Сага об Олаве Святом 6 страница

LXXXII

Одного человека звали Финн Малыш. Он был из Упплёнда, а некоторые говорят, что он был финн родом. Он был очень маленького роста, но бегал так быстро, что ни одна лошадь не могла за ним угнаться. Он отлично ходил на лыжах и стрелял из лука. Финн долго служил у Хрёрека конунга. Тот часто посылал его с поручениями, которые требовали особого доверия. Он знал все дороги в Упплёнде и встречался там со многими знатными людьми. Когда за Хрёреком конунгом стали меньше следить, Финн присоединился к тем, кто сопровождал Хрёрека, и часто бывал среди его слуг и каждый раз, когда мог, старался услужить Хрёреку, и часто заговаривал с ним. Но, чтобы не вызывать подозрений, конунг разговаривал с ним мало. Когда весна подходила к концу, и они отправились в Вик, Финн исчез на несколько дней. Потом он снова появился и некоторое время оставался при Олаве. Так повторялось несколько раз, но никто на это не обращал внимания, ибо такое случалось там и с другими.

LXXXIII

Олав приехал в Тунсберг весной перед пасхой и долго там оставался в ту весну. Тогда туда приходило много торговых кораблей. Там были корабли саксов и датчан, корабли с востока из Вика и с севера страны. В городе собралось много народу. Тот год был урожайным, и поэтому часто устраивались пиры. Однажды вечером Хрёрек конунг вернулся в свой покой поздно. Он много выпил и был очень весел. Потом пришел Финн Малыш и принес жбан с медом, настоянным на травах и очень крепким. Конунг поил всех, кто там был, пока они не уснули в своих постелях. Тогда Финн ушел. В покое горел светильник. Конунг разбудил двух дружинников, которые обычно всюду с ним ходили, и сказал, что ему надо выйти по нужде. Они взяли светильник, так как на дворе была страшная темень. Во дворе было большое отхожее место. Оно стояло на сваях, а к двери вела лестница. Когда Хрёрек со своими провожатыми были в отхожем месте, они услышали, как кто‑то крикнул:

– Руби его, черта! – и потом раздался грохот, как будто что‑то упало. Хрёрек конунг сказал:

– Они, должно быть, перепились, раз начали драться. Быстрее идите и разнимите их!

Дружинники быстро собрались и поспешили вниз, но когда они спустились по лестнице, на них напали, и сначала зарубили того, кто бежал сзади, а потом первого. Так убили их обоих. Это сделали люди Хрёрека конунга – Сигурд Хит, который был знаменосцем конунга, и с ним еще одиннадцать человек. Там был и Финн Малыш. Они спрятали трупы между домами, взяли с собой конунга, побежали к своим кораблям и быстро отплыли.

Сигват скальд спал в покое Олава конунга. Он ночью поднялся и пошел вместе со своим слугой в большое отхожее место. Когда они спускались по лестнице обратно, Сигват поскользнулся, упал на колено и, вставая, почувствовал под рукой что‑то мокрое. Он усмехнулся и сказал:

– Я думаю, что многих из нас конунг сегодня так напоил, что мы уже не стоим на ногах.

Когда они вошли в покой, где было светло, слуга спросил:

– Ты не поранился? Почему ты весь в крови?

Сигват отвечает:

– Я не оцарапался, но эта кровь, верно, неспроста.

Он разбудил Торда сына Фоли, знаменосца, который спал рядом с ним. Они взяли светильник, вышли во двор и вскоре нашли кровь. Они пошарили вокруг, нашли трупы и узнали убитых. Они увидели также большое бревно с глубокими зарубками. Потом оказалось, что по этому бревну рубили, чтобы выманить дружинников из отхожего места.

Торд и Сигват посовещались и решили, что надо как можно скорее сообщить обо всем конунгу. Они послали слугу в покой, где спал Хрёрек конунг. Там все спали, но Хрёрека там не было. Они разбудили всех, кто там был, и рассказали о том, что случилось. Все поднялись и вышли во двор, где лежали трупы. И, хотя все понимали, что нужно как можно быстрее сообщить обо всем конунгу, никто не решался разбудить его. Тогда Сигват сказал Торду:

– Что ты выбираешь, друг, разбудить конунга или сказать ему, что случилось?

Торд отвечает:

– Ни за что на свете я не посмею разбудить конунга, лучше уж я расскажу ему, что случилось.

Тогда Сигват сказал:

– До рассвета еще далеко, и к утру Хрёрек сможет укрыться так, что его нелегко будет найти. Они не могли уйти далеко – ведь трупы еще не остыли. Мы покроем себя позором, если не расскажем конунгу об этом предательстве. Ты, Торд, иди в покои и жди меня там.

Сигват пошел в церковь, разбудил звонаря и попросил его звонить за упокой души дружинников конунга, и назвал имена убитых. Звонарь сделал всё, как он просил. Звон разбудил Олава конунга, он приподнялся на постели и спросил, не проспал ли он заутреню. Торд отвечает:

– Хуже! Случилась большая беда: Хрёрек конунг сбежал, а двое Ваших дружинников убиты.

Тогда конунг спросил, как это произошло, и Торд рассказал все, что знал. Тут конунг поднялся и велел трубить тревогу. Когда дружинники собрались, конунг назвал тех, кто должен был отправиться во все стороны от города по суше и по морю на поиски Хрёрека.

Торир Длинный взял с собой тридцать человек и вышел на корабле в море. Когда рассвело, они увидели перед собой два небольших корабля. Заметив друг друга, и те и другие стали грести изо всех сил. Это был Хрёрек конунг и с ним тридцать человек. Когда Торир и его люди стали догонять корабли Хрёрека, те повернули к берегу. Люди Хрёрека выскочили на берег, а конунг остался на корме. Он пожелал своим людям доброго пути и удачи. Тут как раз к берегу подплыл Торир со своими людьми. Тогда Финн Малыш выстрелил из лука. Стрела попала Ториру прямо в грудь, и он пал. А Сигурд и его люди убежали в лес. Люди Торира схватили Хрёрека конунга, взяли труп Торира и отправились обратно в Тунсберг.

C тех пор Олав конунг сам стал проверять, как следят за Хрёреком конунгом. Он велел не спускать с него глаз и принял все меры предосторожности, чтобы защитить себя от его коварства. За ним должны были следить днем и ночью. А Хрёрек конунг был очень весел, и было незаметно, чтобы он был чем‑то недоволен.

LXXXIV

В день вознесения Олав конунг пошел на мессу. Епископ во главе шествия стал обходить церковь, и за ним шел конунг. Когда они вернулись в церковь, епископ подвел конунга к его месту к северу от двери в алтаре. Рядом с конунгом там сидел, как обычно, Хрёрек конунг. Он прикрыл лицо плащом. Когда Олав конунг сел, Хрёрек конунг положил свою руку ему на плечо и сказал:

– На тебе сегодня парчовое одеяние, родич.

Олав конунг отвечает:

– Сегодня ведь большой праздник, в этот день Иисус Христос вознесся с земли на небо.

Хрёрек конунг отвечает:

– Я в этом ничего не понимаю и не могу запомнить того, что вы рассказываете о Христе. Многое, о чем вы говорите, кажется мне мало похожим на правду, хотя много чудес случалось на свете в давние времена.

Когда месса подошла к концу, Олав конунг встал, поднял руки над головой, наклонился к алтарю, и плащ соскользнул у него с плеч. Тут внезапно и стремительно вскочил Хрёрек конунг и нанес Олаву конунгу удар кинжалом. Но так как конунг наклонился, удар пришелся по плащу. Плащ сильно порвался, но конунг не был ранен. Когда конунг почувствовал удар, он отскочил. Хрёрек конунг нанес еще раз удар кинжалом, но промахнулся и сказал:

– Что ж ты, Олав Толстый, бежишь от меня слепого!

Конунг приказал своим людям взять его и вывести из церкви. Они так и сделали.

После этого случая люди Олава просили его, чтобы он разрешил им убить Хрёрека.

– Ты слишком испытываешь судьбу, конунг, – говорили они, – щадя его и оставляя его при себе, какие бы подлости он ни совершал. Ведь он днем и ночью думает о том, как бы лишить тебя жизни. Если же ты отошлешь его куда‑нибудь, мы не знаем никого, кто смог бы так за ним следить, чтобы он оттуда не убежал. А если он убежит, то сразу же соберет людей и причинит много вреда.

Конунг отвечает:

– Да, это так. Многих лишали жизни и за меньшие проступки, чем те, которые совершил Хрёрек. Но я не хотел бы омрачать победу, которую я одержал над упплёндскими конунгами, когда я за одно утро захватил их пятерых и завладел всеми их землями, причем так, что не понадобилось никого из них убивать, ведь все они мои родичи. Мне пока неясно, сможет ли Хрёрек довести меня до того, что я велю убить его.

Хрёрек положил руку на плечо Олава конунга потому, что хотел узнать, есть ли на нем кольчуга.

LXXXV

Одного человека звали Торарин сын Невьольва. Он был исландцем и происходил с севера Исландии. Он не был знатен, но очень умен и красноречив. Он смело говорил с высокопоставленными людьми. Он много путешествовал и подолгу не бывал в Исландии. Торарин был очень безобразен, особенно из‑за своего телосложения. Руки у него были большие и уродливые, а ноги – еще уродливее.

В то время, когда происходили те события, о которых было рассказано, Торарин был в Тунсберге. Олав конунг его знал и часто беседовал с ним. Торарин тогда снаряжал торговый корабль и собирался летом отплыть в Исландию. Торарин гостил несколько дней у Олава конунга, и тот беседовал с ним. Он спал в покое конунга. Однажды рано утром конунг проснулся, когда в том покое все еще спали. Солнце только что взошло, и было уже светло. Конунг увидел, что Торарин высунул одну ногу из‑под покрывала и стал ее рассматривать. Когда все в покоях проснулись, конунг сказал Торарину:

– Я тут не спал и увидел то, что мне показалось очень замечательным. У тебя такая уродливая нога, что, думаю, ни у кого в городе такой не сыщешь.

Конунг попросил остальных посмотреть и сказать, что они думают. И все остальные, увидев ногу Торарина, согласились с конунгом. Торарин, услышав, о чем идет речь, сказал:

– Мало найдется на свете такого, чему нельзя было бы отыскать пару. Наверно, так обстоит дело и с моей ногой. Конунг сказал:

– Я готов биться с тобой об заклад, что другой такой ноги не сыщешь.

Тогда Торарин сказал:

– А я готов биться с Вами об заклад, что найду в этом городе ногу еще уродливей.

Конунг говорит:

– Тогда тот из нас, кто окажется прав, пусть требует у другого все, что захочет.

– Так тому и быть, – сказал Торарин.

Тут он сбросил покрывало со второй ноги, и она была нисколько не лучше первой, к тому же большого пальца на ней вовсе не было. Торарин сказал:

– Посмотри теперь, конунг, на мою другую ногу. Она уродливее – ведь на ней нет одного пальца. Я выиграл.

Конунг говорит:

– Нет, та нога уродливей, ведь на ней пять уродливых пальцев, а на этой всего четыре. Так что я должен требовать от тебя, чего захочу.

Торарин говорит:

– Как сказал конунг, так тому и быть. Чего же ты хочешь просить у меня?

Конунг говорит:

– Чтобы ты отвез Хрёрека в Гренландию и оставил его у Лейва сына Эйрика.

Торарин отвечает:

– Я не бывал в Гренландии.

Конунг говорит:

– Такому бывалому путешественнику, как ты, сейчас самое время отправиться в Гренландию, раз ты там раньше не бывал.

Сначала Торарин ничего на это не ответил, но когда конунг продолжал настаивать на своем, Торарин не отказался прямо, но сказал:

– Я хочу, чтобы Вы, конунг, узнали, чего бы я попросил, если бы выиграл спор. Я хотел просить Вас сделать меня своим дружинником. И если Вы выполните мою просьбу, я постараюсь как можно быстрее сделать то, о чем Вы меня просите.

Конунг согласился, и Торарин стал его дружинником. Торарин стал снаряжать свой корабль и, когда все было готово, взял на борт Хрёрека конунга. Когда Торарин прощался с Олавом конунгом, он сказал:

– А что если случится так, конунг, что нам не удастся добраться до Гренландии и нас отнесет к Исландии или к какой‑нибудь другой стране? Как мне тогда быть с конунгом?

Конунг говорит:

– Если ты попадешь в Исландию, ты передай его Гудмунду сыву Эйольва, законоговорителю Скафти или какому‑нибудь другому знатному человеку, который захочет его принять, а я обещаю за это свою дружбу и пошлю свои знаки. А если тебя отнесет в те страны, которые недалеко отсюда, позаботься о том, чтобы Хрёрек живым не вернулся в Норвегию, но сделай это только в крайнем случае.

Когда Торарин был готов и подул попутный ветер, он поплыл вдоль островов и вышел в открытое море к северу от Лидандиснеса. Ветер был несильный, Торарин боялся сесть на мель и не подходил близко к берегу. Он обогнул Исландию с юга, не упуская берег из вида, поплыл вдоль западного берега и вышел в Гренландское Море. Но тут на море стало неспокойно и поднялось сильное волнение. Лето уже подходило к концу, и он пристал к берегу Исландии в Широком Фьорде.

Торгильс сын Ари был первым из знатных людей, кто их встретил. Торарин сказал ему то, что его просил передать Олав конунг, показал знаки конунга и заверил его в дружбе конунга, если он согласится взять Хрёрека конунга. Торгильс согласился, пригласил Хрёрека конунга к себе, и тот оставался всю зиму у Торгильса сына Ари. Однако ему там не понравилось, и он просил, чтобы Торгильс велел отвести его к Гудмунду, и сказал, что, как он слышал, Гудмунд – самый богатый человек в Исландии, и он хотел бы, чтобы его отвезли к Гудмунду. Торгильс сделал, как он просил, и велел своим людям отвезти Хрёрека к Гудмунду в Подмаренничные Поля. Гудмунд его хорошо принял, потому что конунг просил принять его, и Хрёрек оставался следующую зиму у Гудмунда. Но и там ему не понравилось. Тогда Гудмунд поселил его на небольшом хуторе под названием Телячья Кожа. Там было мало челяди. Хрёрек провел там третью зиму. Он говорил, что, с тех пор как он потерял свои владения, ему больше всего понравилось жить там, потому что он был там самым уважаемым человеком. Летом Хрёрек заболел и умер. Говорят, что он – единственный конунг, похороненный в Исландии.

Торарин сын Невьольва много путешествовал и иногда гостил у Олава конунга.

LXXXVI

Тем летом, когда Торарин отправился с Хрёреком в Исландию, туда же поплыл и Хьяльти сын Скегги. Когда он прощался с Олавом конунгом, тот одарил его подарками в знак дружбы. Тем же летом Эйвинд Турий Рог отправился на запад в викингский поход и весной приплыл в Ирландию к конунгу ирландцев Конофогору. Той осенью в Ульврексфьорде сошлись конунг ирландцев и Эйнар ярл с Оркнейских островов, и произошла жестокая битва. У Конофогора конунга войско было гораздо больше, и он одержал победу. Эйнар ярл бежал на своем корабле и той же осенью вернулся на Оркнейские острова. В этом походе он потерял почти всех людей и всю добычу. Ярл был очень недоволен этим походом и винил в своем поражении норвежцев, которые сражались на стороне ирландского конунга.

LXXXVI I

Теперь пора рассказать о том, что произошло, когда конунг Олав Толстый отправился в свадебную поездку к своей невесте Ингигерд, дочери Олава конунга шведов. Конунга сопровождало много народу. С ним были все самые знатные люди, которых он смог созвать, и каждый из них выбрал себе в провожатые самых знатных и достойных людей. Всё у них было самое лучшее: и одежда, и оружие, и корабли. Они двинулись на восток к Конунгахелле. Когда они приплыли туда, от конунга шведов не было никаких вестей, и никто туда от него не приехал.

Олав конунг тем летом долго оставался в Конунгахелле и пытался разузнать, известно ли что‑нибудь о том, приедет ли туда конунг шведов или нет, и каковы его намерения. Но никто не мог сказать ему ничего определенного. Тогда он послал своих людей к Рёгнвальду ярлу и велел, чтобы они узнали у него, почему конунг шведов не приехал на встречу, как было условлено. Ярл отвечает, что он не знает:

– А как только узнаю, я пошлю своих людей к Олаву конунгу и сообщу ему, в чем дело, если только конунга шведов не задержало обилие дел, из‑за которого, как это часто бывает, его поездки затягиваются на более долгое время, чем он рассчитывает.

LXXXVIII

У конунга шведов Олава сына Эйрика была раньше наложница по имени Эдла, дочь ярла из Страны Вендов. Она была взята в плен на войне, и поэтому ее называли рабыней конунга. Их детьми были Эмунд, Астрид, Хольмфрид. У них был также сын, который родился в канун дня святого Якоба, и, когда мальчика крестили, епископ дал ему имя Якоб. Шведам это имя не нравилось, и они говорили, что никогда еще у шведов не было конунга по имени Якоб. Все дети Олава конунга были хороши собой и умны. Жена конунга была высокомерна и не любила пасынков и падчериц. Конунг отослал своего сына Эмунда в Страну Вендов, и тот воспитывался там у родичей матери, и долгое время был незнаком с христианством. Астрид конунгова дочь воспитывалась в Западном Гаутланде у одного достойного мужа по имени Эгиль. Она была очень хороша собой, красноречива, весела, приветлива и щедра, и, когда выросла, повсюду ездила с отцом, и все ее очень любили.

Олав конунг был высокомерен и неприветлив. Ему пришлось не по вкусу, что бонды выступили против него на тинге в Уппсале и грозили ему расправой. Больше всего во всем этом он винил Рёгнвальда ярла. Он не собирался отправляться на встречу с Олавом, несмотря на то, что зимой было условлено, что он должен поехать летом к границе и выдать свою дочь Ингигерд за Олава Толстого, конунга Норвегии. К концу лета многие хотели знать, что собирается делать конунг, собирается ли он соблюдать договор о мире с норвежским конунгом или нарушит его, и снова начнется распря. Многим эта мысль не давала покоя, но никто не осмеливался прямо спросить конунга. Многие обращались к дочери конунга Ингигерд и просили ее узнать, что собирается делать конунг. Она отвечает:

– Мне не хочется говорить с конунгом о его делах с Олавом Толстым, так как ни один из них не друг другому. Он уже однажды зло ответил мне, когда я заступалась за Олава Толстого.

Ингигерд много думала обо всем этом. Она была озабочена и удручена. Ей не терпелось скорее узнать, что задумал конунг. Она боялась, что скорее всего он не сдержит слова, которое дал конунгу Норвегии, потому что он по‑прежнему приходил в ярость, когда при нем Олава Толстого называли конунгом.

LXXXIX

Однажды рано утром конунг поскакал со своими ястребами и собаками на охоту, и с ним его люди. Когда они пустили ястребов, ястреб конунга сразу взял двух тетеревов, а потом взлетел снова и взял еще трех. Собаки подбежали и подобрали упавших на землю тетеревов. За ними скакал конунг, собирал свою добычу и очень похвалялся ею. Он говорил:

– Не скоро у кого‑нибудь из вас будет такая же удачная охота.

Все с этим согласились и сказали, что нет конунга, который был бы так же удачлив в охоте, как он. Конунг и все его люди поскакали домой. Конунг был тогда очень весел. Ингигерд конунгова дочь как раз выходила из своих покоев и, увидев, что во двор въезжает конунг, повернулась к нему и приветствовала его. Он ответил ей, смеясь, показал свою добычу, рассказал об удачной охоте и сказал:

– Знаешь ли ты другого конунга, который бы так же быстро взял столько добычи?

Она отвечает:

– Пять тетеревов за одно утро – это большая добыча, государь, но все же большей была добыча Олава конунга, когда он за одно утро захватил пятерых конунгов и завладел всеми их землями.

Услышав такие слова, он соскочил с лошади, повернулся к дочери и сказал:

– Знаешь, Ингигерд, как бы ты ни любила этого толстяка, тебе не бывать его женой, а ему твоим мужем. Я выдам тебя замуж за такого правителя, который достоин моей дружбы. Но я никогда не стану другом человека, который захватывал мои владения и причинял мне много ущерба грабежами и убийствами.

На этом их разговор закончился, и каждый пошел к себе.

ХС

Когда Ингигерд конунгова дочь узнала правду о замыслах Олава конунга шведов, она послала своих людей в Западный Гаутланд к Рёгнвальду ярлу и велела ему рассказать, что задумал конунг шведов, и что мир с конунгом Норвегии разорван. Она просила предупредить ярла и всех жителей Западного Гаутланда, что норвежцы могут напасть на них. Когда ярл получил это сообщение, он разослал гонцов по всем своим владениям и предупредил всех, что норвежцы снова могут начать совершать набеги на их земли. Ярл послал гонцов и к конунгу Олаву Толстому и велел передать ему все, о чем сам узнал, а также, что он хочет жить в мире и дружбе с Олавом конунгом и просит не совершать набегов на его владения. Когда Олав услышал все, что ему велел передать ярл, он страшно разгневался и не мог найти себе покоя. Прошло несколько дней, прежде чем с ним можно было разговаривать.

Потом он собрал своих людей на тинг. Сначала поднялся Бьёрн окольничий и рассказал о том, как он зимой ездил на восток с предложением мира и как его хорошо принял Рёгнвальд ярл. Он рассказал также о том, каким упрямым и несговорчивым был вначале Олав конунг шведов.

– Мирный договор был заключен, – сказал он, – благодаря силе бондов, власти Торгнюра и помощи Рёгнвальда ярла, а не по доброй воле конунга шведов. Мы знаем, что договор нарушен по вине конунга, а вины ярла в том нет, мы знаем его как верного друга Олава конунга. А теперь конунг хочет услышать от знати, что он должен предпринять, идти ли ему походом на Гаутланд с тем войском, которое у нас есть сейчас, или вы считаете, что надо поступить иначе.

Он говорил долго и красноречиво. После этого говорили многие могущественные люди, и все сошлись в конце концов на том, что надо отказаться от похода. Они говорили так:

– Хотя у нас большое войско, и здесь собралось много могущественных и достойных людей, в военных походах не менее нужны и люди молодые, которые надеются добыть добро и завоевать славу.

Могущественные люди привыкли, отправляясь на войну или идя в бой, брать с собой людей, которые бы шли впереди них и защищали их, и часто тот, кто владеет немногим, сражается не хуже того, кто рожден богатым.

Они убедили конунга принять решение распустить войско. Он отпустил всех по домам и сказал, что следующим летом будет набирать ополчение по всей стране и выступит против конунга шведов, чтобы отомстить ему за то, что тот нарушил слово. Всем это решение понравилось. Потом Олав направился на север в Вик и остановился осенью в Борге. Он велел свозить туда все, что ему было нужно на зиму, и остался там зимовать. С ним было тогда много народу.

XCI

О Рёгнвальде ярле говорили разное. Одни считали, что он верный друг Олава конунга, а другие в этом сомневались и говорили, что уж он‑то мог бы убедить конунга шведов, чтобы тот сдержал слово и не нарушал мира с Олавом Толстым.

Сигват скальд всегда вел себя как большой друг Рёгнвальда ярла и часто говорил о нем с конунгом. Он предложил конунгу, что поедет к Рёгнвальду ярлу и разузнает, что тому известно о конунге шведов, и попытается добиться какого‑нибудь примирения. Конунгу эти слова понравились, так как он часто беседовал с теми, кому больше всего доверял, об Ингигерд конунговой дочери. Ранней зимой Сигват скальд с двумя провожатыми отправился из Борга через леса Маркир на восток в Гаутланд. Но прежде чем расстаться с конунгом, Сигват сказал такие висы:

Олав князь, счастливо

Оставаться! В этих

Стенах вновь предстану,

Герой, пред тобою.

Столпу грома шлемов [263]

Жизнь и власть желаю

Уберечь. Закончит

Скальд на этом речи.

Кончили мы слово, –

Днесь их нет важнее, –

Но еще немало

Скажем после, княже.

Пусть господь укажет

Путь народоправцу,

Твоя да пребудет,

Вождь, страна сохранна.

Потом они поехали на восток к Эйду, и им пришлось переплывать реку на долбленке из дуба. Им удалось переправиться с большим трудом. Сигват сказал:

Мы хлебнули лиха –

Был назад заказан

Путь – под Эйдом в утлой

Никчемной лодчонке.

Пусть сию скотину

Волн [264]уносят тролли. –

Хуже нет! – Однако ж

Все сошло на славу.

Потом они ехали по лесу Эйдаског, и Сигват сказал такую вису:

Тринадцать от Эйда

Поприщ лесом пеший

Я прошел – постылый

Снова труд – угрюмо.

Когда б княжьи люди

В пути не натерли

Пяток, мы бы раньше

Все поспели к месту.

Потом они ехали по Гаутланду и к вечеру добрались до места под названием Капище. Ворота были заперты, и они не смогли туда попасть. Им крикнули, что это священное место, и они поехали дальше. Сигват сказал:

А в Капище пуще

Мне досталось, долго –

На запоре двери –

Хозяев мы звали.

Язычники – нечем

Их пронять – прогнали

Нас: «священно место».

Пусть тролли с ними спорят!

Затем Сигват подъехал к другому двору. В дверях стояла хозяйка и не велела им входить, сказав, что они сейчас приносят жертвы альвам. Сигват сказал:

Мне в дверях старуха

«Прочь, – рекла, – треклятый.

Одинова гнева

Здесь у нас страшатся».

Меня выгоняла,

Будто волка, мол, «мы,

Язычники, ночью

Правим жертвы альвам».

На другой вечер Сигват приехал к трем бондам, и каждого из них звали Эльвир. Они его тоже выгнали. Сигват сказал:

Нас взашей прогнали,

Косо глядя, тезки.

Вели не похвально

Себя колья стали. [265]

Всяк, боюсь, кто носит

Имя Эльвир, скальда

Впредь, не глядя на ночь,

Погонит с порога.

Они поехали дальше и вечером встретили еще одного бонда. О нем говорили, что он там лучший из всех. Но и он их прогнал. Сигват сказал:

К мужу, кто добрейшим

Слыл, едва добрался:

Хоть под крышей стража

Злата ждал удачи.

Прут лопаты глянул

Люто. То‑то худший

Зол – предела злобе

Нет! – коль этот лучший. [266]

У нехристей Асты

Мне недоставало,

Когда скальд ночлега

Там найти не чаял.

Не сыскал и сына

Сакси я за лесом.

За вечер четыре

Раза гнали скальда.

Когда они приехали к Рёгнвальду ярду, тот сказал, что им, видно, нелегко пришлось в пути. Тогда Сигват сказал:

Выпала посланцам

Князя Согна [267]– друга

Войска мы искали –

Дальняя дорога.

Пригибал тяжелый

Нас груз, но указан

Сей путь от полнощи

Нам державной дланью.

Вождь, не вдруг дорогу

Сдюжила дружина

На восток сквозь Эйдский

Лес. Восславлю ярла!

Да не след бы людям

Вашим, кряжам солнца

Дола киля, [268]гнать нас

По пути к палатам.

Рёгнвальд ярл дал Сигвату золотое обручье, а одна из женщин сказала, что он обязан удачей своим черным глазам. Сигват сказал:

На тропах неторных

Те глаза исландца,

Черные, к обручью

Нас вели, Гна пива, [269]

Вдосталь исходили

Древних – твой, о дева,

Муж про них не слышал! –

Дорог эти ноги.

А вернувшись к Олаву конунгу и войдя в его покои, Сигват посмотрел на стены и сказал:

Гридь на славу князю,

Рьяная до брани,

Шлемами, бронями

Увесила стены.

Где – кто скажет? – юный

Вождь гордиться может

Такой – вся блистает –

Богатой палатой?

Потом он рассказывал о своей поездке и сказал такие висы:

Ты услышь, бесстрашный

Княже, что скажут

Висы – снес я много

Невзгод – о походе.

С лыж стези лебяжьей [270]

Послали, – без сна я

Долго шел – на осень

Глядя, в Свитьод скальда.

А когда он говорил с конунгом, он сказал:

Вам служил, как должно,

Скальд, пришел к Рёгнвальду,

Вершил у владыки Вашу,

Олав, волю. Со стражем оружья [271]–

Вам, прещедрый, предан

Словом ярл и делом –

Толковал я часто.

В тебе родич ярлов

Мнит найти защиту

Для своих, растратчик

Рейнских солнц, посланцев.

Тож твои обрящут

Кров мужи, вожатый

Листов, на востоке

В чертогах Рёгнвальда. [272]

Многих, кто к измене

Был склонён роднёю

Эйрика, в коварных

Думах пошатнул я.

Брат же Ульва славно

Постоял, князь, ратью,

Чтоб вы край у Свейна

Взятый удержали.

Ульв сказал, что он де

Рад сам ради мира

Уступчиво встречи

С вами добиваться.

Зла, гонитель татей,

Рёгнвальд рек, не помнит

Он: навек да сгинут

Старые раздоры!

В начале зимы Сигват скальд с двумя провожатыми выехал из Борга на восток через леса Маркир в Гаутланд, и в этой поездке его часто плохо принимали. Однажды вечером он приехал к трем бондам, и они все его прогнали. Тогда‑то Сигват и сочинил Висы о Поездке на Восток.

Когда Сигват скальд приехал к Рёгнвальду ярлу, его хорошо приняли, и он там долго гостил. Из письма Ингигерд конунговой дочери он узнал, что к конунгу шведов Олаву прибыли с востока из Хольмгарда послы Ярицлейва конунга, [273]чтобы сватать дочь конунга шведов Олава за Ярицлейва, и что Олав конунг хорошо принял их сватовство. Тогда же к ярлу приехала Астрид, дочь Олава конунга, и был устроен пир на славу. Сигват стал часто беседовать с дочерью конунга. Она слышала о нем раньше и знала, какого он рода, так как Оттар скальд, племянник Сигвата, долгое время был любимцем Олава конунга шведов. Тогда говорилось о многом. Рёгнвальд ярл спросил, не захочет ли Олав конунг Норвегии взять в жены Астрид:

Дата добавления: 2015-10-24