Д. Дефо

Моя старая мечта состоит в тот, чтобы проценты были свободны, как и любовь.

И. Бентам

Новый мир был совсем не похож на Средневековье, и благородным рыцарям было трудно смириться с этими внезапными переменами: когда-то презренные менялы, которых любой дворянин мог приказать высечь, вдруг приходили к ним с расписками и векселями – и за спинами этих ростовщиков стояла королевская стража.

А. Пасынков

Глубочайшая правда войны в том, что исход битвы решается в разумах военачальников, а не в телах их воинов.

Сэр Лиддел Гарт

Это – чудовище в физическом и нравственном отношении, – все пороки соединяются в нем.

Виктор де Мирабо о своем десятилетнем сыне, будущем величайшем ораторе революции

Развитие роскошного образа жизни, начавшееся еще в олигархии, неудержимая потребность в деньгах приводят молодых людей в лапы ростовщиков, а быстрое разорение и превращение богатых в бедняков способствуют возникновению зависти, злобы бедных против богатых и злоумышленных действий против всего государственного строя, обеспечивающего богатым господство над бедными.

Платон

Если Реформация выступала борьбой за христианство с «человеческим лицом», то Великую французскую революцию вполне резонно назвать попыткой придать облику государства такой вид, чтобы он не вызывал у граждан неприязни и содрогания. По крайней мере, именно таковы были цели, декларировавшиеся накануне революции франкмасонами, которые, безусловно, сделали немало, чтобы подготовить переворот 1789 г. Однако вместо свободы, равенства и братства, обещанных масонами, Франция получила многолетнюю кровавую смуту. Причем самих франкмасонов не обвинишь в надувательстве, принимая в учет драматическую судьбу многих из них, в том числе и Филиппа Эгалите, великого магистра ложи «Великий Восток Франции», расставшегося с головой на эшафоте. Есть исследователи, склонные утверждать, будто франкмасонство само пало жертвой тайной силы, скрытно внедрившейся в его ряды и повернувшей вектор истории в требуемую сторону. Некоторые полагают такой силой орден баварских иллюминатов, созданный оккультистом Адамом Вейсгауптом, называвшим себя реинкарнацией египетского фараона Эхнатона. Может, так и есть, однако нельзя не признать: даже если вышеизложенное хоть в какой-то мере соответствует действительности, а прямых доказательств, естественно, нет, вожди иллюминатов не получили ровно никаких дивидендов от Французской революции. А кто тогда их, спрашивается, получил?

I. Мавр свое дело сделал…

Англия и Франция прожили бок о бок немало столетий, и их отношения далеко не всегда были безоблачными. Случались между ними и распри, и жестокие войны. Долгое время английские короли, как герцоги Нормандии, даже приносили французским сюзеренам вассальную присягу. А во времена Столетней войны английские монархи объявляли себя французскими королями. Одним словом, бывало по-разному. В XVIII столетии Британия несколько раз брала верх над гораздо более многолюдной континентальной соседкой, особенно крепко перепало королевству Бурбонов в Семилетней войне. И тем не менее именно оно, вопреки расшатанной экономике, оставалось самой могущественной страной Европы (с населением в 25 миллионов человек) и, следовательно, единственным и естественным конкурентом Британии из тех, что находились неподалеку. Что называется, только руку протяни. Как было не организовать во Франции Многолетнюю Кровавую Смуту, вошедшую в историю под именем Великой французской революции? Тем более что и почва была благодатной. Как пишет Александр Пасынков в монографии «Феномен ростовщичества», финал XVIII столетия ознаменовался во Франции экономическим хаосом и финансовыми спекуляциями, процентные ставки росли, а за ними и инфляция, куда ж без нее. Власти, правда, с этим явлением пытались бороться, в 1777 г. Парижский парламент даже запретил ростовщичество, и этот запрет продержался до революции. А. Пасынков пишет: «Запрет на получение ростовщических процентов активизировал финансовую буржуазию, и Франция через двенадцать лет получила свою буржуазную революцию, как Византия получила крестовый поход в ответ на меры против ростовщиков». Впрочем, и безо всякой революции то была неравная борьба.

Настала пора становления банковских капиталов, и европейские финансовые воротилы уже давно держали королевство Бурбонов за горло. Еще при Людовике XIV, монархе, которого придворные льстиво величали «королем-солнцем», финансовыми делами заправлял могущественный банкир Самуил Бернар293. Современники шутили, говоря, что «вся заслуга его состоит в том, что он поддерживает государство, как веревка повешенного». Примечательная характеристика, не правда ли? Сам знаменитый Вальтер Скотт, характеризуя создавшуюся ситуацию в объемистом труде «Жизнь Наполеона Бонапарта», отмечал: «Финансисты использовали правительство, как ростовщики – обанкротившихся мотов, которые одной рукой поощряют их привычки, в то время как другой выжимают из них все соки. Длинная цепь подобных грабительских займов и различные права и условия, данные в качестве залога, привела финансовые дела Франции в состояние полного хаоса»294.

Стоит ли удивляться тому, что последним генеральным контролером (иными словами, министром финансов) слабовольного и бестолкового французского короля Людовика XVI стал некто Жак Неккер295, уроженец Женевы и прямой ставленник международных финансовых воротил. Неккер сменил на этом ответственном посту (1776) француза Робера Жака Тюрго, безуспешно пытавшегося провести комплексные экономические реформы, предполагавшие распространение поземельной подати на дворянство с духовенством, отмену барщины и внутренних таможен и много чего еще. Упреки министра Тюрго в адрес членов королевской семьи, братьев Людовика и особенно королевы Марии-Антуанетты, зарекомендовавшей себя невероятной транжирой, вышли главному финансисту Франции боком, его оговорили и вышвырнули вон. Новый генконтролер, выходец из самой Швейцарии, страны банкиров, могущественный олигарх Жак Неккер пообещал Людовику XVI навести прямо-таки идеальный порядок. И навел. Заключенный при нем англо-французский торговый договор снизил пошлины на экспортировавшиеся во Францию британские промышленные товары, похоронив местные мануфактуры и спровоцировав таким образом тяжелейший кризис, а за ним и безработицу, и нищету, и грандиозный государственный долг, превысивший годовые доходы страны. Несколько раз отправлявшийся королем в отставку (1781, 1789), Неккер всякий раз восстанавливался в должности, а его опала в июле 1789 г., парализовавшая торги на парижской бирже, послужила сигналом для штурма Бастилии. Непотопляемый генконтролер снова уселся в старое кресло, теперь уже вознесенный туда на революционных штыках. Удалившись на покой лишь под конец 1790 г., когда Франция погрузилась в полный хаос, Жак Неккер преспокойно уехал в родную Швейцарию. Во Франции ему стало неинтересно, мавр свое дело сделал.

Дата добавления: 2015-09-04