Читайте также:
|
Герой сидел на бревне и перелистывал фотографии. Вот он стоит на холме в ожидании битвы. Вот он отдает приказания, сидя в окопе. Вот он выкрикивает «В атаку». Вот он идет впереди колонны войск, бесстрашно и уверенно (пришлось попросить батальон попозировать после боя, а то удачных фотографий битвы не было). Вот обнимается со спасенными жителями, жизнерадостно улыбаясь. Держит на руках чьего-то малыша. Высокий, молодой, темноволосый, крепкий. И военная форма сидит как влитая.
- Ну, братец, - уважительно произнес он, протягивая альбом фотографу, - не ожидал. Мощно сделал.
- Из песни слов не выкинешь, - улыбнулся фотограф, - а ты не прибедняйся.
- Да брось, когда я прибеднялся, - потупил взор Герой.
- А кто отказывался от медали за взятие Зеленой Башни? – вставил поэт.
- Да бросьте братцы, не за что там было медаль давать.
- Все запечатлено, не отвертишься, - подмигнул фотограф, - и песни уже сочинены, верно?
- А то, - согласился поэт.
- Ну ты-то понасочиняешь, чего не было, - улыбнулся Герой.
- Я? – возмутился поэт, - я вообще за народом записываю. Народ сочиняет. Народ Героя любит, а?
- А то. Выпьем?
- А давайте, - поддержал их Герой. Достали бутыль, разлили по стаканам, - за что пьем?
- За Героя! – поднял тост поэт.
- Ой, захвалите, - усмехнулся Герой, но стакан осушил. Схватил кусок мяса с остывшей жаровни и, дуя на него на всякий случай, сжевал.
Потом вдруг помрачнел. Достал пистолет и с ненавистью швырнул в кусты.
- Ты чего это? – спросил фотограф.
- Не работает, дрянь, - выругался он, - нигде не работает. Вся война встала из-за этого дерьма.
- Ну что же, - развел руками фотограф, - зато вот память о твоем геройстве.
- Память, память, - передразнил его Герой, - этот штурм когда был? – он потряс фотоальбомом в воздухе, - полгода назад! Обо мне уже думать забыли!
- Брось, - примирительно сказал поэт, - о ком же еще думать?
Герой плюнул и отвернулся, злой на всех. Пятый день он сидел тут и ждал приказа. Хоть какого-нибудь. Да хотя бы и просто вестей с фронта, он бы и без приказа нашел как отличиться. Но все стихло. Артиллерия стихла, авиация стихла, стоны и плачи стихли. Не было места для геройских поступков.
Среди бела дня пророкотал гром. Герой с надеждой огляделся вокруг – неужели стреляют? Но нет. Не было дыма, не было рева снарядов. Лишь голубая молния сиганула с небес прямо в овраг.
- А ну-ка, поглядим, - Герой, не имея ничего другого, поднял железный прут и направился к оврагу. Трава скоро закончилась, обнажив песчаный склон, из которого там и тут торчали корявые корни. Фотограф и поэт, переглянувшись, пошли следом.
На дне оврага они увидели засыпанную песком и ветками нору, которую усердно закапывало невиданное Героем доселе чудище. Сплетенное из металлических прутьев и пластин, оно озиралось по сторонам и бешено работало носом, извиваясь безлапым туловищем. Было оно полым, песок просыпался сквозь него, и по телу гуляли искры и вспышки.
- Снять тебя? – шепотом спросил фотограф.
- Погоди ты, - отмахнулся Герой, - вспугнешь еще, - и осторожно, боком стал спускаться вниз, держа прут наперевес.
Чудище не замечало его, самозабвенно копаясь в песке. Лишь когда Герой приблизился вплотную, оно что-то учуяло и быстро развернулось. Глаза-светодиоды впились в металлический прут. Герой оценил этот знак, и приблизился, закрываясь прутом и готовясь нанести удар.
- Вот это неплохо будет воспеть, как думаешь? – восхитился поэт.
- О, да, - фотограф уже целился в них камерой.
- А это еще кто? – поэт толкнул его в бок и указал на спешащего по дну оврага человека. Был он немолод и явно чем-то взволнован, и шел прямо к тому месту, где Герой схватился с чудовищем.
Когда до них оставалось шагов двадцать, он побежал, а Герой, заметив его краем глаза, наконец ринулся вперед и нанес удар.
* * *
Мотылек-мотылек, ты родился вчера,
Чтобы завтра исчезнуть со света,
Каждый взмах твоих крыльев - пустая игра,
И ни смысла, ни цели в ней нету.
Жук-жучок, ищешь смысл в бытие мотылька?
Сам же видишь последнее лето.
С неба падает снег, засыпая жука,
И ни толку, ни смысла в нем нету.
* * *
Экспедитор опоздал.
Солдат, увешенный медалями, рванулся к электрическому дракону и приложил металлический прут поперек его груди. Пробежала искра, раскалившая прут добела, так что нападавший едва успел одернуть руки. Дракон взвыл, забарахтался на песке, глаза-светодиоды лопнули от перенапряжения – и замер неподвижно.
Экспедитор на бегу оттолкнул солдата, хотя было уже поздно, и тут же получил горячим еще прутом поперек торса. Охнул, споткнулся о дракона и рухнул, закрыв собой вход в пещеру.
- Что под руку лезешь, а? – заорал на него Герой. Но экспедитор ничего не смог ответить, у него перехватило дыхание.
- Ты цел? – спросил Героя подбежавший фотограф.
- Цел, цел, - проворчал Герой, - ты наш, что ли? – обратился он к экспедитору. Тот нехотя кивнул. Герой указал на него фотографу и приказал, - Давайте его к нам, пусть у костра отдышится. Мы своих не бросаем.
«Надо записать» - подумал поэт, хватая экспедитора под мышки. Тот подчинился, устало поднимаясь на ноги. Фотограф, подумал, стряхнул с него песчинки и хлопнул по плечу:
- Сам дойдешь?
- Дойду, - выдавил из себя экспедитор.
- Молодец! – и, развернувшись, пошел вслед за Героем.
Экспедитор стоял и с горечью смотрел на бездыханное тело электрического дракона. Потом обернулся, будто потеряв что-то, и чуть не вскрикнул: из полузасыпанной песком пещеры, которую он закрыл собой, торчали большие стеклянные лампы. И в каждой из них вольфрамовой нитью копошился маленький дракончик.
Сделав вид, что ищет что-то в песке, экспедитор засыпал их как следует, и, несколько раз глубоко вдохнув, побрел наверх, к обещанному огню.
* * *
Птичка-птичка, свивая на ветке гнездо,
Ты хотела чего-то достичь?
А бессмысленно сгинешь в огне холодов,
Или вдруг превратишься в дичь.
Древо-дерево тянется листьями ввысь,
Выше самых высоких крыш,
Только сколько ты к солнышку не тянись,
Не дотянешься, или сгоришь.
* * *
- Чем порадуешь, друг? – спросил Герой. Экспедитор молчал, глядя себе под ноги. Герой примирительно усмехнулся:
- Ну, не сердись. Я тебя случайно зацепил. Хочешь выпить? – и, не дожидаясь ответа, гаркнул, - эй, погань! Тащи выпивку!
Из покоившегося неподалеку рюкзака выпрыгнуло черное облачко, каким-то чудом удерживая бутылку, и потащило ее к Герою. Герой схватил ее и с отвращением произнес:
- Опять обслюнявил всю. Сколько раз повторять-то?
- Я по-другому не могу, - возразил басом поганец, и тут же откатился обратно к рюкзаку, получив пинка.
- И я не могу, извини уж, - развел руками Герой.
- За что ты с ним так? – подал голос экспедитор.
- Вот кого забыли спросить, - заявил поэт, - Ты вообще догадываешься, кто перед тобой?
- Герой штурма Зеленой Башни! – провозгласил фотограф.
- Зеленая Башня, - переспросил экспедитор, - та, где оборону держали женщины и дети? Та, где месяц после штурма продолжались грабежи и изнасилования? Ты об этом штурме?
Фотограф и поэт беспомощно посмотрели на Героя.
- Думаешь, штурм был проще что ль от этого? Какая разница, кто по тебе палит? - процедил тот, а потом хитро прищурился, - Сам, похоже, участвовал, а теперь попрекаешь?
- Я был там после штурма. Привел подкрепление, никому не нужное.
- Благородный поступок, да? - участливо спросил Герой, и сам же ответил, - Ну да. И что толку? Как твое имя, кто его знает? А меня, - он опять потряс в воздухе альбомом, - и через сто лет вспомнят! И мою схватку с чудищем еще воспоют, на каждом углу будешь слышать!
Экспедитор пожал плечами.
- Не горячись, - пролепетал фотограф, - завидует он тебе.
- Сам вижу, что завидует. И есть чему! – с вызовом произнес он, - мы, может, и не в чистенькой форме сидим, как некоторые, зато свои заслуги знаем.
Экспедитор поднялся с места.
- Я тогда пойду.
- Нет уж, сядь и выпей, - повелел Герой, и тот сел, - чтобы не сказали потом, будто бы я не был гостеприимен. На, - он схватил кусок мяса, насаженный на палку, и протянул ему - жаркое из жароволка. Пробовал?
- Да где бы он встретил жароволка? – усмехнулся поэт.
- Жароволки не горят, - покачал головой экспедитор, - даже убитые. Если только, - экспедитор прищурился, - ты детеныша забил?
- Детеныш, взрослый, какая разница, - пожал плечами Герой, и проглотил кусок, которым тыкал в экспедитора, - расскажи лучше, куда путь держишь? Война пока не идет, какие у тебя еще дела?
Экспедитор вдруг закрыл лицо руками и потер его. «Куда же я в самом деле иду? Зачем?»
* * *
- Скальд, ты все еще здесь?
- Да, Зодчий. Ты по-прежнему наблюдателен и умеешь различать своих братьев.
- Пойдем. Мы создаем новый мир. Не такой бесполезный, как этот.
- Уволь меня, Жрец, от своих затей. Ничего полезнее самоубийства ты сделать не в состоянии.
- Брось это дело, Скальд. Кто, кроме тебя, воспоет в песнях великие деяния в новых мирах?
- Твои деяния недостаточно велики для меня. Впрочем, сейчас мне интереснее деяния малые.
- Мы не будем ждать тебя вечно, младший брат.
- Это очень кстати. Когда мне проснуться, чтобы не увидеть вас?
* * *
Над землей опустился туман, мертвенно-белесый. В нем звенело комарье и квакали где-то неподалеку лягушки. Герой и его приспешники сидели на бревне, перекидываясь пустыми словами. Экспедитор сидел с ними и молчал. Он не знал куда идти, и где в этой белесой пелене потерялся север.
- Ба! – вдруг воскликнул Герой и ткнул пальцем в туман. Сердце экспедитора замерло и бешено застучало. Из молочной пелены выплыл силуэт женщины. Она шла мимо, не оборачиваясь на них, словно не видя, и вскоре начала отдаляться, таять. Экспедитор смотрел ей вслед, губы его пытались то ли улыбнуться, то ли закричать ей что-то вслед.
- А давненько мы таких хорошеньких не видели, а? – Герой хлопнул фотографа по колену, и тот вздрогнул, - да вообще никаких давно не видели. Ну-ка, быстро приведите-ка ее. Заблудится еще, в овраг упадет.
- Ни с места!
Вставшие было поэт и фотограф изумленно обернулись. Экспедитор стоял в нескольких шагах от них (когда успел отбежать?) и направил на них пистолет. Герой, не растерявшись, тоже встал и хмуро посмотрел на него. Геройский ли будет поступок – удавить этого зазнайку? Впрочем, туман, кто тут что увидит…
- Брось. Не работает твоя игрушка. Что встали-то? – обратился он к своим товарищам, и хлопнул их по спинам, - вперед! С девкой справитесь! И без меня чур не…
Грянул выстрел.
Герой пошатнулся, запнулся за бревно и рухнул прямо в затухающий костер, загремев жаровней и рассыпав мясо и угли. Поэт и фотограф смотрели на него удивленно, будто не веря. Экспедитор в ужасе отбросил разряженный пистолет, который и выстрелить-то не должен был, и опустился на колени.
«Я не хотел»
- Кхм, - прочистил горло поэт, - А ведь меткий выстрел.
- Точно, - согласился фотограф, - Ты храбрый малый. Жалко мы тебя раньше не знали.
Они подошли к экспедитору, натянуто улыбаясь, и протянули ему руки. Но экспедитор помощи не принял.
- Ты убил Героя.
- Я знаю, - мрачно согласился экспедитор.
- Значит, ты теперь Герой. Этот подвиг будет воспет в легендах. Радуйся!
И тут он вскочил, как ошпаренный, переводя взгляд с одного на другого.
- Вы… что? Что воспет? Какой подвиг? – кричал он, - Не… не смейте, слышите?
- Не можем, - пожал плечами фотограф, - как же мы скажем – Героя застрелил неизвестный экспедитор? Этак мы будем дураки-дураками, а не летописцами Героя. О тебе не забудут. Это же слава!
- Не надо мне такой славы, - он едва держал себя в руках, - не хочу я такой славы! – страшно завопил он – и все вдруг исчезло.
* * *
Все исчезло. Остался туман, и из тумана соткался некто в черной мантии, с лютней в руках. Глазами-звездочками он смотрел экспедитору прямо в сердце.
- Я услышал твое желание, и мог бы его исполнить, - напевно произнес он, - имя мне Скальд. Тебя об имени не спрашиваю, оно мне известно.
- Нет у меня имени. И воспевать его не нужно, если и ты здесь за этим.
- Что же в этом плохого? - Скальд провел пальцем по струне.
- В славе убийцы? - горько воскликнул экспедитор, - то, что ею воспользуются, чтобы отправлять на войну новых ребят.
- А ты будешь оберегать их. В этом же смысл твоей жизни?
- Не знаю, - покачал головой экспедитор, - но смысл их жизней точно не в том, чтобы умереть.
- Ты никогда не останавливался, чтобы задуматься: а есть ли вообще в твоей жизни смысл? В жизни таких, как Герой? Хоть в чьей-нибудь?
- Нет, - экспедитор снова покачал головой, - не останавливался никогда.
- Забавно.
- Но в их смерти смысла точно нет.
- Может быть, - Скальд подкрутил колки и снова провел по струне пальцем, словно пробуя натяг, - ты не удивился моему появлению? Знаешь, кто я?
- Догадываюсь. А удивительного в мире столько, что я привык удивляться. Каждый день не похож на предыдущий. Каждый шаг – в новинку.
- А если я скажу тебе, что во всем этом нет смысла? В закатах, рассветах, цветах, животных. Все создано бессмысленным и нелепым, и сегодня исчезнет?
Экспедитор опустил голову.
- Это неправильно.
- Почему? Почему бы не сгинуть бессмыслице?
- Потому что этот мир не сделал ничего дурного. Это я убил человека. Был в том смысл, или нет - это мне надо исчезнуть из памяти, потеряться во времени. Но за что их?
Скальд задумался. Он перебрал пальцами струны, и те отозвались жалобно и резко.
- Скажи, - вдруг спросил экспедитор, - ты в силах вернуть его к жизни?
- Кого? - не понял Скальд.
- Героя.
Скальд расхохотался.
- В силах. Но не сделаю этого. Он мне неприятен.
- Я так и думал, - экспедитор промолчал, - я надеюсь, она поймет, почему я это сделал.
- Кто? - снова изумился Скальд.
- Та женщина. Я верю, что найду ее в этом тумане, и она не попала в беду.
- Кто-то из нас сходит с ума. Нет, ты не слышал, что я сказал? Ничто не доживет до полуночи!
- Если и так, - пожал плечами экспедитор, - есть ли смысл об этом думать?
Скальд пристально всмотрелся в его изъеденные тоской глаза, и на лютне с яростным звоном лопнула струна.
- Ты прав, - быстро проговорил Скальд и отвернулся, - иди. Иди за своей мечтой и не останавливайся. И не бойся - убийцей ты не прослывешь. Конец лживым и притворным легендам. Прощай!
Скальд рванул струны на лютне и растаял в тумане. Поэт и фотограф, молча переглянувшись, отправились куда-то.
- Я вот думаю, что плохо будет писать, что Героя схватил удар. Давай то чудище из последних сил пырнет его рогом.
- У него ж не было рога.
- Да какая разница…
Их голоса и шаги стихли, и экспедитор остался один.
* * *
Свет мой звездочка, сколько на небе вас,
И заметит ли кто когда,
Если сам этот кто-то еще не угас,
Что погасла одна звезда?
Разве только, презрев неминуемый рок,
Об упавшей звезде погрустит мотылек.
* * *
- Узнаю тебя Скальд, ты так и не научился говорить правду смертным.
- Удивишься, брат, но я не произнес и слова лжи сегодня. В доказательство скажу, что ты – гнусный каменщик без чувства юмора.
- Этому миру недолго осталось жить. А ты придумал какую-то недостижимую мечту и наврал с три короба этому бедняге. Раньше твои шуточки были тоньше.
- Чтобы проколоть твою шкуру, божественный мой брат, годятся только толстые шутки.
- Какой смысл давать последние напутствия миру, который вот-вот сгинет? Воистину бессмысленный поступок в бессмысленном мире.
- Пусть так. Пой и дальше с чужого голоса, сильный, но глуповатый брат. Верь в могущество творца и зови этот мир бессмыслицей.
Скальд повернулся лицом к сжавшемуся от страха миру, но больше не смотрел на него надменно. Он силился разглядеть в нем что-то важное.
- Никто не скажет есть ли вообще хоть какой-то смысл в жизни. Но в смерти его точно нет.
* * *
Экспедитор шел сквозь туман, а слева и справа вздымались до неба волны камня, песка и воды – всего, из чего был построен этот мир. Небо почернело и беззвучно сверкало молниями.
Он шел вперед, и по левую руку его бежал мелкой рысью жароволк, касаясь лбом раскрытой ладони. А справа катился маленький поганец, опасливо косясь единственным глазом на полыхающие молнии. Прогрохотал гром, и над головой экспедитора сияющими молниями пронеслись три электрических дракона, упиваясь бушующей на небе грозой.
Его Мечта шла прямо перед ним. Замедлила шаг, обернулась. Словно вынырнула из тумана, и он увидел такие знакомые нежные черты. Она искала его взглядом, но никак не могла найти. Тогда он приложил ладони ко рту и громогласно позвал ее нашептанным на ухо именем:
- Марта!
Тогда она увидела его, заметила, рассмеялась и кинулась ему навстречу, выкрикнув его всеми забытое имя.
В конце
Что же, судари мои. Я вижу, вы покинули этот мир, не достигнув своего? Обрушились твои дворцы, Зодчий? Тебе, Жрец, не возносили хвалу? Что, Воин, вместо красочных схваток ты получил мышиную возню? Тебя, Скальд, не спрашиваю – ты всегда найдешь полюбившуюся тебе пакость. Но и тебе, видать, надоела эта игра.
Мне, признаться, он тоже наскучил. Как не было смысла в этом мире, так и не появилось. Потому что Я создал его таким, и никаким другим он быть не может.
Значит, настала пора уничтожить Бессмысленный Мир.
Хлоп.
И его больше нет.
Дата добавления: 2015-10-24; просмотров: 39 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая страница | | | следующая страница ==> |
| В неравной схватке | | | Байки из дворца Джаббы Хатта-5 |