так и не объяснив причины своего поведения, но мальчик, усевшись рядом с мужчиной и уткнувшись ему в плечо, торопливо зашептал:
— Сегодня был самый ужасный день рождения в моей жизни. Все эти люди, что пришли на банкет... они такие... злые... — забормотал он.
— Злые? Думаете? Может быть... — не стал спорить старик.
— Не хочу становиться таким же... Не хочу ненавидеть всех, как мой отец, презирать, топтать... Хочу нормальную жизнь... Хочу друзей!
— Так что же вам мешает это сделать, господин Зуо?
— Отец! Отец мешает! Он запрещает мне все! Он якобы готовит меня к управлению его империей... Но она мне не нужна!!! Я хочу играть! Хочу жить! А это... что это за жизнь? Издевательство какое-то... И я так слаб... я столькому учусь, но до сих пор...
— Нет, здесь вы не правы, господин Зуо. Вы очень сильны. Просто еще ни разу не выигрывали.
— Не это ли говорит о моей слабости?
— Нет, это лишь говорит, что ваши противники были еще сильнее, НО... вы ведь никогда не дрались с кем-либо, кроме своих учителей и отца, не так ли? — мальчик на это сдержанно кивнул, — А не хотите проверить свои силы вне этого дома? — хитро заулыбался старик.
— Я... А Это возможно? — робко спросил Зуо.
— Конечно, возможно, мой мальчик. Только тихо, — прошептал старик, взял мальчика за руку и, сгорбившись, повел юного хозяина из комнаты. Они спустились на нулевой этаж, прошли лабиринт пустых комнат, о предназначении которых ни старик, ни Зуо знать не хотели, и, наконец, оказались в хозяйском гараже, а оттуда попали в малюсенький гараж прислуги. Старик открыл дверцу старенькой миниатюрной машинки и сел за руль, Зуо же сел на пассажирское сидение рядом со стариком.
— Куда мы поедем? — Поинтересовался он, явно, нервничая.
— В одно злачное местечко, — не прекращая улыбаться, ответил старик и завел мотор. Мотор чихнул, проклокотал что-то невнятное, но затем все же заработал. Тут же поднялись автоматические двери гаража, и старик мягко выехал на подъездную дорожку, а оттуда на городскую трассу.
Зуо редко бывал за границами элитных районов, он и из дома-то выходил не так уж и часто, разве что в школу, поэтому смотрел в окно во все глаза. Пусть и была уже глубокая ночь, улицы освещали тысячи огней ночного города. Завораживающие, манящие, почти гипнотизирующие. Все это казалось Зуо настолько красивым и удивительным, захватывающим дух и производящим неизгладимое впечатление, что он естественно уже забыл и о слезах, и о страхе. Лишь когда старенькая машинка остановилась около какого-то полуразрушенного здания в не самом благоприятном районе, Зуо встревожился.
— Что... что мы здесь делаем? — запинаясь, спросил он.
— Собираемся проверить твои силы, — улыбнулся старик, кивая на тени, что почти тут же пока еще издалека, но уже начали окружать машину.
— Кто это? Чего они хотят? — запаниковал мальчик, но старик его осадил:
— Успокойся... ты сильнее их всех вместе взятых... А что они хотят? Много чего... машину... деньги... мою жизнь и, безусловно, твое тело.
— Мое тело? — глаза у мальчика округлились, — о чем вы гов...
— Ты прекрасно знаешь, о чем, Зуо... Тебе уже четырнадцать... ты взрослый мальчик и должен понимать... — старик не договорил, прерванный внезапным ударом по лобовому стеклу прямо перед ним. Окно разлетелось на куски, и пара осколков попала в лицо старику, а один и вовсе вонзился в левый глаз. Он тут же ахнул и закрыл лицо ладонями, но ничего больше не предпринял.
— Что! Что с тобой?! Они! Господи! Что мне делать!!! — мальчика трясло, глаза вновь наполнились слезами. Сейчас он казался таким слабым и маленьким, но старик-то знал, что кроется за этими слезами и этой дрожью.
— Тебе всего лишь надо поверить в себя, — прохрипел он, стараясь перекричать бешеные крики и дикий смех, что уже, словно кокон окутали машину, — Иди Зуо... покажи, кто здесь самый сильный, — и он подтолкнул мальчика к двери. Зуо сначала ошарашено смотрел на старика, не веря, что тот действительно считает, что мальчик победит всю эту бешеную и вооруженную до зубов толпу. Но увидев кровь, сочащуюся из глаза мужчины, что-то во взгляде Зуо изменилось. Он решительно приоткрыл дверь, но прежде чем успел выйти из машины, старик поймал его за руку, привлек к себе и прошептал почти на самое ухо:
— Зуо... ты думаешь, что не счастлив, но это не так... все в твоих руках... Научись получать удовольствие от того, что тебя окружает. Ты понял меня?
Мальчик кивнул, наконец, вышел из машины, и тут же ловко увернулся от удара битой, нацеленной куда-то ему в живот. Сначала Зуо было страшно. Все тело дрожало, во рту пересохло, горло, словно сковал ошейник. Он не мог нормально дышать и контролировать свое тело тоже не мог. Но даже в таком состоянии уворачиваться от нападения целой толпы неизвестных оказалось удивительно легко. Настолько, что уже через пару минут Зуо буквально издевался над несчастными, все еще пытающимися сделать ему хоть что-то.
"Вы так медленно и неуклюже двигаетесь... Я вижу каждое ваше движение, предугадываю каждый удар!" — с восторгом подумал Зуо, как раз отняв у одного из нападающих палку и со всего размаха ударив ею в лицо другому. Зуо почти ощутил, как проламывается нос несчастного под этим ударом, он услышал неприятный, но будоражащий кровь хлюпающий хруст, он почувствовал несколько горячих капель чужой крови, что попали ему на руки и, наконец, понял, что имел в виду старик. Да... от этого действительно можно получать удовольствие. И ему захотелось вновь услышать хруст, еще раз ощутить горячую кровь на своих руках, почувствовать себя всесильным, манипулировать, уничтожать, доводить до слез и криков, ощущать Власть... Все это было посильнее любого наркотика.

— Хорошо поработал, — ухмыльнулся мужчина, что сидел за огромным письменным столом, сложив руки домиком и смотря на старика исподлобья.
— Да... хотя, как видите, я слегка пострадал, — улыбнулся тот, указывая на свой глаз.
— Да плевать мне на тебя... Вот Зуо... Мой мальчик вырос... Великолепное видео... Я наслаждался каждой секундой. Все-таки я воспитал именно того, кого хотел, — мужчина не смог сдержать торжествующей улыбки, — А твой глаз... разве так уж он важен? Свою глупую программу ты сможешь вести и с одним глазом, верно?
— Верно, — согласился старик, так же улыбнувшись, — главное, чтобы эта программа у меня была.
— Уже есть... и не только она... весь канал твой, можешь назвать его, как тебе вздумается, — пожал плечами мужчина, протягивая старику документы.
— Премного вам благодарен.
— Благодари не меня, а его... — кивнул мужчина в сторону монитора, на котором в стоп кадре замерла фигура Зуо, в этот самый момент ломающая обе руки одному из своих обидчиков. На лице Зуо играла удовлетворенная улыбка, глаза горели, лицо раскраснелось. Он был в восторге, и все это ему действительно нравилось, — Если бы он повел себя иначе, вы бы оба сдохли, и ваши тела я бы выкинул гнить в первой же выгребной яме.
— Но этого не случилось, хвала небесам, — ответил старик и поковылял к входной двери. Сегодня он в последний раз видит этот дом, этого человека, и даже Зуо. И, о, как же он был этому рад!

...а через две недели из дому сбежал и Зуо...

Дата добавления: 2015-10-24