Юмористические и сатирические рассказы А. П. Чехова. Природа чеховского смеха.

По-разному оценивалось творчество А.П.Чехова на протяжении конца XIX, XX, начала XXI века. К.И.Чуковский вспоминает, что критики - современники Чехова - называли ранние рассказы "чеховскими однодневками", глядели на них с высокомерным презрением, считали безделками. Позднее, после выхода сборников "Пестрые рассказы" и "В сумерках", они же в общих словах превозносили "крупный и притом весьма симпатичный талант", "прирожденный здоровый юмор". В 1935 году Ф. Бутенко выпустил монографию "Сатирик революционной демократии". Даже заглавие этой работы несет на себе явные следы вульгарно-социологического подхода, но заставляет задуматься над вопросом: был ли Чехов сатириком? Издревле сатира считалась наиболее трудным видом искусства. Н.А. Некрасов писал об участи сатирика: Его преследуют хулы: Он ловит звуки одобренья Не в сладком ропоте хвалы, А в диких криках озлобленья. Судьба сатирика во все времена была тернистой. Сатира встречает препятствия в лице вездесущей цензуры и часто вызывает недовольство у читателей, не склонных сосредоточивать внимание на болезненных явлениях жизни. Искусство сатиры драматично по своей внутренней природе. На протяжении всего жизненного пути сатирик имеет дело с общественным злом, которое постоянно испытывает его душевные силы. Вот почему классическая сатира - явление редкое. "Имена сатириков в мировой литературе буквально наперечет. Эзоп в Древней Греции, Рабле во Франции, Свифт в Англии, Марк Твен в Америке и Салтыков-Щедрин в России" 6, - утверждал Ю.В.Лебедев. Э.А.Полоцкая называет "молодого Чехов сатириком", но отмечает своеобразие чеховской сатиры: "У Чехова, в отличие от Щедрина, нет чистой сатиры, она у него сверкает юмористическими блестками" 7. В доказательство она анализирует рассказ "Унтер Пришибеев" (1885). По ее мнению, в произведении создана картина нравственного распада личности в мрачные 80-е годы. "Сверхштатный блюститель" - так назвал сначала свой рассказ Чехов, и заглавие это точно передает главную черту героя: Пришибеев - добровольный доносчик, шпион не по обязанности, а, так сказать, "по любви" (раб по убеждению). После того как цензура запретила печатать рассказ, написанный для юмористического журнала "Осколки", его удалось поместить в "Петербургской газете" под заглавием "Кляузник", но в этом заглавии выпал момент добросовестности (сверхштатности) кляузничества. В конце концов Чехов остановился на том заглавии, которое, как теперь нам кажется, удачнее всего. Кто сейчас не знает, что такое пришибеевщина? Фамилия образована по давней литературной традиции от слова, обозначающего главную черту характера героя - от глагола "пришибать" (вспомним Скотинина, Собакевича, Держиморду). Цель этого унтер-офицера - пришибать на корню всякое отступление от закона и "порядка", отступление действительное или выдуманное им самим. Как всегда, Чехов направляет жало сатиры не только на героя, но и на тех, с кем тот вступает в столкновение. Из-за чего Пришибеева взяли под стражу? Из-за, выражаясь его же языком, "мертвого трупа". Утопленник лежал на берегу целые сутки (урядник сообщил о нем своему начальству, становому, "еще вчера"). Но Пришибеева, конечно, волнует не это. "Нешто в законе сказано, чтобы народ табуном ходил?" - возмущается он собравшейся толпой, кричит свое обычное: "Разойдись!", пускает в ход кулаки - и вот результат: человек, рьяно защищавший закон, законом же и наказан. Приговоренный к аресту на месяц, Пришибеев выходит растерянно из камеры, но когда его взгляд падает на столпившихся мужиков, он - вопреки здравому смыслу - опять кричит: "Народ, расходись! Не толпись! По домам!" И ясно, что арест его ничему не научит: с натурой своей, как пишет автор, совладать не может. Ясно также, что перед нами не характер, не личность, а какой-то психологический курьез. Э.А. Полоцкая делает вывод, что Пришибеев не только страшен, но и смешон, что к концу рассказа страшное побеждается смешным, а человеческие пороки молодой Чехов убивает смехом. Другие исследователи творчества А.П. Чехова не называют прямо писателя сатириком, но прослеживают его связь с традициями русской сатиры. В этом отношении показательно мнение Ю.В. Лебедева, который считает, что в ряде рассказов Чехова мелькают щедринские образы "торжествующей свиньи", "ежовых рукавиц", "помпадуров". Использует Чехов и щедринские художественные приемы зоологического уподобления, гротеска. Однако гротеск и сатирическая гипербола не становятся определяющими принципами чеховской поэтики. Уже в рассказе "Унтер Пришибеев" гиперболизм сменяется лаконизмом, выхватыванием емких художественных деталей, придающих характеру героя почти символический смысл. Ранние рассказы Чехова сплошь юмористичны, причем юмор в них весьма оригинален и резко отличен от классической литературной традиции. В русской литературе XIX века утвердился так называемый "высокий смех", "смех сквозь слезы". У Чехова, напротив, смех весел и беззаботно заразителен: не "смех сквозь слезы", а смех до слез. По-иному рассматривается творчество Чехова в статье энциклопедии "Русская литература. От былин и летописей до классики XIX века". "По свидетельству современника, "крохотные рассказы Чехонте засверкали на газетных полосах как рассыпанные на сером листе алмазы". Изображенные в них происшествия часто уморительно забавны. Авторский юмор улыбчив и безобиден. Но нередко он становится острым, больно жалящим таких персонажей, как полицейский Очумелов, грубый с простонародьем и лебезящий перед власть имущими ("Хамелеон", 1884г.), или добровольный соглядатай и кляузник, не дающий житья односельчанам ("Унтер Пришибеев", 1885г.). А в других случаях, напротив, этот юмор делается печально-сочувственным, например, в истории мальчика, отданного в учение к сапожнику и рассказывающего о своих горестях в письме с нелепейшим адресом: "На деревню дедушке" ("Ванька", 1886г.), или простодушно невежественного мужичонки, угодившего в равнодушную судейскую машину ("Злоумышленник", 1885г.)"8 На основании того, что я смог узнать, прочитать о сатире, думаю, что напрямую называть А.П. Чехова сатириком не стоит. Точку зрения Ю.В. Лебедева я, конечно, разделяю. Действительно, в ранних рассказах Чехова есть и зоологическое уподобление, и гротеск. Но выражение "смех до слез", которое Лебедев считает определяющим по отношению к юмору Чехова, не всегда передает то, что хотел сказать автор своему читателю. С этой точки зрения мне все-таки ближе подход к ранним юмористическим рассказам Чехова, изложенный в энциклопедии. Добродушным юмором пронизаны такие шедевры Чехова, как "Налим", "Хирургия". Но хотелось бы обратиться к нескольким менее известным произведениям, объединенным одной темой - любовное объяснение. Откровенно "дурачит" автор читателя в рассказе "В гостиной". Камин, освещающий портрет генерала с двумя звездами, покрытая кружевной кисеей кушетка - и парочка влюблённых. "Он - высокий, статный мужчина с роскошными, выхоленными бакенбардами и правильным греческим носом - сидел, развалясь, положа ногу за ногу, и лениво потягивал ароматный дымок из дорогой гаванской сигары. Она - маленькое, хорошенькое созданье с льняными кудрями и быстрыми, лукавыми глазками - сидела рядом с ним и, прижавшись головкой к его плечу, мечтательно глядела на огонь"8. Тишина, нарушаемая треском горевших поленьев, поцелуи, объятья…Внезапное появление третьего лица приводит парочку в крайнее замешательство. Напряжение достигает кульминации, когда автор воспроизводит мысли "догадливого" читателя: "Не обманутый ли это муж?". Но весь комизм ситуации в том, что это лакей и служанка изображали из себя "благородных", пока хозяина не было дома. Часто рассказы Чехова имеют подзаголовок "поэтический этюд", "новогодняя побрякушка", "водевильское происшествие"…Вот "рассказец" "О том, как я в законный брак вступил". Родители, уже всё решившие, оставляют молодых людей наедине, утащив даже свечку. Темнота делает героев смелыми, и они с упоением признаются в любви, но отнюдь не друг другу. "В душу мою хлынуло счастье, и стал я благодарить Зою, а Зоя меня. И оба мы, счастливые, благородные, стали друг другу руки целовать, благородными друг друга называть…Я ей руки целую, а она меня в голову, в мою щетину. И, кажется, даже обнял её, этикеты забыв. И, можно вам сказать, это объяснение в нелюбви было счастливее любого любовного объяснения. Пошли мы, радостные, розовые и трепещущие, к дому, волю нашим родителям объявить. Идём и друг друга подбодряем. - Пусть нас поругают, говорю, побьют, выгонят даже, да зато мы счастливы будем!"10 Видя, как "счастливы" дети, родители не дали им и слова сказать… Пришлось за последующие 25 лет героям "попривыкнуть" друг к другу. Та же ситуация любовного объяснения в коротком менее чем на страницу, рассказе "Знамение времени". Пламенную речь "молодого человека приятной наружности" (формулировка переходящая из рассказа в рассказ и усиливающая комический эффект) прерывает появление брата девушки, пришедшего выполнить "священную обязанность"-предупредить, что "этот субъект"-"большой руки подлец", доносчик. И девица принимает это к сведению: отвечая молодому человеку "да", целуясь, обнимаясь и давая клятвы, "была осторожна: говорила только о любви". Уже здесь начинают звучать другие ноты: добродушный смех становится острым и больно жалящим. Этот смех направлен против пошлости, квасного патриотизма, самодурства, а главное - против добровольного холопства. В "Толстом и тонком" Чехов "высмеивает закоренелость общественного неравенства". "Толстый" искренне рад встрече с гимназическим приятелем. "Тонкий" сначала ведет себя как равный, но как только узнает, что его бывший гимназический приятель преуспел по службе (уже называется "его превосходительством" и две звезды имеет), как тут же вдруг бледнеет, окаменевает и начинает подлейшим образом заискивать. Он откровенно лакействует, хихикая, как китаец, и вызывает презрение у "толстого", у автора и у читателя. Добровольным холопством проникнут и Червяков, герой рассказа "Смерть чиновника". В театре он нечаянно чихнул на лысину впереди сидящего статского генерала, и завязалась канитель с извинениями, которая кончилась смертью. Кончилась от его собственной трусости. Ведь генерал давно ему "простил" невольное "апчхи!!!", намекнул, что по службе преследовать не собирается, просил уволить от извинений, пока наконец не гаркнул: "Пошел вон!". Никакого человеческого языка Червяков не мог понять, а "пошел вон" понял сразу. В животе у Червякова что-то оторвалось. Ничего не видя, ничего не слыша, он попятился к двери, вышел на улицу и поплёлся…Придя машинально домой, не снимая вицмундира, он лёг на диван и … помер"11. "Жертва" здесь не вызывает сочувствия. Умирает не человек, а некое казенно-бездушное существо. "Что-то оторвалось" не в душе, в животе Червякова. При всей психологической достоверности в передаче смертельного испуга эта деталь приобретает ещё и символический смысл, ибо души-то вы герое и впрямь не оказалось. Живет не человек, а казенный винтик в бюрократической машине. Потому и умирает он, "не снимая вицмундира". К середине 80-х годов в юмористических рассказах появляются серьезные, даже драматические интонации. Читаем печальный рассказ "В приюте для больных и престарелых". Казалось бы, надо пожалеть дедушку Парфения Савича, на старости лет оказавшегося в грязном приюте. Но с его образом связано как раз юмористическое: нехорошие картины на стенах (купальщица, нимфы, мужчина с цилиндром на затылке, глядящий в щелку на нагую женщину), хвастливые рассказы о былом величии, о том, как "веселился во время оно"12. С увлечением рассказывает старик о том, как баб для потехи на колени ставил, как грамотных в наказание заставлял учить счетную книгу или с крыши в слух читать "Юрия Миославского", как стариков в награду за хороший поступок на молоденьких женил. Да и не беден он вовсе: каждую неделю, насытившись слухами и униженными просьбами невестками, выдает ей из сундука "желтую, сильно помятую бумажку". Сострадание вызывает запуганная "маленькая золотушная девочка в порванных башмаках" 13, заложница непростых отношений в семье, её отец дерзко пишет деду: "Скорей по трактирам буду шляться да крохи подбирать, чем перед Плюшкиным унижаться". Так юмор Чехова поворачивается к читателю разными гранями; при этом, читая ранние рассказы писателя, понимаешь, что это не анекдотические сценки: "мысль художника поднимается над курьезами к общим проблемам действительности, волновавшим интеллигенцию чеховского времени"

Дата добавления: 2015-09-01