Глава 5- Долина Иадранг 4 страница

Двадцать 105-мм гаубиц были собраны рядом на краю круглого открытого места. Они заняли примерно четверть свободного пространства, все остальное было предназначено для вертолетов.

В траве блестели стреляные гильзы. Время от времени их собирали в большую грузовую сеть в середине позиции, и когда она наполнялась, ее утаскивал 'Чинук'.

Я прогуливался позади орудий, чтобы посмотреть на работу расчетов. Они выполняли мощный огневой налет по периметру 'Рентгена' и работали в лихорадочном темпе. Выстрелы были не просто громкими, они сотрясали мое тело и мозги. Я напихал в уши туалетной бумаги и держал рот открытым. Предполагалось, что так мои барабанные перепонки не лопнут.

Один человек рядом с каждым орудием доставал из гильзы связку четырех-пяти пороховых картузов и отрывал один из них. Оторванный картуз бросался в костер, где вспыхивал ярко сверкающим пламенем. Так контролировалась мощность заряда, не нужная для расстояния, на которое велся огонь. Подобрав заряд, артиллерист вставлял снаряд - бизнес-составлящую всего дела, содержащую в себе взрывчатку или белый фосфор - в открытый конец латунной гильзы. Снаряд, готовый к выстрелу, укладывался в ряд, лежащий рядом с расчетом. Сотня взмокших полуголых людей синхронно работала, дыша горячим, недвижным воздухом. Я смотрел, как на протяжении пятнадцати минут обстрела они посылают снаряд за снарядом, пока не пришла команда прекратить огонь.

Когда гром умолк, тишина была пугающей. Ребята в расчетах принялись собирать гильзы и прибирать всякий мусор, но им было явно интересно, что у них получилось. Я слышал возгласы: 'Ну как там наши дела?'.

Воздушный наблюдатель за несколько миль отсюда, находясь над целью, сообщил нам новости: 'Накрытие. Потери противника свыше 150'. В толпе из двух десятков расчетов послышались отдельные радостные восклицания. Артиллеристы присели покурить и их потные спины сверкали под солнцем.

Странная была у них война. Они лихорадочно работали на полянах то тут, то там, вдали от всех остальных, а враг для них оставался невидим. Мерилом их успеха или неудачи было сообщение воздушного наблюдателя, ведущего счет трупов. Работа была тяжелой, а шум страшным. Битва в Иадранг тянулась месяц и они вкалывали двадцать четыре часа в сутки. Неужели человек в состоянии заснуть в такой какофонии? Один раз я попробовал и не смог.

Я поговорил с некоторыми ребятами из расчетов. Свое дело они любили. Особенно, если сравнивать его со службой пехотинца или стрелка 'Хьюи'. Единственное, что им угрожало, если не считать взрыв орудия, так это нападение на позицию. Пока что в Кавалерии такого не случалось.

Они задавали мне массу вопросов о происходящем. Они видели массу вертолетов, направлявшихся на юг. Они получали все новые огневые задачи и наносили большие потери. Темп все убыстрялся. Их захватила идея загнать АСВ в ловушку. Может быть, просто может быть, врага можно окружить и уничтожить. Может, после такого поражения он решит сдаться. Мы все сможем отправиться домой. Мы ведь побеждаем, так?

Количество раненых, которых мы перевозили, все росло. На этой неделе мы с Лизом доставили в госпитальную палатку больше сотни человек. У других сликов было примерно так же.

Когда позволяло время и место, мы везли убитых. Здесь приоритет был низким - им больше не требовалась спешка. Иногда их забрасывали на борт в мешках, но обычно нет. Когда мешков не было, кровь стекала на пол кабины и 'Хьюи' наполнялся сладковатым, до ужаса узнаваемым запахом. Но это было ничто по сравнению с запахом людей, которых нашли лишь через несколько дней. Столько трупов мы еще не возили. Считалось, что сейчас мы выигрываем. АСВ попалась в ловушку и ее стирали в порошок, но куча трупов позади госпитальной палатки все росла. Кладбищенские новобранцы прибывали на сборные пункты быстрей, чем их успевали обработать.

В лагере, повидав столько смерти, я стал нервничать. Я слышал, что двое пилотов попались на земле.

Нэйт с Кайзером отправились им на выручку. Нэйт почти плакал, когда рассказывал нам в Большой Верхушке о том, что случилось.

- Мудаки проклятые. Их сняли с задания, чтобы они вернулись за топливом. Но вы же знаете Пэйстера и Ричардса: типичные пилоты ганшипов. Они с чего-то взяли, что со своими пулеметами станут неуязвимы. В общем, по пути обратно они встретили то ли ВК, то ли НВА, короче, кого-то на земле и решили атаковать. Никто не знает, сколько они там летали, потому что вызов по радио они сделали, только когда в них попали. Минут через десять, когда прилетели мы с Кайзером, 'Хьюи' просто стоял на поляне и все выглядело нормально. С нами были два ганшипа, они покружили и огня не встретили. Мы приземлились за вертолетом. Когда сели, я увидел, что с дерева свисает красная масса мяса. Оказалось, это Пэйстер, его повесили за ноги и сняли кожу. Вокруг никого не было. Ганшипы продолжали кружить, позади нас сел даст-офф. Я вылез, Кайзер остался в машине. Выскочил медик, мы побежали вместе.

Нэйт все хлопал по нагрудным карманам в поисках своей трубки. Так и не нашел.

- Кожа Пэйстера свисала полосами, закрывая ему голову. Эти мрази даже хуй ему отрезали. Похоже, с Ричардсом они только начали, потому что мы нашли его полуголым в сотне футов, в слоновой траве. Голову ему почти отрезали.

Бледный Нэйт на секунду сделал паузу.

- Я чуть не сблеванул. Мы с Ричардсом вместе пошли в летную школу. Медики сняли Пэйстера, положили в мешок, - Нэйт покачал головой, борясь со слезами. - Помните, как Ричардс всегда хвастался, что умеет выживать в джунглях, если собьют? Блин, он ведь даже пошел в школу выживания в джунглях, в Панаме. Если кто и мог уйти живым, так это Ричардс.

История Нэйта тяжело на меня подействовала. Я вспомнил Ричардса и его нашивку школы выживания в джунглях. Эксперт по джунглям, большое дело. Это дало ему сотню футов, чтобы уйти от врага. Вся подготовка прямо на свалку. При мысли о том, насколько она оказалась напрасной, у меня на глаза навернулись слезы.

Темп оставался лихорадочным. На следующий день было проведено несколько атак на меньшую по размерам зону рядом с 'Рентгеном', чтобы расширить наш фронт против АСВ. Фаррис занял командирскую машину в группе ротного размера, составленной и из Змей, и из Священников. Мы направлялись к небольшой зоне, на три вертолета. Своим пилотом он выбрал меня.

Фаррис и я должны были быть в первой группе из трех машин, которая выполнит посадку. Позади нас вытянулась рота - каждый вертолет нес восьмерых 'сапог'.

Как командир, Фаррис мог выбирать, какой вертолет в тройке ему занять. Он выбрал второй. Теория, возникшая еще при зарождении воздушного штурма, утверждала, что командир, предположительно, будет иметь лучшее представление о происходящем, находясь в середине или даже в конце строя. По-настоящему большие командиры летали над нами на большой высоте, чтобы видеть все. Кажется, это был первый раз, когда я вел командирскую машину и я полностью нацелился на выживание. Я был бы очень не прочь возить командующего бригадой на высоте в 5000 футов, или Уэстморленда до его сайгонских апартаментов. Удивительно, о скольких разных вариантах я успел передумать.

В ходе штурмов мы обычно привлекали огонь, начиная с 1000 футов, иногда с 500. На этот раз такого не произошло.

На 500 футах мы шли по прямой к открытому месту, а дым от предварительного удара медленно поднимался в неподвижный воздух. Похоже, это был тот самый случай, когда огневая подготовка действительно сработала: в зоне высадки все были убиты. Я надеялся, что так и есть.

Отгоняя чувство ужаса, я машинально проверил направление дыма, чтобы узнать ветер. Никакого. Мы зашли с востока, группами по три, чтобы сесть на небольшую площадку. Но было слишком тихо!

На 100 футах над деревьями, когда мы приближались к ближнему концу зоны, стрелки Желтого-1 открыли огонь. Они били по деревьям на краю открытого места, по кустам, по всем местам, где мог затаиться враг. На огонь никто не отвечал. Два ганшипа с флангов открыли огонь из пулеметов на подвесках, выплевывая дым. В ушах у меня зазвенело, когда мои собственные бортовые стрелки присоединились к остальным. Я жаждал иметь свою собственную гашетку. Пространство зоны разрывало столько пуль, что, казалось, никто на земле не сможет выжить.

Когда мы приблизились к земле, ганшипы должны были прекратить огонь, чтобы нас не задело рикошетами. Все еще никакой стрельбы в ответ. Может, они все убиты! Или это не то место?

Адреналина во мне было много и я чувствовал малейшее движение вертолета. Я ждал, когда полозья коснутся земли и он пошатнется от того, что 'сапоги' начали выпрыгивать. Позади меня они рычали и покрикивали, накачивая себя перед боем. Я слышал их рявканье сквозь весь шум. До сих пор могу слышать. Моя посадка была согласована с ведущей машиной, и как только полозья коснулись земли, ее коснулись и ботинки рычащих солдат.

В то же мгновение регулярные части Севера решили захлопнуть ловушку. По трем вертолетам и разгрузившимся 'сапогам' был открыт перекрестный пулеметный огонь минимум с трех направлений. Зона внезапно заполнилась визгом пуль. Я сжал ручку управления, невольно подавшись вперед, готовый к взлету. Я подавлял свою логическую реакцию: немедленно взлететь. Машина приподнялась на полозьях, готовая сорваться моментально. Поехали! Фаррис орал по радио 'Желтому-1', чтобы тот взлетал. Он не двигался.

'Сапоги' даже не добрались до деревьев. Они выскочили с яростными криками, но теперь лежали вокруг нас, умирающие и мертвые. Винты ведущего вертолета еще вращались, но люди внутри него не отвечали. Я увидел, как впереди нас, от попадания пуль, ударили фонтанчики песка. Мой желудок напрягся, желая остановить их. Наши стрелки стреляли по призракам в деревьях поверх залегших 'сапог'.

В моей голове наступила странная тишина. Все казалось таким далеким. Под грохот пулеметов, крики 'сапог' о том, что все убиты, вопли Фарриса, приказывающего 'Желтому-1' взлетать, я думал о пулях, проходящих сквозь плексиглас, сквозь мои кости и внутренности, сквозь вертолет и никогда не останавливающихся. В тишине эхом раздался голос. Это был Фаррис:

- Пошел! Пошел! Пошел!

Я отреагировал так быстро, что 'Хьюи' подскочил рывком. Такое чувство, что 'Хьюи' работал на моем адреналине. Я резко наклонил нос, чтобы быстро набрать скорость. Отклонился вправо к мертво застывшему ведущему вертолету, все еще стоящему на земле. Стрелки с обоих бортов продолжали вести огонь. Трассеры, летящие в меня, теперь казались ливнем. Как только они могли промахнуться? В детстве я изобрел игру: уклоняться от капель летних дождей. Но в конце концов они в меня попадали.

Но не в этот раз. Я проскользнул над верхушками деревьев, оставаясь низко, чтобы укрыться и набирая скорость. Я резко мотал вертолет влево и вправо, уворачиваясь, сбивая врага с толку, как учил меня Лиз, и когда ушел достаточно далеко, резко набрал высоту, оставляя кошмар позади. Мой разум вернулся ко мне. И звуки тоже.

- Что с Желтым-3? - спросил кто-то. Этот вертолет все еще был на земле.

В эфире творилось безумие. Наконец, я расслышал голос Фарриса:

- Белый-1, запрещаю. Отворачивайте влево. Обратный круг.

Фаррис приказал 'Белому-1' отвести остальную роту в круг за несколько миль отсюда. Желтый-1 и Желтый-3 все еще оставались на земле.

Я глянул вниз на два тихо стоящих вертолета. Их винты лениво вращались, турбины шли на минимальных оборотах. Машинам было все равно, не все равно было лишь нежной протоплазме у них внутри. Открытое место покрывали трупы, но несколько человек из тех тридцати 'сапог', что мы привезли сюда, были еще живы. Они добрались до укрытия на краю площадки.

На голову Фаррису свалилась масса проблем. Ему нужно было довести и разгрузить еще двенадцать машин. Потом пришел вызов от пилота 'Желтого-3'. Он был жив, но считал, что его напарник убит. Кажется, борттехник и стрелок тоже. Вертолет еще мог лететь.

Два ганшипа, сверкая дульными вспышками, мгновенно спикировали вниз, чтобы прикрыть его. С расстояния на это здорово было смотреть.

На земле оставался только Желтый-1. С молчащим радио и все еще работающим двигателем. За ним оставалось достаточно места, чтобы высадить остальных.

Выживший 'сапог' добрался до радио. Он сообщил, что вместе со своими товарищами может дать кое-какой прикрывающий огонь для второй волны.

Через считанные минуты вторая группа из трех машин пошла на посадку, а Фаррис приказал мне возвращаться в зону подскока. Я вернулся обратно на несколько миль, где, на большом поле взял на борт новую группу ребят с дикими глазами.

Они тоже орали и рычали. Это был не просто результат тренировок. Это была мотивация. Мы все считали, что если сейчас поднажать, то все может закончиться. К тому моменту, как я выполнил вторую посадку, вражеские пулеметы замолчали. По крайней мере, вторая волна должна была пережить высадку.

Когда мы улетели, кто-то, наконец, заглушил турбину Желтого-1. Никто из его экипажа не мог это сделать. Они терпеливо ждали, пока их погрузят в мешки для путешествия на родину.

Я никогда не пойму, почему в меня не попали. Наверное, правильно читал знаки. Правильно? После этого вылета меня стали звать 'счастливчиком'.

Вечером, когда за Плейку загорелся оранжевый закат, Лиз, я и еще несколько других сходили к госпитальной палатке.

Мы пришли посмотреть на трупы. Небольшая толпа живых смотрела на все растущую толпу мертвых. Все было организовано. Трупы в эту кучу. Оторванные конечности сюда. Вероятно, запасные руки, ноги и головы воссоединятся со своими владельцами, когда тех поместят в мешки. Но мешки у похоронной команды кончились и трупы складывали прямо так.

Новоприбывших, как мертвых, так и раненых, приносили с вертолетов. Медик, стоящий в дверях палатки, заворачивал некоторые носилки. В отдельных случаях все зашло слишком далеко. Вспоротые животы. Медики вкалывали в них морфий. Но морфием не изменить факты. Я не мог отвести взгляд от одного из обреченных, в пятидесяти футах от меня. Он увидел меня, и я знал, что он знает. Его испуганные глаза расширились, он цеплялся за жизнь. Он умер. Через несколько минут кто-то подошел и закрыл ему глаза.

Новый стрелок, чернокожий паренек, который совсем недавно был 'сапогом', пошел с нами и Лизом. Мы стояли поодаль, но он подошел к куче, просто чтобы поглазеть. Он зарыдал в голос, принялся хвататься за трупы и его пришлось оттаскивать. В низу кучи он увидел своего брата.

Через два дня наступило затишье, по крайней мере, для нашей роты. Нас отправили в увольнение. Был ясно слышен общий вздох облегчения. По сравнению со Счастливой здесь шли настоящие бои. Пережить год такой жизни казалось маловероятным.

Что вы делаете в свое первое увольнение после недель боев, если устали, подавлены и обречены провести жаркий, сырой день в лагере Холлоуэй во Вьетнаме? Вы садитесь на грузовик, едете в Плейку и нажираетесь в хлам. Вот что вы делаете.

Я поехал с Лизом, Райкером, Кайзером, Нэйтом, Коннорсом, Банджо и Реслером. Помню, что всю вторую половину дня пил пиво - эффективно, поскольку я обычно не пил - сначала в одном баре, потом в другом. Дальше все они слились воедино. Сначала моим собутыльником был Реслер, но вечером я каким-то образом обнаружил себя в компании с Кайзером за столом во вьетнамском офицерском клубе.

- Мы считаем, что американцы похожи на обезьян: здоровые, неуклюжие, с волосатыми руками, - говорил вьетнамский лейтенант Кайзеру. - А еще вы плохо пахнете. Как жирное мясо.

Кайзер завязал разговор с расистом другой расы. Я наблюдал, как два человека ненавидят друг друга, потягивая чистейший американский бурбон, которым нас так любезно угостил вьетнамский лейтенант.

- Конечно, вас не оскорбит, если я продолжу? - спросил лейтенант.

- Не-е, - прищурился Кайзер. - Мне похуй, чего там думают косоглазые.

И выпил еще рюмку.

Эти двое продолжали обмениваться прочувствованными оскорблениями, суть которых обнажала суждения, о которых обычно молчат. Кайзер озвучил широко распространенное американское мнение о том, что части АРВ явно то ли не могут, то ли не хотят воевать сами. Лейтенант дал понять, что АРВ возмущена словами о том, что ее спасают такие придурочные, несправедливо богатые гориллы, которые тянут свои лапы ко всему, что есть в стране, включая и женщин.

После часа пития и обмена оскорблениями, Кайзер завершил наш визит, рассказав лейтенанту старый анекдот про 'вытянуть затычку'. Речь шла о циничном решении проблемы того, как во Вьетнаме отличать своих от чужих и закончить войну. По ходу анекдота все 'свои' помещались на корабли в океане, где и должны были ждать, пока все враги не окажутся убиты. А потом, как говорилось, надо вытянуть затычку - потопить корабли, в смысле.

Кайзер почти что удивился, когда увидел, что лейтенант не засмеялся. Вместо этого оскорбленный вьетнамец встал и вышел. Вскоре по взглядам других вьетнамских офицеров стало ясно, что нам здесь больше не рады. Мы пошли, чтобы продолжить вечеринку в другом баре.

Каким-то образом мы пропустили грузовик в лагерь. Мы отправились обратно в офицерский клуб и позаимствовали один из их джипов. Вьетнамцам говорить об этом ничего не стали. В конце концов, джип был сделан в Америке.

Когда джип на следующее утро нашли припаркованным в автопарке лагеря Холлоуэй, пошла вонь. Никто не знал, кто его взял, но когда об этом доложили на утренней постановке задачи, Фаррис стал жутко подозрительным. Он обратил внимание на то, что мы вернулись самостоятельно.

- Ловко сработано, ребята, - сказал он после постановки.

- Послушайте, капитан Фаррис, это не мы! - Кайзер выглядел искренним. - Это их работа.

- Что значит 'их работа'?

- То и значит, сэр. Эти мелкие сделают все, чтобы дискредитировать нас, американцев. Слышали бы вы всю дурь, что они говорили про нас прошлым вечером. 'Волосатые обезьяны', 'жирное мясо', 'придурки'. Никак нет, сэр, я знаю, что они о нас на самом деле думают и ничуть не удивлен.

- И то верно, - вздохнул Фаррис. - Ну что ж, мистер Кайзер, с этого момента, когда у вас будет шанс повеселиться в городе, я буду составлять вам компанию.

- Капитан? - Кайзер с тревогой глянул на Фарриса.

- Что, если вас остановят на КПП? Два уоррента. Вам нужен капитан, который не даст вам влипнуть. И потом, с какой стати я должен трястись в грузовике, если знаю, что вы двое всегда можете достать джип?

Обычно, Кавалерия перебрасывала только своих солдат, но однажды нам пришлось высаживать АРВ. Я слышал рассказы о том, как они не любят воевать.

- Когда приземлитесь, убедитесь, что ваши стрелки прикрывают высаживающихся вьетнамцев, - инструктировал нас Уильямс. - Было несколько случаев, когда так называемые 'солдаты АРВ' разворачивались и стреляли по вертолету, который их только что высадил. Кроме того, на вашей машине могут найтись и такие, которые не захотят вылезать. В этом случае один из стрелков должен их заставить. Второй его прикрывает. Если вашему стрелку придется стрелять, убедитесь, что он остановится, пристрелив того, кто сделал неверное движение. Неверное движение - это значит, обернуться, направив на вас винтовку. Мы их перебрасываем только один раз, в качестве одолжения. Больше так делать не станем.

И Уильямс оглядел свой выводок отеческим взглядом:

- Глядите в оба.

Я был поражен. Это был первый раз, когда слухи подтвердились. В следующие месяцы мне предстояло услышать еще многое: опасаться АРВ надо не меньше, чем ВК. Если доверять нельзя никому, кто тогда наши союзники? И чья это вообще война? Люди, которым надо больше всего, не вылезают из наших вертолетов, чтобы драться?

Но на этот раз мы доставили южновьетнамцев без приключений. Мы забросили их в большую зону высадки, откуда они, как предполагалось, начнут патрулировать вновь освобожденную долину Иадранг, поддерживая статус-кво господства союзников.

ВК связал их боем в течение двадцати четырех часов. Через два месяца нам пришлось возвращаться, чтобы отбивать долину заново.

Погрузки АРВ нам пришлось ждать несколько часов. Пока мы болтались без дела, я заметил труп, лежащий на поле в зоне рандеву неподалеку от Холлоуэй. Шею трупа еще обвивал кусок веревки.

Отойдя назад, я спросил Реслера:

- Что там за деятель?

- Китайский советник, - сказал Гэри. - Тот, которого мы вчера передали АРВ для допроса. Вблизи не видел его еще?

И он глянул на тело.

- Нет.

- Похоже, на какой-то из их вопросов он не так ответил, потому что они сделали ему в башке дырку размером с твой кулак, - и он скорчил гримасу. - Мозги вытекают. Поглядеть не хочешь?

- Нет. Я на мозги насмотрелся.

- Ишь ты, глянь на этих ребят, - Гэри показал в сторону трупа, сотни за две футов от нас. Два солдата из комплекса советников позировали для фотографии. Один присел на колено за трупом, а второй ходил с фотоаппаратом, выбирая лучший ракурс. Он сделал несколько снимков, но поза показалась ему недостаточно живой. Он сказал об этом своему другу, и тот поднял мертвеца за волосы. Мозги закапали. Солдат позировал, как охотник, держащий убитую газель.

Когда АРВ заняла свое место, задача Кавалерии была выполнена. Мы только убивали людей, не захватывая территорию. Такова была война на истощение.

К 26 ноября Америка выиграла свою первую крупномасштабную битву с северовьетнамской армией. Кавалерия и В-52 уничтожили 1800 коммунистов. АСВ уничтожила более 300 'джи-ай'. Кампания в Иадранг была одним из немногих столкновений, где я видел поляны, усеянные трупами солдат АСВ. В общем, я видел их, наверное, тысячу, вздувшихся, гниющих на солнце. Мы оставляли их там, где они лежат. Кавалерия выждала несколько дней, прежде чем искать своих пропавших без вести. За это время трупы созревали настолько, что наши патрули могли их найти. Это единственный способ отыскать мертвого в высокой слоновой траве.

Теперь они не рычали. Сложенные в кучу в грузовой кабине, они еще сражались, окоченевшие в резиновых мешках, натянутых на руки и ноги. Из-под застегнутых 'молний' мешков сочился запах смерти, от которого живых начинало тошнить. Неважно, с какой скоростью я летел - запах не уносило.

'Вместо того, чтобы бить врагу в живот, мы перерезали ему горло. Это только начало', - сказал один генерал в журнале 'Лайф'.

В течение нескольких дней, пока мы болтались в районе Плейку, прежде чем вернуться в Анкхе, я проводил большую часть своего времени с парой детей. Я встретил их в один из моих первых визитов в Плейку. Они были частью толпы, которая выпрашивала сладости и предлагала своих сестер нашим военным. Старший из двух братьев выделялся тем, что казался необычно взрослым для своих девяти лет. Когда другие дети становились слишком агрессивными, я видел, как Ланг отходит в сторону с неодобрительным выражением лица. Похоже, другие казались ему слишком шумными, слишком жадными.

Наконец, все сладости заканчивались, а сестры были проданы и тогда остальные уходили. Я был один, или с Реслером и появлялся улыбающийся Ланг. Он любил присесть и поговорить. Мы присаживались на корточки на улице и говорили о двух наших мирах на пиджин-инглише и языке жестов. Носил он черную хлопчатобумажную рубашку и бежевые шорты, ходил босиком. Двух передних зубов у него не было. Пострижен он был коротко, волосы торчали ежиком.

Каким-то образом Ланг всегда знал, когда я появлюсь в городке. Он говорил, что знает и показывал себе на голову. Думаю, большую часть своего времени он ждал, если не меня, то кого-то еще. Когда я шел по улице, он всегда выбегал, чтобы встретить меня.

Как-то вечером Ланг познакомил меня с другим мальчиком и сказал, что это его младший брат. Смотреть я на это больше не мог и повел их в маленький магазинчик, где купил каждому по новой рубашке и паре ботинок. На людей в магазине это произвело впечатление. Их взгляды потеплели, они одобряли то, что я сделал.

Потом мы пошли в ресторан, и там я заказал каждому по стейку. Ланг выпил немножко моего пива и откинулся на спинку стула, такой гордый, словно все это место принадлежало ему. Его брат был очень застенчивый, я так и не познакомился с ним по-настоящему.

Два своих последних дня я провел с ними. Из наших разговоров и разговоров с другими людьми я выяснил, что они сироты. Никто не знал, где они спят. Жестами, догадками, кивками мы деликатно поговорили о том, как бы вернуть их родителей (никто не знал где они) и родители, конечно, были бы благодарны мне за то, что я подружился с их детьми и заботился о них. Потом мы погуляли по городу. Голодными они были всегда, так что мы сначала пошли в ресторан, потом долго ходили по массе новых магазинчиков, а после этого зашли на площадь, где репродукторы разносили правительственные новости.

В тот вечер, когда я возвращался в Анкхе, они узнали все без слов. Они знали, что тут все и закончится и заплакали. В последний раз я видел их из кузова грузовика. Они стояли под фонарем, махали мне и жалобно плакали. Грузовик поехал на Индюшачью Ферму и свет фонаря начал удаляться. Темнота скрыла мои слезы, но на меня все равно никто не смотрел.

Часть 2
Элегантный, как рояль

Промокший до нитки Коннорс ввалился в палатку. Снаружи яростно молотил дождь. Коннорс посмотрел на земляной пол и сказал:

- Я армейский авиатор, элегантный, как рояль.

- 'Изящный, как рояль', так лучше, - ответил я.

- Да без разницы.

Дата добавления: 2015-10-02