Читайте также: |
|
На этот раз за напитками отправилась Энни.
– Как бы вы описали их отношения? – спросил Бэнкс, когда перед Эдвиной появился полный стакан джина.
– Они были влюблены друг в друга и не сомневались в искренности своих чувств, но осторожничали и не торопились. Вы не забывайте, что Лоуренсу было шестьдесят два, а Марку – сорок шесть. У обоих за плечами был опыт неудачных отношений и болезненных расставаний. Их влекло друг к другу, однако они не собирались ввязываться в новое любовное приключение, предварительно все не взвесив.
– Марк так и не съехал со своей квартиры, – сказал Бэнкс, – несмотря на то, что фактически жил вместе с вашим сыном в Каслвью. Вы об этом?
– Да. Думаю, рано или поздно он переехал бы к Лоуренсу, но пока они оба с этим не спешили. Кроме того, у Лоуренса в Блумсбери была квартирка, в которую он время от времени наезжал, и, наверное, Марку не хотелось от него в этом смысле отставать.
– Он болезненно относился к таким вещам?
– Марк ведь пробился с самого низа, – напомнила Эдвина. – И был очень самолюбив. Мне кажется, материальное благополучие значило для него куда больше, чем для многих других людей. Вещи служили показателями его успеха. Но это не мешало ему быть чудесным, щедрым и добрым человеком.
– Значит, у Лоуренса была еще одна квартира. А если Марк приезжал в Лондон, он мог там остановиться?
– Думаю, да. Почему нет?
– А вы, случайно, не помните адрес этой квартиры?
Эдвина продиктовала адрес дома неподалеку от Рассел-сквер.
– Квартирка крошечная, – добавила она. – Не представляю, чтобы они могли там жить вдвоем. Они бы с ума друг друга свели. Но для одного человека она просто идеальна.
– Они при вас никогда не ссорились? Может, Лоуренс жаловался на что-то? Ругал Марка?
– Нет, ничего подобного, – покачала головой Эдвина. – Они иногда ссорились, конечно, но это со всеми случается. Обычно они отлично ладили и постоянно над чем-то хохотали. – Она помолчала. – А почему вы спрашиваете? Вы что, думаете, что он…
– Мы пока ничего точно не знаем, миссис Сильберт, – быстро вставила Энни. – Никто не знает, что именно произошло, но мы пытаемся это выяснить.
– Но вы же не думаете, что Марк мог… вот так поступить?
– Видите ли, мы не имеем права исключать такую возможность, – осторожно сказал Бэнкс. – Но не более того. Энни верно заметила, пока мы не знаем, как все произошло. Уверены только в том, что вашего сына убили у него дома, а вскоре после этого Марк Хардкасл поехал в Хиндсвелский лес и повесился.
– В лес? Какой кошмар! Ох, бедняжка Марк. Это ведь было их любимое место. Как-то в апреле они даже отвезли туда меня, полюбоваться распустившимися колокольчиками. Такая красота. Какой все-таки ужас… наверное, потому он себя и убил. Не перенес такого горя.
– Да, эта мысль приходила нам в голову. Как вы думаете, что случилось с вашим сыном?
Эдвина замялась, и Бэнкс догадался, что ее озарила какая-то мысль, делиться которой ей пока не хочется.
– Может, к нему залез грабитель? – предположила она. – У них район богатый, есть чем поживиться.
– Мы отрабатываем эту версию. Но главная наша задача – узнать как можно больше о вашем сыне и Марке. Нам ведь почти ничего не известно. Как они жили, где работали, с кем встречались. Надеемся в этом на вашу помощь.
– Сделаю все, что в моих силах, – кивнула Эдвина. – И подпишу любые бумаги, вы только скажите. Но нельзя ли подождать с этим до завтра? Я что-то вдруг устала, ужасно.
– Конечно, спешить нам некуда. – Бэнкс расстроился, но не показал вида. В конце концов, она уже старый человек. На время забыла про свой возраст и заставила забыть о нем и их, но надолго ее не хватило. Бэнкс и сам не прочь был оказаться дома, так что с легкой душой перенес разговор на завтра. Как раз к этому времени Стефан пришлет результаты анализа крови, и они успеют проверить наличие родимого пятна у погибшего, и, быть может, Дереку Ваймену даже удастся припомнить какие-нибудь эпизоды из жизни Марка.
Эдвина поднялась со стула.
– Хотите, я вас отвезу? – предложила Энни. – Мне не трудно, честное слово.
– Все нормально, дорогуша, – мягко сказала Эдвина, тронув Энни за плечо. – И потом, мне еще надо отогнать машину к отелю, так чего тянуть волынку? Дорогу я знаю. Да и сил должно хватить. – Улыбнувшись, она развернулась и ушла.
– Ее за руль-то можно пускать? – спросила Энни.
– Не думаю, – ответил Бэнкс. – Но я бы на твоем месте не стал бы ей мешать. Со слабым характером миллионный бизнес не раскрутишь. Так что сядь и спокойно допей свою колу.
– Наверное, ты прав. В конце концов, она почти не притронулась ко второму стакану.
Энни поежилась, и Бэнкс протянул ей свою куртку. К его удивлению, Энни с радостью накинула ее на плечи. Наверное, из вежливости. Правда, Бэнкс знал, что она реагирует на холод совсем не так, как он сам.
В пабе вовсю хохотали и болтали посетители. За низкой стеной, на городской площади, бродили крошечные человечки – совсем как в любимом фильме Бэнкса «Третий человек», когда Джозеф Коттен и Орсон Уэллс забрались на гигантское колесо обозрения.
– Что думаешь по поводу лондонской квартиры? – спросил Бэнкс.
– Пока не знаю, – ответила Энни. – Наверное, он мог себе ее позволить, да и приезжал туда довольно часто – иначе зачем еще она ему?
– Надо будет ее проверить. Возможно, что именно там Хардкасл переночевал в четверг. Может, остались какие-нибудь улики.
– Да, взглянуть стоит.
– А как тебе мысль Эдвины насчет того, почему Хардкасл не съехал со своей квартиры?
– Здравое зерно тут есть. Правда, сама я склоняюсь к версии проверки отношений, а не соперничества с Лоуренсом. «Раз у него квартира, то и у меня пусть будет квартира. Хотя это и неподъемно».
– Честно говоря, я встречал таких гордецов, – заметил Бэнкс.
– В любом случае ничего необычного в этом нет, – пожала плечами Энни. – Вот у Софии до сих пор тут есть коттедж, несмотря на то что живет она в своем лондонском доме.
– Этот коттедж принадлежит ее родителям, – поправил ее Бэнкс.
– Может, лондонскую квартиру подарила Сильберту мать? – предположила Энни. – Надо будет завтра расспросить ее поподробнее по поводу его финансовых дел. Интересная она дама, правда? Наверняка постоянная гостья твоих подростковых фантазий, наряду с Марианной Фейтфул и Джулией Кристи. Угадала?
– Угадала, – улыбнулся Бэнкс. – Она в свое время была просто красавицей, хоть и чуть постарше остальных. Помню, в свое время читал про нее в газетах и всегда любовался фотографиями. Все-таки в работе разносчика газет есть свои плюсы. Если мне не изменяет память, первую «Виву» она открыла в шестьдесят пятом году, на Портобелло-роуд. Цены не задирала, тем не менее у нее всегда отоваривались самые популярные звезды. Мик Джаггер, Марианна Фейтфул, Пол Маккартни, Джейн Эшер, Джулия Кристи, Терри Стэмп. Она со всеми звездами водила дружбу.
– Надо же. Я и не знала, что они любили сэкономить.
– Дело было не в ценах. Там витал аромат элитарности. Эдвина всегда была в гуще событий, устраивала шумные вечеринки с самыми известными людьми города, отрывалась в модных клубах. Да-да. Представь. И героином баловалась, и романы со звездами крутила. Я даже не знал, что у нее есть сын. Видимо, не хотела привлекать к нему внимание.
Энни зевнула.
– Тебе скучно? Заболтал, да?
– Просто устала.
– Тогда давай по домам. Завтра опять тяжелый день.
– Хорошая мысль, – согласилась Энни, протягивая Бэнксу куртку.
– Слушай, – добавил он, – насчет того разговора… гм… что я не пришел тебе на помощь, когда ты в этом нуждалась…
– Ну да, было такое. Я просто… ох, Алан, давай забудем об этом. Не обращай на меня внимания.
– Просто ты тогда как-то отдалилась. Я не знал, как до тебя достучаться.
– Наверное, ты прав, – сказала Энни и похлопала его по руке. – Я была не в лучшей форме. Ну и хватит об этом. Теперь все позади. Давай забудем обо всем и сконцентрируемся на работе. Хорошо бы поскорее расколоть это дельце.
– Хорошо бы, – кивнул Бэнкс, допивая пиво.
Они дошли до своих машин, припаркованных напротив дома Лоуренса Сильберта, где до сих пор бродили несколько самых выносливых и терпеливых репортеров, попрощались с констеблем Уолтерсом и друг с другом. Бэнкс смотрел, как Энни, забравшись в свою старенькую «астру», уезжает прочь, затем включил двигатель и направился в Гретли. В зеркале заднего вида засверкали вспышками фотоаппараты репортеров.
Бэнксу казалось, что он не был дома месяц, хотя на самом деле прошло два дня. Собственно говоря, и того меньше. Всего одна ночь. Единственная ночь, которую он провел у Софии. Но все равно дом встретил его еще более многозначительной и гнетущей тишиной, чем обычно.
Пройдя в гостиную, он включил лампу под оранжевым абажуром. Проверил телефон: всего одно послание, от Брайана. Сын сообщал, что на пару недель вернулся в Лондон и будет рад видеть отца, если у того найдется свободная минутка. Недавно Брайан со своей подружкой Эмилией, актрисой, переехал в очень маленькую и миленькую квартирку на Тафнелл-Парк-роуд. Бэнкс, навещая в Лондоне Софию, частенько к ним заглядывал. Однажды даже взял с собой к ним на ужин Софию, и они сразу нашли общий язык. В основном потому, что она слушала ту же музыку, что и они. Бэнкс и сам любил многие современные группы, однако почувствовал себя безнадежно старым и полным лопухом. В глубине души он считал, что со времен Хендрикса, Дилана, «Пинк Флойд», «Лед Зеппелин», «Стоунс» и «Ху» не было создано ничего стоящего.
За окном над протокой Гретли-Бек и долиной расцветал бирюзово-золотой закат. Минуту-другую Бэнкс смотрел на него, наслаждаясь видом, затем задернул занавески и отправился на кухню, налить бокал вина. Бэнкс вдруг понял, что страшно голоден: не ел с самого утра. Те печенюшки на совещании, разумеется, не в счет. В полупустом холодильнике за еду могли сойти лишь открытая пачка карри с козлятиной из местной забегаловки да остатки индийских лепешек, завернутые в фольгу Вот только красное вино, которое пил Бэнкс, никак не подходило к карри. Не говоря уж о том, что он даже не помнил, когда карри появилось в его холодильнике. В конце концов Бэнкс выудил из глубины кусок пожилого чеддера, скрупулезно осмотрел батон хлеба на наличие плесени и, убедившись в его относительной свежести, сделал себе горячий бутерброд с сыром. Прихватив бокал и сэндвич, Бэнкс пошел в гостиную.
Надо бы включить что-нибудь ненавязчивое, но мелодичное, подумал он и, вспомнив о сыне, о его фанатическом увлечении новыми группами, решил поставить диск Керен Анн. Комнату заполнили таинственные звуки песни «Все это ложь» – приглушенный голос Керен Анн, тихие плавные гитарные аккорды. Это было самое оно. Блаженно откинувшись в кресле, Бэнкс водрузил ноги на подлокотник и принялся перебирать в уме все известные ему подробности дела Хардкасла – Сильберта.
На первый взгляд – типичное преступление на почве ревности. Невообразимо жестокое убийство, глубокое раскаяние и следующее за ним самоубийство – все прямо как в учебнике. В «Практике расследования убийств» Геберта Бэнкс вычитал, что для преступлений с гомосексуальной подоплекой характерно большое количество ранений в области горла, груди и живота. Все сходилось – убийца мощным ударом сломал Сильберту гортань, которую Геберт ассоциировал с важным для гомосексуальных пар оральным сексом. Повышенную жестокость он объяснял тем, что оба партнера в таких отношениях являются сексуальными агрессорами. Бэнксу последнее утверждение казалось не совсем корректным. Впрочем, не он же изобрел эту теорию, так что плевать.
Интересно, что Лоуренс Сильберт делал в Амстердаме – городе с пресловутым кварталом красных фонарей, где к любым сексуальным отклонениям относятся весьма снисходительно? Может, Эдвина знала? Бэнксу ее горе показалось вполне искренним, как и шок, вызванный известием, что, возможно, убил Марк.
А поездка Марка в Лондон с этим Вайменом? Не могла ли эта совершенно невинная командировка послужить толчком? И так ли уж там все было невинно? Может, Лоуренс Сильберт узнал о ней и обезумел от ревности? Слово за слово, и обычная ссора переросла в драку, результатом которой явились два трупа. Вполне возможно. Надо будет завтра утром поговорить с Дереком Вайменом, задать несколько вопросов, решил Бэнкс. Несмотря на воскресный день, Бэнкс не собирался отдыхать – раз уж выходной с Софией сорвался, чего уж теперь расслабляться? Надо работать. Ни ему, ни Энни за внеурочную работу не заплатят, но, может, хоть отгулы дадут? Тогда они с Софией могли бы смотаться на пару дней в Рим или Лиссабон. Может, хоть это немного ее утешит.
Стрелки часов показывали половину двенадцатого, и Керен Анн давно уступила сцену Ричарду Хоули, еще одному любимчику Бэнкса. Вот тут-то и раздался телефонный звонок.
Бэнкс поднял трубку параллельного телефона. Звонила София, судя по голосу – немного подшофе.
– Ну, как все прошло? – спросил Бэнкс.
– Отлично! Приготовила тайский ужин, всем очень понравилось. Только что всех проводила. Но посуду мыть не буду – ужасно устала.
– Жаль, что я не рядом и не могу ее, проклятую, помыть, – сказал Бэнкс.
– Мне тоже жаль. В смысле, что тебя рядом нет. Ты там Ричарда Хоули слушаешь?
– Ага.
– Фу. Вот, значит, чем ты занимаешься в мое отсутствие?
София терпеть не могла Ричарда Хоули и называла его не иначе как «шеффилдский молокосос, не умеющий ни петь, ни играть». Бэнкс в отместку окрестил ее последнюю находку – Ноа Леннокса по прозвищу Панда – слабым подобием Брайана Уилсона, да еще и в гнусной дешевой обработке.
– Должны же у человека быть какие-то грешки, – возразил он.
– Но не пристрастие же к Ричарду Хоули!
– Зато перед ним у меня пела Керен Анн.
– Уже лучше.
– И я, кажется, в нее влюбился.
– Мне что, ревновать?
– Не стоит. Правда, сегодня вечером я встречался с Эдвиной Сильберт, – похвастался Бэнкс.
– Эдвиной Сильберт? Из «Вивы»?
– Да, той самой.
– Ого. Ну и как она тебе?
– Очень занятная дама. Обаятельная и, несмотря на возраст, очень красивая.
– То есть мне теперь еще и к ней ревновать?
– Ей, на минуточку, восемьдесят лет, – напомнил Бэнкс.
– Ну да, ты предпочитаешь девушек помоложе, я помню, – хихикнула София. – Как ты умудрился с ней познакомиться?
– Она мать Лоуренса Сильберта, убийство которого мы сейчас расследуем.
– Какой кошмар, – ахнула София. – Бедная женщина. Она, наверное, сама не своя от горя.
– Ну, на какое-то время ей удалось убедить нас, что она ничего, держится. Но вообще-то для нее это страшный удар.
– А как расследование продвигается? – поинтересовалась София.
– Потихоньку. Но кое-какие результаты имеются, – ответил Бэнкс. – Похоже, нам придется ехать в Лондон.
– Когда именно? Я на неделе буду занята.
– Пока не знаю. Я еще не уверен, но, возможно, приеду в Блумсбери, осмотреть квартиру погибшего. При самом неудачном раскладе успеем вместе пообедать. Но ты мне лучше скажи, что там у тебя со следующими выходными? Приедешь?
– Разумеется. Только обещай, что снова меня не кинешь.
– Обещаю. Не забывай, у меня на следующую субботу уже билеты на «Отелло» куплены. Постановка иствейлского Общества любителей театра. – Бэнкс не стал говорить Софии, что убийство напрямую связано с театром; он-то купил билеты задолго до самоубийства Марка Хардкасла. Собственно, он тогда ни о каком Марке Хардкасле вообще не слыхал.
– Любительская постановка «Отелло»! – ахнув, восхитилась София. – Это надо же! Жду не дождусь! А вы, инспектор Бэнкс, знаете, как угодить девушке.
Бэнкс рассмеялся:
– Разумеется, перед спектаклем тебя ждет ужин в самом изысканном ресторане Иствейла.
– Это в пиццерии или закусочной, где делают рыбу с картошкой? – уточнила София.
– Выбор за тобой.
– Ну а потом?
– Хм-м-м. Посмотрим.
– Уверена, мы придумаем, чем заняться. Не забудь захватить наручники.
– Рад, что ты позвонила, – улыбнулся Бэнкс.
– И я тоже, – ответила София. – Мне правда жаль, что тебя нет рядом. Как-то это нечестно – ты там, я тут…
– Знаю, знаю. Ну да ничего. В следующий раз все пройдет как надо. И я даже готов сам приготовить ужин!
– Что, неужели пожаришь яичницу и картошку? – рассмеялась София.
– А с чего ты взяла, что я умею делать яичницу? Или жарить картошку?
– Значит, какое-нибудь экзотическое блюдо?
– Как тебе спагетти болоньезе?
– Я пойду, – сказала София, – а не то упаду тут в безудержном припадке хохота. Или лучше сказать – в припадке безудержного хохота? В общем, я устала. Скучаю по тебе. Спокойной ночи.
– Спокойной ночи, – сказал Бэнкс, и София, все еще смеясь, положила трубку.
Ричард Хоули умолк. Бэнкс допил вино. Музыку слушать больше не хотелось. Оказывается, он жутко устал. Тихо жужжал музыкальный центр. В дымоходе завывал ветер. Бэнкс почувствовал себя несчастным и одиноким – куда сильнее, чем до разговора с Софией. Но с телефоном так всегда – сближает людей на несколько минут, только чтобы потом стало еще гаже. Бэнкс не успел сказать Софии, что тоже по ней скучает, и теперь об этом жалел. Ну да ладно. Уже слишком поздно, подумал он и, отставив бокал, отправился в постель.
В половине одиннадцатого воскресного утра они прибыли в дом Дерека Ваймена. Дом этот очень напоминал старый дом Бэнкса, где они с Сандрой и детьми обитали до развода. Ваймены жили на Маркет-стрит, в километре от центра, южное направление. Отсюда до бывшего пристанища Бэнкса можно было дойти за пятнадцать минут.
В просторной гостиной надрывалось радио, исторгая какой-то поп-хит. На полу перед телевизором лежал с игровым пультом в руках парнишка и неистово расстреливал футуристического вида солдат, которые отправлялись на свет иной с громкими криками, заливая весь экран кровью. Его застенчивая худенькая сестра разговаривала по телефону, полностью укрывшись за пеленой длинных волос. Только что закончили завтрак: пахло жареным беконом, а миссис Ваймен убирала тарелки со стола у эркерного окна. На улице гудел ветер, обрушивая на землю потоки дождя. У противоположной стены возвышался книжный шкаф, там стояли: полное собрание сочинений Шекспира в издании Королевского Шекспировского общества, сборник сценариев Британского института кино и переводные книги в бумажных обложках – Чехов, Толстой, Гоголь, Достоевский, Золя, Сартр, Бальзак.
Дерек Ваймен сидел в кресле (вероятно, его любимом) и читал изъятый из «Санди таймс» листок с разделом культурных новостей. Интересно, как он еще может читать в таком гвалте? Впрочем, Бэнкс мигом вспомнил, что в бытность семейным человеком тоже умел это делать. Сама газета лежала у Ваймена на подлокотнике, раскрытая на статье об убийстве и самоубийстве в Иствейле. Писать журналистам пока еще было особо не о чем. Бэнкс знал, что до официального опознания тела имя Лоуренса Сильберта в прессе не появится, в отличие от имени Марка Хардкасла, которого опознал Вернон Росс. Хорошо хоть Эдвина рассказала о родимом пятне, а то Бэнкс до сих пор пребывал бы в сомнениях.
– И куда, спрашивается, делась хорошая погода? – спросил Ваймен, после того как Бэнкс и Энни представились. – Я так понимаю, вы по поводу Марка? – кивнул он в сторону статьи.
– Да, – ответил Бэнкс.
– Только вернулся, а тут такие новости. Кошмар. Я прямо поверить не могу. Кто бы мог подумать. Не ожидал я такого от Марка. Вы присаживайтесь. – Ваймен сбросил с дивана журналы и одежду. – Дин, Чарли, идите-ка к себе, поиграйте. Нам надо поговорить. И выключите, ради бога, эту проклятую музыку!
Дети медленно, словно зомби, поднялись с насиженных мест и, взглянув на отца полными безмерного страдания глазами, потащились наверх. По пути к лестнице Дин выключил стерео.
– Ох-хо-хо, эти подростки. – Ваймен потер затылок. – И на что они мне сдались? В школе целый день с ними кручусь, а прихожу домой – тут эти двое. Наверное, я мазохист. Или просто сумасшедший.
Бэнкс давно заметил, что учителя обожают жаловаться на свою жизнь и делать вид, будто ненавидят свою работу, и потому вполне заслуженно получают длинные отпуска. Однако вид у Ваймена был бодрый и невозмутимый, ему точно хватало сил и терпения на укрощение резвых питомцев. Высокий, худой, даже тощий, лоб низкий, лицо вытянутое и костлявое, глубоко посаженные внимательные глаза. Преподавал он им не только драматическое искусство, но и физкультуру. Бэнкс вспомнил, что его учитель английского тоже вел в их классе физкультуру и постоянно носил с собой пару парусиновых туфель. Он все время вертел их в руках, держа за шнурки, и частенько бил ими своих учеников. Хорошо хоть не твердил при этом: «Поверь, мне сейчас больнее, чем тебе», как их богослов. Тот тоже любил задать хорошую порку. Впрочем, сейчас в школах уже никого не бьют.
Каминную полку украшали несколько фотографий Ваймена с женой и детьми, пара школьных снимков и еще одно фото, заинтересовавшее Бэнкса. Ваймен на железнодорожной платформе рядом с мужчиной в форме, который приобнимал его за плечи.
– Кто это? – спросил Бэнкс.
Ваймен проследил за его взглядом:
– Это мы с братом Риком. Он служил в армии.
– А где он сейчас работает?
– Нигде. Он умер. Находился на борту рухнувшего вертолета во время боевых действий в две тысячи втором году.
– Где это случилось?
– В Афганистане.
– Вы с ним были близки?
– А вы как думаете? – Ваймен глянул на Бэнкса. – Он был моим старшим братом.
– Простите, – извинился Бэнкс. Ему со старшим братом удалось наладить отношения, пожалуй, слишком поздно, но он понял чувства Ваймена.
– Ну, что уж тут поделаешь. Подписывая контракт, надо держать в уме возможность и такого исхода, – заметил Ваймен.
Его жена закончила мыть посуду и подсела к ним. Симпатичная брюнетка около сорока, со вздернутым носиком. Выглядела немного усталой, но было очевидно, что она следит за фигурой и ухаживает за кожей.
– Не помешаю? – спросила она.
– Ни в коем случае, – ответил Бэнкс. – Вы хорошо знали Марка Хардкасла?
– Видела его несколько раз, но не скажу, что знала. И однако же меня это потрясло, ну… то, что с ним случилось… Ужасная история.
– Да уж, – отозвался Бэнкс и повернулся к ее мужу: – Вы ведь на прошлой неделе ездили с Марком в Лондон, верно?
– Точно, – кивнул Ваймен.
– Вы там часто бываете?
– При каждом удобном случае. Обожаю театр и кино, а места лучше Лондона для театрала и киномана не найти. И еще там много хороших книжных магазинов.
– А вы, миссис Ваймен?
– Я больше люблю посидеть дома с интересной книжкой, – сказала она и снисходительно улыбнулась мужу, радуясь, что тот все еще не остыл к своим увлечениям. – Обожаю романы Джейн Остен и Элизабет Гаскелл. Признаться, запах грима и лучи прожекторов меня совсем не привлекают.
– Кэрол у нас мещанка, – улыбнулся Ваймен, – правда, очень образованная, – добавил он. В речи Ваймена отчетливо слышался йоркширский акцент, но никаких типичных для Йоркшира словечек он не использовал. Наверное, сказывалось то, что он окончил университет и много времени проводил вдали от родного графства.
– А вы тоже преподаете, миссис Ваймен? – поинтересовался Бэнкс.
– Господи, нет! Мне хватает своих трудных подростков, – воскликнула она. – Ну а за маленькими детьми вообще глаз да глаз. Нет, я работаю на полставки секретарем в медицинском центре. Кстати, не хотите ли чаю? – предложила она.
Бэнкс и Ваймен были не прочь попить чайку, и она, обрадовавшись, что ей нашлось дело, упорхнула на кухню.
– Вы часто ездили в Лондон с Марком Хардкаслом? – спросил Бэнкс.
– Нет, что вы! Эта поездка была первой, да и то не могу сказать, чтобы мы были там вместе.
– Как так? Я что-то не совсем вас понял.
– Спрашивайте, что хотите, все вам расскажу.
– Когда вы уехали?
– В среду утром. Поезд отправился из Йорка в двенадцать тридцать, а прибыл в четверть третьего. И даже, в кои-то веки, не опоздал.
– Марк ехал с вами?
– Нет, он решил доехать на машине.
– Почему вы решили добираться до Лондона порознь?
– Я люблю поезд, – ответил Ваймен, – к тому же выехать мы собирались в разное время. Кроме того, я подозреваю, что у Марка были еще какие-то дела, и я не хотел обременять его своим присутствием. Я, знаете ли, с удовольствием пользуюсь лондонским метро и автобусами. По-моему, там можно и почитать спокойно, и в окно поглазеть. Я даже не очень злюсь, когда автобусы и поезда опаздывают. Просто читаю себе спокойно, и все.
– Вам бы «Национальный экспресс» рекламировать, – заметил Бэнкс.
– Ну, это было бы уже слишком, – рассмеялся Ваймен. – Но как подумаю, что надо катить в машине по магистральному шоссе, меня прямо в дрожь бросает, честно говоря. Там столько грузовиков! А уж в самом Лондоне водить вообще страшно.
Бэнкс и сам не любил ездить по Лондону. Правда, с тех пор, как у него начался роман с Софией, он уже немного привык к безумному движению в столице. Иногда для разнообразия Бэнкс приезжал на поезде, как, впрочем, и сама София, хотя у нее есть маленький «форд-фокус», на котором она повсюду гоняла.
– Цель вашей поездки? – спросил Бэнкс.
– В Национальном доме кино шла ретроспектива фильмов немецких экспрессионистов.
– Марк тоже отправился в Лондон смотреть немецкое кино?
– Ну, мы оба интересовались этим предметом, но, повторюсь, возможно, у Марка были в Лондоне какие-то еще дела. Точно сказать не могу. Мы не очень-то много времени провели вместе.
– Но вы там все-таки виделись?
– Разумеется. В первый же вечер пошли поужинать в «Зиззи» на Шарлотт-стрит, около шести, прямо перед началом сеанса. Погода была чудесная, и нам удалось получить столик на открытой террасе.
– И что вы заказали? – спросил Бэнкс. Ваймена, похоже, этот странный вопрос не смутил.
– Пиццу.
– Кто платил?
– Мы оба.
– У вас сохранился чек?
– Может, завалялся где-нибудь в бумажнике, не знаю, – нахмурился Ваймен. – Если хотите, могу проверить.
– Это потом. И что вы делали после ужина?
– Пошли в кино. Посмотрели «Кабинет доктора Калигари», потом «Отелло» Дмитрия Буковецкого – взгляд немецкого экспрессиониста на классическую пьесу Шекспира. Очень интересно, хотя и не лучшая постановка… понимаете, я ведь режиссер…
– Да-да, это нам известно, – прервал его Бэнкс. – А после кино?
Ваймен, не получив возможности высказать свои взгляды на режиссуру, заметно помрачнел.
– После кино мы пропустили по стаканчику в баре и разошлись.
– А вы разве не в одном отеле остановились?
– Нет. У друга Марка есть квартира в Блумсбери. Насколько я понял, туда он и отправился.
– Он вам это сказал?
– Нет. Но какой смысл платить бешеные деньги за отель, когда можно пожить в хорошей квартире, да еще и бесплатно?
– Действительно, никакого, – согласился Бэнкс. – Ну а вы?
– А я, как и всегда, остановился в маленькой гостинице у вокзала Виктория. Там дешево, но довольно мило. Комнатка, конечно, не самая просторная, только мне больше и не надо.
– Вы не могли бы сообщить нам адрес этого отеля? – попросил Бэнкс.
Ваймен удивился, но послушно продиктовал ему адрес на Уорик-стрит.
– Вы упомянули друга Марка, – включилась в разговор Энни. – Вы были знакомы с Лоуренсом Сильбертом?
– Да, но так, мельком. Встречались пару раз. Однажды мы пригласили их на ужин. Они потом, как водится, в ответ пригласили нас к себе. В общем, ничего особенного.
– Когда это было?
– Два месяца назад.
– Как вам показалось, тогда мистер Хардкасл уже жил в доме Сильберта? – спросил Бэнкс.
– В общем, да, – кивнул Ваймен. – Собственно, насколько мне известно, фактически он жил там с самого первого дня их знакомства. И кто его осудит? Отличный домина, да еще и на холме.
– То есть вы считаете, что Хардкаслу показалась привлекательной возможность переехать в дом побогаче?
– Нет, что вы. Это я так сказал, шутя. Марк, конечно, ценил хорошие, дорогие вещи. Он ведь родом из очень простой семьи, но сумел здорово подняться и изменить свою жизнь. Он из тех, кто в баре вместо пинты пива и пакета чипсов заказывает вино марки «Шато Марго» и камамбер. Они с Сильбертом оказались отличной парой, несмотря на разное социальное происхождение, – добавил Ваймен.
Держа поднос с чаем и неизбежным печеньем, в комнату вошла миссис Ваймен. Ее супруг, Бэнкс и Энни взяли себе по чашке. Поблагодарив, Бэнкс вернулся к допросу:
– Ну а что насчет четверга?
– В каком смысле? – не понял Ваймен.
– Вы видели Марка?
– Нет, он сказал, что ему надо домой. Я же, как вы знаете, остался в Лондоне до субботы. Хотелось прошвырнуться по выставкам, раз уж приехал. Сходил в Тейт и Национальную портретную галерею. Прошелся по книжным магазинам. И посмотрел еще пару фильмов в Национальном доме кино – «Черную лестницу» и «Носферату». Могу рассказать сюжет, если хотите.
– А корешки от билетов у вас не сохранились?
– Скорее всего. – Ваймен нахмурился. – Позвольте, вы меня допрашиваете так, будто я у вас подозреваемый. Я думал, что…
– Мы просто хотим все прояснить, – прервал его Бэнкс. – Пока что мы вообще никого не подозреваем. Так когда вы уехали из Лондона?
– Вчера, – после паузы ответил Ваймен. – В полдень съехал из гостиницы, зашел в паб пообедать, купил несколько книг, посетил Национальную галерею и в пять часов вечера сел на поезд до Йорка. Ну а домой добрался около… – Он вопрошающе взглянул на жену.
Дата добавления: 2015-10-02; просмотров: 48 | Нарушение авторских прав
<== предыдущая страница | | | следующая страница ==> |
Питер Робинсон Все оттенки тьмы 4 страница | | | Питер Робинсон Все оттенки тьмы 6 страница |