Читайте также: |
|
— Суворова, скоро ответы давать. Уже одиннадцать. Вы ведь реакцию проспите!
Дина Григорьевна, встряхнувшись, посмотрела на планшетку. Оттуда сиял желтым цветом светофора отчетливый неутешительный диагноз.
— Ну вот, еще одним сифилитиком в городе больше, — меланхолично отметила вслух Дина Григорьевна, следя карими глазами за плавным движением кленового листа за окном.
…Зазвонил телефон. Альгерис взял трубку. Наташа услышала гортанную речь. Говорила женщина. Говорила громко и взволнованно. Наташа ничего не понимала, но волнение женщины ясно ощущала. Кажется, это грузинский, подумала Наташа. В их отделении лежало много грузин, она часто слышала эту речь. Вот она произнесла: «Ара, ара…» — это по-грузински «нет, нет», вспомнила Наташа. Потом Альгерис что-то ответил ей. Очень тихо, Наташа не разобрала. Смотрел Альгерис при этих словах на нее. Значит, речь о ней. Но более всего ее поразил его голос. Ласковый, нежный голос. Словно это и не он говорил. Наконец разговор был окончен.
— Жена звонила? — поинтересовалась Наташа.
— Я тебе уже говорил, что не женат. — Он положил трубку на доску, задумался. — А твой Ромео что-то давно не звонит. Забыл, что ли, тебя?
— Видимо, занят выполнением твоих условий, — пожала плечами Наташа. — Ты ведь за какую-то женщину просил. Это она и звонила?
— Дура ты, хоть и умная. Кто же из СИЗО звонит? Нет, это другая женщина звонила.
— Так ты любитель женщин? — усмехнулась Наталья. Надо было разговаривать. Отвлекать себя, да и его.
— Я? — Альгерис недобро усмехнулся. — Я ненавижу женщин. Одна молодая сучка посадила меня в свое время на восемь лет.
— И теперь ты мстишь всем остальным? — предположила Наташа. — Благородный, так сказать, мститель!
— Нет, теперь уже не мщу. Хотя был и такой период в моей жизни. А теперь я думаю: что ни делается — все к лучшему. Не было бы отсидки, жизнь сложилась бы по-другому. И я не узнал бы Нино. Нино. Это имя он произносил во время раз говора.
— Ты ее любишь? — тихо спросила Наташа. Альгерис вскинул голову, посмотрел на женщину.
— Я не употребляю таких слов. Но знаю, что отдам за нее все, включая жизнь. Знаю точно. Он уставился в окно.
— Чем же она такая особенная? — спросила Наташа, чтобы отвести его взгляд от неяркого света, проникавшего в помещение сквозь маленький четырехугольник. «Сегодня пасмурно», — почему-то отметила она.
— Всем, — лаконично ответил мужчина. — Она просто особенная, единственная и так далее. Он наконец перевел взгляд на Наташу.
— Все остальные женщины или подлые твари, или страшные дуры. Бывает и то и другое в одном лице.
— Вот как?
— Да, так. Уж поверь мне. Когда мне предстоит какое-либо дело и в качестве фигуранта, выражаясь языком твоего следака, в нем задействована женщина, я заранее уверен в успехе. Да вот взять тебя, к примеру. Ты же мне поверила. Ах, человек умирает… Обхохочешься.
— Я врач, — пожала плечами Наташа, — и обязана помогать больным. Я между прочим клятву давала. Гиппократа, если ты о таком слышал.
— Слышал, слышал. И что, если бы жива осталась, снова побежала бы с незнакомым мужчиной неизвестно кому помощь оказывать?
— Это некорректный вопрос, — опять пожала плечами Наташа. — Спрашивать приговоренного, что бы он делал, если бы остался в живых? Сейчас я тебе отвечу — нет, не побежала бы. Но если бы осталась жива, может быть, побежала бы и в другой раз.
— Ты не останешься жива, так что не мучайся сомнениями, — утешил ее Смакаускас. — Ладно, расскажу тебе еще одну историю. Время у нас есть, — он глянул на часы. — Дело было так. Нужно было внедрить человека в один обменный пункт. По обмену валюты. Обменник этот располагался на территории некоего заведения. И должны были в том обменнике торговать нашим препаратом. Тем, что наверху делается. — Он ткнул пальцем в потолок. — Я знакомлюсь с молодой бабой. Подвожу ее на машине. В машине легче всего знакомиться. Пока едешь, расспросишь, что да как. Замужем, не замужем. Короче, катал я разных баб недели две. Потом попалась эта. Одета плохо. Выясняю, что муж бросил, сама сидит без зарплаты. Ребенок маленький. Дальше — дело техники. Беру телефон. Начинаю встречаться. Привожу ее к себе на квартиру. Шампанское, цветы, постель. Баба влюбляется как кошка мартовская. Потом уговариваю поступить на работу в этот обменник. Говорю, что торговать придется кое-чем запрещенным. Баба, между прочим, учителка. Должна сеять разумное, доброе, вечное. Но она соглашается.
— Ей ведь надо ребенка кормить, — не удержалась Наташа.
— Уже не надо, это уже не ее забота, — усмехнулся Альгерис. — Это я к чему? Казалось бы, образованный человек, грамотный, газеты читает. Вернее, читала. Но поверила, что ей просто за красивые глаза будут бешеные деньги платить. Ну и что? Платили два месяца. А потом в заведении — облава. Нагрянули менты, целая пропасть. Баба заперлась в своем обменнике, сидит — ни гугу. А дальше начинается самое смешное. У меня ключи от ее каморки. Я вхожу, делаю ей знак, чтобы молчала. Эта дура кидается мне на шею. Обнимает… То есть она решила, что я во время облавы только для того и пришел к ней, чтобы слиться в экстазе. — Альгерис рассмеялся. — Даже не обратила внимания, что я в перчатках.
— И что? — Наташа не спускала с него глаз.
— И то. Прямо во время этих объятий я и вкатил ей полный шприц наркоты. Вот сюда, в плечевую вену, — он поднял руку, указывая, куда всадил шприц. — А ты говоришь…
— Да ты герой, — усмехнулась Наташа.
— Помалкивай, — огрызнулся Альгерис, но тут же снова рассмеялся: — Зато какая красивая смерть! В объятиях любимого человека! Послушай, а может, тебя тоже так убить?
— Нет уж, лучше застрели, — серьезно ответила женщина.
В одиннадцать десять кабинет главного врача был заполнен людьми. Самого Михаила Валериановича попросили переждать где-нибудь в другом помещении. Главный врач возмущенно поднял плечи, но вышел.
— Итак, — начал Турецкий, — осталось два корпуса: оба сданы в аренду. Ближе всех к ограде и второму выходу из больницы — корпус, что занимает АОЗТ. Наружное наблюдение показало, что на улице, куда выходят вторые ворота, с самого начала наблюдения стоит синяя «вольво». Номера на машине питерские. Но эта машина — единственная, к которой уже почти четыре часа никто не подходит. Сотрудники больницы ставят свои машины с другой стороны, у главного входа в больницу. Можно полагать, что это машина преступника. Если он рассчитывает в случае опасности воспользоваться автомобилем, логичнее схорониться в ближайшем к выходу корпусе — это корпус, арендуемый АОЗТ. «Новые технологии»? — так оно называется, Вардан Вазгенович?
Мирзоян, страшно гордый, что ему разрешено присутствовать при обсуждении, важно кивнул.
— Хотя в корпусе, где обосновалась строительная фирма, меньше народу. Строители ведь собираются с утра и затем расходятся по объектам.
— Да они у нас и строят на территории. Наши подрядчики.
— Вот что, вы позвоните-ка в тот корпус, Вардан Вазгенович, — может, там и нет никого?
Мирзоян снял трубку белого директорского телефона, набрал номер, включил громкую связь.
— Валентин? — спросил он.
— Вардан Вазгенович! — радостно отозвался молодой голос. — На ловца и зверь бежит!
— А что такое? — стрельнув черными глазками в Турецкого, спросил Мирзоян.
— Да я вам все утро в кабинет названиваю, а вас нет. И ни единого сантехника на месте. Говорят, вы по территории ходите, а вас не поймать. Только что был и ушел. И так во всех отделениях говорят. Я уж всю больницу обзвонил. Турецкий выразительно посмотрел на часы. Мирзоян кивнул.
— Что случилось-то?
— Да труба у нас в подвале лопнула. Малярши за краской спустились, а там весь пол в воде. По щиколотку.
— Когда они спускались?
— Да около девяти. Я и сам там только что был.
— Хорошо, Валя, разберемся, — оборвал разговор армянин и положил трубку.
— Значит, они в АОЗТ, — переглянувшись с Турецким, сказал Гоголев. — У нас осталось тридцать минут.
— Я буду звонить Альгерису, а ты командуй, — кинул Турецкий Гоголеву и ушел во вторую, маленькую комнату, соединявшуюся с кабинетом дверью. Она служила главврачу комнатой отдыха. Александр плотно закрыл за собой двери.
— Думаю, снайпера надо переместить на эту пятиэтажку, — указал Виктор Петрович одному из оперативников. — Смотри, пятиэтажка ближе к корпусу АОЗТ. И хорошо просматриваются задние ворота. Давай команду Руслану, чтобы перебирался, и укажи объект наблюдения. Мужчина кивнул, вытащил рацию, отдал соответствующую команду.
— Второго снайпера посадим на крышу бензоколонки. Вот она, почти напротив ворот, бензоколонка «Нэст». В кабинет вернулся Турецкий.
— Альгериса надо выкуривать из подвала. Он прекрасный стрелок и абсолютно беспощаден.
— Я так и думаю, Саша, — согласился Гоголев. — Смотри, они выходят через вторые двери подвала. Он поведет женщину к воротам. — Распорядитесь, чтобы ворота закрыли для прохода, — кивнул он Мирзояну. Тот пулей выкатился из кабинета, но вскоре вернулся. — В вахтерку сяду я. Отвлеку Смакаускаса разговорами. Вы, ребята, — он кивнул еще троим из своей команды, — идете в корпус. Все так же под видом сантехников. Застряньте у входа в здание, шумите, гремите погромче. Он должен вас услышать. А вы, Вардан Вазгенович, вас я попрошу подняться на второй этаж, туда, где работают люди. Вас все в больнице знают. Вы подозрений вызвать не должны. Наверху не должно быть опасно.
Мирзоян выпятил грудь, которую под пиджаком защищал бронежилет, едва сходившийся на весьма заметном брюшке.
— Я готов рисковать, Виктор Петрович! — сверкнул он черными глазами.
— Тебе, Александр, придется оставаться здесь. Смакаускас знает тебя в лицо.
— К сожалению, — угрюмо бросил Турецкий. В эту минуту по рации поступило сообщение, что снайперы заняли точки наблюдения.
— Снайперы-то не подведут? Надо постараться убрать его до того, как он достигнет своей машины. Там довольно часто подъезжают автомобили на заправку. Могут быть осложнения. И прикрыться машиной ему легче.
— Мой снайпер, тот, что на пятиэтажке сидит, попадает одним выстрелом под основание черепа.
— А его фамилия не Тягунов случайно? — усмехнулся Турецкий [10].
— Нет, его фамилия Далаватов. Он чеченец, представь себе. Хотя уже лет пятнадцать в Питере живет.
— Это вселяет надежду, — еще раз усмехнулся Турецкий. На самом деле он очень нервничал. Альгерис ничего не ответил вразумительного. Наташа держится молодцом. Но чем все это кончится? «Помоги нам, Господи!» — наверное, впервые в жизни помолился Александр Борисович.
— Ну что ж, через десять минут надо начинать. Жди, Саша, — хлопнул Виктор Турецкого по плечу.
— Да уж ждать и догонять — хуже нет, — проворчал Турецкий поговоркой Грязнова. Через пять минут он услышал в рации голос Гоголева:
— Объявляется пятиминутная готовность. И еще через пять минут:
— Начали! Сантехники пошли к зданию!
— А вот и он! — воскликнул Альгерис, глянув на пейджер. — Твой Ромео! Он взял радиотрубку, набрал номер телефона.
— Смакаускас? — тут же послышался голос Турецкого. — Кантурия будет выпущена из СИЗО в тринадцать ноль-ноль.
— Это поздно, — ответил Альгерис.
— Раньше не получится, — жестко отреагировал Турецкий.
— Ну, значит, Наталья Николаевна падет смертью храбрых ровно в полдень, — подмигнул Наташе Альгерис.
— Никуда она не падет. Ты подождешь. Раньше не получается. Но ровно в тринадцать Нина Вахтанговна будет встречать Тамару у «Матросской тишины». Если ты сваляешь дурака, их встреча не состоится. Это все, что я могу тебе обещать. Дай трубку Наташе.
Наташа опять-таки не слышала, что говорится в трубку. Альгерис заслонял ее рукой. Из реплик своего похитителя она поняла, что Турецкий просит отсрочки. Они не могут ее найти! Наташа зажмурилась, поставила себя на место Александра. Конечно! Он боится за нее, он каждую минуту боится за нее. И это ему мешает. Думать. Действовать хладнокровно. Альгерис протянул трубку в ее сторону, не приближаясь к ней.
— Ну скажи что-нибудь. Спой, ласточка, спой.
— Нас не надо жалеть, ведь и мы никого б не жалели… — громко произнесла Наташа. Альгерис отключил трубку, удивленно посмотрел на женщину.
— Тебе бы со сцены стихи читать, а не в подвале сидеть, — усмехнулся он. Наташа замолчала. Перевела дыхание, посмотрела на часы. Одиннадцать тридцать.
Они замолчали. Говорить уже не хотелось. Наташа столько услышала от этого страшного человека, что больше не могла его слушать. Кап… Кап… Кап… Мерные капли опять нарушили тишину подвала.
Затекла спина. Затекла уже другая рука, прикованная к трубе. Она поерзала на своем жестком ложе, растерла свободной рукой поясницу.
— Надоело сидеть? — опять усмехнулся Альгерис. — Немного осталось. — Он посмотрел на свои часы. — А может, тебе в туалет надо? — еще шире осклабился он. «А это мысль, — подумала Наташа. — Может, снимет наручник?»
Она кивнула. Но в этот момент в мерное капанье ворвались посторонние звуки. За дверью подвала (но выше, видимо, у входа в дом) слышался громкий мужской разговор. Альгерис тут же подобрался словно зверь. В один миг он метнулся к женщине, сорвал шарф с ее шеи, сжимая ее горло. Наташа невольно открыла рот, чтобы глотнуть воздуха. В ту же секунду рот ее был перетянут шелковым шарфом, который Альгерис завязал на ее затылке. Затем он в одно мгновение отцепил наручник от трубы и, схватив вторую руку женщины, сковал обе руки.
— Сиди и не рыпайся, — очень тихо произнес Смакаускас, глядя ей прямо в глаза. Он на цыпочках прошел к двери, приник к ней.
— Да здесь надо всю батарею менять. Слышь, Григорий?! — крикнули из-за двери. Но не рядом. Все так же сверху. — Куда весь чемодан-то уволок с инструментом? Да надо Кольке позвонить, чтобы батарею новую приволок, — продолжал кричать мужчина. Ему что-то отвечал другой. Но слов было не разобрать. Потом послышались удары по трубам, которые гулко отзывались в подвале. Заверещал телефон. Альгерис схватил трубку, услышал в ней голос Ильича.
— Что происходит в здании? — зашипел Альгерис.
— Пришли проверять трубы. Перед включением отопления, — очень тихо зашептал в трубку Ильич.
— Это что, облава?
— Нет, нет, — уверенно ответил Ильич. — Ходит главный инженер больницы. Я его знаю. С ним два сантехника. Но он сказал, что они пойдут смотреть подвал.
— Запрети им! — зарычал Смакаускас.
— Ты в своем уме? Как я могу запретить? Я ведь не хозяин здесь.
— Ну… Задержи их наверху под любым предлогом. Скажи — сортир течет или еще что-нибудь. Задержи на пятнадцать минут. Понял? — грозно произнес он.
— Понял. Один из сантехников у входа с батареей возится. Да вот к нему еще один подгреб. Батарею в руках тащит. Я в окно вижу.
— Делай что хочешь, но чтобы пятнадцать минут у меня были! Иначе вторая пуля твоя! «А первая?» — подумала Наташа, и липкий ужас опять разлился по всему ее телу.
Альгерис злобно глянул на нее. Взял «беретту», задумчиво тряхнул ее на ладони, взвел курок. Наташа зажмурилась. Но выстрела не было. Мужчина поставил «беретту» на предохранитель, положил пистолет на доску-столик и начал щелкать кнопками радиотрубки.
— Нино, — тихо проронил он, — как у тебя?
— Я собираюсь ехать за Тамрико! — радостным голосом отозвалась Нина Вахтанговна. — Звонил замгенпрокурора Меркулов. Он сказал, что в час дня она выйдет. Предложил привезти ее сюда. Я отказалась. Ты — молодец!
— Пусть выпустят раньше! — приказал Альгерис.
— Раньше не получается. Все согласовано на тринадцать, — начала заводиться Нино. — Подержи бабу еще час! Я требую! Я прошу тебя, — умоляюще сказала она, — иначе все сорвется. Тамрико не отдадут.
Альгерис сунул трубку в карман. Посмотрел на пленницу. Она отвернулась к окну. По щеке ее текла слеза.
— Ну вот что, — решил наконец он, подходя к Наташе и присев перед ней. — Мы сейчас выйдем отсюда. Будем идти в обнимку. Ты будешь под моим прицелом. Мы должны выйти из ворот и сесть в машину. Это рядом. Три минуты ходу. Чуть рыпнешься, застрелю. Ты уже меня знаешь… Наташа всхлипнула, сжала губы.
— Нет, так не пойдет, — задумчиво проговорил Альгерис. Он быстро подошел к столику, разбил ампулу, вскрыл упаковку со шприцем, набрал в него желтоватую жидкость.
— Давай руку! — приказал он Наташе, схватив ее за руку. Та в ужасе задергалась, мотая головой.
— Дура! Я сейчас убивать тебя не собираюсь, мне выйти с тобой надо.
Все это он говорил скорее для себя, поскольку Наташа, придавленная к стене его могучим телом, не могла сопротивляться. Найдя вену, он пережал ее руку выше места укола. Другой — ловко всадил шприц, ослабил хватку. Жидкость потекла в вену.
— Они выходят, — послышался в рации голос Руслана.
— Хорошо, Руслан. Веди его. Главное — не дать ему дойти до машины.
Вышедшая с дальней стороны здания пара представляла собой довольно странное зрелище. Приличного вида женщина в светлом плаще медленно шла к воротам больницы, то и дело спотыкаясь и покачиваясь. Лицо ее озаряла странная улыбка. Ее тесно прижимал к себе шедший рядом мужчина. Одна его рука была просунута под плащ женщины. Можно было подумать, что он хочет явственнее ощущать тело возлюбленной. Другой рукой мужчина крепко держал даму за руку выше локтя. Он то и дело что-то шептал ей на ухо. Видимо, какие-нибудь нежности. Дама все продолжала улыбаться. Вообще, можно было подумать, что парочка развлекалась в подвале, из которого они вылезли. Что и предположила смотревшая на них со второго этажа одна из сотрудниц лаборатории.
— Совсем обнаглели! — в сердцах бросила она в спину идущим. Будто они могли ее слышать через запертое окно. — Среди бела дня, прямо в подвале! Баба еще и пьяная к тому же. А со спины — приличная. Плащ хороший. А качается как последний извозчик! Тьфу!
Покачивания Наташи очень мешали Руслану. Альгерис, шедший как бы сзади, поскольку держал одной рукой спутницу, а другой — пистолет у ее спины, в оптическом прицеле СВД лишь на полголовы был левее каштановых Наташиных волос. Женщина постоянно качалась, и голова мужчины тоже перемещалась в перекрестке линий прицела. Руслан все старался совместить его белесый затылок с нужной снайперу точкой.
Пара подошла к воротам больницы. Альгерис глянул на калитку и остолбенел. Всегда открытая для людей металлическая калитка была закрыта.
— Откройте ворота, — крикнул он, останавливаясь прямо перед решетчатой дверцей.
— Главврач велел закрыть. А то с заправки люди в больницу шастают. Вон кражи начались, — сварливо говорил кто-то из будки.
— Слышь, мужик, я тебя по-хорошему прошу. Видишь, женщине плохо? А у меня вон машина в двух шагах. Что же мне, ее через весь двор обратно вести? Наташа продолжала качаться.
— А ты давай сюда ее. Может, ей врач нужен?
Альгерис обернулся. Вокруг никого не было. Эта часть территории была самой дальней и пустынной.
— Хорошо, — согласился вдруг он. — Выйди помоги мне. А то она уж падает, мне не удержать.
Из вахтерки показался мужчина. Альгерис одним движением швырнул Наташу вперед, на ограду, направил пистолет на Гоголева. И вдруг дернулся, рука его чуть опустилась. Раздался выстрел, и Гоголев рухнул на колени, ухватившись за стремительно набухавший кровью рукав. Но взгляд Виктора Петровича был устремлен на Смакаускаса, который, чуть качнувшись на крепких ногах, рухнул вперед, подмяв под себя сползавшую по решетке Наташу.
Через минуту со всех сторон к ним бежали люди. Спецназовцы в камуфляже, отсидевшие четыре часа в засаде вокруг здания. Бывшие «сантехники». Из помещения расположенной напротив ворот бензоколонки выскочил Турецкий, неизвестно откуда там взявшийся. Гоголев и Наташа находились в вахтерке. Виктору кто-то из спецназовцев уже перехватывал раненую руку жгутом. Наташа сидела на топчане. Плащ ее был в крови. Она улыбалась, глядя на окружавших и тормошивших ее людей широкими зрачками, делавшими ее серые глаза почти черными.
— Как вы? — вскричал Турецкий, влетая в вахтерку.
— Я нормально, — ответил Виктор. — Пуля насквозь прошла. А Наталью он, гад, обколол чем-то.
— Наташа, Наташа, как ты? Ты прости меня, — бросился к ней Александр. — Это все из-за меня.
Наташа нахмурилась. Посмотрела на Турецкого. Поджала губы, словно сердилась. Даже отвернулась к окну. Александр растерянно замолчал.
— Лаборатория, — наконец вспомнила она. — Лаборатория, которую ты ищешь. Она в том же здании.
Сергей Николаевич Висницкий сидел в рабочем кабинете. Он ничего не делал. Ничего не хотелось. Даже длинноногой секретарши, уже заглядывавшей пару раз в дверь.
— Пошла! — рявкнул он, когда ее остренький носик опять возник в дверях. Носик всхлипнул и исчез.
«Все к чертям собачьим рушится, а тут еще мокрощелка эта! — в сердцах думал он. — Да еще и среди бела дня!» Часы как раз пропикали полдень. Сергей задумчиво посмотрел в окно.
Тамрико засела прочно. Слава Богу, что она молчит. Слава Богу! Но Нино на этой почве просто рехнулась! Чего стоит эта затея с захватом следователя в заложники. Только в воспаленном мозгу могла родиться эта безумная идея! Но попробуй он в тот момент сказать что-нибудь против! Она загрызла бы его в буквальном смысле слова. И кобель ее, Альгерис, помог бы. Утешало только то, что Альгерис сломает шею на этом деле. В этом Сергей не сомневался. Взять «важняка» в заложники, да еще в одиночку! Это не девок шприцами с наркотой приканчивать. И даже не в парадном стрелять. Кстати, менты пистолетик-то нашли. Ищут уже родимого. Так что из Питера Альгерис не вернется, было у Сергея Николаевича такое четкое предчувствие. А он своей интуиции доверял. Но эта же интуиция подсказывала ему, что пора рвать когти. Почему? — спрашивал он себя. С лабораторией все тихо. Он звонит туда каждый день. Есть у него там свой доверенный человек, о котором не знает никто. Даже Вано. Будь какой шорох, сообщил бы. Уезжать без крайней необходимости не хотелось. Разворует все Ильич тот же. Сейчас бы «законсервировать» производство, пока шум не уляжется, а потом по новой… Еще бы годик поработать на «белке» и легализоваться. Стать политическим деятелем. Выбрать себя в Думу. Войти в партию. Приличную. Например, к Зюганову податься. Есть же у них там коммунист-миллионер. Сергей даже усмехнулся. Он уже забыл, в какой панике находился каких-нибудь три дня назад, когда взяли Тото. Его размышления оборвал голос секретарши.
— Вам какая-то женщина звонит, — сдерживая слезы, сказала она.
— Какая женщина?
— Не знаю. Сказала, из больницы.
Какой больницы? Кто в больнице? Боже, да ведь Илья уже дней пять в больнице. Они все о нем совершенно забыли! Как неприлично! «Скажу, что был в командировке», — лихорадочно придумывал он на ходу.
— Соедини быстренько!
— Сергей Николаевич? — спросил женский голос. — Это врач реанимационного отделения…
— Да, да, — живо откликнулся Сергей Ильич. — Я, видите ли, был в командировке… — начал он.
— Должна сообщить вам тяжелую весть. Ваш брат умер.
— То есть как? — оторопел Сергей. — Он же был средней тяжести.
— Он с самого начала был в тяжелом состоянии. Сегодня ночью развился острый инфаркт. Обширный инфаркт задней стенки миокарда. Мы ничего не смогли сделать. Смерть наступила час назад.
— Что же вы не позвонили? Я бы подключил специалистов! У меня есть самые дорогие препараты! Сергей Николаевич уже забыл, что «был в командировке».
— Вы хоть знаете, где лежал ваш брат? — устало вздохнула женщина.
«Ну да, он лежал в этой…» — вспомнил младший Висницкий престижную клинику, куда госпитализировали брата.
— Простите, я не хотел обидеть, — уже мягче проговорил он. — Просто я потрясен. Это так неожиданно. Неужели ничего нельзя было сделать? Доктор вздохнула, помедлила с ответом:
— Видите ли, он не хотел жить. Это всегда чувствуется. Самые тяжелые больные могут выкарабкаться, если борются за жизнь. А Илья Николаевич не боролся с самого начала. — Она помолчала. — Он оставил вам записку. Когда еще был в сознании. Вам нужно приехать в больницу за свидетельством о смерти. Зайдите в реанимационное отделение. Меня зовут Зоя Сергеевна. Я отдам вам письмо вашего брата.
— Хорошо. Благодарю.
Сергей Николаевич опустил трубку. Нехорошо получилось. Теперь все будут говорить, что он ни разу не навестил брата. А ведь брат — высокое должностное лицо! Конечно, в реанимацию его бы и не пустили, но ведь ни он, ни Нино даже не позвонили в больницу за все эти дни. А все Нино! Это она заморочила всем голову — моя девочка, моя девочка… Вон Иван не выдержал, из дома уехал. Кстати, пора бы ему и вернуться. Уже три дня прошло. Сколько можно сидеть на даче в начале октября? Тем более теперь похоронами надо заниматься. Как это некстати! Вечно Илья все делал не вовремя!
Сергей Николаевич уже поднялся из-за стола, взялся за «дипломат». Телефон опять зазвонил. Но это была его «дельта». Доступная только избранным лицам. Он схватил ее. То, что услышал Сергей Ильич, повергло его в полнейший ужас.
— Что? Что??? — вскричал он, услышав короткое сообщение. Лицо его побелело.
Висницкий заметался по кабинету, бестолково хватая какие-то документы, запихивая бумаги в «дипломат». Схватив плащ, он вылетел из кабинета, едва не сбив с ног секретаршу.
…Нина Вахтанговна просидела в своем «линкольне» у ворот «Матросской тишины» два часа. Она приехала раньше назначенного срока с огромным букетом белых роз. Она сидела в машине, сжимая тонкие пальцы, не отрывая взгляда от дверей, из которых должна была выйти дочь.
«Говорит радиостанция „Маяк“. Московское время тринадцать часов», — сообщил женский голос из портативной магнитолы. Нино напряглась как натянутая струна. Но Тамара не показывалась. Еще пятнадцать невозможно долгих минут она не спускала глаз с дверей. Затем начала звонить. Но все должностные лица — все эти Грязновы, Меркуловы — словно провалились сквозь землю.
Любезнейшие с утра секретарши, ворковавшие сладкими голосами: «Сейчас с вами будет говорить заместитель Генерального прокурора России Константин Дмитриевич Меркулов…» — Или: «Сейчас с вами будет говорить… Вячеслав Иванович Грязнов», — все они оскорбительно равнодушным тоном отвечали ей теперь: «Нет на месте… Вышел… Не известно когда будет…»
Все словно сквозь землю провалились. Даже проклятый адвокатишко, видимо, отключил свою «дельту».
Нина Вахтанговна вышла из машины, направилась к дверям СИЗО. Дежурный сержант объявил ей, что заключенной Тамаре Кантурия мера пресечения не изменена. Все. Нино вернулась в машину, закурила длинную сигарету.
— Домой, — бросила она шоферу.
«Линкольн» рванул с места. Печально качнулись белые розы, любовно уложенные на заднее сиденье автомобиля.
…По квартире метался Сергей. В гостиной стоял чемодан, разинув темно-коричневую пасть.
— Явилась! — кинул он жене, увидев ее в дверях.
— Что происходит? — сухо спросила Нина Вахтанговна, проходя на кухню.
— Что происходит? — Муж кинулся за ней следом. — Твой любовник, твой кретин похитил бабу!
— Знаю, — сдержанно ответила Нино, но глаза ее еще больше потемнели. — Интересно, откуда это знаешь ты, гамахлебуло? Нино стояла у окна.
— Не смей ругаться! — рявкнул Сергей. Он вплотную подошел к жене. — Я не только это знаю. Я знаю, что твой кретин уволок эту бабу в подвал нашей лаборатории! Ты слышишь? Их всех накрыли! Завалено все дело!
— Алгэрыс? — в минуты волнения грузинский акцент Нино заметно усиливался.
— Его кокнули!
Нино оттолкнула мужа, села к кухонному столу, закурила. Длинные пальцы подрагивали.
— Что, и лягушку прохватила простуда? — фиглярствовал Сергей. — Его кокнули, — с удовольствием повторил он, не спуская глаз с окаменевшего лица жены. — Но это еще не все. Ты знаешь, что Вано перевел все деньги с нашего счета за границу, в это чертово Науру? Я только что был в банке. Мы нищие. У нас нет ни копейки. А наш сын сбежал за границу. Слышишь ты, чучхиани? Нино побелела. Глаза ее сузились.
— Что ты сказал? — медленно проговорила она.
— Что слышала! — завизжал Сергей.
— Как ты назвал меня?
Нино поднялась, отодвинула стоящего перед ней мужа. Подошла к раковине, налила воды в стакан. Налила прямо из-под крана, чего никогда не бывало. И стала пить маленькими глотками.
— Я назвал тебя так, как ты заслуживаешь, — грязная. Грязная тварь! — кричал ей в спину Сергей. — Это все из-за тебя! — Он даже ткнул пальцем в ее спину.
— Ну да. Наши победы — это твои победы. А наши поражения — это мои поражения, — словно себе самой сказала она, не оборачиваясь к мужу.
— Да! Да! Твои! — Висницкий словно впал в истерику, и уже ничто не могло остановить его. — Это ты затеяла спасение Тамрико! Тебе плевать на всех, кроме нее! Ты довела до предательства собственного сына! Ты погубила все дело. Ради кого? Ради этой девчонки, твоего незаконнорожденного ребенка, твоего выродка, которого ты нагуляла со своим любовником еще в семнадцать лет. Да об этом знала каждая кутаисская собака! Просто папашу твоего боялись, вот и помалкивали все. Так кто же ты? Чучхиани! Чучхиани чатдахи! Грязная тварь!
Сергей был уверен, что сейчас она бросится на него, вцепится в лицо когтями. Он даже выставил вперед руки. Но жена все так же стояла к нему спиной. Вот как! Оказывается, и этой гордой грузинке можно указать ее место! Обессиленный вспышкой, Висницкий рухнул на стул.
Дата добавления: 2015-09-02; просмотров: 34 | Нарушение авторских прав
<== предыдущая страница | | | следующая страница ==> |
ЛАБОРАТОРИЯ 9 страница | | | ЛАБОРАТОРИЯ 11 страница |