Великая армия 8 страница

«Мы, — ответил поп (le pope), окинувши меня внимательным взглядом, — мы — группа тех несчастных жителей священной столицы, кото-

рых вы превратили в бродяг, в жалких и отчаянных людей, которых вы лишили крова и отечества!» И при этих словах слёзы ручьём покатились из его глаз.

Спутники его начали подходить тогда с угрожающими жестами. Священнику удалось их успокоить и заставить отойти. Они отошли на небольшое расстояние, желая, как будто, слушать то, что мы говорим. Поп обернулся ко мне.

«Каким духом варварства, какой бесчеловечной жестокостью, — говорил он, — охвачен дух вашего вождя, если он мог сжечь нашу дорогую столицу!» Тщетно я пытался убедить его, что он глубоко ошибается. Он ограничился в своем ответе словами, что я сам ошибаюсь, что ни для кого нет сомнения в том, что Наполеон, а не другой кто, устроил пожар Москвы.

Во время нашей беседы я имел возможность наблюдать эту толпу несчастных, постепенно приближавшихся к нам. Мужественные, энергичные, обросшие бородой лица сохраняли отпечаток глубокого, мрачного и сосредоточенного горя. У женщин в лицах видна была большая покорность судьбе, но и здесь не трудно было угадать, какие тревоги пришлось им пережить. Поп не видел, что моё внимание часто отвлекалось, он продолжал свои обличения и затронутый каким-то моим замечанием, дошел до того, что коснулся рукой моей лошади, и положил руку на луку седла. Он увидал моё волнение и заговорил с удвоенной энергией; а мне горько было за участь стольких несчастных семейств, женщин, стариков, детей, которые из-за нас очутились в таком грустном положении.

Эта мысль всецело охватила меня и заставила забыть об опасности, которой я так неосторожно себя подвергал. Вдруг один из русских, присутствовавших при этой сцене, подошёл к попу, сказал ему что-то на ухо и взглянул на меня с видом бесконечного презрения.

У меня шевельнулось подозрение, я сделал вид, что собираюсь уезжать, но поп удержал меня вопросом, христианин ли я. Эти слова удивили меня только наполовину, так как я уже знал, что нас расписывали в глазах русского народа, как банду еретиков. Мой утвердительный ответ сейчас же сделался известным всем, и я заметил, что на меня стали смотреть с большим интересом, и разговоры кругом оживились. Поп взял меня за руку, с чувством пожал её и сказал: «Уходите скорее; Ияовайский с местными партизанами и совсем свежим кавалерийским отрядом подвигается, чтобы вас атаковать; оставаясь здесь, вы рискуете подвергнуться опасностям. И помешайте, если вы только можете, тем неистовствам, в которых винят вашего вождя и ваших».

Прежде чем уехать, мне хотелось ещё раз внушить ему, как ошибочно думают и он, и другие русские; хотелось убедить его, что все они свобод-

но, не подвергаясь никакому риску, могут вернуться в Москву; но он, всё время уговаривая меня уезжать, захотел сам проводить меня до опушки леса; и мы расстались только тогда, когда он увидел разыскивающих меня унтер-офицеров. Поп не обманул меня. Несколько велитов, удивлённых моим отсутствием, искали меня и вызвали меня из лесу; а в это время длинная колонна неприятельской кавалерии появилась около Клязьмы; казаки и вооруженные крестьяне приближались по дмитровской дороге. Часть наших фуражиров, перешедших за линию передовых постов, повернула назад во всю прыть, причём многие из них побросали и свои тележки и уже нагруженных лошадей. Неприятельские разведчики их преследовали. Драгуны королевской гвардии бросились вперёд; мариупольские гусары приготовились их отразить, но встревоженные артиллерийским огнём, побежали. Казаки, неосторожно выдвинувшиеся, остались таким образом без защиты; они приведены были в расстройство и понесли довольно серьёзные потери.

Не желая начинать боя, так как было уже 4 часа пополудни, а фуража было запасено достаточно, Морони приказал готовиться в обратный путь. Но так как неприятель шел близко за нами, то полковник счёл опасным начинать движение сразу и приказал прежде всего образовать многочисленный конвой. Потом впереди двинуты были телеги и прочий груз, а далее следовали войска, сохраняя полный порядок. Неприятель ободрился; он выпустил своих лучших кавалеристов; они с пронзительными криками понеслись на нас, сделали несколько ружейных выстрелов, но всё таки вплотную подойти не осмелились.

Но когда наш конвой вступил на пересекающую лес дорогу и стрелки размещены были по его сторонам для защиты на случай атаки, наши колонны внезапно переменили фронт, из оборонительного положения перешли в наступательное и двинулись против неприятеля. Многочисленные группы вооружённых крестьян тотчас же пустились в бегство, бросая на землю своё оружие. Уже спускалась ночь в это время присоединились к отряду. Они заблудились в лесу, разыскивая меня, и поп, с которым я вёл беседу, спас их от казаков, советуя им укрыться до нашего возвращения. Не следует, конечно, думать, что все наши экспедиции за фуражем протекали в таких же условиях.

Москва, Î — 4 октября. Решительно всё заставляет нас думать, что наше пребывание в столице царей продолжится на долгий срок. Открыли даже театр, где французская труппа каждый вечер даёт представления. Полковнику Ларибуазьеру поручено укрепить Кремль на основании детальных инструкций, переданных ему самим императором, так как эта крепость в настоящем своём виде не в состоянии была бы выдержать правильной осады; воздвигают новые укрепления, которые могли бы по крайней мере удержать её при неожиданной атаке.

Вот уже (4 октября) значительная часть трудов окончена, в Кремле можно теперь видеть батарею из 12 пушек большого калибра; другие 18 орудий должны будут занять место около них.

Тюрьма, расположенная в предместье, обращена итальянцами в нечто вроде укреплённой цитадели. Два монастыря, занятые депо 1-го и 3го корпусов, получают такое же назначение.

Многочисленные больные и раненые постепенно возвращаются в строй; приходят новые полки, и благодаря этому пехотные войска приобретают почти ту же численную силу, какую они имели до битвы под Москвой; но кавалерия и в особенности артиллерия находятся в жалком положении. А между тем для армии эти три рода оружия одинаково необходимы, так как они взаимно друг друга поддерживают. Лошади гвардии, наименее заезженные и наименее пострадавшие, еще туда-сюда; у них недурная внешность; но лошади в войсках Мюрата, но лошади лёгкой кавалерии, находившиеся при пехотных отрядах! На бедных животных тяжело смотреть, и долго они не продержатся. Ни одно из них не пользовалось хотя бы моментом отдыха с самого начала войны!

Что касается артиллерийских орудий, то хотя число их далеко непропорционально общему количеству наших сил, но всё же каждый день прибавляются новые, и армия насчитывает теперь 501 орудие. Зато возят орудия тощие лошади, не способные на большие переходы. То же можно сказать и про экипажных лошадей, про лошадей походных госпиталей и про других. Задают себе вопросы, как же перевозить ту драгоценную добычу, которая собрана была в Москве, которую уже нагрузили на телеги, если только император не даст приказания оставить её здесь.

Москва, 5и 12октября. Мы в полном бездействии. Говорят, что ждут результатов миссии генерала Лористона (15), но будет ли мир? Мир — наше самое заветное желание.

А пока, чтобы занять солдат, чтобы не охлаждать их воинского пыла, чтобы постоянно будить в них чувство соревнования и поддерживать дисциплину, Наполеон каждый день устраивает смотры на Кремлёвской площади, и каждому в присутствии суверена хочется показаться и самым довольным, и самым мужественным, и самым воинственным. Император приходит, и у офицеров возрождается уверенность. Он электризует сердца, он расточает награды, он вызывает в солдате желание заслужить их; все это окружается торжественностью, которая нас чарует. Так в один из этих пышных смотров бравый Левье, полковник 3-го линейного полка, корсиканец родом, возводится в ранг бригадного генерала. Батальонный командир Дель-Фанте произведён в подполковники; ба-

(15) Посланного парламентёром к Кутузову.

тальонный командир Колли получил чин майора; превосходный полковник Крови назначен полковником гренадёр гвардии; начальник артиллерийского эскадрона Клемент назначен майором королевской гвардии. Затем идут ешё раздачи знаков отличия в итальянской армии; одни получают Железную Корону, другие — орден Почетного Легиона.

Москва, 13 октября. Со дня на день ждём подтверждения наших ожиданий. Начинают уже спрашивать друг друга, по какой дороге пойдём обратно; по той ли, по которой пришли, или двинемся на юго-запад? В Смоленск послан приказ — никого более не пропускать в Москву, за исключением офицеров главного штаба, имеющих специальные поручения, курьеров и эстафеты. Из маршевых полков, из некоторых разрозненных отрядов, из оторвавшихся от своих частей, из вышедших из госпиталей сформировали дивизию в 1 2 000 человек пехоты и 4 000 кавалеристов; к ним присоединили 12 орудий; эта дивизия должна стоять наготове, чтобы по первому сигналу двинуться в путь.

Генерал Бараге д'Ильер получил приказ идти в Смоленск, принять там главное начальство и устроить в Ельне продовольственные магазины.

С другой стороны я узнал, что Жюно получил секретный приказсжечь ружья, находящиеся в Колоцком монастыре, взорвать артиллерийские подводы, которые нельзя с собой захватить' и, наконец принять все необходимые меры для эвакуации страны, занятой его войсками.

После нескольких прекрасных осенних дней, необыкновенно жарких, погода резко переменилась и наступили холода. Сегодня выпадпервый снег.

ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ. Оставление Москвы.

Москва, J4 октября. Лошади императора отправились третьего дня вечером по неизвестному назначению. Все повозки нагружены съестными припасами. Генерал Борелли, адъютант Неаполитанского короля, возвратился вчера к нему с секретными приказаниями императора (16). Что касается старой императорской гвардии, то она готова уже к пути, точно так же и молодая гвардия с двумя артиллерийскими полками.

(16) Мюрат действительно отправил 12 октября своего адъютанта к императору, чтобы уведомить его о критическом положении своих войск. Депешей, помеченной: Москва, 13-го, 2 ч. ночи, — император приказан Мюрату занять позицию около Воронова и оповестил его об уходе из Москвы армии. Второй депешей император предложил ему поднять всех больных и раненых его отряда, бросить багаЖ и отправить повозки в Москву, чтоб нагрузить их там сьестными припасами в количестве, достаточном на продолжительный срок.

Офицерам, имеющим лошадей больше, чем то предписывает регламент, приказано продать лишних лошадей в артиллерию и в обозы. За них платят смотря по качеству, по соответствующему тарифу. Но и эти лошади почти не в лучшем состоянии, чем другие; во всяком случае они представляют скудный ресурс.

Послан приказ в дивизию Дельзона итальянской армии, расположенной в Дмитрове. Ей предписано очистить этот город и стать в тыл Москве. Вчера Наполеон снова отправлял к Кутузову своего адъютанта Лористона.

Москва, 15 — 16 октября. Император дал приказ расположенному в Чёрной Грязи итальянскому отряду вернуться в Москву, оставив там одну кавалерию. Дивизия Бруссье, драгуны королевской гвардии, стоящие вдоль смоленской дороги, отправляются к Фомипскому

Москва, 17октября. Сегодня генеральная раздача по всей армии: раздают кожаную одежду, бельё, хлеб, водку. Разумная мера, которая принесла бы большую пользу, если бы принята была несколько раньше, но теперь слишком поздно. Солдат выбрасывает всё, чем он не может воспользоваться сейчас же; к тому же теперь он чересчур и без того нагружен, и я очень боюсь, как бы вся нынешняя раздача не оказалась брошенной на ветер.

Выступление из Москвы, 18октября. Мы расставлены в боевом порядке на первой кремлёвской площади, — несколько батальонов императорской гвардии, королевская гвардия и дивизия Пино. Император произвёл нам смотр. Смотр продолжался около двух часов. Собрались приступить к раздаче наград, до которых так лакомы войска, как вдруг показался адъютант Мюрата Беранже с тревожным видом, с исказившимися чертами.

Смотр прекращается. Император уходит в покои Петра Великого. Через минуту мы получаем приказ возвращаться на наши квартиры и приготовиться к немедленному походу. Очевидно, прощай последние надежды на мир! Мы все ещё будем игрушкой в руках Кутузова, и вот теперь наступает зима, а мы на русской почве, где повсюду царствует одно лишь опустошение (17).

Мы спешно возвращаемся на наши квартиры, складываем свои парадные мундиры и с удовольствием надеваем походное платье. Всё на-

(17) Вести, привезённые адъютантом Мюрата, бьиги s самом деле очень дурные: как раз в это утро завязалась битва под Вороновым и бьыа проиграна нами. Ив то время, кок адъютант беседовш с императором, отступление ещё продолжалось. Мюрат потерял — это саеяшюсь известным на другой день 20(/(/человек убитыми, среди них генералы Лери и Фишер; «плен было взято 1500 человек, отнято знамя, 30 пушек, 40 фур, громадный багаж, между прочим и часть собственного багажа Мюрата. Дивизия Клапареда и поляки корпуса Понятовского напрасно покрывали себя славой. Но решительный удар был нанесён кавалерии Неаполитанского короля. Лошади оставались 24 часа без пищи. Русские утверждали, что в кухнях Мюрата в кастрюлях найдены были кошки и что вместо говядины люди питались кониной.

строение совершенно переменилось; на всех лицах сияет радость. Одно только огорчает нас: нам приходится оставить наших товарищей, которые не могут идти. Многие из них собирают все свои силы, чтобы попытаться идти за нами. В 5 часов мы с барабанным боем, с громкой музыкой проходим по улицам Москвы... Москва! Так страстно хотелось нам и неё попасть, но уходим мы отсюда без сожаления. Мы думаем только о родине, об Италии, о наших, которых мы увидим теперь, после такой славной экспедиции.

Мы в последний раз смотрим с Кузнецкого моста на Кремль и на уцелевшие от огня постройки на берегу Москвы-реки. Войска, нагруженные добычей, выходят наконец из пределов Москвы и выступают на Калужскую дорогу. Молчание скоро перерывается и дорогой начинаются песни, начинаются рассказы. Радость общая, этапы проходят весело.

Калужская дорога, 19 октября. Мы располагаемся лагерем вдоль калужской дороги на большом протяжении в следующем порядке: итальянская армия составляет авангард, затем следует Даву, императорская гвардия и, наконец, в арьергарде корпус Нея. Маршал Мортье, молодая гвардия, спешенные и разбитые на батальоны кавалеристы временно остаются в Москве. Император перенёс вчера вечером свою главную квартиру на Коломенскую заставу.

Около Игнатова, 20 октября. До нас начинают доходить подробности поражения, нанесенного русскими Мюрату. Хотя оно и оказалось, благодаря доблести французских и польских войск, частичным, но всё же мы видим отсюда, что русские решили продолжать кампанию. Следуя по калужской дороге через Боровск и Малоярославец, мы имеем, быть может, шансы обойти русскую позицию при Тарутине. Но надо спешить, надо достич Калуги раньше их. К несчастью, нам нужно ещё соединиться с расстроенными войсками Мюрата. Говорят, что вчера вечером император перенёс главную квартиру в Троицкое, возле деревни Ватутинки, где он встретился с Неаполитанским королём.

В два часа пополудни, все время в авангарде, мы перешли Пахру в Горках и затем взобрались на холм, на котором влево от дороги возвышается красивый дом Красно-пахорской усадьбы. С этой возвышенности мы видим в правой стороне колонны, движущиеся к Фоминскому, где стоит дивизия Бруссье вместе с бригадой Виллата, которая сумела выдержать славный бой с лёгкой кавалерией корпуса Дохтурова. Ночь мы проводим подле Игнатова. Принц расположился в господском доме, который доминирует над равниной, где мы ночуем.

Фомине/сое, 21 октября (ныне г.Наро-Фоминск). Смелость казацких отрядов невероятна. Они устроили засаду в лесах, невдалеке от места, где мы провели ночь, и поджидают, когда уйдут последние солдаты, чтобы напасть на отставших или на повозки, которые не могли идти

непосредственно за войсками. Вечером мы приходим в Фоминское, где находим дивизию Бруссье, стоявшую на другом берегу Нары, среди квадрата, образованного телегами, артиллерийскими повозками и орудиями. Таким образом почти вся итальянская армия теперь соединилась.

Около Фоминского, 21 октября. Порядок движения установлен такой: лёгкая кавалерия, дивизия Дельзона, дивизия Бруссье, дивизия ГТино, королевская гвардия.

Император провёл ночь в Плескове (ныне с.Плесенское).

Все войска собираются на Фоминской дороге, кроме войск Нея и дивизии Клапареда, оставшихся позади р. Мочи, а так же дивизии Морана и бригады Кольбера, размещённых на позиции за Десной. Мы переходим р. Нару. Падает дождь, дороги становятся скверными; идти по ним скорее невозможно. Каждый мост загромождён людьми, лошадьми и багажом. Большая часть мостов узки и мало надёжны; часто они сгибаются под тяжестью повозок. Все эти затруднения в связи с медлительностью пути, утомляют солдат и отнимают все силы у артиллерийских лошадей. Многие телеги сломались или попортились до того, что дальше везти их невозможно. Грустью веет над армией.

Уваровское, 23 октября. Нынешним утром, в 5 часов, отправлены инструкции герцогу Абрантесскому; приказано сжечь всё, чего нельзя захватить с собой и быть готовым к тому, чтобы по первому сигналу двигаться к Вязьме; начальники вплоть до Смоленска предупреждены о движении армии; генералу Эверсу приказано выступить из Вязьмы с 4 — 5 тысячами человек для того, чтобы обеспечить сношения армии через Юхнов с Смоленском.

Мы переходим покинутый Боровск и располагаемся лагерем дальше от него на одну милю, около Уваровского. Дивизия Дельзона отправлена в Малоярославец. Этот небольшой город стоит на правом берегу реки Лужи, на склоне очень крутого холма.

Малоярославец, 24 октября. Сегодня, в 4 часа утра, все ещё спали в лагере Дельзона — исключая часовых, как вдруг четыре отряда русских стрелков неожиданно выступили из лесов, покрывавших здешние возвышенности, заставили часовых спешно отойти к передовым постам, посты — к стоявшим впереди батальонам, а эти последние, поражённые неожиданным нападением, должны были после слабой обороны покинуть деревню, чтобы соединиться с остальной частью дивизии, находившейся на равнине.

При первой же тревоге Дельзон велел браться за оружие и бежать на помощь к своим. Но русские успели уже выдвинуть свои батареи и на высотах, и с двух сторон от города, чтобы обстреливать мост и тем воспрепятствовать всякому наступательному движению. Наконец, и рус-

екая кавалерия развернулась в боевой порядок, справа от пехотных войск.

Сражение завязалось. Та и другая сторона бились с жаром, но невыгодное положение Дельзона было очевидно: он принимал на себя весь огонь русских, а сам отвечать на него не мог, так как неприятель был прикрыт скрывавшим его гребнем холма.

Принц Евгений, экскортируемый драгунами королевской гвардии и драгунами королевы, двинулся на соединение с Дельзоном ещё раньше, чем прозвучал первый пушечный выстрел. Почти в тот же миг явился офицер, посланный Дельзоном для оповещения принца обо всём происходящем. Нам был отдан приказ немедленно вооружаться.

В это время новые русские колонны под предводительством Кутузова выступили тесно сомкнутыми массами из лесов, лежащих за Малоярославцем, и также двинулись в бой. Можно было видеть теперь, как за неприятельским фронтом воздвигались четыре редута, приводившиеся в состояние обороны с помощью бруствера и рва уже во время самого сражения.

Положение Дельзона было критическое. Пронизывающий огонь русских градом падал в глубь воронки, где Дельзону нельзя было двигаться. Вице-король приказал ему немедленно, во что бы то ни стало, выбраться оттуда и пробиться вперёд. Путь идущий от моста, лежит по дну оврага, между двумя тяжёлыми каменными навесами, вершины которых заняты многочисленными русскими стрелками; этих последних, в свою очередь, поддерживают массы, расположенные на холме.

Несмотря на убийственный огонь, бравый, доблестный Дельзон успел всё таки овладеть кой-какими из этих верхних позиций; он начал уже развёртывать свой блестящий план атаки, но картечь вдруг сваливает его. Брат Дельзона, состоявший в это время его адъютантом, хочет помочь ему, но сам падает, поражённый пушечным выстрелом.

Принц Евгений не перестаёт требовать новых подкреплений; новые отряды спешат на помощь, но кажется, что им никак не удастся поспеть во-время. Принц отправляет полковника Ла-Бедуайера, чтобы ускорить наше движение и вместе с тем, чтобы дать императору отчёт о событиях. Королевская гвардия встречает этого славного офицера при своём спуске с холма, доминирующего над долиной Лужи. «Спешите, бравые итальянцы, — говорит он нам; — вице-король ждёт вас с нетерпением. Ваши товарищи в опасности, если вы не подоспеете во время. Нетеряйте случая выказать вашу отвагу!» На эти слова, передаваемые из уст в уста, все батальоны отвечают радостными криками — предвестниками победы. Колонны дяже не идут; они летят, но с какой быстротой ни ведут нас наши вожди, нам всё кажется, что мы идём ещё недостаточно быстро. Раздаются воинственные песни; радость заставляет нас забывать об усталости.

Мы спускаемся к подножию холма, следуем по равнине Лужи и»лево от дороги, на опушке соснового леса, находим стоящую здесь в резерве итальянскую кавалерию. В этот момент шум пушечной пальбы удваивается, и пули русских стрелков свистят уже над нашими головами. Мы не видали наших бравых товарищей с конца сентября; но знали об их подвигах, и теперь спешим заключить их в свои объятия. Встреча не могла быть более кстати.

Едва только заметив нас, они бросаются к нам навстречу; они смешиваются с нашими рядами; каждый ищет друга, родственника... Они предлагают нам съестных припасов, предлагают напитки, дают ряд советов и великое множество наставлений. Они отводят своих лошадей и непременно хотят нас сопровождать. «Помните, — говорят они, — что мы, как и вы, итальянцы; мы должны озарить это имя новой славой! Какой ещё один чудный день для родины!» Мы пожимаем друг другу руки и плачем от волнения. Мысль о родине пронизывает нас.

Было около 10 часов, когда мы соединились с своими товарищами, вызванными уже с утра. Настал час расставаться с нашими храбрыми кавалеристами. Долг призывает нас. В последний раз обнимаем мы друг друга в молчании возвращаемся в свои ряды и ждём приказа принца.

А он, зная свою численную слабость, распорядился уже двинуть часть 14-й дивизии на помощь 13-ой, которая, лишившись своего славного вождя, один момент ещё колебалась, но затем вынуждена была вторично покинуть высоты.

Начальник штаба итальянской армии, неустрашимый Гильемино, принимает теперь на себя командование дивизией, собирает ее за постройками и затем борется с неприятелем за каждую падь земли. Чтобы сохранить все приобретённое, несмотря на все невыгоды позиции и на ничтожество своих сил, он приказывает нескольким гренадёрским ротам занять церковь и два дома, лежащие в преддверии города и господствующие над оврагом, по которому проходит путь. Эти позиции были приведены в состояние обороны, чтобы служить прикрытием для наступательных попыток на всякий случай, когда наших станут выбивать с высот.

ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ. Битва под Малоярославцем.

Дата добавления: 2015-09-04