IV. Роль наследственности

Тем не менее и на основании скудного имеющегося у нас материала можно высказать несколько не лишенных вероятия догадок. Установка новых научных данных может совершаться или путем методического непрерывного ряда выводов или накопления фактов, или путем внезапных неожиданных сопоставлений и догадок. В последнем случае мы имеем проявление способности к открытиям и изобретениям. "Открытия, — говорит Лаплас, — заключаются в сближении идей, которые соединимы по своей природе, но доселе были изолированы одна от другой". Таким образом, комбинационный дар, богатство, подвижность и гармоническая организованность многообразных диспаратных рядов мыслей и образов лежит в основе изобретательности. Этими свойствами определяется, так сказать, комбинационное поле в творческой работе изобретателя. Известное крупное дарование представляет сочетание частичных дарований данного порядка S' + S"+ S'"etc, разбросанных среди различных его предков. Так, один из предков Бетховена мог обладать замечательно тонким слухом, другой — исключительной музыкальной памятью, третий — необыкновенным комбинационным даром и т. д. (см. "Наследственность", проф. Ю. А. Филипченко, 1917, стр. 262).

Весьма вероятно, что удачное смешение различных рас, народов, племен и сословий дает больший простор для деятельности воображения, расширяет это поле. Рейбмайр указывает, что среди даровитых людей нередко встречаются люди смешанного происхождения, что, разумеется, не исключает ни того, что смешение разнородных натур может быть неудачным в смысле одаренности потомка, ни того, что среди родителей, принадлежащих к однородной в расовом, национальном, племенном и сословном отношениях среде, могут быть противоположные психические индивидуальности, гармонично дополняющие друг друга в одаренном потомстве и дающие благоприятный для творчества синтез. Вот ряд иллюстраций из истории философии:

Ф а л е с — греко-финикийского происхождения.

Антисфен — аттико-фракийского.

Фома Аквинский — ломбардо-итальянского.

Парацельс — по отцу из знати Вюртемберга, по матери бюргер из Эйнзиделя (Швейцария).

Лейбниц — славяно-германского происхождения.

Руссо — французско-швейцарского.

Шопенгауэр — голландско-немецкого.

Монтень — еврейско-французского.

Г а м а н н — отец из Лаузица, мать из Любека.

Монтескье — отец француз (гасконец), мать англичанка.

Ницше — польско-саксонского.

Дюринг — шведско-немецкого.

Фихте — шведско-немецкого.

С п и р — немецко-русско-греческого (?).

Кант — шотландско-немецкого (?).

Гегель — отец из Каринтии, мать из Вюртемберга.

Фриз — шотландско-немецкого.

Т. Масарик—мораво-словацкого.

Козлов — отец помещик, мать крестьянка.

В л. Соловьев — малороссийско-великорусского, духовно-аристократического.

Ал. Введенский — русско-французского (бабка француженка).

Лосский — русско-польского.

Челпанов — русско-крымготского.

Б. Чичерин — итальяно-русского.

Не менее благоприятны бывают комбинации воображения у лиц, принадлежащих одной расе или одному народу, но попавших в другую среду, которая контрастно гармонически дополняет односторонность их психического склада.

Личность Серена Киркегора, датского философа и поэта, может служить примером творчески продуктивного сочетания контрастных черт характера, унаследованных от родителей одной и той же национальности и однородной социальной среды. "Я двуликий Янус" (Janus bifrons), — писал о себе 24-летний философ, и его биограф Геффдинг, подробно анализируя эту двойственность личности, ставит ее в связь с усталым мрачным душевным складом отца Киркегора и светлой жизнерадостной натурой его матери (см. Н. Hoffding. "S. Kierkegaard", 1896, S. 35). Некоторая дисгармония этих контрастных черт души и была, впрочем, причиной того, что Киркегор, при всем богатстве глубоких философских идей и ярких художественных образов в своих творениях, не мог дать законченной философской системы, но лишь своеобразное сочетание скептицизма и иррационализма с мистикой и философией веры. В своем дневнике 26-летний юноша пишет (1839 г., 25 июля): "Я нахожу так мало радости в моем существовании потому, что всякая мысль, зарождающаяся в моей душе, тотчас же принимает такие сверхъестественные размеры, что я оказываюсь решительно подавленным ею, и идеальное предвосхищение проблемы (Anticipation) дает мне так мало разъяснений касательно существования, что я, наоборот, оказываюсь совершенно бессильным подыскать соответствующее моей идее, слишком взволнованным и, так сказать, нервозным, чтобы прийти к успокоительному решению вопроса" (Н. Hoffding. "S. Kierkegaard", 1896, S. 44).

Перевоплощаемость, умение стать на чужую точку зрения, тенденция быть третейским судьей при диалектическом заострении противоположных мнений — вот черты, характерные нередко для натур, у которых

в груди живут "две души". Иногда, при известной неуравновешенности двух противоположных тенденций, даже у мощно одаренных натур создается мучительная скептическая раздвоенность. Это мы видим, например, у Ренана: "В семье моей матери были элементы крови басков и борделезцев. Этот гасконец, помимо моего ведома, устраивал штуки бретонцу, делал ему обезьяньи рожи..." ("Souvenirs d'enfance", p. 141*) "...Эта сложность происхождения в значительной мере, думается мне, была причиною моих кажущихся противоречий. Иногда одна половинка моего "я" смеется, а другая плачет... (ib., 145). "...Мне суждено было быть тем, что я есмь

— романтик, протестующий против романтизма, утопист, проповедующий
в политике terre a terre**, идеалист, тщетно причиняющий себе немало зла,
дабы казаться буржуа, — ткань противоречий, напоминающая hyrcocerf'a¹
схоластики, совмещавшего в себе две природы" (ib., 73).

В "Ессе homo" Ницше пишет о себе: "Я — мой собственный двойник, я обладаю в равной мере и "вторым", и первым зрением, а, может быть, еще и третьим. Уже мое происхождение дает мне право направлять мои взоры далеко за пределы местных, чисто национальных перспектив; мне ничего не стоит быть "хорошим европейцем". С другой стороны, я, быть может, в большей степени немец по сравнению с современными немцами, каковы имперские немцы; я последний антиполитический немец. А между тем мои предки были польские аристократы. Я унаследовал от них значительную дозу инстинкта расы, кто знает, быть может даже liberum veto***. Как я подумаю, сколько раз случалось во время путешествия, что ко мне обращались по-польски даже поляки, что редко меня принимали за немца, то и может показаться, что я лишь слегка тронут германизмом. А между тем в моей матери Франциске Гюблер есть что-то изрядно немецкое, так же как и в моей бабушке с отцовской стороны Краузе". Если аристократическое происхождение Ницше есть самообман, то его славянское происхождение вне сомнения. Мебиус в своей книге о Ницше указывает на то, что это славянское имя чрезвычайно распространено в Лейпциге: в лейпцигской адресной книге за 1902 г. имеется свыше ста семидесяти подобных фамилий.

Кант отмечает интеллектуальную перевоплощаемость в качестве одной из основных черт философского гения, и у него наследственная двуликость психического склада проявляется уже в первом юношеском произведении, где он выступает третейским судьей в вопросе "об измерении живых сил". Шопенгауэр отмечает в себе подобную же двуликость, относя некоторые черты своего умственного склада, подобно Гёте, за счет материнского влияния, а особенности нравственного характера

— за счет отца. Можно, однако, привести немало инстанций, по-видимо
му, противоречащих сказанному. В ближайших предках (насколько они
нам известны) Платона, Аристотеля мы не наблюдаем указанного сме
шения разнородных расовых или сословных элементов, и в то же время
их полиперсонализм, их способность становиться на всевозможные точки
зрения и сочетать в новые синтезы самые резкие противоположности
проявляются самым глубоким образом. Но, как замечено выше, гармо
нически дополняющие друг друга комбинации возможны и в однород
ной среде.

¹ Козлооленя.

Дата добавления: 2015-10-02