Средний палец правой ноги

Ни для кого не секрет, что в старом доме Мэнтона водятся призраки. Ни один непредвзятый человек, живет ли он в соседнем селении или даже в городе Маршалле, удаленном от дома на целую милю, не позволит себе в этом усомниться. Недоверие — удел лишь тех упрямцев, которых обязательно окрестят "сумасбродами", как только это меткое словцо проникнет на высокоинтеллектуальные страницы маршаллской "Эдванс". О том, что в доме обитают привидения, свидетельствуют, во-первых, беспристрастные очевидцы, во-вторых, и, может быть, красноречивее всего — сам дом. Свидетельством первых, разумеется, можно пренебречь по одной из тысячи разнообразных причин, на которые так скор наш изобретательный разум, но с тем, что так зримо и материально, не поспоришь.

Едва ли рассудительные люди решатся отрицать, например, тот факт, что вот уже десять лет в доме Мэнтона не живет ни единая живая душа, вследствие чего и главное здание, и служебные постройки медленно, но неуклонно приходят в упадок. Дом стоит на вырубке немного в стороне от дороги между Маршаллом и Харристоном, в самой глухой ее части. Когда-то здесь была ферма, на что указывают догнивающие обломки забора. Давно не ведавшая плуга каменистая земля заросла куманикой. Дом еще в сравнительно приличном состоянии, хотя изрядно разукрашен непогодой и крайне нуждается в услугах стекольщика подрастающее мужское поколение таким своеобразным способом выразило неодобрение этому жилищу без жильцов. Дом — двухэтажный, почти квадратный, единственный вход — с фасада. По обеим сторонам от входной двери — окна, забитые досками до самого верха. Над ними еще два точно таких же окна, только уже ничем не защищенные и служащие лишь для того, чтобы пропускать свет и дождь в комнаты второго этажа. Повсюду буйные заросли травы и бурьяна; несколько деревьев, посаженных когда-то для защиты от солнца, из-за постоянных ветров выросли кривобокими — кажется, что они пытаются убежать. В общем, как сострили как-то в "Эдванс", "предположение, что дом Мэнтона населен привидениями — единственный логичный вывод, который можно построить на данном фундаменте". То обстоятельство, что именно здесь однажды ночью около десяти лет назад мистер Мэнтон счел нужным перерезать горло своей жене и двум маленьким детям, — после чего поспешно перебрался в другой конец страны, — несомненно, также способствовало формированию у местных жителей представления о том, что это место как нельзя лучше подходит для всяких таинственных явлений.

Вот к этому-то дому и подъехали однажды летним вечером четверо мужчин в экипаже. Трое быстро вылезли, и тот, кто правил, привязал лошадей к единственному уцелевшему столбу забора. Четвертый не сдвинулся с места.

— Идемте, — позвал один из его спутников, подходя к нему, в то время как двое других уже шагали к дому, — приехали.

Тот, к кому обратились, даже не шевельнулся.

— Проклятье, — хрипло проговорил он наконец, — все это, конечно, не случайность, и, сдается, вы тоже приложили к этому руку.

— Может, и так, — отвечал провожатый, глядя ему прямо в глаза с нескрываемым презрением. — Но, как вы помните, выбор места был с вашего согласия оставлен за другой стороной. Разумеется, если вы боитесь привидений…

— Я ничего не боюсь, — резко оборвал мужчина, снова выругался и спрыгнул на землю.

Вскоре они догнали остальных. К этому моменту один из тех двоих, что подошли к дому первыми, уже отпер входную дверь. Это было отнюдь не просто и замок, и петли основательно проржавели. Все вошли. Внутри было совсем темно, но тот, кто открыл дверь, достал из кармана свечу и чиркнул спичкой. Затем он распахнул дверь, расположенную справа от входа, и они оказались в большой квадратной комнате. Чтобы осветить ее, одной свечи было, конечно, недостаточно. Толстый слой пыли, покрывающий пол, заглушал шаги. Со стен и с потолка свисала паутина, похожая на гниющее кружево. От движения и дыхания вошедших она пришла в волнообразное колебание. На смежных стенах было по окну, но ничего, кроме внутренней шершавой поверхности досок, находящихся в нескольких дюймах от стекол, разглядеть в них было невозможно. В комнате не было ни камина, ни мебели — ничего, кроме паутины и пыли. Вошедшие были единственными объектами, не считая стен, перекрытий и прочих несущих конструкций.

В тусклом мерцании свечи все четверо выглядели довольно причудливо. Особенно выделялся тот, кто вылез последним и с нескрываемой неохотой, пожалуй, его внешность можно было бы даже назвать необыкновенной. Это был крепко сложенный человек средних лет, с широкой грудью и мощными плечами. Беглого взгляда на его фигуру было достаточно, чтобы понять, что сила у него исполинская, а поглядев на его лицо, нельзя было не заподозрить, что он не стесняется пускать ее в ход. Ни бороды, ни усов у него не было, седые волосы пострижены "ежиком". Низкий лоб пересекали морщины, над глазами лежавшие горизонтально, над носом — вертикально. Густые черные брови следовали тому же закону, лишь в последний момент загибаясь вверх — в противном случае их встреча была бы неизбежной. Глубоко посаженные глаза были неопределенного цвета, но определенно очень маленькие. Выражение их было не слишком приятным, что лишь усугублялось жестоким ртом и тяжелой нижней челюстью. Нос был как нос, да и что можно ждать от носа? Но общее впечатление создавалось отталкивающее и даже зловещее, чему способствовала и неестественная бледность.

Трое других выглядели вполне заурядно — такие лица видишь и тут же забываешь. Они были явно моложе того, чью внешность мы только что описали. Отношения между ним и самым старшим из этих троих (он стоял немного поодаль) были явно не самые добрые. Они даже избегали смотреть друг на друга.

— Джентльмены, — нарушил молчание человек, державший свечу и ключ, — я полагаю, можно начинать. Вы готовы, мистер Россер?

Тот, кто стоял чуть в стороне, кивнул и улыбнулся.

— А вы, мистер Гроссмит?

Великан кивнул и нахмурился.

— Извольте снять верхнюю одежду.

Вскоре их шляпы, сюртуки, жилеты и галстуки полетели в коридор. Человек со свечой дал знак, и тот, кто предлагал Гроссмиту покинуть экипаж, извлек из кармана, а затем и из кожаных ножен два охотничьих ножа, длинных и смертоносных на вид.

— Они совершенно одинаковы, — сказал он, продемонстрировав ножи обоим дуэлянтам; к этому моменту и самый недогадливый наблюдатель, наверное, не сомневался бы в характере описываемой встречи. С минуты на минуту здесь должна была состояться дуэль "насмерть".

Каждый из соперников взял нож, критически осмотрел его, поднеся поближе к свече, а затем проверил прочность лезвия и рукояти о поднятое колено. Потом их обыскали;, каждого — секундант его противника.

— Мистер Гроссмит, — сказал человек, держащий свечу, — если не возражаете, вы станете в тот угол.

Он указал на дальний от двери угол комнаты, куда и отошел Гроссмит после того, как он и его секундант обменялись рукопожатием, лишенным, впрочем, всякой теплоты. Ближний от двери угол занял мистер Россер, и после коротких переговоров шепотом его секундант также покинул его, присоединившись к тому, кто уже некоторое время ждал у открытой двери. Тут свеча погасла, и все погрузилось во тьму. Может быть, пламя просто задуло сквозняком, но, как бы там ни было, эффект получился драматический.

— Джентльмены, — произнес голос, прозвучавший в изменившейся обстановке совсем по-иному, — джентльмены, вы не должны двигаться, пока не услышите, как за нами закроется входная дверь.

Раздались шаги, затем захлопнулась дверь в комнату, а затем и входная дверь — с грохотом, сотрясшим весь дом.

Несколько минут спустя задержавшийся где-то мальчишка с соседней фермы повстречал легкий экипаж, стремительно мчащийся по направлению к Маршаллу. Паренек утверждал, что за спинами двоих, сидевших на переднем сиденье, стоял третий, положив руки им на плечи, а сидевшие будто бы тщетно пытались высвободиться. Стоявший был одет во что-то белое и несомненно вскочил в экипаж возле дома Мэнтона. Поскольку мальчишка, живя поблизости, уже не раз сталкивался с потусторонними явлениями, его слово почиталось за слово эксперта и имело соответствующий вес. Эта история (в связи с тем, что произошло на следующий день) появилась в "Эдванс" с незначительными литературными прикрасами и с призывом к упомянутым господам выступить на страницах газеты с изложением собственной версии ночных событий. Возможностью этой, однако, так никто и не воспользовался.

Обстоятельства, приведшие к "дуэли в темноте", на первый взгляд весьма прозаичны. Однажды вечером трое молодых людей сидели на тихой веранде небольшой маршаллской гостиницы. Они курили и обсуждали то, что, по мнению трех образованных молодых людей из южного городка, достойно обсуждения. Их звали Кинг, Сэнчер и Россер. Неподалеку — так что он мог слышать каждое произнесенное слово, — однако, не принимая никакого участия в разговоре, сидел четвертый. Никто из присутствующих его не знал. Известно было лишь то, что он недавно прибыл в дилижансе и зарегистрировался под именем Роберт Гроссмит. Не общался он ни с кем, кроме гостиничного регистратора, и, похоже, такое положение вещей его вполне устраивало. Как написали потом в "Эдванс": "Его притягивало дурное общество". Но в защиту незнакомца нужно сказать, что газетчики — народ по природе своей слишком общительный и едва ли способны объективно судить того, кто устроен иначе, тем более что в тот день они получили отпор при попытке "взять интервью".

— Я с большой опаской отношусь к любому виду уродства у женщины, заявил Кинг, — врожденному или приобретенному. По моей теории, всякому физическому изъяну соответствует изъян интеллектуальный или нравственный.

— Из этого следует, — важно отозвался Россер, — что дама, не обладающая таким нравственным преимуществом, как наличие носа, и все-таки вступающая в борьбу за право именоваться миссис Кинг, столкнулась бы с немалыми трудностями.

— Смейтесь, смейтесь, — парировал Кинг, — а ведь я однажды в самом деле бросил очаровательную девушку, случайно узнав, что она перенесла ампутацию пальца на ноге. Может быть, я поступил жестоко, но поверьте, если бы я тогда женился на ней, мы оба были бы несчастны.

— Тогда как, выйдя замуж за джентльмена более широких взглядов, усмехнулся Сэнчер, — она отделалась перерезанным горлом.

— А, так вы знаете, кого я имею в виду. Да, она вышла за Мзнтона. Насчет широты его взглядов я сомневаюсь, но не исключаю, что он перерезал ей горло именно тогда, когда обнаружил нехватку этого бесценного украшения всякой женщины — среднего пальца на ноге.

— Поглядите-ка на этого типа! — вдруг прошептал Россер, указывая глазами на незнакомца.

"Этот тип", похоже, напряженно прислушивался к их разговору.

— Какая наглость! — проворчал Кинг. — Нужно что-то сделать, но что?

— А вот что, — ответил Россер, поднимаясь. — Сэр, — обратился он к незнакомцу, — я думаю, всем было бы лучше, если бы вы переставили свой стул на другой конец веранды. Общество джентльменов вам, кажется, внове.

Незнакомец вскочил и, бледный от гнева, со сжатыми кулаками ринулся вперед. Теперь все были на ногах. Сэнчер встал между забияками.

— Вы вспыльчивы и несправедливы, — заявил он Россеру, — джентльмен ничем не заслужил такого обращения.

Однако Россер не взял своих слов обратно. Обычай тех мест и того времени допускал лишь один выход из создавшегося положения.

— Я как джентльмен требую сатисфакции, — заявил неизвестный, немного успокоившись. — У меня нет здесь ни одного знакомого, поэтому, может быть, вы, сэр, — кивнул он Сэнчеру, — взялись бы представлять меня в этом деле.

Сэнчер согласился, хотя и без большой охоты — ни внешность, ни манеры незнакомца ему вовсе не нравились. Кинг, который за все время переговоров не проронил ни слова, внимательно изучая лицо неизвестного, кивком головы выразил свою готовность представлять Россера, и дуэлянты разошлись, чтобы встретиться вновь вечером следующего дня. Форма дуэли вам уже известна: бой на ножах в темной комнате. Подобные поединки были тогда в порядке вещей на Юго-Западе. Сколько в таком кодексе чести было показного рыцарства, а сколько скрывающейся за ним звериной жестокости, мы еще увидим.

В ослепительном сиянии июльского полдня дом Мэнтона сделался просто неузнаваемым. В его облике не осталось ничего таинственного. Ласковый солнечный свет очевидно не принимал в расчет его дурной репутации. Трава, зеленеющая вдоль всего фасада, вовсе не казалась теперь неуместной, а, напротив, пленяла своей жизнерадостной пышностью; сорняки цвели не хуже садовых цветов. Полные чарующих солнечных бликов деревья уже не рвались прочь, а благоговейно клонились под счастливым бременем солнца и песен, распеваемых сотнями населяющих их птиц. Даже разбитые окна второго этажа благодаря затопившему все полуденному свету — глядели весело и умиротворенно. Над заброшенными полями, мерцая, танцевали живые волны зноя, в которых не было ничего от тяжести, являющейся, как известно, непременным атрибутом сверхъестественного.

Вот таким это место предстало шерифу Адамсу и двум другим джентльменам, приехавшим вместе с ним из Маршалла. Это были помощник шерифа мистер Кинг и брат покойной миссис Мэнтон мистер Брюер. По человеколюбивому закону штата официальным хранителем имущества, оставленного прежним владельцем — в том случае, если местонахождение последнего невозможно установить, — становился шериф, под чью юрисдикцию и перешел дом Мэнтона с прилегающими к нему владениями. Нынешний инспекционный визит являлся необходимым звеном судебной процедуры, связанной с иском мистера Брюера, желавшего вступить во владение собственностью как законный наследник своей покойной сестры. То, что этот визит был нанесен на следующий день после того, как помощник шерифа мистер Кинг отпер дверь дома совсем для других целей, — простое совпадение. Мистер Кинг приехал сюда не по собственной воле — он получил приказ сопровождать начальство и не нашел ничего благоразумнее, чем изобразить служебное рвение.

Ни о чем не подозревающий шериф распахнул входную дверь, которая, к его немалому удивлению, оказалась незапертой, и с еще большим удивлением обнаружил на полу в коридоре ворох чьей-то одежды. Осмотр показал наличие двух шляп, такое же количество сюртуков, жилетов и галстуков — все вещи в хорошей сохранности, хотя и перепачканные в пыли, в которой лежали. Мистер Брюер был поражен не меньше шерифа, о чувствах мистера Кинга не сообщается. Шериф отодвинул задвижку на двери справа от входа, и все вошли. Комната была совершенно пуста — нет, когда их глаза привыкли к полумраку, они различили нечто в дальнем углу. Вскоре стало ясно, что это человек. Чтото в его позе заставило вошедших остановиться, едва они переступили порог. Человек стоял, опустившись на одно колено, вжавшись спиной в угол, голова ушла глубоко в плечи, руки он держал перед собой ладонями наружу, словно заслоняя лицо; пальцы были растопырены и скрючены, словно когти; совершенно белое лицо задрано вверх с выражением неописуемого ужаса, рот полуоткрыт, глаза выпучены. Он был мертв. Однако, кроме охотничьего ножа, который, очевидно, он сам же и выронил, в комнате ничего не было.

В пыли перед дверью виднелись чьи-то следы. Ряд следов тянулся вдоль стены — их, очевидно, оставил погибший, когда шел от двери в угол. Трое вошедших инстинктивно пошли к телу по этой протоптанной дорожке. Шериф дотронулся до руки мертвеца — она была тверда, как камень. От легкого прикосновения покачнулось все тело, но поза не изменилась. Бледный от волнения Брюер пристально вглядывался в перекошенное лицо трупа.

— Боже милостивый, — вскричал он вдруг. — Это же Мэнтон!

— Да, — сказал Кинг, изо всех сил стараясь казаться спокойным. — Я знал Мэнтона. В те годы он носил бороду и длинные волосы, но вы правы, это он.

Он мог бы добавить: "Я узнал его еще тогда, когда он вызвал Россера, и сказал об этом Россеру и Сэнчеру. Вот почему мы и решили сыграть с ним свою злую шутку. Все это время, в том числе и тогда, когда Россер выскочил отсюда следом за нами, от волнения забыв о своей одежде и уехав в одной сорочке, мы знали, с кем имеем дело: с убийцей и трусом, вот с кем!"

Ничего этого, однако, мистер Кинг не сказал. Он ломал голову, пытаясь проникнуть в тайну гибели этого человека. Было совершенно понятно, что Мэнтон, как встал в свой угол, так уже никуда оттуда не двинулся; он и не нападал, и не оборонялся, а просто выронил оружие и, по всей вероятности, умер от страха, что-то увидев, — все эти соображения, к сожалению, ничего не прояснили.

Пробираясь ощупью в лабиринте недоумении, мистер Кинг опустил глаза вниз, как часто поступают, обдумывая что-то действительно важное, и вдруг заметил то, что даже при свете дня и в присутствии живых людей, стоящих рядом, заставило его похолодеть от ужаса. В густом многолетнем слое пыли, начинаясь у двери и обрываясь в ярде от трупа Мэнтона, через всю комнату тянулись параллельные линии следов, легкие, однако совершенно отчетливые отпечатки босых ног, по бокам — детских ступней, в середине — женских. Все они вели в одном направлении. Обратных следов не было. Брюер, бледный, как полотно, весь подавшись вперед, тоже пристально вглядывался в следы.

— Смотрите! — воскликнул он, обеими руками указывая на отпечаток правой женской ступни. — Здесь не хватает среднего пальца! Это была Гертруда!

Гертрудой звали покойную миссис Мэнтон, сестру мистера Брюера.

Дата добавления: 2015-09-04