Петражицкий Л.И. Теория права и государства в связи с теорией нравственности. Том 1. С.-Петербург, 1909. – Allpravo.Ru - 2005.

(извлечения)

§ 6. Научный смысл и значение деления этических явлений на императивно-атрибутивные (право) и чисто императивные (нравственность).

Как видно из предыдущего изложения, установленное деление этических явлений на два вида и соответственное определение понятия права представляют самостоятельную классификацию явлений, независимую от принятого в юридических сферах словоупотребления и коренным образом с ним расходящуюся. Значительно ближе эта классификация в той, бессознательной, классификации, которая имеется в обыденном, общенародном словоупотреблении. Вообще можно сказать, что общенародный язык, в отличие от профессионального юридического, проявляет тенденцию применять слово «право» в тех случаях, когда имеется императивно-атрибутивное, правовое в нашем смысле, сознание, и сообразно с этим «право», как слово народного языка, имеет так же как и наш термин «право», несоизмеримо более обширный смысл, чем то же слово «право», как слово профессионально-юридического языка[1]. Ближайшее исследование тенденций общенародного применения слов «право» и «нравственность», «нравственный» и т. д. обнаружило бы, впрочем, и некоторые несовпадения с соответственною предложенною выше терминологиею. Главное несовпадение состоит в том что по отношению к тем бесчисленным этическим переживаниям, которые по нашей терминологии относятся к интуитивному праву, обыденное словоупотребление применяет безразлично то слово «право», то слово «нравственный» или соединяет вместе оба выражения: «я имею нравственное право», «он не имеет нравственного права» ит. п. В этом отношении, т. е. поскольку в таких случаях применяется и слово «нравственный», обыденный язык приближается к привычным воззрениям юристов, которые то, что по нашей терминологии относится к интуитивному праву, относят когда они по какому-либо поводу на него наталкиваются, к нравственности[2]; поскольку же обыденный язык все-таки в таких случаях применяет и слово «право», это соответствует нашей терминологии. Но как совпадение в общем нашем терминологии с житейским словоупотреблением, так и указанные и другие возможные (и даже психологически неизбежные вследствие свободы и неустойчивости обыденного языка, склонности к метафорам и проч.) случаи несовпадения не имеют с научно-классификационной точки зрения никакого значения. Полное совпадение образованного класса и классового понятия с каким бы то ни было, профессиональным или общенародным, словоупотреблением вовсе не означало бы не только научности, но даже фактической удачности подлежащей классификации; и точно так же несовпадение с таким или иным словоупотреблением ничего не доказывает против подлежащей классификации. Сознательно-научное образование классов и классовых понятий должно сообразоваться не с указанием такого или иного языка, т. е. исторически-бессознательно сложившихся привычек называния, а с задачами познавания и объяснения явление, в частности с задачами образования правильных научных теорий, т. е. таких учений о классах явлений, в которых утверждаемое и объясняемое связано логически или причинно со специфическою природою (специфическим отличием, differentia specifica) образуемых классов[3]. Именно с этою задачею было сообразовано предыдущее образование высшего класса, общего рода, под именем этических явлений и деление этого класса по характеру подлежащих этических эмоций на два подкласса, на два вида: 1) императивно-атрибутивные этические явления с принятием для них в качестве термина имени «право», 2) чисто императивные этические явления с принятием для них в качестве термина имени «нравственность». Таким образом, установленные понятия вполне свободны от словотолковательного характера (каковой присущ другим попыткам определения права и нравственности); они не имеют в виду определить, что значат, что обнимают собою слово «право» и слово «нравственность» в области того или иного словоупотребления. Поэтому, между прочим, и такие возражения против предлагаемых классов и классовых понятий, которые бы исходили из привычки возражающего или кого-либо другого называть иначе такие или иные объекты образованных классов, напр., называть разные императивно-атрибутивные явления не правом, a иначе, некоторые «нравственностью», другие «нравами», третьи «религиозными заповедями» и т. д., не были бы серьезными и научными возражениями. Сюда напр., относятся возражения, что такие-то, относимые нами к нраву, явления — «несомненно не право», a «нравственные нормы» или «правила обращения в обществе», и что, таким образом, предлагаемое нами понятие права содержит в себе смешение права с нравственностью, общественными нравами и проч. Такие возражения не соответствовали бы природе и смыслу оспариваемого и задачам и смыслу научной классификации, a выражали бы только наивную веру в слова и привычки называть или не называть известные объекты известным именем, как нечто, определяющее природу подлежащих объектов, так что иное название было бы противно их природе[4]. К той же категории относились бы сомнения и возражения такого рода, что предлагаемые понятия не содержат в себе указания отличительных признаков права, ибо такие-то явления, относящиеся к нравственности или к общественным «правам», тоже имеют императивно-атрибутивную природу и т. д. Ответ на эти и т. п. возражения с точки зрения установленной классификации— простой: ведь все то, что имеет императивно-атрибутивную природу, по установленной классификации, следует относить к соответственному классу; таков именно смысл научной классификации (в отличие от словотолковательных определений). Вообще споров и сомнений по поводу общности и отличительности признаков установленных нами классов и классовых понятий не может быть. Ибо к соответственным классам, по смыслу научной классификации; относится только то, что обладает подлежащими признаками, так что все подлежащие объекты неизбежно должны иметь подлежащие признаки, эти признаки неизбежно общие; с другой стороны, к этим классам относится все то, что обладает этими признаками, так что за пределами класса и классового понятия остается только отличное от объектов данного класса; установленные признаки неизбежно отличительные признаки[5]. Обычные теперь споры об общности и отличительности признаков предлагаемых понятий объясняются их словотолковательною природою, тем обстоятельством, что решается задача найти общие и отличительные признаки всего того, что исследователи привыкли называть так то, напр., правом, нравственностью и т. д.; относятся разные объекты к классу или исключаются из него не по их объективным свойствам, a по привычкам называния; здесь не только возможны сомнения об общности и отличительности признаков, приписанных всему, называемому одним именем, но даже иногда можно наперед предсказать, что общих и отличительных признаков объектов подлежащей группы вообще никогда не будет найдено, ибо их, кроме общности и отличительности имени, не существует[6]. Слова, существующие привычки называния, могут играть роль не при образовании классов и классовых понятий и их обосновании или оспаривании, a только в области образования или подыскания удобных имен для образованных классов[7]. Вместо образования новых имен для образованных нами двух классов этических явлений мы предпочли заимствовать существующие и в общенародном языке (хотя и не в профессионально-юридическом словоупотреблении), вообще, так применяемые слова («право» и «нравственность»), что имеется приблизительное совпадение. Если кто не согласен с избранием в качестве терминов этих слов, a считает более подходящими иные какие-либо термины, то возможно обсуждение этого вопроса; но только следует понимать, что дело идет о словах, a не о существе дела, не о научной уместности и оправдании образования соответственных классов и понятий (могущих быть без изменения существа дела названными как угодно, хотя бы и буквами a и b или цифрами 1 и 2, или остаться без всякого особого названия). Научная оценка по существу деления этических переживаний на два вида по характеру этических эмоций, т. е. принятия атрибутивной природы подлежащих эмоций долга за отличительный признак (differentia specifica) одного вида (права), чисто императивной природы подлежащих эмоций долга за отличительный признак другого вида (нравственности), должна касаться годности этого деления, как средства и базиса для добывания научного света, для правильного познания и объяснения явлений. Если с предлагаемыми классификационными признаками связаны и ими объясняются (ни с помощью их могут быть предвидены дедуктивно и открыты) такие или иные дальнейшие характерные особенности образованных классов, могут быть установлены такие или иные законы (тенденции), специально относящиеся к установленным классам (им адекватные), то деление научно оправдано, и чем обильнее подлежащий научный свет, тем выше научная ценность этого деления. Уже из предыдущего изложения видно, что с атрибутивною природою правовых эмоций, с одной стороны, с чисто императивной природою нравственных эмоций, с другой стороны, связаны и ими объясняются соответственные различия в области интеллектуального состава правовых и нравственных переживаний и в области подлежащих проекций. В области правовой психики имеется соответствующее императивно-атрибутивной природе правовых эмоций осложнение интеллектуального состава, состоящее в двусторонности, парности субъектных представлений (субъекты обязанности—субъекты права) и объектных (объекты обязанности—объекты нрава), в отличие от нравственности, интеллектуальный состав которой в этом отношении беднее, проще, имеет не парный, a простой, односторонний характер (только субъекты обязанностей, только объекты обязанностей, без субъектов и объектов притязаний). Точно так же иной, тоже осложненный, двусторонний, парный характер имеют правовые эмоциональные фантазмы, проекции, в отличие от нравственных, односторонних. Нормы права представляются с одной стороны обременяющими, с другой стороны наделяющими, нормы нравственности только обременяющими. В нравственности имеются только односторонние обязанности, в праве— двойственные связи между двумя сторонами, долги одних, активно закрепленные за другими, правоотношения, представляющие для одних обязанности, для других права. С этими различиям в интеллектуальном составе и в характере проекции связаны и ими объясняются, далее, соответственные различия во внешних формах отражения и выражения правовых и нравственных переживаний, в структуре соответственных выражений народных языков, форме изложения соответственных памятников и проч. В свойственном правовой эмоционально-проекционной психике закреплении долга одного за другим мы нашли, далее, свет для объяснения непонятных для современного правоведения характерных явлений правовой символики, символа связывания рук—держания, подачи руки и иных длинных предметов, символов крови, дыхания, вручения документа и т. д. Между прочим, уже само явление установления обязанностей путем договора, акта, состоящего из предложения (оферты) и принятия (акцепта), представляет характерное для права, чуждое нравственности, явление, объясняющееся атрибутивною природою подлежащей этики и представляющее акт предложения долга для закрепления, с одной стороны, акт закрепления за собою предлагаемого, с другой стороны. То же относится к разным другим актам, направленным на такое или иное изменение правоотношений, к т. н. юридическим сделкам, представляющим распоряжения правовыми обязанностями—правами, к уступке своих прав, т. е. долгов других, третьим лицам (за вознаграждение или безвозмездно) и иным актам распоряжения чужими обязанностями, как своим добром, что в нравственности немыслимо, и т. д. Так как указанные характерные особенности интеллектуального состава и проекций правовой психики, в отличие от нравственной, связаны с атрибутивной природой подлежащих эмоций долга, то адекватным, научно подходящим классом для отнесения соответственных общих положений и их дальнейшей (в будущем) разработки является именно класс этических переживаний с императивно-атрибутивными эмоциями, a не какой либо другой класс; отнесение к иному классу означало бы образование научно уродливых теорий, хромающих, прыгающих или абсолютно ложных[8]. Господствующее мнение, как увидим ниже, сводит право к велениям (положительным приказам и запретам), обращенным к гражданам со стороны других, причем спор идет о том, в чем состоят отличительные признаки этих велений от других, в принудительности, в происхождении их от государства или признании с его стороны и т. п. При таком определении природы права, необъяснимо, откуда является указанный интеллектуальный состав правовых явлений, откуда являются правоотношения, права сторон, противостоящих обязанным, и т. д. Вообще, отнесение установленного нами выше относительно права в нашем смысле императивно-атрибутивных этических переживаний к каким бы то ни было велениям, от кого бы они ни исходили, означало бы образование абсолютно ложных теорий. Но даже и в том случае, если на место велений поставить наше понятие императивно-атрибутивных этических переживаний, то все-таки при отнесении установленных выше положений об интеллектуальном составе, проекциях и т. д. специально к праву в смысле юридического словоупотребления, т. е. только к некоторым из правовых явлений в нашем смысле, к тем, в пользу которых имеется признание со стороны государства, и т. д.,—получились бы научно уродливые теории; a именно это были бы хромающие теории, учения, отнесенные к слишком узкому классу, так же как, напр., положение, что «старые люди нуждаются в питании» (как если бы прочие люди и прочие живые существа не нуждались впитании). Кроме указанных выше характерных особенностей права и нравственности, с атрибутивной природой права, с одной стороны, и с чисто императивной природой нравственности, с другой стороны, связано множество других специальных, для этих двух ветвей этики различных, причинных свойств и тенденций, так что предлагаемая классификация представляет базис для создания двух обширных систем адекватных теорий (двух теоретических наук). Дальнейшее изложение ограничивается пока краткими (без обстоятельной разработки) указаниями тех из относящихся сюда положений, которые представляются наиболее необходимыми для общей характеристики права и нравственности и сознательного отношения к праву и его изучению. [1] Ср. Введение § 4; там же соображения о большей классификационной удачности с точки зрения теоретического знания общенародного языка по сравнению с разными профессионально-практическими словоупотреблениями. [2] Моралисты, которые, в отличие от юристов, подчиняются и следуют обыденному словоупотреблению, относят соответственные явления к нравственности, но применяют также и выражения «право», «нравственное право» и т. п., не замечая, что это—недопустимое в науке смешение понятий и терминологический nonsens, раз признается, что право и нравственность два различных вида явлений. [3] Введение §§ 4-6. [4] Ср. Введение § 4: «на почве привычки называть известные объекты известным именем создается столь прочная ассоциация представлений этих предметов и названий, что поневоле кажется, как будто дело идет не о наших привычках называния, a o чем-то объективно присущем этим предметам, о каком то свойстве самих предметов; таким-то явлениям, кажется нам на почве указанного заблуждения, присуще быть правом (или не правом, a нравственностью), они сами по себе право, несомненно право (или нравственность) и т. п.» [5] Введение § 5. [6] Введение § 4. [7] Введение § 5, приложение «О назывании классов». [8] Введение § 6. Контекстная рекламаБегун

Дата добавления: 2015-10-24