Баклажаны по‑пармски по рецепту Беппи 4 страница

– Я знаю.

– Попытайся представить себе это, Пьета. Иногда у нас дома еды совсем не хватало, моя мать ставила на середину стола одну на всех тарелку со спагетти, и тому, кто меньше всех говорил, доставалось больше всех.

Пьета улыбнулась. Подобные истории из прошлого она уже слышала от своего отца.

– У меня было больше братьев и сестер, чем у Беппи, так что мы, пожалуй, жили беднее – впрочем, особой разницы ты бы не заметила. Мы никогда не ели досыта. Нам не покупали игрушек. Малышом я играл с камушками в дорожной пыли. Мои братья ради забавы ловили угрей или певчих птиц, а мать готовила их на ужин, чтобы поставить хоть немного лишней еды на стол. – Он отхлебнул глоток вина из стакана. – Я до сих пор помню, каково это – вечно ходить голодным. Такое не забывается, знаешь ли.

Пьета оглядела морщинистый лоб Эрнесто, его реденькие волосы, толстый живот. И с трудом представила его себе вечно голодным молодым человеком.

– А потом мы покинули наши деревни и приехали сюда. – Эрнесто полностью погрузился в воспоминания. – Мы не чурались тяжелой работы и хотели добиться успеха. Твой отец занял денег, всем рискнул. Он работал не покладая рук, и днем и ночью. Когда ты родилась, твоя бедняжка мать практически его не видела. Она сидела наверху в их крохотной квартирке, совсем одна, с грудным малышом на руках.

– А потом она очень быстро родила Адолорату, да? – Пьету всегда занимал этот вопрос.

– Это была ошибка со стороны твоей матери, большая ошибка. Неудивительно, что… – Эрнесто вдруг замолчал и покачал головой. – Так что, видишь, Пьета, не пытайся судить отца со своей колокольни. Мы родились в разных странах и в разные времена.

– И все‑таки мне хотелось бы знать, – настаивала Пьета, – оттуда взялась эта вражда и что случилось с бедняжкой Изабеллой.

– Может, когда‑нибудь я тебе все расскажу.

– Сомневаюсь. – Пьета встала. – Пойду посмотрю, не нужна ли Адолорате моя помощь. Сожалею, что тебе не удалось перекинуться с папой в карты, Эрнесто. Но я передам ему, что ты приходил.

Вместо того чтобы отправиться прямо домой, Пьета прогулялась по рынку. Побродила по рядам, заполненным ненужными ей вещами: дешевыми духами, нейлоновыми тряпками, электроникой сомнительного качества. Она купила матери пучок подсолнухов, а затем повернулась, чтобы идти домой.

– Пьета! Подожди меня.

Ее догонял Микеле. В руках он держал две пластиковые сумки, до отказа набитые зеленью. Он улыбнулся:

– Ты сегодня не работаешь?

Пьета тревожно огляделась по сторонам:

– Нет‑нет, не работаю.

– У тебя есть время присесть на минутку и выпить по чашечке кофе?

– Нет, Микеле, я не могу, извини.

Он с недоумением посмотрел на нее:

– Все нормально?

– Да… Нет… Понимаешь, вся проблема в том, что мой отец придет в ярость, если узнает, что я с тобой разговаривала. Все дело в этой глупой вражде, знаешь ли. Мне очень жаль, но я не могу выпить с тобой кофе.

– Старики такие упрямые, правда? – Микеле явно погрустнел. – Спустя все эти годы, наверное, можно было помириться.

– Знаешь, я с тобой полностью согласна… – Она пожала плечами. – Но что я могу поделать? Давай просто держаться подальше друг от друга, так будет проще…

Удаляясь от него вдоль рыночных рядов, Пьета обернулась. Микеле стоял на том же месте, где они расстались, крепко держал свои пластиковые пакеты и глядел ей вслед. Похоже, он даже не заметил, что начал накрапывать дождь.

К тому времени, как Пьета добралась до дома, слабый летний дождик перешел в настоящий ливень. Порывы ветра сотрясали деревья, и вода потоками лилась по сточным канавам. Промокшая и иззябшая, она заторопилась на кухню, неизменно самую теплую комнату в доме. Но отца там не было.

Она выглянула в окно, решив, что он в огороде, подвязывает покрепче свои драгоценные помидоры. Несмотря на то что их садик был защищен высокой кирпичной стеной, его сотрясали порывы ветра, да и дождь лил как из ведра. Но Пьета и там отца не увидела.

Пьета побежала вверх по ступеням, чтобы переодеться в сухое, зовя на ходу:

– Мама, ты здесь? Есть кто‑нибудь дома?

– Я здесь, – донесся из родительской спальни мамин голос. – Я прилегла.

Пьета заглянула в дверь:

– Ты хорошо себя чувствуешь? Может, тебе что‑нибудь принести?

– Просто голова немного болит, вот и все. Я приняла таблеточку. Скоро пройдет.

– А где папа?

– Ему пришлось ненадолго уйти. Он скоро придет.

– Эрнесто его обыскался в «Маленькой Италии».

Мать села на постели и прислонилась спиной к подушке.

– Да? – безучастно спросила она. – Вообще‑то, Пьета, не могла бы ты заварить мне чашечку чая?

– Да, конечно, мама. Я только обсушусь немного. – Пьета помолчала. – А потом мы могли бы взяться за платье Адолораты, но, если ты чувствуешь, что не в состоянии сегодня мне помогать, все нормально, я справлюсь одна.

В швейной мастерской стоял затхлый, нежилой запах несмотря на то, что мама несколько раз заходила сюда в последние дни, чтобы в очередной раз проверить, все ли готово к работе.

Пьета уже потратила на это платье не один час работы. Она продумала дизайн, сделала эскизы, выбрала идеальную шелковую тафту изысканного нежно‑белого цвета и поставила ткань на подкладку, чтобы она стала достаточно тяжелой и с ней было удобно работать. Когда она снимала мерки с Адолораты, ей пришлось порядком понервничать. Сестра вертелась и извивалась, как угорь.

– Только не говори мне, какой у меня объем бедер, я не хочу это знать, – стонала она, пока Пьета измеряла ширину ее плеч, длину спины от шеи до талии, длину ног.

За этим последовала техническая часть – вычерчивание выкройки и превращение ее в модель. Пьета изготовила четыре ситцевых образца, чтобы добиться идеальной формы, и в конце концов настало время кроить.

Когда она разворачивала разрезанную на большие куски материю, в комнату вошла мать с чашкой чая в руках и устроилась в стареньком кресле в углу. Она безмолвно наблюдала, как работает Пьета.

– Знаешь, Пьета, я так тобой горжусь, – сказала наконец она. – У меня никогда не хватало уверенности в себе, чтобы достичь того, чего достигла ты. Посмотри, как много ты добилась за такое короткое время.

– О, мама… – Пьету неизменно смущали подобные разговоры. Мать почему‑то всегда умудрялась изливать на нее свою любовь в самый неподходящий момент, и Пьета невольно противилась этому.

– Но это правда. Мы с твоим отцом оба так гордимся тобой и твоей сестрой. О лучших дочерях и мечтать нельзя… – Ее глаза начали наполняться слезами.

– Я знаю, мама, я знаю.

Пьета попыталась сосредоточиться и принялась раскладывать ткань, но мать все говорила и говорила. Она повторяла то же, что и всегда, вспоминая, как тяжело приходилось им с отцом, когда девочки были маленькими, как они боролись, чтобы обрести крышу над головой, как работали день и ночь, тревожась о детях. Пьета слышала это много раз, но теперь, когда в ушах у нее еще звучали слова Эрнесто, этот разговор заинтересовал ее больше обычного.

Подняв глаза от шитья, она спросила:

– Почему папа приехал сюда, раз здесь так трудно жить? Почему не остался в Италии?

– Я думаю, он сделал это отчасти из‑за меня, – ответила мать. – Он знал, что я скучаю по родным. Но и его там тоже ничего хорошего не ожидало. Он хотел лучшей жизни. Хотел, чтобы у его детей было то, чего никогда не было у него.

– Это правда, что в молодости он был очень беден?

– В Равенно все были бедны. Это горное местечко – настоящая глухомань. Твои бабушка и дедушка владели клочком земли, а еще они разводили цыплят и держали коз, так что им не приходилось голодать, как большинству семей. И растили они только двух детей – твоего папу и его младшую сестру, потому что все остальные умерли в младенчестве. У нее была нелегкая жизнь, у твоей бабушки Адрианы. К тому времени, как я с ней познакомилась, она уже состарилась и осталась почти без зубов. Я едва ее понимала, а она почти не понимала меня, но всегда была неизменно добра ко мне.

– Но когда вы познакомились с папой, он уже жил в Риме, разве не так?

– Верно, потому что в Равенно не было работы. Он работал официантом в одном крупном отеле и посылал большую часть заработка домой, Адриане и Изабелле. К тому времени твой дедушка уже умер, и им пришлось совсем тяжко.

Пьета вспомнила старые черно‑белые фотографии родителей: эффектная парочка на фоне большого фонтана в стиле барокко. Отец – статный черноволосый юноша, а мать – хорошенькая молодая женщина в косынке и темных очках.

– Зачем ты отправилась в Италию, мама?

Пьета часто задавалась вопросом: почему ее мать оставила свой дом в Лондоне и уехала в Рим. Как получилось, что она оказалась там, у фонтана, вместе с папой? Глядя на нее сейчас, ссутулившуюся в старом кресле с пустой чашкой на коленях, было почти невозможно представить, что эта робкая женщина когда‑то решилась на такую авантюру.

– Зачем? – вслух размышляла Кэтрин. – О, я была молода, а ведь на такие вещи решаешься, только когда ты молод, не так ли?

– Но почему в Италию?

– Вообще‑то это не я придумала. Все это затеяла моя подруга. Она начала ходить на курсы итальянского языка и меня за собой потащила. Мы узнали об искусстве, кухне, о потрясающе красивых зданиях и захотели увидеть все собственными глазами.

– Но как вы смогли себе это позволить? Дорога, наверное, обошлась безумно дорого.

– У нас не было ни гроша, и мы едва наскребли деньги на дорогу. – Кэтрин улыбнулась, припоминая подробности.

– Так как же вы туда добрались?

– О, мы… – Кэтрин замолчала и встала, чтобы поближе рассмотреть тафту. – Если ты сегодня раскроишь ткань, завтра я помогу тебе с вышивкой, – предложила она.

– Ты не ответила на мой вопрос, мама, – настаивала Пьета. – Как вы добрались до Италии? И что произошло, когда вы там оказались?

Кэтрин рассмеялась.

– Зачем тебе это знать? Я ведь толком ничего и не помню. Столько лет об этом не вспоминала.

– Просто вспомни, и все. Мне интересно.

– Все эти старые истории… Я и не знаю… Что ж, посмотрим, посмотрим… – пробормотала мать, и Пьета не сомневалась, что она не собирается больше ничего ей рассказывать.

Дата добавления: 2015-09-01