Беглецы

— Беги, дитя! Кто внушил тебе, что от себя не умчаться?.. Хагар из Саваса был первым, кто побежал. Я расскажу тебе, как это случилось.

История, которую я хочу поведать тебе, есть история о гнусном преступлении. Столь мерзком, что негде ему было больше родиться, кроме как под заботливым крылом грязного города - Саваса - столице всех бед. Ибо Савас есть сам отец пороков. Ибо Савас есть сам отец слыханных и неслыханных злодеяний. Молча наблюдает он за ними. Молча наблюдает и бездействует.

Преступление, о коем пойдёт речь, свершено было не против закона, но против совести. А совесть есть для всякого высший суд. И горе тем, у кого её нет. И горе тем, у кого её в избытке.

Той ночью случилось юной деве припоздниться домой. Она ступала по запутанным лабиринтам Саваса. Кривым, как морщина на лице, искажённом животным гневом. И встретили её трое.

При свете дня каждый из них являл обществу добропорядочный лик. Но судьба их сложилась не в благополучии. С отрочества им случилось нести в своём сердце сомнение. И сомнение то стонущей язвой гнобило их мужественность. И время от времени приходилось им утверждать в себе самих себя, дабы умерить сию язву. Но та всякий раз возвращалась.

Так решили они: ныне заплутавшей красе надлежало укрепить пошатанные стержни их уверенности. Дабы все трое разубедились в своей слабости, что мешала им жить жизнью почтенных и добрых граждан Саваса. И каждому дева обязана выплатить честью своей. Так решили они.

Трое схватили её. Но на счастье девицы трое других шли той же дорогой домой.

То был Хагар. То был Амут - младший брат Хагара. И то было Малодушие - вечный незримый спутник Хагара.

Трое других услыхали рыдания и крики несчастной. Трое других остановились под тенью каменного здания, и таков был их разговор:

- О презренен Савас, и гадки выродки его! Скорей, Хагар, эта дева нуждается в нашей смелости!

- Постой, Амут! Или не видишь ты, что злодеев трое, когда как мы с тобой лишь вдвоём? Бесспорно, несчастная нуждается в помощи. Но разве чем-то поможем мы ей, сложив наши головы на этой улице? Поверь, мне не меньше, чем тебе, противен их поступок, но мы не в силах ничего изменить. Пусть же берут, что хотят, и уходят, покуда все живы.

А несчастная кричала, пока трое выламывали ей руки и рвали платья. А Малодушие спокойно стояло за спиной неизменного спутника своего. И обратил взор окон своих Савас на вершащееся преступление. И наблюдал. И бездействовал.

- Их трое, а мы с тобой только вдвоём. Но на нашей стороне правда, а значит, число уровнялось, - изрёк Амут, не знавший о Малодушии брата. - Так выйдем пока не поздно на свет и отпугнём нашей храбростью сих мерзких крыс, что не погнушались чистотой своих имён пойти на такое злодейство!

И вышел Амут на свет фонаря. И крикнул грозно. И оставили трое жертву свою. И убежала та прочь, унося едва не раненую честь.

Кто знает, прав ли был Амут? Под силу ли было праведному лику благородства и смелости уподобиться в ту ночь солнцу, заставляющему прятаться в норы всякую мерзость? Может кто-то и знает, но точно не я. Ибо Хагар не вышел вместе с братом, а лишь сделал шаг назад, и мрак окутал его.

Один против трёх. Исход очевиден.

Трое осклабились и двинули на Амута. Но не выдал Амут им своего страха и только обратил умоляющий взор на брата.

Хагар хотел помочь ему всем сердцем и душой своей, да Малодушие крепко схватило его за руку и удержало на месте. И снова Хагар сделал шаг назад, и мрак гуще окутал его. Амут протянул к брату руку свою. Но тот не вышел на свет и остался во тьме. И глаза его были черны как у демона.

Трое набросились на Амута. Но не сломился Амут, а только обратил мимолётный умоляющий взор на брата, пока отбивался от злодеев.

Двое схватили его под локти, а третий стал награждать тяжёлыми, словно кузнечный молот, ударами, что согнули юношу пополам. Хагар хотел отвернуться, да Малодушие крепко схватило его за подбородок и не позволило отвести взор. И каждый удар, проложив себе путь через глаза Хагара, проникал в его собственное тело и разжигал там страшную боль. Тогда Хагар в третий раз сделал шаг назад, и мрак ещё гуще окутал его. Амут протянул к брату руку свою. Но тот не вышел на свет и остался во тьме. И глаза его были черны как у демона.

Трое жестоко избили Амута. Но не растерял Амут достоинства своего, продолжая гордо держать нос поднятым, а только обратил умоляющий взор на брата.

Двое поставили его на колени, а третий вынул нож. Хагар решил попытаться криком спугнуть их или призвать стражу, да Малодушие крепко стиснуло ему рот холодной рукой. Тогда Хагар в последний раз сделал шаг назад, и мрак окончательно поглотил его. В последний раз Амут протянул к брату руку свою. Но тот не вышел на свет и остался во тьме. И глаза его были черны как у демона.

Амут стоял под уличным фонарём, окружённый палачами своими. Молча наблюдал за ними Савас. Молча наблюдал и бездействовал. И всё видел он, как видел Хагар.

Двое держали Амута, а третий надел на юношу ожерелье из крови. И кровь та утекала к ногам Хагара, и была впитана тенью души его. Ибо именно пролитой крови брата обязан он был тем, что выжил.

И даже когда трое скрылись в пучинах Саваса, Хагар не посмел выйти на свет, чтобы забрать тело меньшего брата своего. Тенями проложил он себе путь домой, где встретила его мать.

Хагар рассказал ей что случилось. Рассказал всё. Без утайки. Рассказал о гнусном преступлении своём. И горько плакала она. Но не прокляла его за Малодушие, что сгубило ей младшего сына. Мать наказала Хагара куда страшней: она простила его. И он не смог смотреть ей в глаза от того, что она простила его.

Ночь истекала. И Хагар не посмел предстать пред рассветом. Если уж не посмел доселе выйти на свет фонаря, то как было ему выйти на свет дневной? И он побежал, пока зарево надвигалось на Савас. И бежал так стремительно, что даже день не успевал догнать его.

Он бежал от солнца вокруг тверди и всех царств земных, всюду оставаясь во тьме. И ночь пропитала его существование. И стал он сродни ей. И не было ему уже пути назад.

Хагар никогда больше не останавливался. Бег стал его обыденностью. И Хагару начало казаться, что сам он стоит на месте, тогда как мир скользит сквозь него.

Ему случалось возвращаться на отчину в Савас лишь свершив очередной круг. И очевидцы утверждали, что с тех пор, как начал Хагар свой ход, не постарел он ни на день. Потому что и не прошло с тех пор для него и дня, а лишь одна нескончаемая ночь.

И Хагар продолжал бежать от своего преступления. Надеялся, что оно отстанет, и потеряется далеко позади. Но вместо этого он лишь убежал от самого себя. И не осталось в нём больше Хагара. Весь Хагар отстал и потерялся далеко позади. А остался только зверь.

Сухая как пергамент кожа, навечно лишённая и солнца, и старости, обтягивала его измождённые бегством кости. И силы свои зверь подкреплял, лишь впиваясь в шеи заплутавших в ночи людей. И жалкая тень его души, впитывала их кровь, как впитала когда-то кровь, пролитую из горла Амута.

И всяк, кто по несчастью выживал после нападений зверя, вскоре вставал и бежал вослед ему так быстро, что ни старости, ни солнцу нельзя было за ними угнаться. И сами они отставали от самих себя. И не оставалось в них больше людей. Как не оставалось ничего из прошедшей жизни, даже рассудка в головах.

Вот откуда берутся беглецы, дитя!

Теперь ты знаешь. Их страшит не столько солнечный свет, сколько своё прошлое. Ибо все они пьют жизнь людей, чтобы вскормить своё существование. И бегут они от чёрных дел своих, гонимые Малодушием, что вечно указывает им путь, лежащий через тени.

И ты беги! Беги, покуда солнце не встало!

— Но если ты говоришь правду, няня, - ответил укушенный отрок, - то уж лучше остаться здесь. Мне не отчего бежать сейчас. Но кто знает, что начнёт гнаться за мной, если я сбегу, как они.

Нянюшка расплакалась и горячо обняла отрока.

Мальчик вышел из дому и отправился встречать рассвет на цветочный холм, где раньше они с дочерью пастуха так любили плясать под пение птиц. И решение его было твёрдым, и дух его был непоколебим. Он остался стоять на вершине холма, когда звёзды покинули небо. Он остался стоять на вершине холма, когда зарозовела линия горизонта. Он остался стоять на вершине холма, когда небеса затянуло предрассветным маревом. И когда первые солнечные лучи больно ударили его своими хлёсткими бичами, он всё также остался стоять. Потому что не было на нём греха, который он не мог бы себе простить.

И солнце встало, и горячо обняло отрока в последний раз. И душа его вспыхнула, как свеча. И кожа пошла пеплом. И он радовался, а радость та выражалась не звонким смехом, но агоническим криком.

И с прахом его ветер танцевал.

Дата добавления: 2015-09-04