Герой долга

Дмитрий КУДРЯВЦЕВ

МАТЕРИАЛЫ К БИОГРАФИИ ПЕРВОГО ГРАДОНАЧАЛЬНИКА САНКТ-ПЕТЕРБУРГА

ФЕДОР ФЕДОРОВИЧА ТРЕПОВА

Днем 25-го ноября 1889 г.[1] жители центральных улиц Киева могли наблюдать внушительную похоронную процессию, двигавшуюся от Левашовской улицы в сторону Выдубецкого монастыря. Даже самый непосвященный обыватель, встретив на своем пути две сотни уральских казаков, восемь артиллерийских орудий и два батальона пехоты с военными оркестрами[2], сопровождавших гроб с телом покойного, понимал, что столь значимой церемонии может удостоиться лишь персона государственная и значительная. И это было абсолютно справедливо, ибо печальный кортеж сопровождал в последний земной путь, генерал-адъютанта, генерала-от-кавалерии Федор Федоровича Трепова.

Широкая известность этого государственного деятеля Российской Империи, возникшая еще при его жизни, благополучно пережила и 120 лет прошедших после его кончины. В чем же заключается секрет столь продолжительной популярности? Ответ вполне очевиден: на протяжении многих десятилетий отечественная историческая наука рассматривала личность Трепова, как персонифицированное проявление «произвола и жестокости самодержавного строя в России», сполна оправдывавшего такое явление, как политический терроризм. А коль так, то фигура первого столичного градоначальника, встроенная в жестко идеологизированную систему оценок исторических событий, должна была нести в себе весь набор «мерзостей и гнусностей» человеческих. Его роль в истории была проста и понятна – «злодей, мерзавец и подлец»!

Изменение социальной реальности в нашей стране в конце 80-х гг. XX в. способствовали крушению стереотипных представлений, привели к повороту в общественном сознании и создали все предпосылки для профессионального и научно-объективного изучения истории. Возрос интерес общества к проблеме личности в истории, и появились достойные внимания исследования о членах Императорской Фамилии, военных и государственных деятелях, представителях литературы и искусства.

На этом фоне Ф.Ф. Трепову увы не повезло, «идеологические штампы и клейма» поставленные и навешанные на него оказались весьма долговечны и судя по всему жить еще будут долго. Вот типичный пример современной характеристики генерала: «Кем был Трепов Федор Федорович, объект теракта? Шестидесяти шести лет, высоченный, дородный, деятельный. Смесь грубоватого солдафонства, властолюбия, самодурства, житейской сметки. Культурный уровень околоточного – «в слове из трех букв делает четыре ошибки: вместо «еще» пишет «исчо». Словом, свой, не враг. Таких (и до и после него) на Руси было пруд пруди, да и сейчас без труда обнаружится не один» [3]. Ярко, образно и очень типично. Согласиться с автором этой оценки не представляется возможным, так как почти все вышесказанное, начиная с возраста и роста и заканчивая культурным уровнем, никак не соответствует историческим реалиям. Целью же нашей скромной работы является попытка спокойно и непредвзято взглянуть на личность и дела этого незаурядного человека. Очерк не претендует на исчерпывающую полноту, он затрагивает лишь основные, общественно значимые действия и события, участником которых был Федор Трепов. Опираясь на архивные материалы, официальные документы, мемуары и дневники современников, произведения публицистической литературы, исследования отечественных историков мы постарались спокойно и объективно взглянуть на личность первого градоначальника Петербурга.

Сама дата рождения и происхождение Ф.Ф. Трепова представляют собой весьма загадочную историю. В дореволюционной литературе указывают 1803[4] и 1809 гг., а также 1812 г., часто воспроизводящийся в литературе советского периода[5].

Документально подтверждается лишь 1809 г., так как именно он указывается в формулярном списке[6]. Предположительно, 1803 г. мог возникнуть из-за ошибки при типографском наборе, а вот с 1812 годом ситуация выглядит интереснее и видимо несет в себе вопрос происхождения будущего генерала. Считается, что Трепов был «найденыш» и воспитывался в семье чиновника Ф. Штернера, служившего в Царстве Польском. «Советская» историческая наука на роль отца назначила Великого Князя Николая Павловича, впоследствии Императора Николая I, причем никаких документальных свидетельств этого факта не представляла, а в некоторых случаях ситуация выглядела просто анекдотичной. Маститый историк Н. Троицкий в своей статье «Подвиг Николая Клеточникова» указывает в примечаниях: «Трепов Федор Федорович (1803-1809) был побочным сыном Николая I…» [7]. Вот только дату рождения Николая Павловича запамятовал, а родился тот 25 июня 1796 г., и стало быть «отцом» стал в 7 лет… 13-ти летний Великий Князь, в исторической перспективе, также не очень убедительно смотрелся в роли родителя, а потому «знающие» историки убавили Федор Федоровичу годков и произвели его на свет в год Отечественной войны 1812 г. Еще раз хочется сказать, что гипотеза «Романовского» происхождения не имеет никаких документальных подтверждений, но, к сожалению, до сих пор воспроизводится, причем в весьма солидных изданиях[8].

Еще сложнее обстоит дело с датой рождения, ее нигде не указывали и это вполне понятно, она просто неизвестна. Но вряд ли, человек, добившийся столь высокого положения в обществе, никак не отмечал свой день рождения, пусть и условный. Небольшое прояснение в этом вопросе дают лишь последние строки некролога опубликованного в официальном издании Военного ведомства, газете «Русский инвалид», в котором указывается что: «Генерал-адъютант Трепов скончался на 80-м году жизни…» [9]. Сопоставление послужного списка и текста некролога, показывает что сведения последнего основываются на документальной основе, а значит у неизвестного составителя были основания указывать, что на момент смерти 23-го ноября 1889 г. Федор Федоровичу было 79 лет, а не 80 и временные рамки дня рождения ограничиваются последней неделей ноября и декабрем месяцем.

Пятьдесят два года жизни и служебной карьеры Ф.Ф. Трепова ничем особенным не выделяют его из ряда многих тысяч российских офицеров несущих службу на протяжении не одного десятилетия царствования Николая I и первых лет правления Александра II. Скупые сведения официальных документов показывают нам следующую картину:

Происходя из обер-офицерских детей[10], первоначально получил домашнее воспитание, а позже был определен в кондукторскую роту главного инженерного училища (впоследствии Николаевское инженерное училище). В ноябре 1828 г., Федор Федорович поступил на службу копиистом в департамент государственных имуществ, был повышен в подканцеляристы, потом служил канцеляристом и в декабре 1830 г., произведен в губернские регистраторы.

Гражданская служба пришлась ему не по характеру и в январе 1831 г. он выходит в отставку. Испокон веков главной обязанностью российского дворянина являлась защита Отечества. На этой благородной ниве прославились многие подданные русских самодержцев, храбро сражавшиеся на полях сражений и отличавшиеся в мирных делах. Именно такой жизненный путь избрал для себя Федор Трепов, подав прошение о поступлении вольноопределяющимся в Новгородский Кирасирский Его Императорского Высочества Великой Княгини Елены Павловны полк. 11-го февраля 1831 г. Трепов был зачислен в полк, а уже 13-го числа он выступил для действий против польских мятежников. За отличие в сражении под Гроховым Федор Федорович был произведен в унтер-офицеры, а за сражение при м. Нуре награжден знаком отличия Военного ордена и чином корнета. За храбрость, выказанную при штурме Варшавы, корнет Трепов был награжден орденом св. Анны 4-й степени с надписью «за храбрость». В июле 1834 г. он был произведен в поручики, а в марте следующего года переведен в Жандармский полк. Спустя год, он служил в Уланском Его Высочества Герцога Насаусского полку, в 1837 г. был произведен в штабс-ротмистры и в том же году – в ротмистры. В мае 1839 г. Фёдор Фёдорович был назначен адъютантом к начальнику 5-й кавалерийской дивизии, генерал-лейтенанту Глазенапу, и в октябре 1842 г. переведен в Уланский Украинский полк, с оставлением в должности адъютанта. В январе 1844 г. Трепов был переведен в Жандармский полк, с переименованием в капитаны, и в апреле 1845 г. произведен в майоры. Командуя в полку разными эскадронами, он был в апреле 1850 г. произведен в подполковники и в следующем 1851 г. командирован в образцовый кавалерийский полк. По окончании установленного срока командировки, Федор Федорович возвратился в Жандармский полк и был записан в число кандидатов на назначение командиром кавалерийского полка. В апреле 1853 г. он был произведен в полковники и в следующем году – назначен командиром Жандармского полка.

Командование продолжалось более семи лет, после чего, в ноябре 1860 г., полковник Трепов был назначен исправляющим должность варшавского обер-полицмейстера.

Вполне счастливо складывалась и личная жизнь. Удачный брак с В.В. Лукашевич, родственницей весьма состоятельных и влиятельных в юго-западных областях Миклашевских упрочил материальное положение, а с 1849 по 1862 гг. в семье рождается девять детей – сыновья: Федор, Дмитрий, Владимир и Александр и дочери: Анастасия, Евгения, Юлия, София и Елизавета.

Принимая боевое крещение под Гроховым в польскую кампанию 1831 г. молодой Федор Трепов не предполагал, что оставшись невредимым в том весьма жестоком сражении[11], свою кровь он прольет 30 лет спустя…

Националистические настроения в столице Царства Польского становились все сильнее. По любому поводу организовывались политические манифестации, обстановка постоянно накалялась и все чаше происходили открытые столкновения с полицией и войсками. В середине февраля 1861 г. поляки готовились с размахом отметить годовщину Гроховского сражения[12]. События этих дней остались в истории не только в прозе:

«Трепов славно их трепал,

Да никто не поддержал …»[13]

«Обер-полицмейстер полковник Трепов рассеял первую манифестацию на «Старом-Месте», 13 Февраля, в годовщину Гроховской битвы (в мятеж 1831 г.). На другой день, возвращаясь из Замка, он получил удар в голову камнем, вследствие чего отказался от службы, был произведен в генералы, с зачислением по армии и с сохранением обер-полицмейстерского содержания, т.е. по 7 т. рублей в год пожизненно. По прибытии в Киев, где временно изволил находиться Государь Император, Его Величество подарил Трепову все земли упраздненного жандармского полка, которым прежде Трепов командовал. Земли эти оценены в огромную сумму, и подарок этот послужил началом огромному богатству Трепова. Трепов фотографировал себя с повязкой на лбу, и с нею же представлялся Государю в Киеве» [14].

Интересно, что автор комментариев к «Солдатской песне» вполне четко указывает на источник «таинственно возникшего значительного состояния» [15]. Последствия контузии оказались столь серьезными, что в послужном списке появляется следующая запись: «от таковой контузии постоянно страдает болью головы, для излечения которой, Военный Министр изволил разрешить, вместо каски, носить во всякое время фуражку» [16]. Вспыльчивость Федор Федоровича отмечают многие его современники, но возможно это было, следствием полученного ранения в голову, и эта рана была далеко не последней…

По возвращении из отпуска, генерал-майор Трепов состоял при командующем войсками Киевского военного округа, а затем в сентябре 1863 г. был назначен начальником 3-го округа Корпуса Жандармов. Известность и популярность Федор Федоровича в России растет. Вот какие строки о встрече с ним оставил князь Мещерский в письме к Великому Князю Александру Александровичу: «В Полтаве встретился с одним из героев нашего времени, генералом [Ф.Ф.] Треповым, который едет в Варшаву из Киева, где оставляет умирающую от чахотки жену и девять человек детей, а сам спешит на царскую службу с самоотвержением доблестного гражданина. Он пробыл в Варшаве два дня пред тем, чтобы представиться Государю, и в эти два дня совершены были 4 убийства среди белого дня. С его правами, начальником жандармского округа и всей полиции, он надеется в скором времени восстановить если не полное спокойствие края, то по крайней мере безопасность жителей и присутствие Русского Правительства в Варшаве!» [17].

Едва успел он прибыть в Варшаву, как пять преступников, совершили покушение на его жизнь. Вот как описывает это событие Д.А. Милютин: «… в самой Варшаве произошло новое злодейство - покушение на генерал-майора Трепова. С самого приезда своего в Варшаву он уже был обречен на смерть подпольным Жондом; несмотря на то, он продолжал ездить по городу один, без конвоя и каждое утро имел обыкновение ходить пешком с дочерью из Брюлевского дворца в православный собор молиться за упокой души недавно скончавшейся супруги. 21 октября в 9 часов утра пятеро негодяев подстерегли его в Сенаторской улице, один из них бросился на Трепова с намерением нанести удар топором по голове. К счастью, топор скользнул и только задел немного ухо. Трепов, обернувшись, схватил злодея за ворот, вырвал из его рук топор и нанес ему три раны. Проходившие в это время офицер и писарь помогли Трепову задержать злодея; другие сообщники последнего убежали, побросав свои кинжалы; но один из них также был вскоре арестован. Все они оказались ремесленниками, завербованными подпольным Жондом. Оба захваченные были по приговору суда повешены 31 октября на Театральной площади, близ самого места происшествия» [18].

Ранение не лишило генерала Трепова возможности продолжать службу и в декабре того же 1863 г. он назначается генерал-полицмейстером в Царстве Польском. В январе 1865 г. Федор Федорович зачисляется в свиту Его Величества, а в апреле 1866 г., после покушения на Императора Александра II Дмитрия Каракозова, становится С.-Петербургским обер-полицмейстером.

«В противоположность своим предместникам, Трепов прошел в должности варшавского генерал-полицмейстера большую практическую школу и явился в Петербург с запасом богатого опыта. Он очистил состав полиции, переименовал и обставил ее чинов прилично в материальном отношении, а во главе своей канцелярии поставил просвещенного юриста С.Ф. Христиановича – человека «судебного» в душе и гуманного по сердцу, который в свою очередь сумел поручить отдельные части управления градоначальника лично выбранным им деятелям, чуждым прежней рутины. Подвижной, энергичный, деятельный, во все входящий, доступный и участливый к нуждам обращавшихся к нему лиц, Трепов вскоре стяжал себе между простым народом чрезвычайную популярность. Очень мало подходя под тип поверхностных военных бюрократов, которых, к сожалению, в то время было немало, - обязанный своим положением не связям и происхождению, он умел проявлять в некоторых случаях значительную независимость характера. Эти его свойства, а также доверие к нему Государя и широкие милости, ему оказанные, делали его бельмом на глазу многих представителей служебных сфер, где господствовала праздная официальная болтовня и топтание на месте. Вообще, несмотря на некоторые свои недостатки, это был живой человек среди «поваленных гробов», какими являлось большинство тогдашних сановных администраторов. Для квиетизма тех из них, кому было суждено приходить с ним в служебное прикосновение, он был в своей кипучей деятельности своего рода явным укором. Inde irae! Его не любили, боялись и злословили, распуская на его счет разные некрасивые легенды…» [19].

Двенадцатилетняя деятельность Федора Трепова в Петербурге была отмечена многими преобразованиями в жизни столицы. Стиль его работы открытость и гласность. Жители столицы извещаются, что «Санкт-Петербургский Обер-Полицмейстер делает известным, что он принимает лиц, желающих обратиться к нему с прошениями, по вторникам, четвергам и субботам от 9 до 11 часов утра, а по делам важным и спешным во всякое время» [20].

Благодаря настойчивой энергии нового руководителя последовала полная реорганизация полиции, были увеличены оклады полицейским чинам, создана речная полиция. Последовательно проводились в жизнь меры по поднятию уровня дисциплины и ответственности среди всех чинов полиции, как рядового, так и офицерского состава. Знаменитый приказ о взятках и коррупции в полиции произвел в столице эффект разорвавшейся бомбы: «Во всеподданнейшем докладе моем о необходимости и способах преобразования столичной полиции я счел долгом, между прочим, представить Его Императорскому Величеству, что чины полиции, получая скудное содержание, по необходимости существуют приношениями от частных лиц, известными под именем праздничных денег. При этом выражено мною, что такой порядок вознаграждения служащих роняет достоинство полиции в общественном мнении, стесняет чинов ее в преследовании нарушений закона, поставляя их в зависимое от частных лиц положение, словом составляет неизбежную причину нравственного растления полиции и источник глубокого зла.

Государь Император, признав этот взгляд на праздничные деньги вполне основательным, Высочайше соизволил на увеличение содержания чинов полиции в такой мере, что скромное безбедное существование на службе сделалось для них возможным и потому самому, безукоризненное исполнение долга безусловно обязательным. Таким образом не одно вымогательство, но и принятие ими добровольных от частных лиц приношений становится уже в настоящее время преступлением и будет преследуемо мною со всею строгостью.

Я надеюсь, что сами чины полиции, дорожа своим достоинством, сознают вполне все превосходство настоящего служебного своего положения и не пожелают снова подчиниться тяжелой зависимости от частных лиц, служить выгодам лиц, и притом достаточных, а не делу. Поэтому настоящий приказ мой предназначен не для всех чинов вверенной мне полиции, а только для тех из них, которые могут, как и во всякой другой среде, явиться в составе полиции, как прискорбное исключение из общего состава служащих. Приказ этот еще более предназначается для того, чтобы он, по объявлении его во всеобщее сведение, все обыватели столицы могли знать, что чины С.-Петербургской полиции поставлены ныне в такое положение, что не нуждаются более в особых не официальных средствах к своему существованию и что поэтому всякое по случаю наступающих праздников предложение им подарков, будет служить не только явным признаком неуважения к высокому назначению полицейской деятельности, но и прямым оскорблением лица, избравшего это поприще» [21].

Одним из важных дел на посту обер-полицмейстера столицы стало создание первого подразделения сыскной полиции Российской Империи, которое была учреждено в Санкт-Петербурге 31 декабря 1866 г. В докладной записке Ф.Ф. Трепова говорилось: «Существенный пробел в учреждении столичной полиции составляло отсутствие особой части со специальной целью производства исследований для раскрытия преступлений и изыскания общих мер к предупреждению и пресечению преступлений. Обязанности эти лежали на чинах наружной полиции, которая, неся на себе тягость полицейской службы, не имела ни средств, ни возможности действовать с успехами в указанном отношении. Для устранения этого недостатка и предложено учредить Сыскную полицию» [22].

1 марта 1873 года, с учреждением в Петербурге градоначальства, обер-полицмейстер Трепов назначается петербургским градоначальником.

Только при нем Петербург стал аккуратно освещаться, были исправлены мостовые, мосты через Неву стали во время наводиться, а улицы надлежащим образом и вовремя очищаться от снега. Благодаря личным стараниям градоначальника и активности просвещенных жителей всех сословий, город украсился красивыми общедоступными парками и скверами. Приведем репортаж об открытии одного из них: «Сегодня, 1-го мая, открыт для публики новый сквер на Чернышевой площади. Открытие происходило в присутствии г. градоначальника, генерал-адъютанта Ф.Ф. Трепова, директора департамента общих дел министерства внутренних дел Н.Н. Мансурова и еще некоторых почетных лиц. Чернышева площадь до 1-го минувшего апреля представляла весьма неприглядный вид. Она была стоянкой нескольких десятков ломовых извозчиков и неразлучных с ними нечистот, порчи воздуха, русской непечатной речи, шуток в виде потасовок, драк из-за нанимателей и т.п. Все это уже давно вызывало неудовольствие начальства находящихся на этой площади министерств внутренних дел и народного просвещения и многих частных лиц, воспитывающих в 6-й гимназии (помещающейся в здании последнего министерства) детей своих, которые, при отправлении к занятиям и выходе из гимназии, невольно становились свидетелями сцен у колод ломовых извозчиков. Личными стараниями генерал-адъютанта Трепова неудобство это теперь устранено.

С.-петербургский 2-й гильдии купец Григорий Ефимович Буров и отставной коллежский секретарь Андрей Алексеевич Суслов предложили пожертвовать: первый 3.000 и второй 2.000 руб. на устройство сквера. По испрошении на это высочайшего разрешения, 1-го минувшего апреля приступлено было к работам, которые по проекту и под руководством заведывающего техническою частью управления градоначальника, инженер-полковника К.И. Мровинского и под личным наблюдением и заботами местного участкового пристава, майора Я.Я. Ланге, подвигались вперед с невероятною быстротою. В течение одного месяца была разобрана мостовая, разрыта на 1 ½ арш. в глубь почва (состоящая из слежавшегося строительного мусора), навезено земли до 2-х аршин, утрамбованы дорожки и обложены дерном; посажено более сотни деревьев, из которых некоторые вышиною достигают до 4 сажен; наконец сквер обнесен изящной решеткой – и все это в 30 дней!

Нужно отдать полную справедливость необыкновенной энергии и распорядительности строителей!

Деревья для сквера покупаемы были у частных лиц и выкапывались вместе с нерастаявшею землею. Посадкою их заведывал садовод А.Я. Теллос.

Решетка приобретена случайно в складах железа, помещающихся сзади здания министерства внутренних дел. Она весьма изящного рисунка и куплена чрезвычайно дешево – 16 р. за сажень с постановкою, между тем как такого же достоинства решетка стоит на заводе Сан-Галли 34 р. за сажень.

Как мы слышали, смета на устройство Чернышевского сквера составлена была в техническом комитете министерства внутр. дел на 16.000 р., но так как имелось в виду пожертвование лишь в 5.000 р., то при работах соблюдалась самая строгая экономия и выискивались средства для удешевления по возможности стоимости как материалов, так и работ и сквер стоит только 5.000 р.

Сквер разбит на несколько клумб. По дорожкам расставлены скамейки, тоже устроенные хозяйственным, весьма дешевым способом. Они обошлись по 4 р. штука (в продаже стоят minimum по 7 р.). Вокруг сквера будет устроен плитный тротуар, а весь камень, снятый с площади, останется в пользу города. Таким образом, пока дума наша думает и собирается, город, без ее участия получает совершенно даром новое, весьма полезное и изящное украшение, за которое не раз будут благодарить нашего энергического градоначальника живущие вблизи Чернышевой площади.

Торжество открытия сквера было чрезвычайно скромное. По прибытии Ф.Ф. Трепова, священник министерства народного просвещения совершил молебствие с водосвятием; затем Федор Федорович собственноручно посадил молодой дубок, в чем ему помогал и Н.Н. Мансуров; потом несколько лиц поздравили виновника торжества, фотограф Бутримович снял вид сквера с присутствовавшими на торжестве и входы сквера радушно открылись для огромной массы детей, которые с радостным криком бросились скакать по дорожкам.

Впоследствии сквер украсится хорошеньким фонтаном, но это вопрос еще пока не решенный» [23].

Достаточно странным можно считать заключение современного биографа Федор Федоровича о том, что «…со стороны петербуржцев преобладало негативное отношение к Трепову» [24]. По какой шкале измерялось это отношение? Социологических опросов тогда не проводили и рейтинги популярности не замеряли. Но вот ситуация описанная А.Ф. Кони: «Хозяин дома в Басковом переулке, в котором помещалась моя скромная квартира, затеял надстройку этажа и еще с зимы почти совершенно заставил подъезд штабелями кирпича, оставив лишь узкий проход, в котором трудно было двигаться вдвоем, не запачкавши верхнего платья. Протесты жильцов оставались без последствий. Но вот приехал Трепов, и, конечно, немедленно об этом было дано знать участковому приставу, который еще за год перед тем, извиняясь, что запоздал исполнением моего делового поручения, показывал мне лаконическую телеграмму градоначальника, относившуюся к знаменитому «деланию весны»: «убрать и сколоть снег и лед в три дня. Повторять не стану, взыскать сумею. Трепов». Градоначальник пробыл у меня около сорока минут, но, когда мы вышли, перед подъездом не только не было штабелей кирпича, но даже место, где они находились, не носило никаких следов их пребывания и на нем свободно стояла знакомая всему столичному населению пролетка Ф.Ф. Трепова, запряженная парою лихих коней в пристяжку. Я просто диву дался» [25]. Здесь самим можно сделать вывод о том, как после этого события относились к Трепову: 1. Жильцы дома, 2. хозяин, 3. пристав, 4. лица убиравшие кирпичи. Наверно по-разному…

Да у первого градоначальника Петербурга было много завистников, недоброжелателей и врагов, но кем были эти «петербуржцы»? Нерадивые и коррумпированные полицейские, лишившиеся незаконных источников доходов и изгнанные со службы, домовладельцы вынужденные платить штрафы за ненадлежащее состояние территорий вокруг их собственности и не желающие нести расходы по благоустройству города, высокопоставленные сановники, сами являющиеся домовладельцами и завидующие человеку всего добившегося своей службой. Но никак не сотни тысяч простых горожан, быть может, не знавшими кто стоит за многими улучшениями их повседневного быта, но ощущавшими позитивные изменения в своей жизни. «Когда цена на дрова в столице подскочила с 4 руб. до 7-ми,чтоударило, прежде всего, по беднейшим жителям, (Трепов) распорядился закупить необходимое количество дров и продавать по старой цене...» [26].

Еще одно наблюдение и оценка его деятельности: «Ген. Трепов уже не раз предлагал мне посмотреть устроенную им больницу для душевнобольных в строениях прежнего Земледельческого училища, за Черной речкой. Сегодня мы с ним поехали туда в 1 ч. пополудни и возвратились к обеду. Кроме больницы для умалишенных, там же поблизости устроены и бараки для обыкновенных больных, по недостаточности мест в городских больницах. Оба заведения нашел я в прекрасном виде: строения деревянные, но удобные, содержатся чисто, в порядке. Заведениями этими Трепов может похвастаться. Надобно отдать ему справедливость, что он делает много хорошего для населения петербургского, особенно для бедного люда и страждущего человечества. Деятельность этого человека изумительна» [27].

Будучи петербургским градоначальником, Ф.Ф. Трепов оказал существенное содействие открытию в педагогическом музее в 1871 году народных чтений, научных и духовных. Идея этих чтений встречала сильное противодействие, и только благодаря просвещенной настойчивости генерала, состоялся опыт четырехмесячных народных чтений, после чего стало возможным дальнейшее их распространение по всей империи.

Напомнить о полной безграмотности Трепова, считал обязанным каждый уважающий себя советский историк. Еще бы, такой факт трудно оставить без внимания, в слове из трех букв – четыре ошибки и источник авторитетный Анатолий Федорович Кони: «Трепов с трудом мог написать несколько строк, делая в слове, состоящем из букв, четыре ошибки («есчо», то есть еще); в литературе признавал только «Полицейские ведомости» и ни в какие фамильярности с подчиненными не вступал» [28]. Казалось бы, все яснее некуда, но вот что настораживает. «Воспоминания о деле Веры Засулич» откуда взяты эти строки впервые были опубликованы в 1933 г., спустя 6 лет после смерти автора, и из них непонятно, сам автор наблюдал этот орфографический пассаж или это очередное воспроизведение одного из многочисленных слухов и сплетен про градоначальника. А вот еще Кони, но датируемый 1912 г.: «У меня сохранилось несколько его записок о том или другом виде помощи разным несчастливцам, записок, в которых одновременно сказывалось и его участие к человеческому горю, и его враждебные отношения с орфографией, подавшие повод его хулителям утверждать, будто бы он умеет делать в слове, состоящем из трех букв, четыре ошибки (еще – исчо)» [29]. Здесь все гораздо яснее: с орфографией у Трепова действительно были проблемы, но прямых доказательств четырех ошибок в слове из трех букв ни А.Ф. Кони, ни другие современники Федор Федоровича не приводят…

Границы и сферы деятельности обер-полицмейстера, а впоследствии градоначальника северной столицы впечатляют: от предписаний по оказанию помощи лицам, находящимся в нетрезвом состоянии в зимнее время, до решения деликатных вопросов в связи расследованием преступлений в высших аристократических кругах и самой Императорской Фамилии, от мер по защите населения от нападений бродячих собак, до решения сложных задач по обеспечению личной безопасности Императора.

О деятельности Ф.Ф. Трепова в этот период интересное суждение оставил один из его подчиненных Фома Фердинандович Дубисса-Крачак, человек критического склада ума, которого сложно заподозрить в необоснованных симпатиях к своему суровому, но справедливому начальнику: «Таких градоначальников долго будет дожидаться Петербург; Трепов был не заурядный человек, а положительно гений, и если он проявил дар свой только на должности с.-петербургского градоначальника, то лишь потому, что по этому пути направилась звезда его; на сяком другом пути он был бы столь же заметен» [30].

Помимо многочисленных обязанностей по поддержанию порядка и спокойствия в столице, градоначальник отвечал и за безопасность Государя Императора. Время было неспокойное, зловещая тень революционного терроризма накрывала Россию. И решение этой нелегкой задачи успешно выполнялось Треповым. Хотя иногда приходилось очень непросто…

«Император Александр II, по словам Трепова, очень ценил его службу и относился к нему всегда при личных докладах милостиво и внимательно. Но вдруг, беспричинно, стал к нему сух и выражал недовольство, причины которого, однако долгое время не высказывал ему, что страшно терзало внутренне Трепова, и он решился при докладе спросить императора, что за причины выраженного государем недоверия и недовольства. Государь, находясь в отдалении от него, выразил Трепову, что он был передатчиком императрице сношений и свиданий его с княжною Долгорукою. Это настолько возмутило Трепова, так как сообщение государю об этом было ложно и несправедливо, что он, Трепов, «наступая» на государя, оправдывался энергично и высказал следующее:

- Неужели вы, государь, изволите думать, что вы, выходя из Зимнего дворца по вечерам с приподнятым воротником шинели и следуя по Дворцовой набережной в Мошков переулок в дом Алексеева, при входе в квартиру, освещаемую красным, овальной фигуры темным стеклом, остаетесь незамеченным и неузнаваемым встречающими вас лицами?

Далее Трепов высказал государю, что он по своей должности обязан охранять его жизнь на улицах и знать, где государь находится в столице в каждый момент, а потому государя сопровождают каждый раз его, Трепова, агенты-охранники, которым вручается всецело жизнь государя. После этого и других доводов Трепова, опровергающих дошедшее до сведения государя ложное сведение о докладе и сообщении им императрице, - государь смягчился настолько, что извинился, обнял и поцеловал Трепова, после чего немилости более не выражал при докладах» [31]. Здесь необходимо отметить тот факт, что за время руководства столицей Ф.Ф. Треповым, на Императора не было произведено ни одного покушения в Санкт-Петербурге.

Для жителей города не редкостью была картина, когда вечером, после окончания представления в Мариинском театре, Трепов перед выходом Государя садился в свою классическую пару, запряженную белой и вороной лошадьми с зычным кучером, и стоя несся впереди царского экипажа. Всех встречных он пронизывал зорким и проницательным взглядом, и ничто не могло ускользнуть от его внимания: «Как теперь вижу несущуюся пару на отлете и на ней небольшую [32] фигуру Трепова; завидя меня у моста, он ни разу не проехал, чтобы не предупредить о следовании за ним государя: «сзади на одной», крикнет он, вернее, не крикнет, а шепнет, но так, что это предупреждение можно было принять и за крик и за шепот, и как бы ни назвать то тревожное волнение, оно, исходя из взволнованного сердца, возбуждало такое же волнение; эти два слова выражали всю заботливость, вся горячность, проявлявшуюся у Трепова при охранении монарха» [33].

Покушению Веры Засулич на жизнь градоначальника и обстоятельствам, ему предшествовавшим посвящено немало различной литературы. В ней Трепов представляется бесчеловечным жестоким реакционером и взбалмошным самодуром, оправданно заслужившим смертную казнь от рук террористки.

13 июля 1877 г. Ф.Ф. Трепов приехал в десять часов в дом предварительного заключения, где встретил на дворе гуляющих Боголюбова и арестанта Кадьяна. Оба поклонились градоначальнику, но когда, обходя двор вторично, они снова поравнялись с ним, Боголюбов не снял шапки. Чем-то взволнованный еще до этого, Трепов подскочил к нему и со словами: «Шапку долой!» - сбил ее с головы Боголюбова. Арестант оторопел, но заключенные, сидевшие почти все политическим статьям и смотревшие на Трепова из окон, подняли крик, став протестовать. Выведенный из себя Трепов приказал высечь Боголюбова и уехал из дома предварительного заключения. Экзекуция была произведена не сразу, а по прошествии трех часов. Такова общая канва истории, довольно по-разному интерпретируемая в мемуарной литературе и исторических исследованиях посвященных этой теме. Далее обратимся к «Воспоминаниям» А.Ф. Кони: «14 июля днем ко мне приехал Трепов, узнать, отчего я не хотел у него обедать накануне. Я откровенно сказал ему, что был и возмущен и расстроен его действиями в доме предварительного заключения, и горячо объяснил ему всю их незаконность и жестокость не только относительно Боголюбова, но и относительно всех содержащихся в доме предварительного заключения, измученных нравственно и физически долгим и томительным содержанием, которое и сам он не раз признавал таковым, собираясь даже жаловаться государю на переполнение тюрьмы политическими арестантами. Трепов не стал защищаться, но принялся уверять меня, что он сам сомневался в законности своих действий и поэтому не тотчас велел высечь Боголюбова, который бы ему будто бы нагрубил, а поехал посоветоваться к управляющему министерством внутренних дел князю Лобанову-Ростовскому, но не застал его дома. От Лобанова он направился к начальнику III отделения Шульцу, который, лукаво умывая руки, объявил ему, что это – вопрос юридический, и направил его к графу Палену. До посещения Палена он заходил ко мне, ждал меня, чтобы посоветоваться как со старым прокурором, и, не дождавшись, нашел в Палене человека, принявшего его решение высечь Боголюбова с восторгом, как проявление энергичной власти, и сказавшего ему, что он не только не считает это неправильным, но разрешает ему это как министр юстиции… Несколько смущенный этой не совсем ожиданной поддержкой Палена и, быть может, желая услышать совершенно противоположное, чтобы с честью выйти на законном основании из ложного положения, он, Трепов, снова зашел ко мне, но меня не было…

Медлить долее было неудобно, надо было выполнить то, что он пообещал в доме предварительного заключения, и полицмейстеру Дворжицкому было поручено «распорядиться». «Клянусь вам, Анатолий Федорович, - сказал Трепов, вскакивая с кресла и крестясь на образ, - клянусь вам вот этим, что если бы Пален сказал мне половину того, что говорите вы теперь, я бы призадумался, я бы приостановился, я бы иначе взыскал с Боголюбова… Но, помилуйте, когда министр юстиции не только советует, но почти просит, могу ли я сомневаться? Я – солдат, я – человек не ученый, юридических тонкостей не понимаю! Эх, зачем вас вчера не было?! Ну, да ничего, - прибавил он затем, - теперь там уже все спокойно, а им на будущее время острастка… Боголюбова я перевел в Литовский замок. Он здоров и спокоен. Я ничего против него не имею, но нужен был пример. Я ему послал чаю и сахару. А в доме предварительного заключения теперь все успокоились» [34].

Как видим, история с «жестокой расправой» над революционерами выглядит несколько не так, как привыкли повествовать о ней советские историки. Никакого самоуправства и самодурства не присутствует, скорее наоборот, присутствует желание соблюсти все формальности закона: «По всем возникавшим на практике вопросам, имевшим какое-либо отношение к деятельности судебного ведомства, Трепов не принимал решения, не прислав своего помощника, генерала Козлова, посоветоваться со мною, и был всегда благодарен за указание ему пути, согласного с тем, что, по его любимому выражению, «гласит закон». Я имею основание быть убежденным, что если бы я занимал еще должность прокурора в июле 1877 года, Трепов без труда согласился бы отказаться от своего, чреватого последствиями, намерения, приведшего к процессу Веры Засулич» [35].

24 января 1878 г. военный министр Российской империи Д.А. Милютин оставил в своем дневнике следующую запись: «- Приехав утром во дворец к докладу, я узнал о случившемся за четверть часа пред тем происшествии с генералом Треповым. В обычный час приема просителей какая то стриженая девица (одна из так называемых «нигилисток») выстрелила в Трепова из револьвера и нанесла ему серьезную рану в бок. Ген. Мезенцев приехал доложить государю, что поступок этот объясняют местью за какого то студента Боголюбова, которого Трепов высек еще в прошлое лето, когда тот содержался в тюрьме. После доклада я сейчас же поехал навестить раненого и нашел его лежащим на кушетке среди нескольких хирургов, ощупывавших рану и пропускавших дренаж; все двери были настежь; множество народа в комнатах: ходили, разговаривали, не похоже было вовсе, что мы у постели больного, только что раненого. Он говорил со мною, хотя на лице видны были физические страдания. Говорят, рана тяжелая и не безопасная» [36].

А вот творение «драматурга и историка» Э. Радзинского: «Так что выстрел получился нелепым. Как записано в протоколе: «Арестованная нанесла генерал-адъютанту Трепову рану в полость таза пулею большого калибра». Попросту – угодила в задницу генерала» [37]. На подобные вещи можно было бы махнуть рукой, что взять с драматурга, но вызывает глубокое сожаление, что сей исторический ширпотреб, снабженный подзаголовком «документальный роман», обильно вбивается в головы и сознание граждан нашего Отечества. У В.С. Пикуля появились достойные преемники…

Физические страдания от последствий тяжелого ранения усугублялись страданиями нравственными. Можно только предполагать какие чувства испытывал старый солдат после вердикта присяжных, но внешне Трепов был совершенно спокоен: «Он твердил, что «благодарит бога» за оправдание Засулич, так как не желал и не желает ей зла, но тут же, рядом, с недоумением спрашивал, что он сделал присяжным и за что они его так жестоко оскорбили своим приговором? «Я хлопотал всегда о пользах города и благоустройстве его – и вот теперь награда…» - твердил он с видимой горечью и снова возвращался к тому, что был рад, услышав об оправдании, и при первой вести о нем будто бы даже перекрестился, сказав: «Ну, и слава богу!» [38].

Личная обида на несправедливый оправдательный приговор террористке и восторженная истерия части общества по этому поводу отнюдь не играли здесь главной роли. Чуткий ум государственного труженика предвидел роковые последствия общественных «нигилистических» умонастроений, завершившихся гибелью Царя-Освободителя 1 марта 1881 г. Вот какое суждение по этому поводу оставил известный русский художник А.П. Боголюбов: «Был я также хорошо знаком с семейством градоначальника Петербурга генерал-адъютантом Ф.Ф. Треповым, но сошёлся ближе во Франценсбаде, где под березками, составляющими особенность этой местности, велись преинтересные разговоры. Как жаль, что такие бывалые люди не ведут своих записок, ибо его время служения как в Варшаве, так и в Петербурге дало бы славный очерк времени царствования Александра II и той смутной поры брожения умов и поступательной вольницы, которая привела к кровавой катастрофе нашего доброго царя. Из рассказов Ф.Ф. Трепова видно, как народился у нас нигилизм, который, будь он уничтожен крутою мерою в начале, не имел бы тех пагубных последствий и расшатанности, при которой суждено было вступить нашему незабвенному императору Александру III» [39].

Когда Император Александр II навестил раненого градоначальника, тот на слова участия Государя ответил: «Эта пуля, быть может, назначалась вам, ваше величество, и я счастлив, что принял ее за вас» [40]. Считается, что Императору не понравились эти слова, так ли это сказать сложно, прямых документов проясняющих эту ситуацию не имеется, все вновь сводится к стандартным: говорят, будто бы и т.д. Случайно или закономерно, но после того, как Трепов покинул свой пост, на Государя началась настоящая охота с помощью пуль и взрывчатки, а система безопасности оказалась несовершенной и уязвимой…

И здесь вновь любопытно обратиться к воспоминаниям Ф.Ф. Дубиссы-Крачака высказывающим весьма интересное суждение о трагедии 1 марта и Трепове: «Покойный Ф.Ф. Трепов счел бы за оскорбление, за наказание для себя, если бы помимо его сопровождение государя в поездках по городу было поручено кому-либо другому, а не лично ему. И, конечно, Трепов не дозволил бы государю осматривать раненого казака, а если уже это и было непременным желанием царя, то сумел бы охранить монарха от вторичного покушения, ибо для прозорливого полицианта, каким был Трепов, не было бы ни малейшего сомнения в том, что неудача первой бомбы не есть еще окончание покушения. И эта охрана была так проста и так возможна, даже непреложна, ибо в момент разрыва первого снаряда, из Михайловского манежа возвращалось Константиновское училище юнкеров, участвовавших в зловещем для государя параде в этот день, и стоило только оцепить юнкерами то место, где началась катастрофа, и жизнь государя была бы спасена…» [41].Таково авторитетное мнение человека, почти четверть века служившего в столичной полиции. Никто из многочисленных исследователей 1 марта 1881 г. не рассматривал такой нюанс произошедшей трагедии, а задуматься есть над чем…

Ранение, полученное первым градоначальником столицы Российской Империи при этом покушении, вынудило его оставить свой пост и завершить многолетнюю деятельную службу.

Вот как происходило прощание чинов столичной полиции, со своим «нелюбимым» начальником: «Сегодня же, 6-го мая, выехал заграницу с.-петербургский градоначальник, генерал-адъютант Трепов. За полчаса до отхода поезда, у наружного подъезда императорских комнат, в вокзале петербургско-варшавской железной дороги собралось множество полицейских чинов. Тут были в полной парадной форме полицмейстеры, приставы, их помощники, чины канцелярии градоначальника и между ними редактор «Полицейских Ведомостей», г. Максимов. Заметив эту встречу, генерал Трепов приказал своему экипажу подъехать к общему подъезду, предназначенному для публики. Вся эта масса лиц, явившихся проводить своего начальника, хлынула на платформу и окружила семейный вагон, приготовленный для генерала Трепова. До Берлина его сопровождает один из пользовавших его врачей, доктор Дункан. Кроме того, с ним отправились заграницу сын его, молодой офицер, раненый под Горным Дубняком и одна из дочерей с мужем. Прощанье генерала с подчиненными было довольно трогательно. Генерал Трепов неоднократно повторял: «Благодарю вас, господа, благодарю за все». Впрочем более торжественное прощание происходило третьего дня, 4-го мая, когда чины градоначальства, явясь на квартиру генерала Трепова, поднесли ему адрес. Выразив свое соболезнование по поводу предстоящей разлуки, они просили дозволения ходатайствовать установленным порядком об учреждении стипендии имени его, генерала Трепова, в ремесленной школе на Охте, основанной по почину градоначальника. Для этой цели, служащие по градоначальству и полиции, собрали в своей среде, по подписке, капитал в 6000 р. Генерал Трепов, выразив им свою искреннюю признательность, объявил, что сочувствуя безусловно доброму делу, он, с своей стороны, присоединит к пожертвованному капиталу 3000 рублей» [42]. Выводы, как говорится делаете сами…

Последние годы своей жизни генерал-адъютант Трепов проводил в Петербурге и Киеве. Несмотря на болезни и недуги, благодаря своим связям в столице, он часто помогал многим обращавшимся к нему людям: «Генерал-адъютант Федор Федорович Трепов болел последние годы своей жизни в Киеве, где и умер. Я его посещал и весьма продолжительно иногда беседовал с ним. Этот человек был большого природного ума, но образования и воспитания не нес в себе, но был человек по душе добрый и всегда готовый выполнить просьбу каждого к нему обратившегося, какого бы он звания, происхождения и народности ни был, и во многом успевал ходатайствами и связями своими в С.-Петербурге.

Многое из своей службы Ф.Ф. Трепов рассказывал мне, и я однажды ему сказал, почему он не составит записок из своей продолжительной службы, каковые были бы весьма ценны для истории; на что он мне ответил отрывисто и коротко, что он «не письменный человек» [43].

В мае 1884 года генерал-адъютант Трепов был награжден орденом св. Владимира 1-й степени. Рескрипт Императора Александра III гласил: «Неизменно ревностная служба ваша постоянно обращала на себя внимание в Бозе почивающего Родителя Нашего. Еще в 1863 году, быв призваны на важный пост генерал-полицмейстера в Царстве Польском, вы вполне оправдали возлагавшиеся на вас надежды. Полезные результаты деятельности вашей в этом крае по водворению спокойствия и порядка побудили призвать вас к исполнению обязанностей С.-Петербургского обер-полицмейстера в то время, когда от лица, занимающего эту должность, требовалась напряженная деятельность, соединенная с коренным преобразованием С.-Петербургской полиции. Ознаменовав более чем десятилетнее управление столицею в должностях обер-полицмейстера и градоначальника целым рядом полезных мероприятий по благоустройству и благочинию, вы снискали себе признательное доверие Родителя Нашего. Независимо исполнения прямых ваших обязанностей, вы принимали также живое участие в отличном устройстве учрежденного Нами дома призрения душевно-больных.

Расстроенное здоровье лишило вас возможности продолжать вашу многостороннюю деятельность на пользу столицы.

Признав справедливым выразить вам Наше полное сочувствие как к прежней деятельности вашей, так и к настоящей по должности председательствующего попечителя дома призрения душевно-больных, жалуем вас кавалером императорского ордена Нашего св. равноапостольного князя Владимира 1-й степени, знаки коего, при сем препровождаемые, повелеваем вам возложить на себя и носить по установлению» [44].

Генерал-адъютант Трепов скончался в 6 часов вечера 23 ноября 1889 г. Генерал Новицкий, присутствовавший при вскрытии оставил такие воспоминания: «Когда генерал-адъютант Ф.Ф. Трепов умер, в г. Киеве, то дети его, во главе со старшим сыном Федором Треповым, просили меня присутствовать при бальзамировании тела их отца, с целью удостоверения о нахождении внутри тела покойного пули Засулич, так как по их словам в обществе циркулировали слухи о том, что пулею Засулич Трепов не был даже ранен, и пуля миновала туловище Трепова, заявление которого о ранении пулею было лживо.

Эти циркулирующие слухи были безусловно ложные, распускаемые революционерами. Трепов, действительно, был ранен пулею в левую сторону груди, и пуля по временам опускалась все вниз, по направлению к мочевому пузырю, через что Трепов, в особенности в последние годы, чувствовал сильнейшие боли, от коих он избавлялся несколько только тем, что по совету известного итальянского хирурга носил сделанную этим же хирургом подвязку, каковая, удерживала пулю от опущения вниз, ослабляла давление пули на нервные узлы, отчего он и терпел невероятно мучительные боли, о чем мне и передавал» [45].

Обряд погребения состоялся 26-го ноября 1889 г. в день Св. Великомученика и Победоносца Георгия в фамильном склепе некрополя Выдубецкого монастыря[46]. На протяжении многих десятилетий знак отличия Военного Ордена, за №60435 полученный им в далеком 1831 г., являлся для него одной из самых дорогих наград.

Девизом «За службу и храбрость» смело можно охарактеризовать весь жизненный путь Ф.Ф. Трепова, солдата, истинного патриота и государственного деятеля своего Отечества: «И счастье благоприятствовало Трепову: назначенный на должность с.-петербургского обер-полицмейстера, после покушения Каракозова, он сумел внушить всем и каждому, что повсюду установлен строжайший надзор, и что безнаказанно нельзя не только совершить преступление, но и подготовляться к оному. Попутно с этим, как умный практик, Трепов, насколько хватало у него возможности, следил, чтобы полиция во всех своих действиях со всеми и каждым была обходительна и справедлива; само собою разумеется, что сил у одного человека недостаточно, чтобы все такие требования привились моментально столь обширному составу служащих, но одна уверенность общества в том, что всякое бесчинство полиции, доведенное до сведения Трепова, потерпит сугубое наказание, одна эта уверенность поселила расположение благомыслящих людей к новому начальнику столицы, а в людях злой воли появилась опасливость за дурныя деяния, и они приутихли в боязни» [47].

Таковы некоторые фрагменты яркой и интересной истории жизни Федор Федоровича Трепова, жизни которая ждет своих честных и объективных исследователей.

[1] Все даты даны по старому стилю. Для перевода на новый стиль, нужно прибавлять к датам XIX в. – 12 суток.

[2] Вынос тела генерал-адъютанта Ф.Ф. Трепова // Киевлянин. 1889. 26 ноября.

[3] Носов Ю. Еще раз о деле Засулич и либеральном обществе, как благословили терроризм // Наука и жизнь. 2006. №12. С.74.

[4] Новости и биржевая газета. 1889. 25 ноября, СПб ведомости.1889. 25 ноября, Толмачев Е.П. Александр II и его время: В 2 кн. Кн.2. М., 1998. С.279.

[5] Советская Энциклопедия. Т.26. М., 1977. С.186.

[6] РГИА. Ф.1343. Оп.49. Д.2602. Полный послужной список Генерал-Лейтенанта Трепова. Л.40.

[7] Троицкий Н. Подвиг Николая Клеточникова // Прометей. Историко-биографический альманах. 1972. Т.9. С.75.

[8] Покушения / Три века Санкт-Петербурга. Энциклопедия в 3 т. Т.2: Девятнадцатый век. Кн.5. П-Р. Спб., 2006. С.471.: «В январе 1878 молодая террористка В.И. Засулич выстрелом из револьвера тяжело ранила столичного градоначальника ген.-адъютанта Ф.Ф. Трепова – друга Александра II и внебрачного сына Николая I».

[9] Русский Инвалид. 1889. 25 ноября.

[10] Это происхождение отражено в Полном послужном списке.

[11] Потери русских войск составили 9400 человек. См.: Керсновский А.А. История русской армии в 4 томах. Т.2. М., 1993. С. 70.

[12] Подвысоцкий А. Записки очевидца о событиях в Варшаве в 1861 и 1862 годах. СПб., 1869. С.34-36.

[13] Роткирх. В.А. Солдатская песня 1861 года, с примечаниями современника-очевидца// Русский архив. 1884. Книга 3. Выпуск 5 и 6-й. С.126-127.

[14] Там же. С.120.

[15] Шикман А. Кто есть кто в российской истории. Биографический словарь-справочник. М., 2003. С.553-554.

[16] РГИА. Ф.1343. Оп.49. Д.2602. Полный послужной список Генерал-Лейтенанта Трепова. Л.46.

[17] Мещерский В.П. Письма к великому князю Александру Александровичу, 1863-1868. М., 2011. С 64.

[18] Милютин Д.А. Воспоминания. 1863-1864. М., 2003. С.309.

[19] Кони А.Ф. На жизненном пути.Т.1.Из записок судебного деятеля. Житейские встречи.Спб., 1912. С.205-206.

[20] Ведомости Санкт-Петербургской городской полиции. 1866. №99.

[21] Ведомости Санкт-Петербургской городской полиции. 1866. №269.

[22] Елинский В.И. Становление и развитие уголовного сыска в России. М., 1997. С.33.

[23] Новое Время. 1876. №62.

[24] Длуголенский Я.Н. Военно-гражданская и политическая власть Санкт-Петербурга, 1703-1917. СПб., 2001. С.341.

[25] Кони А.Ф. На жизненном пути.Т.1.Из записок судебного деятеля. Житейские встречи.Спб., 1912. С.212.

[26] Длуголенский Я.Н. Ук. соч. С.341.

[27] Дневник Д.А. Милютина. Том первый. 1873-1875. М., 1947. С. 96-97.

[28] Кони А.Ф. Избранное. М., 1989. С.354.

[29] Кони А.Ф. На жизненном пути.Т.1.Из записок судебного деятеля. Житейские встречи.Спб., 1912. С.207.

[30] Дубисса-Крачак. Из записок петербургского полицмейстера // Исторический вестник. 1903. Т.91. №3. С.914.

[31] Новицкий В.Д. Из воспоминаний жандарма. М., 1991. С.165-166.

[32] Вот вам и «высоченный» Трепов по характеристике Ю. Носова.

[33] Дубисса-Крачак. Из записок петербургского полицмейстера // Исторический вестник. 1903. Т.92. №4. С.199.

[34] Кони А.Ф. Избранное. М., 1989. С. 302-303.

[35] Кони А.Ф. На жизненном пути.Т.1.Из записок судебного деятеля. Житейские встречи.Спб., 1912. С.207.

[36] Дневник Д.А. Милютина. Том третий. 1878-1880. М., 1950. С. 18.

[37] Радзинский Э. Александр II: жизнь и смерть: документальный роман. М., 2008. С.331.

[38] Кони А.Ф. Избранное. М., 1989. С.357.

[39] Боголюбов А.П. Записки моряка-художника // Волга. 1996. №2-3. С.

[40] Кони А.Ф. Избранное. М., 1989. С.314.

[41] Дубисса-Крачак Ф.Ф. Из записок полицмейстера: Воспоминания // Исторический журнал. 1917. Кн.4. С.428.

[42] Отъезд генерала Трепова за границу // С.-Петербургские ведомости. 1878. №124.

[43] Новицкий В.Д. Из воспоминаний жандарма. М., 1991. С.165.

[44] Русский Инвалид. 1889. №262.

[45] Новицкий В.Д. Из воспоминаний жандарма. М., 1991. С.167.

[46] Бублик В.Д. Путеводитель по Киеву и его окрестностям. Киев, 1897. С.160-162.

[47]Дубисса-Крачак. Из записок петербургского полицмейстера // Исторический вестник. 1903. Т.92. №4. С.200.

Дата добавления: 2015-09-04