Мита Эшин

Все происходило слишком быстро.

Признание инквизитора, визит Повелителя Ночи, явление Короны… Оружие, которым тыкал ее в бок прежний хозяин, словно она бездушный кусок мяса.

Мита видела все.

Что-то изменилось в кошмарном космодесантнике. Его вид больше не нагонял отвратительный страх, его появление не заставляло Миту задыхаться от скверны и грязи. Вокруг больше не роились, защищая его, чирикающие твари, невидимые и злорадные, — проклятые варпом создания Темных Богов, создававшие вокруг него непроницаемый щит, живую броню, через которую псайкер и не надеялась проникнуть.

Мита удивилась: как Повелитель Ночи сумел избежать хищников Разлома? Как смог очистить душу от инфекции, которая медленно пожирала его?

Неужели теперь он равен ей — такой же заложник в грязной игре обмана и манипуляций?

В любом случае, как ему ни удалось очиститься, один эффект был достигнут — раньше Мита при приближении к его разуму испытывала чувство, будто проглотила пригоршню угольев, а теперь могла свободно исследовать. Только сейчас псайкер видела истинного Повелителя Ночи.

И эти ощущения были слишком сильными для нее.

Необычайная печаль, бездна одиночества, пропасти подозрения, вины и паранойи. Душа Повелителя Ночи была истерзана и опустошена.

Боль. Гнев. Амбиции. Страдание. Изоляция. Горечь.

Словно собственная душа Миты, только увеличенная в миллиард раз.

Девушка ощутила его кратковременную радость в момент обретения Короны. Она испытала его горечь, когда победа ускользнула меж пальцев. Разрывалась на части от сомнений и возносилась на гребень триумфа, когда Сахаал вручал Корону помощнице…

Помощницу Мита сразу признала — странная душа без центра, без четкого эго. Она уже ее встречала однажды.

Появление Дисимулоса удивило Миту, хотя она разделила ужас Повелителя Ночи. А потом вкусила вместе с ним отвращение и страх последующих событий…

При своем появлении эльдары создали варп-шторм, столь мощный и сконцентрированный, что Мита рухнула на колени, зажимая кровоточащие уши. Каустус оставил ее на попечение сервиторов — без всякого сомнения, игрушек убитого губернатора. И пока астральный водоворот сотрясал тело девушки, пушки механизмов невозмутимо отслеживали ее судорожные подергивания.

Ей было плевать. Сервиторы были жалкими декорациями по сравнению с тем, что явилось из дыма и пламени центра галереи.

Каустус, какой же ты ублюдок. Ты заключил сделку с дьяволом…

Будучи членом Ордо Ксенос, Мита знала больше простых людей о ксенонапасти по имени эльдары. Они были древней расой и превосходили людей в технологии, а их тела якобы были идентичными человеческим и потому близкими для понимания. Был, правда, один нюанс — они думали по-другому. Их жизни подчинялись тщательно выбранным призваниям: и этот путь нельзя было изменить до самой смерти.

Человечество путешествовало в варпе, как семена деревьев, разносимые ветром, применяя лишь самую элементарную навигацию. Для людей варп был опасным океаном, в который отваживались выходить лишь самые безрассудные.

Эльдары управляли варпом. Они жили и старели наравне со звездами. Они сражались как призраки. Там, где огромные неуклюжие массы Империума ощущали примитивные чувства и говорили жалкими языками, эльдары обменивались яркими мыслями. Уровень их астральных и псионических сил был таков, что Мита казалась рядом с ними грудным ребенком. Примитивным животным, едва способным исполнить пару команд и при этом не забыть, что нужно дышать.

Мита была ребенком рядом с полубогами, а на задворках мозга, там, куда не проник страх от присутствия ксеносов, там, где она не мучилась от боли и гнева, исходивших от Повелителя Ночи, псайкер задалась вопросом:

Неужели и обо мне так думают простые люди? Из-за этого они так меня ненавидят?

Но даже если Мита знала об эльдарах чуть больше, чем простые смертные, они все равно оставались для нее тайной за семью печатями, как и для любого человека. Когда девушка обучалась в Либриум Ксенос на Сафаур-Инкисе, она прочла много трудов, посвященных этой расе: эльдары всегда действовали без видимого повода, случайные и абстрактные, заканчивающие некую древнюю игру по только им известным правилам, которых людям не постигнуть. Вот все, что ей было известно: эльдары управляли будущим, водоворотом шансов и случаев, которые рождались в варпе, как пена в бушующем океане.

Каустус каким-то образом знал, что Корона Нокс прибудет на Эквиксус.

Ему предсказали…

Он был в союзе с ксеносами с самого начала…

Эльдаров было восемь, хотя трудно было быть в этом уверенной — они передвигались, как жидкий свет, никогда не оставаясь в покое. Мите показалось, что она может разглядеть их оружие — зажатые в длинных руках плоские метатели, похожие на плоды экзотического растения. Эльдары заскользили из портала, созданного, как догадалась Мита, с помощью их знаменитой технологии, именуемой «Паутиной»,— путей, проложенных в варпе, плавающих там, как невообразимо сложная и хрупкая сеть, несомая ветром.

Доспехи лидера сверкали миллионами синих и желтых гравировок, несметным количеством рун и пылающих символов. А над их головами псионический взгляд Миты различил нечто похожее на сияющие люминесцентные лампы.

Лидер эльдаров ударил Повелителя Ночи один раз, ослепительная вспышка проскочила между рогами его шлема и космодесантником. Находясь параллельно в разуме Сахаала, Мита тут же испытала такой же шок и едва не отключилась.

Словно в другом мире, эльдары собрались вокруг инквизитора Каустуса. Где-то в невыразимой дали клыкастый человек протягивал колдуну руки, которые крепко сжимали Корону Нокс, а рогатый ксенос потянулся, собираясь принять ее.

Мите казалось, что она видит сон, который немедленно растает при пробуждении, и вокруг окажется лишь чернильная темнота. Она с трудом понимала происходящее.

Псайкер была в разуме Повелителя Ночи, когда эль-дар ударил, Космодесантник был сбит с ног, его разум отключился, чувства расплылись. Сила колдуна бросила его на пол, а поскольку Мита была рядом, ее затянуло внутрь души Сахаала.

Мита оказалась в мире, отличавшемся от всего, что она видела прежде. Мрачные фиолетовые небеса, в которых тучи клубились в водоворотах, сходясь и расходясь наперекор слабому ветру. Лица, состоящие из газообразных субстанций, превращающиеся в такие формы, которых Мита совершенно не желала видеть.

Сама земля казалось твердой — песок и пористые скалы, которые, вопреки логике, были мягкими на ощупь. Воздух насыщался электричеством, которое начало пощелкивать в волосах Миты, наполняя голову звуками приближающейся бури.

Здесь ничто не казалось реальным.

Отдаленные горы задрожали, как миражи, хребты извивались, как ожившие корни, исчезая и появляясь по собственной прихоти.

Где она?

Несколько ужасных моментов Мита думала, что очутилась в родном мире демона. Она слышала об этих местах: странные планеты, где законы физики почти не действовали, где каждая молекула жила по собственным законам и управлялась Хаосом. В Инквизиции ходили страшные слухи о таких мирах, а поскольку Мита видела изломанные пейзажи, эфирные ущелья и внезапно появляющиеся реки, текущие из ниоткуда в никуда… она начала подозревать самое худшее.

Но нет… Это не царство Хаоса. Чем больше девушка приглядывалась к воющим небесам и сверхъестественным потокам света и тьмы, чем больше изучала сцены на глади луж и пробовала на вкус кипящий воздух, тем ясней ей представлялась правда. Она начинала понимать, куда ее занесло. Она узнала аромат этого места.

Мита вздохнула и внимательно посмотрела на свою руку, концентрируясь на изменениях, фокусируя силу псайкера.

— Меч, — произнесла она.

Сверкающая сабля появилась в ладони девушки. Мита понимающе кивнула и выкинула оружие. Оно растворилось в воздухе раньше, чем коснулось песка.

Псайкер нашла Повелителя Ночи там, где, она была уверена, он и будет. На плато, окруженном круговой цепью острых пиков, Сахаал сидел на верхушке камня. Его руки были прикованы цепями к скале, оковы змеились между лодыжками и запястьями, опутывая Повелителя Ночи с головы до ног. На нем не было шлема и брони. Когти были вырваны.

Мита впервые смогла ясно увидеть Сахаала, без всяких помех. Кожа космодесантника была столь бледной, что казалась прозрачной, под ней ясно просматривались синие вены, четко виднелась различная аугметика, выделялся каждый шрам, каждый след былых ран. На плечах и груди мерцали слои черного металла, который уходил глубоко в тело, сливаясь с тугими мускулами и костями.

Мита никогда в жизни не видела столько шрамов, Самым удивительным было лицо Повелителя Ночи. Девушка ожидала самодовольной недоброжелательности. Необузданного и нераскаявшегося зла. Горящих красным огнем глаз — демонического облика, который излучал скверну открыто, как гноящаяся рана. Вместо этого ее встретил пристальный взгляд взволнованого ребенка. Лицо Сахаала было человеческим — болезненным и изможденным, возможно покрытым слишком многими морщинами от бесконечных лет гнева и хмурых взглядов.

Но его глаза были глазами младенца. Древние и одновременно полные замешательства. Это были глаза юноши, которому никогда не позволяли состариться, которого выхватили из жизни людей в юном возрасте и никогда не позволяли вернуться.

— Где она? — спросил измученный человек.

Если его разум и был поврежден после удара колдуна эльдаров, никаких признаков этого не наблюдалось.

Мите казалось, Сахаал просто в шоке — монотонный голос, немигающие глаза.

Он вызывал жалость.

— Это ваш разум, — ответила девушка, не в силах найти в себе ненависть. — Сон, если хотите. Вас поймали и заключили сюда как в ловушку.

— А ты?

Она пожала плечами:

— Я не знаю. Возможно, я тоже в ловушке.

Сахаал рассматривал ее. При всем сюрреализме ситуации, обнаружив себя скованный и лишенным брони, Повелитель Ночи хранил замечательное хладнокровие.

— Это сделали эльдары?

— В некотором смысле — да… Они заставили вас самого все проделать.

Сахаал кивнул, совсем не удивленный.

— Да. Они так уже делали некогда… Только не с моим разумом.

— Неужели? — Мита нахмурилась. Повелитель Ночи посмотрел сквозь нее.

— Вначале, — сказал он, — ассасин убила моего повелителя. Она похитила драгоценность, поэтому мне пришлось последовать за ней. Понимаешь? Я забрал ее назад, но тут явились эльдары.

— Драгоценность? Вы имеете в виду Корону Нокс?

— Корона, да… Они постарались ее украсть, но я их опередил. Я не дал им наложить на нее лапы, понимаешь, ведьма? Тогда они заманили в ловушку меня. Мой корабль. Мы оказались в глубоком варпе.

— А что такое Корона Нокс? — Мита выпалила вопрос, который мучил ее ужасно давно.

Впервые с того момента, как Мита очутилась в этом нереальном мире, лицо Сахаала посуровело, глаза сузились, пронзая ее. Он смотрел на девушку так, словно ее невежество глубоко оскорбило его.

— Ты не знаешь?

Мита вновь пожала плечами:

— Ну… она похожа на настоящую корону.

— Ха! Похожа на корону — и только? — Сахаал тряхнул головой, сверкнув черными глазами. — Нет, маленькая ведьма, это не просто корона. Она была создана Ночным Охотником из адамантия, добытого из ядра Ностромо, его родного мира. Он носил Корону всю жизнь, она защищала его в минуты, когда он кричал от безумия и ужаса. Она приглушала шепот варпа… Корона Нокс — это все, что осталось от моего повелителя, ведьма. Она наполнена его божественной сущностью, запечатанной в том драгоценном камне. Это совсем не простая корона… Это наследие Ночного Охотника, которое он передал мне в день смерти.

Мита начала понимать, но не могла поверить.

— Но… Конрад Керз был убит тысячелетия назад…

Сахаал нахмурился:

— Десять тысячелетий. Сто столетий. Я был слишком долго заключен в тюрьму.

Псайкер увидела правду его слов. Она уселась на песок перед древним разбитым существом.

Он ненавидел уже целую вечность.

Как дознаватель, Мита понимала, что должна любой ценой уничтожить этот пережиток Великой Ереси. Сахаал сейчас был полностью в ее власти — голый и беззащитный, здесь, в царстве псионической материи, пойманный в ловушку собственного разума, будто вывернутый наизнанку. Она могла его раздавить, как слизняка. Мита представила, как формирует оружие в руке, и немедленно ощутила холодное прикосновение, набирающее тяжесть.

Но его глаза…

Такие одинокие. Такие ранимые.

— Кто ты? — спросил он, путая ее мысли. — Кому ты служишь?

Мита сглотнула и спрятала оружие за спиной:

— Я Мита Эшин, дознаватель Священной Императорской Инквизиции.

— Ты служишь этому… Каустусу? Который украл мое наследие?

— Да, но… так было раньше. Больше не служу.

— Он уволил тебя, да? Выкинул!

— Все не так просто…

— Все всегда просто. — Сахаал отвел взгляд. — По крайней мере, для нас.

— О чем вы говорите?

— Ты знаешь, маленькая ведьма. Маленький мутант. Маленькая мерзость.

Мита дернулась, очищая разум.

— Ты не заставишь меня впасть в ярость, предатель, — бросила она.

Повелитель Ночи попробовал пожать плечами, но цепи не позволили ему этого. Тогда он вновь посмотрел ей в глаза.

— Я не ищу твоего гнева, — спокойно сказал он. — Только твоего понимания. Потому спрошу снова: кому ты служишь?

— Я уже отвечала. Я служу Империуму.

— Но они ненавидят тебя.

— Только не Император! Аве Император! Император любит всех, кто восхваляет Его!

— Ха! И ты действительно в это веришь? Слова уже сформировались в голове Миты, словно она автомат: конечно, она верит этому! Конечно, Император любит ее! Но в глубине души эти догмы звенели пустотой, простые цепочки слов, за которыми ничего не стояло. Разбитая внезапной внутренней сумятицей, псайкер подняла оружие и направила его в грудь Повелителя Ночи.

— Мне нельзя было слушать предателя, — пробормотала она.

Но дрожь в голосе выдала ее с головой.

О моча и дерьмо варпа, ей действительно надо было все услышать. Все, что скажет ей эта тварь.

Но почему? Почему она чувствует такую обязанностъ?

Может, таким способам Мита испытывает свою веру?

Или наслаждается тем, что есть еще создания, мучащиеся теми же вопросами…

Измученная тварь не выказала страха при виде оружия.

— Значит, — изогнул бровь Сахаал, — тебя любит единственное существо из бесчисленных миллиардов? И этого достаточно?

— Более чем достаточно! Если бы вы понимали это, никогда не отвернулись бы от Его света!

Сахаал улыбнулся удивительно теплой улыбкой, которая почти никогда не посещала его ледяного лица.

— А может быть Император без Империи?

— Нет, но…

— Именно. Они взаимосвязаны. Один миллиард миллиардов душ презирает тебя. А единственная душа, как ты заявляешь, любит. Тебе не кажется, что это грустная пропорция?

— Без любви Императора нет ничего. «Вакуус Император дилиго илик нускуам».

Мита опустилась до того, что начала как попугай повторять школьные уроки. Улыбка Повелителя Ночи говорила о том, что он все понял.

— Некогда я зубрил то же самое, — произнес Сахаал, выделяя голосом слово «некогда».

Мита повертела оружие в руках, придумывая осуждающие слова.

— Избавьте меня от ваших попыток осквернить меня. Моя вера сильнее стали.

Сахаал наклонился к ней, его глаза были полны искреннего любопытства.

— Почему ты сражаешься со мной, если мы одно и то же?

— Я отличаюсь от вас!

Гнев окутал Миту, разодрав в клочки последнюю гордость. Одна мысль, что она может иметь нечто общее с этим… этим дьяволом… Прежде чем она успела подумать, ее пальцы нажали на спусковой крючок.

Выстрел ударил скованную фигуру в бок, разрывая странную плоть, испаряя ее в небо, но в этом искаженном царстве из раны хлестнул свет, а не кровь.

Повелитель Ночи не подал признаков боли,

— Конечно, отличаешься, — прошипел он, выдавая муку голосом. Его глаза мгновенно утратили всю ребяческую трогательность. Они хитро и жестоко мерцали. — Ты, — нечистое порождение, служащее его имени. Тебя ненавидят. Они боятся и ненавидят тебя, но не забывают использовать…

— Нет, нет!

— Да, используют, но лишь пока ты нужна, понимаешь ли ты это? А что будет потом, маленькая ведьма? Думаешь, тебя поблагодарят?

— Это… вы ошибаетесь… не совсем так…

— Единственное различие между наш, девочка, заключается в том, что ты все еще носишь рабский хомут, а мой повелитель научил меня быть свободным!

Мита почти взревела — невидимый яд, который пролил Сахаал, начал душить ее, разъедая пленку уверенности.

— Свободным?! — выпалила девушка. — Вы получили свободу, повернувшись к Хаосу! Вы нашли спасение в Ереси, раздери вас варп! Это не свобода — это безумие!

Какое спокойствие на его лице! Какая древняя печаль!

— Ты не права, дитя. Мы никогда не были рабами Темных Сил. Мы сражались под знаменем ненависти, а не скверны,

— Ненависти? А что вы ненавидели? Вы сбились с пути по собственному выбору, предатель. Вас никто не заставлял!

В глазах Сахаала впервые зажглись живые эмоции. Это истинное чувство, внезапно поняла Мита. Оно поднималось из глубины души и вылетало из ноздрей при каждом выдохе, как стая саранчи, — такая же ненависть, как и недавнее презрение.

— Мы ненавидим вашего проклятого Императора. Вашего сморщенного бога.

— Я убью вас! Еще одно грязное слово — и я с удовольствием…

— Ты же спросила, что я ненавижу? Я ненавижу единственное существо, которое говорит о гордости и чести, заставляет сыновей любить отца, которое улыбается и выцарапывает каждый акт поклонения, а затем изворачивается, как больная собака, и вцепляется зубами в спину собственному сыну!

— Заткнитесь! Заткнитесь, разрази вас проклятие!

— Я ненавижу существо столь больное, настолько уверенное в собственном величии, столь извращенное собственной славой, что оно отвечает на величайшие жертвоприношения предательством!

Мита билась в сетях голоса Повелителя Ночи, изо всех сил пытаясь избавиться от замешательства, все больше захватывающего ее.

— Жертва? Ваш повелитель пожертвовал только собственной душой!

Глаза Сахаала скучающе ее осмотрели.

— Он пожертвовал своей человечностью, дитя.

Его голос вдруг стал настолько меланхоличен и печален, что Мита обнаружила, как весь ее гнев улетучивается словно дым. Оружие заплясало в пальцах, на глаза навернулись слезы.

— Ч-что?

— Он стал чудовищем. Он создал нас, его Повелителей Ночи, какими мы ему представлялись. Мы должны нести ужас и ненависть, добиваясь повиновения через страх. Он отказался от всей чистоты, забыл о человечестве, которое никогда не приняло бы его… ради которого он рисковал безумием и проклятием. Все ради того, чтобы принести порядок и закон в Империум отца.

— Он отдал душу тьме и…

— Ты меня не слушаешь. Тебя там не было. Я же говорю тебе, маленькая ведьма: он пожертвовал душой по воле Императора. Он стал ручным чудовищем, служащим необходимости Империума. И как ему отплатили? Его посадили на цепь. Оскорбили перед братьями. А потом? Даровали поцелуй ассасина.

— Он зашел слишком далеко! История не лжет! Произвол Ночного Охотника, знаменитое…

— Произвол? Мы исполняли приказ! Мы делали лишь то, что нам говорили! Слушай меня, дитя, — этот так называемый произвол Ночного Охотника был санкционирован!

— Не может быть… — Перед глазами Миты плыли огни. — Нет, нет… Император никогда не одобрил бы…

— Ему нужен был порядок там, куда его могла принести лишь необузданность. Император вызвал Ночного Охотника и отдал приказ, который ему очень хотелось отдать. А затем сделал из нас козлов отпущения. Он закричал о произволе, а Империум вторил ему.

— Вы не правы, вы не правы, вы не правы…

— Мой повелитель жаждал лишь уважения и гордости отца. А все, что он получил, было презрением. Ничего удивительного, что он присоединился к толпам еретиков. Ничего удивительного, что Конрад Керз воевал вместе с ними, ощущая, что лишь они могли ослабить власть отца. Но он ошибся.

— Нет, нет, нет, нет, нет…

— Посмотри на меня, дитя. Смотри на меня!

Голова Миты выполнила команду сама собой, несмотря на бормотание, льющееся изо рта. Слишком много нового. Слишком много надо осмыслить. Слишком много для одного разума, чтобы понять

— Мой повелитель был убит ассасином, ты это знаешь?

Девушка напрягла память, где хранились те давние уроки истории, которые казались ей нереальными мифами.

— Д-да… ее послали, чтобы убить злодея… Когда Ересь была пресечена… Другие Легионы бежали в замешательстве… Но не Повелители Ночи. Верховный Лорд Терры решил, что, если они убьют Керза, Легион распадется сам собой…

— Половина правды. Половина лжи.

— Я не понимаю…

— Ты знаешь, какие были последние слова Ночного Охотника, обращенные ко мне? Знаешь, что он сказал, сидя на троне и ожидая ассасина?

— Н-нет…

— Он сказал: «О, как могучие падут».

— Почему?

— Он наконец понял то, чего никто еще не осознавал. Его отец, его великий Император, его Божественный Создатель оказался так же порочен и беспощаден, как и сам Ночной Охотник. О, как могучие падут… Увидь, как божественность низринет себя, избавляясь от чудовища, которого сама создала.

Один вопрос стучался и пытался быть услышанным в сердце Миты, тонущей в море сомнений.

— Низринет себя? Послал убийцу? Это после всего содеянного Конрадом Керзом? После ужасов Ереси? А что еще оставалось делать Императору?

На мгновение, казалось, сомнения отступили. Мита ощутила, как отыграла одно очко, нанесла первый ответный удар.

Повелитель Ночи оставался непоколебим:

— Что ему было делать? Ничего, если, как ты говоришь, ассасина послали в отместку за Ересь Хоруса. — Он снова наклонился вперед, насколько позволяли цепи, и его черные глаза, обведенные болезненными кругами, казалось, выпили душу из псайкера. — Но дело в том, дитя, что ассасин, убившая Ночного Охотника, не была первой, кто пришел за его жизнью…

— Что-о?!

— Да, она была последней в длинной цепочке. В долгой очереди убийц, от которых избавлялся Керз. Настолько длинной, что бесконечные попытки его убийства исчерпали желание Ночного Охотника принимать ответные меры. Он слишком много перенес, понимаешь? Он был Охотником! Он был первым и самым могущественным! Он управлял тенями! Он царил в ночи! А потом Император отменил свое официальное разрешение, в самом конце Большого Крестового Похода, еще до начала Ереси. Керза призвали к его повелителю и оскорбили перед всеми братьями, заставив оправдываться. И что, он предал честь Императора? Сказал правду, пытаясь обелить себя? Показал всей семье двуличность отца? Нет, он был верен — он выслушал все обвинения с безграничным терпением.

— Я помню историю… — Древние тексты всплыли в памяти Миты вместе с залами пыльных библиотек. — Он напал на собрата-примарха, Рогала Дорна. Так он проявил свою верность, Повелитель Ночи?

— Напыщенность Дорна всегда выводила его из себя. Мало ему было несправедливых упреков отца, так еще терпеть насмешки неосведомленного глупца? Конечно, он проявил характер… Кто бы не поступил на его месте так же?

Мита открыла рот, готовя насмешку, но остановилась. Это печальное существо перед ней не заслуживало издевательств.

— И что было дальше? — выдохнула, сдержавшись, она.

— Моего повелителя посадили под домашний арест. Он проводил время в медитации, беседовал со своей гвардией.

— И?..

— Одно такое совещание было прервано черным дьяволом. Убийцей. Ребенком. Понимаешь меня? Его послали убить Ночного Охотника. Послали заставить его успокоиться навсегда. Кто еще мог послать его? Кто, как не ваш святой и справедливый Император? А главное, помни, ведьма, — это случилось до того, как Хорус отвернулся от света и начал Ересь!

— Это… это просто невозможно.

— Нападению помешали, и мой повелитель рассердился. Только тогда он познал, истинное «правосудие» отца. Он прервал совещание, чтобы собрать силы и составить план ответных действий. Керз был в ярости из-за покушения на свою жизнь. Оно стало первым среди многих до и после Ереси. Достигнув Тсагуалсы, Ночной Охотник прекратил бегство. Он выстроил дворец, который, как он знал, послужит ему мавзолеем, и стал ждать гадину, которая придет за его головой и украдет Корону. — Сахаал чуть пошевелился. — Вот так, дитя. Как видишь, Конрад Керз был убит вовсе не за участие в Ереси. Он был убит не за произвол или неподчинение. Нет… его убил отец, который больше не смог придумать, как его можно использовать. Превративший его в ненавистное всем чудовище. Использовавший его как пугало для многочисченных врагов. Император забрал у него все человеческое, а затем отплатил за жертву предательством. — Повелитель Ночи вздохнул. — Теперь ответь мне, маленькая ведьма, ты все еще думаешь, что тебя не используют? Все еще мечтаешь о некой… награде за верную службу? Все еще считаешь, что тебе лишь кажется, что все ненавидят мутанта-псайкера? Все еще уверена, что Император тебя любит?

Если бы в этом нереальном мире у Миты было тело из плоти, ее бы сейчас вырвало кровью, настолько велика была сила отвращения, охватившего ее. Недоверие боролось с уверенностью, сомнения клубились в душе огромной грозовой тучей.

Словно судно, которое всегда считалось непотопляемым, вдруг треснуло по всему корпусу и начало стремительно тонуть. Каждый клочок веры, который Мита Эшин черпала в Императоре, сейчас таял и разрушался.

Она посмотрела на Повелителя Ночи заплаканными глазами и выстрелила.

Цепи, сковывающие Зо Сахаала, лопнули и загремели по камням.

Он улыбнулся дикой улыбкой и начал вырываться из тюрьмы разума, торопясь заявить права на то, что принадлежало лишь ему.

Дата добавления: 2015-10-02