Мита Эшин. Мита проснулась от громкого крика

Мита проснулась от громкого крика. Она вскочила на ноги и приготовилась к бою раньше, чем остатки сновидений улетучились из головы. Несколько мгновений девушка недоуменно мигала от света, прежде чем смогла четко различить явь и фантазии.

О Бог-Император, как морозно…

Враждебный холод Эквиксуса вторгался в улей уже несколько дней и на все ярусы. Тепловые кондиционеры внезапно затарахтели и остановились, во многих районах и секторах замерцаю и выключилось освещение. Аварии были временными, но отряды техножре-цов и армии их аколитов бродили от одного распределительного щита к другому, а от них — к главным генераторам, вознося молитвы и благословения, но замершие вентиляторы и остывшие трубы больше не могли сопротивляться наступлению мороза.

Мита спросила себя, что это могло означать и кто стоит за происходящим. Она ощущала, что у нее есть довольно хорошее предположение в отношении виновника.

Девушка вздрогнула, и холод был в этом виновен не полностью.

Переулок, в котором она спала, не изменился за ночь: грязные стены, заляпанные машинным маслом и ржавчиной. Вокруг не было видно рычащих виндикторов с грозно поднятыми энергетическими булавами, из тьмы не вылетали бутылки, пушенные рукой одного из местных хулиганов, рядом не вихлялись проповедники, предрекая конец света и осыпая всех проклятиями.

Мита обитала здесь уже два дня, ведя жизнь бродяги,— спала на улице, дрожа от холода, а утром старалась раздобыть немного еды. Она обменяла свое безвкусное платье с эмблемой Инквизиции на толстое тряпье, в которое и куталась. Причесывалась, видя собственное отражение в сточных канавах с нечистотами. Пока ей удавалось успешно скрываться и не попадаться в руки агентов Каустуса. Учитывая свирепость уличных банд и полную апатию местного населения, Миту не удивляло, что ей больше не встречались люди с таким же статусом. Им всем была одна дорога — вниз, в подулье.

Правда, был еще выбор — умереть.

Но Мита считала такой вариант явным перебором.

Наоборот, она будет сопротивляться до последнего. Может, у нее и нет дома, может, за ней и охотится Императорская Инквизиция, но у нее есть четкая цель. Есть последняя соломинка, за которую можно ухватиться. У нее есть торговец информацией…

Никого в окрестностях не потревожил раздавшийся дикий крик. В этом не было ничего удивительного: хоть Каспсил и не жил по законам подулья, но его нельзя было назвать и сладкой утопией. Грабежи, насилие, убийства — этим мрачным туманом всегда была окутана жизнь множества секторов улья. А если вспомнить события последних дней, череду загадочных казней, заставивших улицы вздрогнуть от ужаса, ночной крик покажется незначимым и второстепенным.

Но вопль, разбудивший Миту, был не один. Теперь к нему присоединился целый хор отчаянных голосов, от которых по спине бежали мурашки. Дознаватель выбралась из своего укрытия, потуже запахивая импровизированный плащ — холод давал о себе знать все сильнее, — и прислушалась, стараясь определить точное расположение источника звука, а потом зашагала прямо к нему.

В этом, возможно, и было главное различие между Митой Эшин и любым другим жителем улья — когда все бежали от ужасных звуков, она упрямо шла к их источнику.

Это был зал собраний. Такие обшарпанные здания часто имели даже купола или украшения в виде священных таблиц на фасаде (ужасного качества, где святой «икс» был неотличим от «игрек» экклезиарха). Иногда стены покрывали и религиозные надписи, но их можно было и так встретить на каждом углу улья. Эти залы вечно зажимали стенами близлежащие здания, делая их похожими на раздувшиеся вигвамы. Внутри стояли бесконечные ряды неудобных пластиковых сидений, также в комплект, как и в большинстве жилых кварталов города, входил дрожащий сервитор, наблюдающий за порядком.

Сюда стекались со всей округи граждане, выполняя ежедневную повинность просмотра Гражданского Канала Веры. Поэтому залы редко пустовали и всегда были шумными, подчиняясь ритму заводских смен, по очереди заполняющих внутреннее пространство. От этих коммунальных индостриа доносились звуки гимнов, пламенные речи и приветствия, исходящие из потрескавшихся динамиков вьюспексов.

А вот теперь неслись сплошные крики.

Мита поспешила внутрь, изготовившись сражаться, и остановилась на пороге как вкопанная. Вопли издавала вовсе не публика, как она первоначально подумала, наоборот, зрители сидели, прижавшись к спинкам сидений, — многие с закрытыми глазами, другие — взявшись за руки, как испуганные дети.

Над людьми нависал огромный экран вьюспекса, к которому тянулись грозди оптических кабелей и информационных шлейфов, придавая сооружению вид светящегося паука, свившего гигантскую паутину среди Портретов святых.

На экране был кардинал — как предположила Мита, именно он должен был вести передачи в этот ранний час, — и кардинал был распят. На темном фоне студии камеры брали крупным планом обнаженное тело жертвы, во всех деталях передавая исхлестанное лицо и грудь, покрытую множеством тонких и длинных разрезов.

Кардинал был вздернут на сложное высокое устройство, усеянное множеством линз и странных разъемов, многогранные кристаллы у основания которого ярко светились, придавая механизму вид пластикового дерева, покрытого наростами. Мита без труда распознала в нем фотопровидца — сервитора, вмещающего в себя всю сложную снимающую аппаратуру. Более того, можно было не сомневаться, что нынешнюю ужасную картинку передает точно такой же фотопровидец.

Руки кардинала были вывернуты из плеч, нога крепко связаны. Через каждую руку, через берцовые кости, через плечи и шею, через жир на бедрах проходили, пронзая их насквозь, ржавые болты, не меньше дюжины.

У подножия фотопровидца, теперь залитого кровью, лежали кучи других тел. закутанных в мантии и сверкающих аугметикой. Их руки с длинными ногтями продолжали сжимать сервоманинуляторы и были вывернуты под неестественными углами. Техножрецы, преданные Императору, решила Мита, служащие его ипостаси, Богу-Машине. Каждый из них был обезглавлен.

Кардинал, однако, все еще был жив. Он медленно умирал, из груди доносились резкие хрипы, распростерший крылья орел стал матово-бледным. Даже если бы во рту у человека не было жесткого кляпа, Мита сомневалась, что кардинал нашел бы в себе силы для крика. Но его глаза следили за линзами фотопровидца, кадык судорожно дергатся — он старался выговорить какие-то слова.

Самым страшным, что сразу бросаюсь в глаза, было вырезанное на груди кардинала единственное слово, змеившееся кровавыми буквами, подчиняясь некой адской каллиграфии. Его писали наспех, неаккуратными и грубыми линиями.

Отлучен.

Мита ощутила, как ее колени стали ватными, — нет ничего удивительного в такой реакции толпы.

Изображение дрогнуло, кровавое слово начало приближаться, заполняя весь экран, теперь можно было разглядеть каждый волосок и каждую пору на теле кардинала. Едва аудитория немного привыкла и начала надеяться, что ужасы закончились, из динамиков раздался шипящий голос.

Слова ворвались в душу Миты голодными духами. Она узнала его. Она поняла, кто говорит.

Повелитель Ночи.

— Наслаждайтесь, — шептал голос, распространяясь по воздуху как дыхание пронизывающего ледяного ветра, — вот цена ложного рвения…

Зрители в зале разом заговорили, кто-то начал громко читать молитвы.

— Охваченный скверной маленький кардинал, именно таким я его нахожу… жир тела и богатство одеяния, неуемное обжорство и декаданс… Пролить его кровь есть проявление истинного милосердия.

Кого-то из людей в зале начало рвать. Обращенные к вьюспексу глаза были наполнены слезами ужаса. Волна паники и страха наполняла умы, начиная со всех сторон теснить Миту.

— Проявление милосердия — услышать его крики…

Картинка вьюспекса резко дернулась. Все еще поставленный на максимально крупный план, фотопровидец дернулся в сторону, промелькнули мутные расплывчатые пятна, которые невозможно было разглядеть. Затем темнота и неясный свет рассеялись, сменившись фоном синего и бронзового цветов, разделенного на части резкими тенями.

Последовала секундная вспышка, и в центре экрана — крупно — именно на такое время, чтобы умы зрителей могли осознать увиденное и зайтись в спазмах кошмара, появились… дьявольски красные щели, горящие во тьме, окруженные паром дыхания.

Глаза.

— Так же погибнут все, кто ушел от света, — прошипел обладатель ужасных глаз — Пристальный взгляд Императора упал на этот мир (в зале вновь раздались истошные вопли, и многие упали в обморок). — И что же он увидел? Скверна — вот все, что он видит. Город беззакония и несправедливости, которым управляют бессильные эгоисты.

Картинка начала удаляться от жутких глаз, полыхающих злобой. Все остальное оставалось неясным, теряясь в тенях, заставляя стоить догадки по намекам синего и бронзового цветов. Они мелькали, обманывая глаза и путая чувства

— Вы видели смерти, которые недавно пришли к вам. Грешники были обезглавлены. Я забрал их головы, чтобы очистить от скверны. Они будут первыми из многих. Они не будут последними. Кайтесь, грешники. Бойтесь гнева своего Императора. Бойтесь его ангела мести.

Максимально возможно расширив угол изображения, вьюспекс уже не справлялся с задачей и не мог передать истинный поток ужаса. Это невидимое существо, загадочный посланец, продолжало смотреть из тьмы огненными щелями, изредка из мрака поднимался туман дыхания. В мерцающем свете проявлялись только контуры шипов и цепей, давая намек на размеры и форму фигуры.

Но точно ничего нельзя было понять, глаз различал лишь присутствие тела, словно фотопровидец снимал не чье-то материальное присутствие, а изящный силуэт эфирного демона.

Зрители могли сами выдумать любую кошмарную плоть, их перепуганные умы прекрасно справлялись с этим заданием. А раз придумав, могли начинать постоянно его бояться, все дальше уходя от действительности, что было намного хуже.

С экрана зашипело, и во тьме, как вспышки молний, мелькнули ужасные когти, явившись и исчезнув из ниоткуда.

В тесном зале раздался дружный вопль.

— Судный день близок, — произнесла тварь. — Даже не пытайтесь сопротивляться.

В этот момент трансляция прервалась, экран вью-спекса заволокла белая метель помех, слегка осветившая зал собрания.

Настал миг тишины.

— Он лжет! — выкрикнула Мита, ее сердце бешено колотилось. — Он лжет! Он желает, чтобы мы начали его бояться! Он не дитя Императора!

С тем же успехом можно было кричать в лицо подступавшему урагану. Никто не слушал ее.

Люди были очень заняты — они вопили.

То же самое творилось во всем городе. Куда бы ни направилась Мита, никем не замечаемая, как и положено настоящей бродяге, отовсюду доносились рыдания и панические крики. Среди ужасных цветов клубного района или на дымных пустошах, куда фабрики сливали ядовитые отходы, на каждой лестнице и каждом перекрестке царил необузданный ужас.

Шепот. Слухи.

Вещание Гражданского Канала Веры быстро возобновилось, контроль над мятежной станцией был восстановлен. Оттуда лились запинающиеся голоса, обещавшие гарантии, опровергавшие. Это бесконечное «все хорошо, все хорошо» не могло остановить приближающуюся бурю.

И действительно, любой авторитет, делавший попытку выступить с опровержением скверны в улье, просто раздувал инакомыслие, клеймя самого себя как приверженца несправедливости, напрасно стараясь сделать безмятежный вид. Сейчас такие выступления смотрели лишь ничтожное количество людей, хотя это и не имело значения.

Машина слухов работала на полную катушку, ее шестерни крутились с максимальной скоростью, история приобретала все более чудовищные формы, видоизменяясь и разрастаясь с каждым часом.

Часовни не вмещали людей, требующих отпущения грехов и милосердия от ничего не понимающих, потрясенных священников. На улицах пургатисты оказались в центре всеобщего внимания, вопли и свист шипастых палок доносились теперь с каждого угла, рельсы и проезжая часть были в брызгах крови рьяных флагеллантов.

Но большинство… большинство жителей улья не были столь радикальными. Огромное количество людей дрожали по домам с бледными лицами, перемещаясь между домом и фабрикой лишь большими группами, запирая покрепче двери и ставни. Они успокаивающе баюкали плачущих младенцев, а супруги по тысяче раз в день говорили друг другу: «Я люблю тебя, я люблю тебя, я люблю тебя…»

Или просто вожделели друг друга.

Ангел Императора был уже рядом, на его пути сгорит весь грех, нечестивость будет выкорчевана с лица планеты, а в милосердии будет отказано.

Что бы ни говорила Мита, никто не верил ей. Город единым существом думал по-другому. Повелитель Ночи смог переиграть ее.

Ну и где теперь ваше «этим делом займутся», Каустус?

Скользя во мраке по охваченному ужасом городу, девушка поняла: пришло время разыграть туза, которого она придерживала в рукаве до последнего. Мита нашла уединенное место в темном углу под лестницей, ведущей на средние уровни, и уселась скрестив ноги, концентрируя сознание.

Процедура могла быть болезненной.

Когда она несколько дней назад посетила торговца информацией, а его слуги едва не отправили на тот свет Винта, дознаватель, наблюдая за его забавной медлительностью, поняла, что даже объединенный гнев всего мира не смог бы повредить ему. Но Мита сумела прочесть тайны в глубинах разума Пахвулти.

Девушка нашла его опутанного проводами в большой комнате-машине, продолжая проклинать кибернетических воинов торговца.

Он расположился жирным пауком в центре паутины, к торговцу из каждого угла ползли кабели, по которым передавалась информация — основа его империи. Комната ломилась от множества пультов сенсорна, считывающих агнариа, клацающих вычислительных блоков, мониторов ауспексов, круглых циферблатов и громоздящихся один на другой экранов выоспексов. Везде змеились пучки проводов, экранированных резиной или металлом кабелей.

Отсюда Пахвулти управлял фотооптикой, камерами, сервиторами и коммуникаторами по всему улью. Отсюда перехватывал послания, подслушивал и подсматривал, как цифровой бог. Торговец наблюдал за тысячами сделок одновременно, накапливая их в сотах, как пчела, запасая навечно мед данных.

Он считал себя независимым и безжалостным. Он укротил космодесантника, призрака улья, простым и надежным способом — найдя на него управу. В его понятном и одновременно сложном мире вычислений и безжалостных цифр, поделенном на ясные величины, был только один уголок, на который Пахвулти не мог распространить свое влияние, — царство псайкеров.

И да, возможно, он провел жизнь, планомерно удаляя все человеческое из своего тела, делая его заменяемым и крепким, работая над ним, как скульптор лепит шедевр из мягкой глины, но он ничего не мог поделать с древней биологией человеческого мозга. Разум продолжал излучать эмоции, даже если его каркас был из крепчайшего металла и действовал по законам математики. Мита же имела дело только с мыслями.

Псайкер заскользила по его сознанию раньше, чем самодовольность Пахвулти начала паническое бегство, но он был бессилен остановить ее. Торговец вынужден был ответить на все вопросы: кто он такой, как был создан, рассказать обо всех уровнях своей империи.

Он поведал Мите о встрече с космодесантником, о поисках существ, зовущихся Ледниковыми Крысами, о продолжающейся охоте на Гашеного и о слухах, которые облетели на невидимых крыльях все подулье. Рассказал и о поисках непонятного груза. Пахвулти покорно распахнул свою стальную душу перед астральным скальпелем Миты, пока она не нашла то, чего желала.

Дознаватель пригрозила торговцу единственный раз, и эта угроза гарантированно должна была испугать такое существо, как он, — Инквизиция могла информировать его прежних хозяев в Адептус Механикус о его нынешнем занятии и местонахождении. Никогда не поздно подвергнуться святой процедуре пуритенс-лоботомии во второй раз.

Тогда Пахвулти окончательно сдался, заговорил елейным голосом, залебезил, извиваясь, как червь, которым он и в самом деле был.

Мита приказала ему найти Повелителя Ночи. Торговец должен был докладывать о каждом его движении и каждом произнесенном слове, а затем вернуться к ней. Девушка сообщила точное время и место, а затем отпустила Пахвулти и ушла.

Конечно, он ее предал. Такой поступок неизбежно следовал из логики жизни Пахвулти, которую ощутила Мита. Ей ясно представилась картина, как торговец долго извивается перед тварью, за которой он был послан шпионить. Предательство влекло за собой последствия. Мита предприняла… особые меры предосторожности.

На страницах туториа Схоластиа Псайкана эта процедура называлась инкулькати. Она заключалась во внесении фрагмента, именующегося парсусом, собственного астрального «я» в подсознание другого человека. После этой процедуры псайкер мог образовать кратковременную связь с помеченной целью, вне зависимости от ее местонахождения и дальности, принимая все сигналы чувств выбранного человека. Инкулькати не шло ни в какое сравнение с удаленным видением, но, учитывая трудности, вызванные хищными тварями варпа, кружившими вокруг Повелителя Ночи, другого выбора не оставалось.

Инкулькати было тяжелым испытанием. Оно было болезненным. И, кроме того, не давало второго шанса.

Мита смогла проложить путь в разум Пахвулти, с отвращением считывая его холодные амбиции и с самого начала задуманное предательство. Затем, собрав всю храбрость, срезала часть собственной души и вложила ее в холодное сознание торговца. Если ей больше не по силам следить за Повелителем Ночи, она пошлет этого глупца к нему от своего имени. Теперь она будет смотреть через глаза Пахвулти и слышать его ушами.

Теперь, сидя под лестницей в темноте, Мита тщательно сконцентрировалась, ее пробил ледяной пот. Девушка издала мучительный стон, словно рожала невидимое дитя, и мир перевернулся в ее глазах.

…И его внешняя температура составляет тридцать и четыре десятых градуса по Цельсию — без сомнения, результат воздействия хладагентов на броню. Его трон построен из ржавого железа и костей, украшен перьями и достигает трех метров десяти сантиметров от основания до верхушки спинки.

Подслушанные мысли Пахвулти струились вокруг Миты, как полноводная река. Она зафиксировала прорыв и сконцентрировалась вновь, пораженная странными видениями и картинами. Видеть глазами торговца значило быть погруженной в сенсорный океан, обрушивающий волны точных мелочей и потоки анализа всего окружающего.

На глубине полутора километров от уровня льда скалы теплые. Он — бесспорный повелитель подулья, и я нахожусь слева от него. Справа от него сидит обвинитель. С моего ракурса опознаю объект как Ависетт Чианни. Она входит в группировку Семья Теней.

У меня нет оружия.

Я зафиксировал двадцать шесть членов Семьи Теней с тех пор, как попал в это место. Я зафиксировал множество беженцев.

У каждого беженца имеется оружие. Создается армия.

Отделенная массой уровней от Пахвулти, полностью ушедшая в транс Мита была поражена. Связь инкулькати не удавалось усилить, поначалу она едва не была выброшена наружу противоречивым устройством тела торговца информацией, но отчаянным усилием смогла удержаться и теперь присоединилась к тайному восхищению Пахвулти секретной областью, которую смог обустроить Повелитель Ночи.

Цель один в одном метре выше и правее меня. Он говорит:

— Принесите его сюда.

Я отдал ему Гашеного. Все идет хорошо.

Разведчики — трое, все мужчины, все альбиносы из Бледного Дома. Они подтаскивают добычу ближе. Без сомнения, Повелитель Ночи смешивает подконтрольные ему силы, налаживая взаимодействие среди добровольных и принужденных слуг. Это хорошая тактика — так не возникнут очаги сопротивления.

Разведчики нашли членов Гашеного в явочной квартире, адрес которой я назвал. Члены разума Гашеного кажутся изумленными, оказавшись в лагере Семьи Теней, — третья их часть, в данный момент отсутствующая, как раз отвечала за компромиссы. Теперь они испуганы. Они выглядят детьми, которых вызвал пожурить директор школы. Когда один спотыкается, вторая часть тоже едва не падает — они связаны медным кабелем в височных разъемах.

Женщина некогда звалась Сикха Юиссен, честолюбивая наследница Гильдии Юиссен. Мужчина был известен под именем Аполус Лэки, внебрачный сын жулика-торговца Корлеони. Недостающую часть звали Кулошом Свен-Доу, именно он так эффектно провалил попытку переворота в торговом консорциуме Западного Хабитата.

Я знаю их имена, ведь это я создал Гашеного. Они прибыли ко мне — кто опозоренный, а кто жаждавший начать жизнь заново. Они хотели победить конкурентов, и мне удалось создать гесталим. Я сплавил их воспоминания вместе, я дал им разум когнитора, но сохранил личности. Они существовали в течение трех лет, четырех месяцев и шестнадцати дней. За это время успели пристраститься к наркотикам.

Информационным наркотикам. Они были моими посредниками во всем улье, но зависели целиком и полностью от меня. Сегодня меня посетили чувства, похожие на отцовские. Я создал их независимыми (взяв лишь цену вечной верности) и даже прятал их, когда они оказались в опасности. Действительно, я их настоящий отец.

Теперь их потребовал Повелитель Ночи, и я их ему предоставил.

Бедный, бедный маленький Гашеный.

Нечто приземляется в грязь перед их ногами, прилетевшее из-за моей спины и чуть сверху. Это отполированный череп, на котором над каждой глазницей блестят гнезда разъемов. В одном до сих пор болтается бесполезный для него информационный шлейф.

Кулош Свен-Доу. Покойся с миром, дурачок.

Члены Гашеного наперебой хватают череп, царапают его ногтями и издают жалобные стоны. Они суют свои шлейфы в его мертвые разъемы, как голодные рабы, которым кинули кусок мяса, они готовятся насладиться потоками данных.

Цепь восстановлена, коллектив членов воссоединен. Теперь ребяческое беспокойство Гашеного исчезает, они способны разумно оценить свое положение. Когда проходит первый радостный порыв, Гашеный говорит Повелителю Ночи:

— Ты хочешь нас убить, верно?

Они говорят синхронно, слившись в гармонии. Забавный эффект.

Если их прямота и пугает моего нового хозяина, он не показывает виду.

— Да, хочу, — говорит он. — Но в моем арсенале есть тысяча ужасных способов умерщвления. Некоторые гораздо медленнее, чем другие, как вы сами понимаете…

Члены разума Гашеного переглядываются. Я знаю: они обмениваются информацией и торопливо обсуждают свои возможности, неслышимые голоса с бешеной скоростью носятся взад и вперед по проводам.

— Мы согласны, — говорят они. — Это будет безболезненно?

Повелитель Ночи пожимает плечами:

— Это будет быстро.

Он был прекрасным творением, этот гесталим. Мне немного жаль с ними расставаться, но теперь мы все рабы Повелителя Ночи, и подчиняться его приказам есть самый простой и мудрый путь.

— Был груз, — шипит Повелитель, и я предполагаю, что слышал тихий вздох, длившийся одну целую три десятых секунды. Кроме меня, вздох никто не мог услышать. Я удивлен ходом мыслей Повелителя. — Вы приказали Ледниковым Крысам его украсть.

— Да, это так.

— Откуда вы узнали о прибытии груза?

— Наш покупатель ожидал его прибытия. Он нанял нас в качестве посредников. Мы должны были найти точное место приземления и нанять агентов для доставки. Им щедро заплатили, впрочем, как и нам.

Он шипит за моей спиной. Он жаждет.

— Где теперь этот груз? Его вскрывали? Печать была сломана?

— Мы его не открывали. Мы передали груз клиенту…

Чудовище наклоняется на своем троне. Он выкладывает самый главный вопрос, как игрок в пикт раскрывает свой заветный туз чаш.

— Кто? — Голос Повелителя Ночи дрогнул. — Кто ваш клиент?

Вдали, глотая пот и пересиливая боль, Мита Эшин продолжает отчаянно концентрироваться, она не имеет права сейчас разорвать инкулькати. Приближается критический момент, подсказывают все ее чувства.

Груз…

Нечто похищенное с «Крадущейся тьмы».

Нечто стоящее тысяч жизней, принесенных ради его возвращения.

Груз — это и есть главная загадка.

Мита углубилась в сознание Пахвулти, напрягая их общий слух.

— Мы не знаем, — отвечают члены разума Гашеного.

Повелитель Ночи не издал шипения. Никакого взрыва ярости или кровавой резни. Интересно, мне кажется или он ожидал подобного разочарования?

— У нас есть только его местоположение, — синхронно продолжают члены разума Гашеного твердыми голосами. — Место встречи и условный сигнал для вызова агентов клиента. Они появляются, чтобы забрать товар и произвести оплату.

— И где же, — шепчет хозяин, — находится это место?

Врата Махариуса! Врата Махариуса!

Сферический писец ткнулся в ноги Миты и получил яростный удар пяткой. Она бежала по комнатам, расталкивая ошеломленных помощников и рассеянных сервиторов.

— Ородай! Ородай, разрази тебя варп! Врата Махариуса!

Префект Каспсила был занят даже среди безумия, которое в последние дни стало считаться нормой.

Мита проскользнула мимо группы дервишей, слишком медленных, чтобы остановить ее, и понеслась по крутой белоснежной лестнице на следующий этаж.

— Ородай! Ородай!

Новая преграда выросла на пути се быстрого продвижения. Мита пробежала мимо жирного дежурного сержанта, чуть успокоив того псионическим импульсом, не желая убить, а просто заставив осесть и расслабиться в кресле.

Наверняка по всему зданию уже трещали звонки тревоги, поднимая закованные в черную броню спецподразделения — черную, как когти из ее самого ужасного кошмара. Возможно, угодливый помощник даже сообщит Ородаю о странной сумасшедшей, которая предприняла смехотворную попытку передать личное неофициальное сообщение. Мита лишь надеялась, что подобная новость возбудит в командующем хоть капельку любопытства.

И более ничего.

— Ородай! Врата Махариуса! Проклятие на твои глаза, человек! Ты что, меня не слышишь? Врата Махариуса!

Молодой префект возник за спиной Миты и сразу получил удар локтем в лицо. Его напарник — седой виндиктор с решительным взглядом — решил воздержаться от ближнего боя и вскинул дробовик. Дознаватель взорвала его мозг жестоким псионическим ударом и воспротивилась острому желанию выхватить из ослабевших рук человека оружие. Быть вооруженным значило немедленно получить выстрел в спину.

На предпоследнем этаже Мита продолжила оставлять след из изумленных помощников и оглушенных префектов. От нее разлетались сервиторы безопасности, перед отключением успев пробормотать об «аварийной ситуации», но в конце концов дознаватель встретила серьезную преграду — баррикаду, за которой укрывались десять полностью бронированных префектов с нацеленными дробовиками.

Мита завернула за угол и лишь чувство смертельной опасности, пронзившее мозг, заставило ее сначала замереть, а потом отпрыгнуть назад с еще большей скоростью, чем она двигалась вперед.

Слитный залп задел ее за плечо, развернув волчком и швырнув на пол. Мита закричала от боли, рукав стремительно начал набухать от крови.

Из-за угла загрохотали шаги, и девушка собрала остатки энергии для нового псионического удара. По громогласным командам и тяжелому звенящему топоту бронированных ног, раздавшемуся за спиной одновременно с появлением префектов с лестницы, Мита поняла, что бойцы сильно превзошли ее численностью, и грязно выругалась.

— Врата Махариуса… — пробормотала она, не способная думать ни о чем другом. В этот миг первый из нескольких дюжин дробовиков ткнулся в лицо девушки. — Врата Махариуса, ублюдки вы этакие…

— Что там насчет Врат Махариуса? — раздался голос сверху.

Мита ощутила в нем оттенок уважения, и надежда немного ожила в ней. Префекты расступились, позволив хорошо знакомой фигуре подойти ближе.

~ Ородай! — вскрикнула Мита.

— Командующий Ородай, — поправил он ее сухо. На его лице не было заметно особой радости от встречи. — Что вы здесь делаете, дитя?

— Доставила жизненно важную информацию для расследования Инквизиции.

Ородай вздохнул:

— Мисс Эшин, по последним данным, которые я слышал, вы были отторгнуты от тела Инквизиции за грубое нарушение субординации. Ваши бывшие коллеги уже посетили меня. Они очень ярко расписали мне все, что с вами надлежит сделать в случае поимки.

Бьюсь об заклад, они тебе еще и не то рассказали.

Один из виндикторов вновь грубо ткнул ее дробовиком.

— Командующий, — зашипела от боли Мита, ее сердце так колотилось, что она едва могла слышать собственный голос, — вы так же, как и я, знаете, что инквизитор Каустус совершил ошибку.

— Имейте совесть, дитя. Преступница в вашем положении не должна усиливать собственную вину, оскорбляя инквизитора.

— Ради блага Императора, Ородай! Инквизитор глупец! Проклятый варпом щеголь, который больше увлечен сокровищами губернатора, чем безопасностью улья!

Ородай мрачно смотрел на Миту, играя желваками.

Каким путем ты пойдешь, практичный маленький ублюдок?

Глаза командующего сузились. Он медленно потянулся к поясу и, вытащив пистолет, направил Мите в голову.

Сердце девушки замерло.

— Разойдись! — скомандовал он префектам. — С этой девчонкой я смогу и сам справиться.

Виндикторы исчезли в мгновение ока. Ородай подождал, пока эхо шагов не стихнет в коридоре, и медленно спрятал оружие.

— Что?.. Я ничего не понимаю, — нахмурилась Мита.

— Не стоит вести разговоры о политике публично, дитя. И у стен есть уши.

— Но я… я…

— Я полагаю, у вас была причина прийти ко мне. Я тоже не слишком горячий поклонник инквизиторского ублюдка, как и вы, но враг моего врага не всегда бывает моим другом. Особенно если он — дерьмовая ведьма Инквизиции, умудрившаяся погубить моих лучших людей.

Мита молча снесла упреки, не вставая с пола.

— Я знаю, где вы можете его найти.

— Кого?

— Вы знаете кого. Повелителя Ночи. Космодесантника Хаоса. Существо, которое поставило на уши ваш милый маленький городок.

Ородай дернулся:

— Вы все еще продолжаете настаивать на…

Мита изумленно распахнула глаза, оскорбленная в

лучших чувствах.

— А вы все еще продолжаете сомневаться? Вы ведь точно видели прерванную передачу?

— Я видел. И все, что видел, — это пара красных глаз.

— Да почему вы так упорно прикидываетесь глупцом? Почему все отрицаете? Есть проклятый варпом космодесантник Хаоса, обитающий на свободе в вашем городе, Ородай. А я могу вам сказать, где он находится! Неужели вы так недальновидны, что откажетесь меня выслушать?!

Когда Ородай заговорил вновь, его голос был тих и спокоен, лишь глубокое расстройство сквозило в нем.

— Дитя, это существо может быть реальным, а может и не быть. Все, что мы знаем, что кто-то… нечто сформировало армию в подулье. — Командующий поднял бровь и чуть улыбнулся: — Не только у Инквизиции есть шпионы, дитя. Поэтому, как видите, у вас ничего нет для нас. Мы уже знаем, где прячется эта ваша… тварь. Но атаковать ее в собственном логове было бы с нашей стороны совершенно не…

— Она не там.

— Что?

Мита позволила слабой улыбке осветить ее лицо, а потом скривилась от боли в раненом плече.

— Он ушел из логова, — произнесла она. — Теперь у него есть цель. Врата Махариуса, Ородай. Именно там мы убьем дракона.

Дата добавления: 2015-10-02