I вечная тайна лабиринта

лась заново не более одного-двух раз". Все это было до того весело, что каноники из Санса, в сорока милях от Шартра, в 14*3 ^Г°ДУ подали прощение, чтобы на будущую Пасху им, "согласно традиции", тоже было дозволено "в свое удоволь­ствие играть на лабиринте" — у них ведь тоже он был.

Уже в 128о-х годах епископы начали осуждать пасхаль­ные танцы как пережиток язычества, и в Осере их формаль­но запретили в 15$1-м, хотя младшие чины духовенства протестовали — и не по религиозным причинам, а потому, что местных жителей лишили развлечения — очевидно, на­род приходил посмотреть на пасхальные танцы священни­ков. И хотя предпринимались попытки "переустройства" игры (обычно это означало убрать из нее мяч), она была официально упразднена в 1538 году решением заседания парламента в Париже.

Несмотря на всю мистику и загадочность, в лабиринте есть что-то очень несерьезное. Ведь лабиринт — это игра. Дети чувствуют это сразу же. Элемент игры, присущий до­рожке лабиринта, был одной из главных причин, по кото­рой со временем его убрали из большинства французских соборов. Дети, прямо как священники, освободившиеся от бремени поста, находили большущие лабиринты, за­полняющие пространство нефов в темных, возможно даже пугающих соборах, замечательной площадкой для игр, устоять перед которой было просто невозможно. По лабиринтам можно было бегать и придумызг-ть свои соб­ственные игры и танцы. Некоторые считают, что именно здесь родилась игра в классики. Детский смех мешал ве­сти службу и отвлекал молящихся — ну, по крайней мере, так говорят. Известен случай, который считается весьма типичным. В 1778 году один священник, Жан Жакмар, предложил тысячу франков (предположительно, своих

Четыре. Церковь \ 115

собственных) за то, чтобы пол собора был разобран и ста­ринный восьмигранный лабиринт — уничтожен. На буду­щий год лабиринта не стало.

Литургические танцы, исполняемые только на Пасху, широко представлены в сборниках сохранившейся до на­ших дней средневековой музыки. Крейг Райт обнаружил более тридцати пяти различных мелодий. Но шумные ка­ноники танцевали на лабиринте всего один день в году, и, кроме упоминания непослушных детей, нам почти ничего не известно о том, как же использовался лабиринт в остав­шиеся дни года. Должно быть, повседневные занятия были настолько обычными и обыденными, что особого упоми­нания они и не заслуживали. А тем временем отсутствие веской фактической информации повлекло за собой целую вереницу догадок и домыслов.

Современный британский дизайнер Эдриан Фишер, который создал и построил такое количество лабиринтов, что, пожалуй, поставил мировой рекорд, предложил чрез­вычайно подробный анализ значения шартрской схемы. Среди его гипотез есть и такая: три сдавленные дуги, по которым нужно идти против часовой стрелки где-то в нача­ле лабиринта, представляют собой время между распятием и воскрешением Христа, а более поздние и более крупные, размашистые дуги, идти по которым гораздо проще, сим­волизируют надежду на вечную жизнь. Такие рассуждения — это скорее проявление самонадеянности и, возможно, лич­ного опыта в прохождении лабиринта, чем имеющая твер­дое обоснование информация.

Излюбленный маневр авторов работ по истории лаби­ринтов (и, пожалуй, мы его тоже повторим) — соломенное чучело отпущения грехов. В xix веке, когда авторы путеводи­телей вновь открыли для себя церковные лабиринты, счита-

1 i6 | вечная тайна лабиринта

лось, что средневековые паломники ходили по ним — или, как вариант, на коленях, молясь, проползали вокруг них, — чтобы снискать себе отпущение грехов, даруемое тем, кто посетил святые места в Иерусалиме, — а попасть туда после Кресто­вых походов стало труднее, чем когда-либо. Многие лабирин­ты даже назывались (согласно путеводителям) "chemin de Je­rusalem" — дорога в Иерусалим. Но такое название появилось позже, ближе к середине xvin века, и, хотя некоторые ве­рующие, возможно, считали лабиринт дорогой к прощению грехов и вратами в рай, нет никаких доказательств того, что и христиане хш века — будь то церковники, паломники или архитекторы — относились к лабиринту так же.

Еще посещение Иерусалима можно было заменить прохождением так называемого крестного пути, или, по-другому, свершением крестного хода, — этот обряд начал приобретать большую популярность в конце хп века, осо­бенно среди францисканцев. Прихожане следовали по "стояниям", представляющим собой различные моменты Страстей Христовых, от осуждения до погребения на Гол­гофе, — точь-в-точь как паломники в Иерусалиме проходи­ли по тому, что считается настоящей дорогой Христа — Виа Долороза. Этот род богослужения сохранился и до сих пор в большинстве католических церквей, четырнадцать стоя­ний располагаются вокруг нефа и отражают такие момен­ты, как "Иисус падает в первый раз", "Симон Кириниянин помогает Христу нести крест" и "святая Верокика отирает лицо Господу Иисусу".

Изображение креста появилось на узоре шартрского лабиринта благодаря особому расположению тропинки с ее 18о-градусными поворотами. Столкновения резких поворотов друг с другом напоминают некоторым наблюда­телям хх века о двусторонних топорах, которые сэр Артур

Четыре. Церковь

Эванс якобы отыскал в Кноссе, и эти места лабиринта ино­гда называют — в честь двуглавых топоров — labryses. Четы­ре лабриса расположены над центром лабиринта, и еще по три — справа и слева. Четыре поворота ниже центра не об­разуют идеальных лабрисов, но все развороты вместе об­разуют изображение креста.

То, что сумма таких поворотов в шартрском лабирин­те — 14, позволяет некоторым полагать, что они выполня­ли роль "стояний" в крестном пути. И в самом деле, путе­водитель xix века, рассказывая о разрушенном лабиринте в Реймсе, утверждал, что паломники часто читали по от­печатанному в местной типографии молитвеннику под названием "Стояния на пути в Иерусалим, обнаруженные в соборе Божьей Матери в Реймсе", продвигаясь по ла­биринту к центру. Дата выхода книги (которая наверня­ка была очень похожа на раздел "Крестный путь" любого молитвенника) не указана, но наверняка она появилась на свет только спустя несколько веков после того, как был построен лабиринт. И каким бы популярным ни стал впо­следствии крестный ход, едва ли лабиринты были построе­ны специально ради этой цели. Что касается "стояний", то их количество в разных местах и в разное время меня­лось, и число 14 было официально зафиксировано только в 1731 году. Верующие почти наверняка всегда ходили по лабиринту. Но вот к чему именно они шли, остается загад­кой. Святой Иероним, мистик и ученый, которого хорошо помнят сегодня из-за того, многие художники раннего Ре­нессанса изображали его дружбу со львом, любовно писал о "лабиринте Божественных таинств". Другие же определен­но видели в лабиринте нечто мрачное. Одиннадцать кругов провозглашают его символическую греховность. Боэций, самый читаемый философ Средних веков, противопо-

вечная тайна лабиринта

ставлял "непроходимый лабиринт" "удивительному кругу божественной простоты"¹. Эразм Роттердамский, самый просвещенный человек своей эпохи, писал о "подобных лабиринту ошибках нашего мира", а Чосер, обычно такой жизнерадостный и веселый автор, в "Рассказе Рыцаря" в "Кентерберийских рассказах" описал мир мрачными сло­вами, которые определенно были терминами, относящи­мися к лабиринту: "Что этот мир, как не долина тьмы, где, словно странники, блуждаем мы?"² Кое-кто из людей, про­ходивших шартрский лабиринт, сосчитал повороты по до­роге к центру и обратно и получил число ^о (большинство людей насчитывают только 68) — библейские "Дней лет на­ших — семьдесят лет"³. Церковный лабиринт может испол­нять множество ролей одновременно. В день Пасхи здесь отмечали триумфальное возвращение Христа из преис­подней, где он одержал победу над дьяволом — точь-в-точь как Тесей, победивший Минотавра. В другое время, когда священнослужители собора проходили процессией через лабиринт и пели: "Когда вышел Израиль из Египта"⁴, они изображали скитания Моисея по пустыне. Лабиринт мог воздавать хвалу труду архитектора, который, используя, по словам Августина и "Премудрости Соломона", "меру, чис­ло и вес", повторил на Земле несовершенную версию того, что Великий Архитектор создал столь безупречным, пока человек не начал грешить. Лабиринт мог представлять со­бой летопись жизни каждого человека — от ьачала и до са­мой смерти, давая надежду и даже обещая вечную жизнь после нее. Закрученный и петляющий рисунок лабиринта

1 Боэций. Утешение философией. Перевод В. Уколотой и М. Цейтлина.

2 Перевод О. Румера.

Дата добавления: 2015-09-02