В начале пути

«Осталось два ящика водки

И темный от туч небосвод.

Сквозь тонкий расколотый лед

Мы на моторной лодке

Въезжаем в страну болот».

В августе этого года в Питере объявился некто Остроумов — крепкий веселый мужик, близкий друг нашего Благодетеля. Остроумов числился заместителем начальника охраны заповедника «Полистовский»,[225]и от лица тамошней администрации передал нашей экологической организации предложение поучаствовать в беспрецедентной акции (речь шла об организации вооруженного патрулирования территории заповедника силами общественных лесных инспекторов). На встрече, которую наш Благодетель устроил по этому поводу в кафе, расположенном на первом этаже здания Комитета, Остроумов представил нам это дело вот как:

— Наш заповедник представляет собой участок самого большого болота на всем Европейском Северо-западе России, вот только охрана в нем налажена из рук вон плохо. Здорово не хватает государственных инспекторов, в сезон сбора клюквы от браконьеров просто спасу нет. Местные до заготовок сами не свои, каждый божий день прут на болото с комбайнами, а незаконно добытую клюкву сдают потом перекупщикам. Вреда от этого немерено — не заповедник получается, а сплошная голая плешь. Ваша помощь нужна будет на месяц-два, пока идет сезон заготовки, а потом станет полегче, и мы уже сами управимся. Ну так как?

— Не знаю… — честно ответил Крейзи. — Скажите хотя бы, где он находится, этот ваш заповедник?

— Чем вы слушали? — удивился Остроумов. — Я ведь уже сказал: посреди большого болота! Ну а если без шуток — Псковская область, Бежаницкий район, окрестности озера «Полисто». И если вы согласитесь помочь, то мы обеспечим вашим инспекторам очень даже приличные условия!

— Это какие же? — спросил Крейзи. — Что еще за условия?

— Во-первых, — тут Остроумов оперся руками на стол и принялся загибать пальцы, перечисляя разнообразные блага, — бесплатный проезд из Питера до самого места, два базовых лагеря, питание, форму, оружие и транспорт. Под последним имею в виду ГТС[226]с запасом топлива и некоторое количество лошадей. Умеете ездить верхом?

— Ага, — машинально кивнул Крейзи, который до верховой езды был сам не свой. — Ясное дело, умеем!

Удивительно, но Крейзи не врал. По его настоянию часть наших товарищей регулярно выбиралась в район станции Пелла, осваивая на лоне первозданной природы нелегкое искусство верховой езды. Не стану утверждать, будто кто-нибудь, кроме Крейзи, освоил его целиком, но забраться в седло и кое-как ехать были способны многие. И хотя Крейзи не устраивали такие наши успехи (он-то мечтал о чем-то навроде легендарной конницы атамана Махно), большего никто из братьев добиться не смог. Барин, так тот и вовсе проклял все это дело, и, пока братья скакали по заснеженным полям на лошадях, разъезжал по дороге через поля на детских санках, прицепленных к автомобилю одного местного мужика.

— Не хочу я лезть на эту скотину! — декламировал Барин, порядком недолюбливавший лошадей. — Вон она какая здоровенная, а тупая — так просто жуть! Никакой веры ей нет!

Так что и всей правды Крейзи тоже не сказал.

— Умеете ездить, значит? — переспросил Остроумов. — Вот и хорошо! Будет у нас в заповеднике конный патруль!

Тут он довольно хлопнул рукой по столу, но вскоре опять посерьезнел и достаточно строго произнес:

— Ну, ближе к делу. Сколько народу вы сможете выставить? И что это будут за люди? Проверенные товарищи или как? Все ли бойцы опытные?

— А как же! — важно отозвался Крейзи. — Кадры первый сорт, ветераны не одной и не двух кампаний. Сознательные, работоспособные, отличный инспекторский коллектив! Второго такого вы нигде не найдете!

— Ну да, ну да … — закивал Остроумов. — Разумеется, так я и думал!

Короче, это были те еще переговоры. Как потом выяснилось, обе участвовавшие в них высокие стороны изрядно покривили душой, но вот кто наврал больше — читателю предстоит определить по ходу повествования самому. Пока же собеседники расстались премного довольные собой, даже не подозревая, что только что вписали друг друга в грандиозный блудняк.

Вернувшись с собрания, Крейзи собрал у себя на квартире экстренное совещание нашего комиссариата и выступил на нем вот с какой пылкой речью (приведу здесь лишь часть из неё):

— Наконец-то нам доверили по-настоящему серьезное дело! Теперь у нас есть шанс вывести природоохрану с нашим участием на качественно новый уровень! Чтобы в беспощадной борьбе с нарушителями природоохранного законодательства доказать…

В тот день Крейзи говорил долго, а с единственным важным уточнением к его словам выступил брат Кримсон:

— Как, ты говоришь, фамилия того мужика? Остроумов? Я бы человеку с такой фамилией не особенно доверял!

Но на Кримсона тут же зашикали со всех сторон, так что его замечание прошло мимо ушей большинства. Привлеченные несказанными перспективами, мы практически не колебались, и решение ехать в заповедник было немедленно принято большинством голосов. В предстоящей акции вызвались участвовать десять наших собственных инспекторов (Крейзи, я, Строри, Кримсон, Барин, Фери, Гоблин, Тень, Королева и Ирка), пятеро представителей Эйвовского коллектива (Сэр Влад, Макута, Родик со своей подругой Ирой и одногрупник Влада Сержант), Максим Браво и давний знакомый Кримсона Рома по прозвищу «Сарделечка». Это было уже семнадцать человек, а еще пятеро присоединились к нам немного попозже.

— Атас! — резюмировал Крейзи. — Времени на сборы осталось не так уж и много, через две недели пора будет выезжать. Так что шевелитесь!

Любая грандиозная задача встречает на своем пути неожиданные препятствия, и именно так получилось и на этот раз. До отъезда оставался всего один день, когда Барин убедил меня отправиться на прогулку по городу вместе с Федей Дружининым из Берриного коллектива, которого он пригласил нынче вечером «пройтись по Питеру, подышать свежим воздухом и распить вместе пару бутылок сухого вина». Кроме него нам решили составить компанию Строри и Фери.

Тут надо заметить, что (в отличие от многих наших товарищей) Федя Дружинин — человек культурный, и от пьяного бесчинства очень и очень далек. Поэтому все мероприятие намечалось как светский раут, элегантный променад в районе станции метро «Сенная Площадь», неподалеку от обиталища Бариновской девушки Ирки. Никто не думал, что решение «пить портвейн вместо сухого вина» приведет к таким печальным последствиям.

Получилось так, что до Иркиного дома мы добрались только глубокой ночью, порядком обессмыслившиеся, держась на ногах уже не без некоторого труда. Тут-то Барин и заметил закрытую по ночному времени «арбузную точку», которую охранял незнакомый нам молодой человек «кавказской наружности» (то есть какой-то хачик, попросту говоря). Именно к нему-то Барин и обратился с бестактным вопросом:

— Эй, аслица! Где ты прячешь мой арбуз?

Хачик оказался не промах: продолжения ждать не стал, вместо этого выхватив из-под козырька своей «точки» здоровенный арматурный прут. Размахивая им, он бросился к Барину, но по пути его перехватил Федя Дружинин, неожиданно ловко бросившийся наперерез и сумевший с ходу вцепиться в арматурный прут обеими руками. Следом за ним за прут ухватился я, а за мною и Барин со Строри.

Получилась нелепая куча-мала, когда за одну железку уцепились разом шесть человек. С полминуты мы дергали прут в разные стороны, но отобрать его у хачика так и не смогли — тот висел на арматуре, словно приклеенный. Первому это надоело мне — я догадался высвободить одну руку, сунуть ее в карман и нащупать там газовый баллон.

Секунда, и мощная струя газа ударила хачику прямо в лицо. Он тут же разжал руки, пробежал несколько метров по кривой, словно таракан по сковороде, но вскоре упал, скорчился и затих. Гнаться за ним мы не стали. Вместо этого мы отогнули защищающую «точку» металлическую рабицу, выбрали крепкий арбуз и направились в сторону Иркиного дома. Но спокойно дойти дотуда нам не было суждено.

У поворота в Иркину подворотню нас настигли вооруженные палками хачики, числом то ли шесть, то ли восемь человек. Мы слишком поздно сориентировались, а когда обернулись на топот — удары последовали практически мгновенно. Первый же удар палкой в клочья разнес арбуз, которым прикрылся Барин, а затем удары стали сыпаться один за другим. Я был такой пьяный, что мне едва запомнились обстоятельства этой драки: пустая улица, желтый свет фонарей, мельтешение рук и ног и раскиданные по асфальту куски красной арбузной плоти. Минуло всего несколько секунд, и к «арбузной крови» добавилась настоящая: Федя Дружинин уличил момент, прорвался в ближнюю зону и хлестким ударом кулака размозжил одному из хачиков нос. Больше он ничего сделать не успел, так как в следующий миг сам оказался на асфальте с разбитой башкой — другой хачик зашел сбоку и изо всех сил ударил Дружинина палкой. Федя упал, и тут еще один хачик навалился на него сверху и принялся лупцевать. Первым же ударом он сбил с Феди очки, но тут Дружинину на помощь пришел Строри. Бегая кругами около упавшего Феди, преследуемый сразу двумя вооруженными палками хачиками, Строри успел дважды засветить Фединому обидчику обутой в лыжный ботинок ногой — один раз в корпус, а другой раз по затылку. Причем так, что чуть позже ментам пришлось отправлять этого хачика в больницу на пару с Дружининым.

В это время другие трое хачиков загнали меня и Кузьмича сначала в подворотню, а затем и в Иркин подъезд. Сначала я бросился по лестнице вверх, рассчитывая подхватить у Ирки дома плотницкий топор, но совершенно не нашел понимания у Иркиной матери. На мое «Уважаемая, дайте топор!» она отреагировала неадекватно — вместо того, чтобы дать мне топор, принялась орать во весь голос.

Тогда я сбежал обратно по лестнице и в куче хлама, сваленного возле подвала, раскопал полутораметровую чугунную трубу с приделанным к ней пластиковым сливным бачком. Кое-как подхватив ее наперевес, я выскочил из подъезда и бросился сквозь заполняющую двор тьму в мерцающий электрическим светом проем арки.

Поначалу я был недоволен своим новым оружием (здорово мешал бачок), но уже через несколько секунд изменил свое мнение. Когда я пробегал сквозь арку, притаившийся во тьме хачик перетянул меня доской по спине, но немного не рассчитал и с оглушительным грохотом попал по бачку. Останавливаться я не стал, и так с бачком наперевес и вылетел на улицу, прямо под грозные очи прибывшего на место милицейского патруля.

Повязали всех — меня, выскочившего следом за мной Кузьмича (по счастью, он сумел скинуть прихваченную дома у Ирки монтировку еще в подворотне), Фери, Строри и нескольких хачиков. Пару из них пришлось отправить в больницу вместе с Дружининым (одного со сломанным носом, а другого с разбитой башкой), а остальных менты отпустили, так как их старшему хватило ума откупиться деньгами. У нас денег уже не было, так что пришлось нам ехать в «двойку» (2-й отдел милиции) и сидеть там в ожидании своей участи до утра. Наутро нас должны были направить в суд и впаять по пятнадцать суток аресту: за пьяное бесчинство, за погром и самое главное — за преступную бедность.

Наутро (до старта кампании «Заповедник» оставались всего сутки) Крейзи узнал, что лучшие люди из нашего комиссариата томятся в застенках второго отдела, без гроша в кармане и каких-либо надежд на избавление. Тогда Крейзи взял сколько-то денег из своей личной казны, вручил их Иришке[227]и велел ей ехать в «двойку» и вызволять нас оттуда. Так что к десяти утра нас вместо суда вышвырнули из отдела взашей — невыспавшихся, злых и мающихся похмельем. До отъезда оставалось всего ничего: летний день пролетит быстро, а вечер и ночь Крейзи планировал провести вместе с нами у Иришки, чтобы наутро двинуть оттуда на Витебский вокзал.

Иришкин дворик расположен в районе станции Пушкинская, неподалеку от ТЮЗа, и хорошо известен большинству старожилов Питерской игровой тусовки. Такую популярность обеспечила маленькому дворику квартира, где жил в те времена Брендизайк, и в которой располагался известный на весь Питер «подпольный клуб настольных ролевых игр». Там собирались такие люди, как Берри и Трифид, Олюшка и Глеб, Кот (тот Кот, который мент), Федя Дружинин, Воеводский-младший, Юра Орк и другие известные мастера и любители этого дела. Квартира Иришки была расположена в соседнем подъезде, а этажом выше жил еще один деятельный участник означенного коллектива — Тимка Левицкий, муж нашей со Строри и Слоном одноклассницы по имени Кся. Как и везде в Центре, дворик был построен «колодцем» — уютный и небольшой, с кипой сочной зелени посередине. От прочего мира дворик был отгорожен кирпичными стенами близлежащих домов, так что попасть внутрь можно было только через две маленькие подворотни.

Окна Иришкиной комнаты находятся на первом этаже, и сегодня вечером их пришлось открыть нараспашку, отодвинув в сторону многочисленные цветы. Это было сделано, чтобы можно было курить, усевшись на подоконник и свесив вниз ноги. Вскоре Крейзи раздал товарищам кислоту, так что прошло совсем немного времени, как окружающее меня пространство замерцало, завертелось и подернулось легкой серебряной дымкой. Контуры предметов потеряли четкость, стены поплыли и как будто раздвинулись в стороны, и моему внутреннему взору открылся огромный и удивительный мир.

Кое-что я, правда, еще замечал: как Строри, свесившись с кровати, неудержимо блюет, и как потерянно глядит на окружающих непривычный к кислоте Фери. Ему было нелегко, так что я взял его под ручку и потихоньку, маленькими шажочками, вывел во двор.

Солнце уже село, лиловые сумерки упали на мир, превратив маленький дворик в озеро темноты, чуть подсвеченное желтым светом из множества занавешенных окон. Шелестела листва, обволакивая пространство вокруг мягким, чарующим шепотом, неторопливо скользили по небу темные громады облаков.

Мы расселись на деревянной скамейке с бутылкой вина и неторопливо прихлебывали терпкий напиток, глядя на окружающий мир сияющими, полными внутреннего света глазами. Постепенно совсем стемнело, небо стало низким и как будто надвинулось на нас, все звуки стихли, и наступила августовская ночь. И хотя скамейка, на которой мы сидели, мало сказать — вросла в землю, у меня было стойкое чувство, будто путешествие наше уже началось.

Полностью пришел в себя я только на станции Дно, километров за двести от Питера. Уронив голову на руки, я сидел за пластиковым столом в помещении кафе, расположенного прямо в здании вокзала. Меня мутило, я осознавал реальность с превеликим трудом. Вроде бы мы стартовали из Питера сегодня утром, на электричке добрались до Волховстроя, где пересели на «подкидыш», который доставил нашу компанию на станцию Дно.

Теперь нам нужно было дождаться еще одного «подкидыша», следующего в направлении Локни. Мы рассчитывали, что он довезет нас до еще одной «промежуточной цели» нашего путешествия — станции Сущево. Там мы собирались сесть на автобус до поселка заводского типа под названием Цевло, где располагается дирекция Полистовского заповедника. Но не тут-то было! Поначалу нас подвел «подкидыш», который все никак не хотел приходить. В ожидании его братья оккупировали местный шалман, расселись за белыми пластиковыми столами и на полную катушку включили принадлежащий Королеве магнитофон. Звуки бессмертного «Союз-21» бились об обшарпанные стены, выкрашенные в муторный зеленый цвет, с грохотом отражаясь от высящейся в углу зала цилиндрической печи.

— Танго белого мотылька… — несся из магнитофона медовый голос товарища Меладзе, а Барин хрипло ему подпевал:

— Возле водочного ларька! — выл Кузьмич, разливая теплое сорокаградусное пойло по пластиковым стаканам. — Налетай, братья! В добрый путь! Но покинуть Дно оказалось не так-то легко.

— Ты что, лесная охрана, совсем охуел?! — заорал кондуктор «подкидыша», как только Крейзи сунул ему вместо билетов выписанные Остроумовым «путевые листы». — Это что за хуйня?

— Ну… — от такого подхода Крейзи поначалу опешил. — Это маршрутные листы, дающие общественной лесной инспекции право…

— Иди-ка ты на хуй! — пуще прежнего взбеленился кондуктор. — Какое такое право? Смотри сюда, это что за печать?

— Это печать Полистовского заповедника! — резко ответил Крейзи, постепенно все более раздражаясь. — А вон та, сбоку, печать Комитета по Лесу! И не надо на меня…

— А должна быть печать Министерства Путей Сообщения! — брызжа слюной, перебил Крейзи кондуктор. — Или хотя бы Октябрьской Железной Дороги! На кой хуй мне твой заповедник? Лесоводы нам не указ!

— Так ведь… — начал было Крейзи, но кондуктор был неумолим:

— Все равно не пущу!

Пришлось нам пойти на компромисс: собрать для кондуктора небольшую мзду, за которую он пустил нашу банду (в составе двадцати двух человек) временно ехать в углу вагона и в двух тамбурах. Открыв двери нараспашку, мы с братьями наблюдали, как проносятся мимо заболоченные леса, изредка сменяющиеся унылой панорамой полуразрушенных кирпичных домов и покосившихся от времени сараев. Встречный ветер нес запах болот, к которому иногда добавлялся стойкий привкус солярочной гари — когда ветер менялся и на нас падал шлейф дыма от тянущего «подкидыш» локомотива.

Стремительно вечерело, так что когда мы прибыли в Сущево, небо уже успело сменить свой цвет: из ослепительно-синего стало сначала бледно-розовым, а затем лиловым. Августовские сумерки недолги, так что когда припозднившийся автобус принял нас на борт и направился в Цевло, вокруг уже царила глухая ночь.

Прилипнув к стеклам, мы силились хоть что-нибудь разглядеть в окружающей тьме, но напрасно. Лишь мелькнули вдали огни железнодорожного переезда, да пару раз полыхнули над пустынной трассой фары встречных машин. И больше ничего: над болотами лежал покров темноты, скрывая от нас таинственный город Цевло и его обитателей.

Первый фонарь, который мы увидели на выходе из автобуса, горел над парадной блочной пятиэтажки — дома, где расположен офис дирекции заповедника. Эта квартира находится в угловой парадной на первом этаже и состоит из двух комнат (побольше и поменьше), причем значимую часть большей комнаты занимает принадлежащий директору заповедника огромный Т-образный стол. Возле него стоит металлический сейф и старенький диван, а больше в комнате ничего особенного нет.

Встретил нас один из государственных инспекторов по фамилии Капралов — дюжий дядька самого свирепого вида. Он объяснил нам, что Остроумова на месте нет, так что придется нам пока что обойтись без него. Капралов предложил нам устраиваться на ночлег в помещение дирекции, предупредив, что назавтра нам предстоит прослушать инструктаж, разделиться на группы и отбыть в подготовленные для нас «базовые лагеря». Но на вопрос, что же это за лагеря, Капралов отвечать отказался.

— Утро вечера мудренее, — сказал он, как отрезал. — Завтра все узнаете! А пока что доброй ночи, пойду я. Отдыхайте.

Основная часть нашего инспекторского коллектива расположилась в большой комнате на диване и на полу, а маленькую комнату занял под свои нужды Крейзи. С ним вместе поселились Наташа и Максим (героиновые барыги с Сенной, отправившиеся с нами в надежде на лоне природы избавиться от поразившей их опиатной зависимости и за это спонсировавшие нашу экспедицию кислотою и коноплей), а также неведомо как вписавшиеся в этот блудняк юноша и девушка, дальние знакомые нашего Крейзи.

В нашей компании они производили до крайности неуместное впечатление — слишком цивилизованные, чересчур культурные, с ног до головы изнеженные горожане. Кроме них в той же комнате поселилась Кристина — молодая и довольно-таки страшная девка, обитавшая в дворах неподалеку от Крейзи и сумевшая каким-то образом прибиться к нашему коллективу. Устроившись в своем логове, Крейзи развел в ложке кислоту и принялся выкликать товарищей к себе. Так что когда я решил выйти из офиса на улицу, в моей крови, словно весенний снег, таяли крохотные белесые кристаллы. Зажимая локтевой сгиб левой рукой, я вывалился из подъезда под качающийся свет электрического фонаря и принялся озираться по сторонам. И то, что я увидел, мне здорово не понравилось.

Половина окон в нашей пятиэтажке оказалась выбита, кое-где проемы заделали фанерой, да и то не везде. Свету почти нигде не было, большинство квартир выглядели нежилыми. Соседний дом по той же улице стоял совсем темный, а дальше мгла размывала все очертания — покосившейся трансформаторной будки, ржавых цистерн и приземистых бетонных гаражей. Сумрачное небо тяжело нависало над этой мрачной перспективой, далекий собачий вой сверлил уши, словно тупой бурав. Было во всем этом что-то от маленьких городков, где традиционно происходит действие романов Стивена Кинга — атмосфера упадка и запустения, привкус ржавчины в воздухе и дурманящий голову запах сфагновых болот.

Нечто впереди привлекло мое внимание, и я прошел несколько десятков шагов, чтобы получше это рассмотреть. По мере того, как я удалялся от подъезда, моему взору открывалась картина бетонированной детской площадки и старых качелей, грубо сваренных из двухдюймовых металлических труб. Их П-образная конструкция сиротливо торчала из растрескавшегося бетона, кое-что в ней манило меня, цепко удерживая взгляд.

Подвижная часть качелей была набрана из железной трубы потоньше (диаметром сантиметра три), но покачаться на ней больше не представлялось возможным. Какая-то немыслимая сила в два с половиной оборота намотала сварные качели на одну из опорных стоек, зверски искорежив и погнув крепкие стальные трубы. Некоторое время я стоял, размышляя, каким образом это удалось сделать, а потом отправился назад, накрепко запечатлев в памяти это первое и одно из самых сильных впечатлений о Цевле.

В скором времени мы выяснили, что город не так пуст, как кажется поначалу. За нашей пятиэтажкой начинается бетонный забор, вдоль которого тянутся выведенные на поверхность трубы центрального отопления. Кримсон с Гоблином, отправившись на прогулку, обнаружили на асфальтовой дорожке возле забора группу местной молодежи, тесно сгрудившуюся возле старенького мотоцикла.

Местные тихо беседовали между собой, время от времени бросая в сторону наших товарищей настороженные, недобрые взгляды. Рдели в темноте багровые огоньки сигарет, но больше ничего было не разглядеть — вместо людей виднелись лишь темные, расплывающиеся силуэты. Топ, топ, топ — звуки шагов гулко разносились в ночной тишине, пока наши друзья потихонечку сокращали дистанцию. По мере того, как таяло расстояние, фигуры стали более четкими, вскоре стало возможным рассмотреть даже одежду и обувь: спортивные штаны, куртки от рабочих спецовок и вездесущие кирзовые сапоги. Местные стояли тесно, а в их позах явно читался невысказанный вопрос. Впрочем, невысказанным он оставался недолго.

— Эй, братва, — подал голос один из местных парней, — откуда такие будете?

— С Питеру, — отозвался Кримсон и тут же переспросил:

— А что?

Так завязался разговор, который (вопреки ожиданиям) стартовал без агрессии и каких-либо взаимных недоразумений. Напротив, после фляжки спирту и пары косяков между сторонами установилось нечто, отдаленно напоминающее взаимопонимание.

— Послали нас охранять это ебучее болото, — толковал Кримсон, а Гоблин кивал и поддакивал:

— А оно нам надо? Просто пиздец! До сих пор в полном ахуе!

По здравому размышлению, местному населению было решено представить ситуацию так, будто в охрану заповедника мы вписались не по своей воле, а «условно-добровольно», как в случае с военными сборами. Мы рассчитывали таким образом заронить в души местных селян крупицы сочувствия, переложив ответственность за свои будущие действия на третьих лиц. Это было не так уж и глупо, учитывая тот факт, что в поселке Цевло проживает около восьмиста человек (из которых охотничьего оружия нет разве что у пятилетних), а наших приехало всего два десятка (вооруженных пятизарядным помповиком, представляющим весь огнестрельный арсенал нашей природоохранной организации).

Постепенно разговор сместился на менее глобальные темы, а еще через полчаса крепко подпившему Кримсону захотелось покататься на мотоцикле. Он, видите ли, не катался уже несколько лет — с тех пор, как хорошенько разогнался на своей «Jawa 350» по проспекту Космонавтов, неподалеку от Крейзиного дома.

В этом месте проспект Космонавтов пересекает Бассейную, разделяя на две части огромный пустырь, на котором располагается СКК.[228]Вышло так, что на перекрестке путь мотоциклу Кримсона преградил автомобиль BMW неожиданно вылетевший на дорогу со стороны Бассейной. Черные полированные борта приближались с чудовищной скоростью, за тонированным боковым стеклом смутной тенью мелькнуло перекошенное лицо.

Тормозить было поздно, поэтому Кримсон начал заваливать мотоцикл на бок, уводя его сторону, так что в следующую секунду его машина миновала перекресток и вылетела на газон. Какое-то время Кримсону казалось, что он сумеет удержать мотоцикл, но тут переднее колесо подвело его и провалилось в открытый люк. Передняя вилка лопнула, самого Кримсона выкинуло вперед, а через миг на него приземлился изувеченный мотоцикл.

Это приключение не только лишило Кримсона мотоцикла, но и добавило к его обширной коллекции еще несколько шрамов. И если бы местные в Цевле, хозяева мотоцикла (оказавшегося, как по волшебству, точно такой же «jawa 350»), знали эту историю, они вряд ли доверили бы его Кримсону. И были бы полностью правы.

Взобравшись на мотоцикл, Кримсон положил руки на руль, завел двигатель и с наслаждением потянулся. Затем он чуточку поиграл ручкой газа, с видом знатока вслушиваясь в звучание мотора, а затем кивнул и дал полные обороты.

Окружающие пикнуть не успели, как он поставил мотоцикл на дыбы, пролетел по асфальту с десяток метров и на полном ходу врезался в бетонный забор. Раздался грохот, сопровождаемый надсадным скрежетом металла, взметнулось густое облако каменной крошки — и все. Наступила полная тишина.

— Еб твою мать, — прошептал один из местных парней, — глазам своим не верю! Как вы думаете, он жив?

Единственный источник освещения — фара на мотоцикле — разбилась вдребезги, так что стало совсем темно. Еле виднелись обернутые в стекловату контуры труб, а вот мотоцикла (вернее того, что от него осталось) совсем не было видно. Так что когда местные со всех ног подбежали к месту ДТП, им не удалось сразу же обнаружить Кримсона.

— Где он? — недоумевали они. — Куда делся? Может, его на сторону отбросило? Ищите на земле! Забегая вперед, скажу, что этим поискам не было суждено увенчаться успехом. Когда мотоцикл ударился в стену, Кримсона отбросило назад, по счастливой случайности он не получил ни царапины. Чтобы избежать ненужных вопросов, Кримсон потихонечку встал, прошел в тени забора до угла нашей пятиэтажки и был таков. Местные еще какое-то время крутились вокруг, разыскивая его, но так ничего и не добились: подняться в дирекцию и задать свои вопросы всему коллективу они не решились. А Гоблина к тому времени и след простыл.

Утро застало меня на директорском столе. Приоткрыв глаза, я заметил, что укрыт вместо одеяла знаменем нашей организации: отрезом черного полотна с расположенным в центре тонким белым кругом, в который вписаны три растущие из одной точки псилоцибиновые поганки. Это знамя вышила Королева, а привез в заповедник Гоблин, который укрыл меня им перед тем, как с первым автобусом уехать домой. Он с самого начала собирался только проводить нас до места, а потом двигать в обратный путь — в городе его ждали дела. Нас же ожидал утренний инструктаж. Через час, кое-как приведя себя в порядок, мы расселись по местам и принялись внимать словам Капралова, взявшегося в красках расписывать нам прелести здешнего края.

— Здешняя система верховых болот, — толковал он, — самая крупная на Европейском Северо-Западе России. Она состоит из 15 слившихся болотных массивов, а также из множества мелких речек и озер. Преобладают безлесные сфагновые топи, грядово-мочажинные и грядово-озерковые комплексы. Это типичная система верховых болот Северо-Запада, отличающаяся огромными размерами и высокой обводненностью, участвующая в питании рек Полнеть, Ловать, Редья, Порусья, а также ряда других. Местность здесь неоднородная, кое-где посреди болота имеются возвышения — гряды и озы, а также курганообразные песчаные холмы, густо покрытые лесом. На них…

Рассказ Капралова струился размеренно и неторопливо, открывая перед нашим мысленном взором картины бескрайних топей и дремучих, пропитавшихся влагой лесов. Его голос то появлялся на краю моего сознания, то исчезал, вытесняемый навеянными образами.

— Здешний край изобилует птицами и зверьем, — твердил Капралов. — Тут обитает крупнейшая локальная популяция большого кроншнепа, насчитывающая чуть ли не полторы тысячи гнездящихся пар. На гнездовье есть золотистая ржанка (около 250 пар) и средний кроншнеп (не менее 150 пар), кряква, гоголь, хохлатая чернеть. Гнездятся 8 видов и подвидов птиц, занесенных в Красную книгу России: беркут (4 гнездовых участка), черный аист (не менее 2 пар), скопа, европейская чернозобая гагара (не менее 10 пар), большой подорлик, малый подорлик, среднерусская белая куропатка, обыкновенный серый сорокопут.

Как бывший орнитолог, я выслушал перечень птиц не без некоторого интереса. Но вот братья принялись недовольно ворочаться и с унылым видом озираться по сторонам. Видно было, что такие подробности их не интересуют, и что серый сорокопут им глубоко до пизды. Подметив такое дело, Капралов переложил у себя на столе какие-то бумаги и принялся «резать по существу».

— Площадь заповедника составляет тридцать восемь тысяч гектар, а еще восемнадцать тысяч приходится на охранную зону. Восемьдесят процентов этой площади представлены непроходимыми болотами…

Тут Барин, до этого момента спокойно дремавший в углу, открыл глаза, привстал со своего места и поднял руку.

— Разрешите спросить, — поинтересовался он, — а чем представлены оставшиеся двадцать процентов?

— Водными пространствами, — в упор глядя на Кузьмича, отрезал Капралов. — Еще вопросы есть? Вопросов не было, так что Капралов перевел разговор к другим темам, таким, как правильное заполнение бланков соответствующих протоколов. Ради примера Капралов достал из сейфа несколько таких документов и пустил их по рукам. Но уже первый из них вызвал у наших товарищей столь живой интерес, что заседание пришлось на время приостановить.

— Сходи, посмотри, — толкнул меня в бок Кримсон, — на этот шедевр! Эта бумага достойна занять место в нашей коллекции!

Поднявшись с дивана, я подошел к столу и заглянул через спины столпившихся возле него друзей. Протокол был посвящен случаю браконьерства, совершенного одним из местных мужиков в отношении матерого лося. Документ лежал обратной стороной вверх, так что мне хорошо была видна последняя графа — «объяснения нарушителя». Написанное там поражало своей непосредственностью, очаровывало гибельной четкостью и простотой. «Увидел лося — тихонько убил (число, подпись)». Вот собственно и все, что было сказано в этой графе.

— Тихонько убил, — одними губами повторил я, перекатывая эти слова во рту и как будто пробуя их на вкус. — Хорошее объяснение, нечего сказать! Немало говорит и о самом человеке!

Еще через пару часов мы разделились на две группы и стали готовиться к отправке в «базовые лагеря». Крейзи, я, Кузьмич с Иркой, Влад, Макута, Сержант, Родик со своей женщиной, а также Наташа и Максим должны были на машине отправиться в деревню Сосново Локнянского района, а остальным нашим товарищам предстояло переплыть на лодке озеро Полисто, чтобы заступить на боевое дежурство в деревеньке Ручьи.

Перед отправкой Крейзи отсыпал в отдельный мешок целую кружку дури и торжественно вручил ее отплывающим.

— Сухой паек, — пояснил он. — Удачи вам, братья!

— Принято, — кивнул Панаев, пряча коноплю в карман. — Пока!

Дело происходило на лодочном пирсе, причем большинство наших уже погрузилось в лодку, когда на причал вышли те самые юноша и девушка, дальние знакомые нашего Крейзи. Впереди с оранжевой сумочкой в руках шла девица, а за ней плелся её парень, волоча на горбу оба ихних рюкзака. (Оказалось, что этим двоим тоже выпало плыть на лодке в Ручьи.) Тут надо заметить, что указанные пассажиры и так не слишком вписывались в общую канву, а на пирсе это стало еще более очевидно.

Девушка садилась последней, но неожиданно поскользнулась и довольно-таки сильно качнула лодку.

— Еб твою мать! — рявкнул на неё устроившийся на носу Максим Браво. — Ты могла бы быть поосторожнее!

Никто не ожидал, что эти простые слова возымеют столь грандиозный эффект. Девушка резко вскинула голову, в упор посмотрела на Браво и заявила:

— При мне ругаться матом нельзя! Чтобы больше такого не было! Вы все, имейте это в виду! После этого она бросила сумочку с фотоаппаратом своему кавалеру, уселась на скамью и принялась с важным видом разглядывать облака. За это время лодку успели оттолкнуть от берега, так что между ее бортом и пирсом появилась и принялась стремительно увеличиваться прослойка темной, неторопливо струящейся воды. И пока кашлял, заводясь, лодочный мотор, можно было расслышать, как смеется в ответ на эту манифестацию Максим Браво.

— Вы даже не представляете себе, девушка, — сквозь смех произнес он, — как тяжело вам здесь придется!

Страна болот (часть 2)

Дата добавления: 2015-10-02