Повод для огорчения

Первые дни в Белдингсвиле оказались нелегкими для миссис Чилтон и Поллианны. Приходилось приспосабливаться к обстоятельствам, а это никому не дается легко.

От путешествий и впечатлений приходилось переключаться на заботы о том, где можно подешевле купить масло и как перехитрить ворюгу мясника. Прежде они всецело располагали своим временем, а теперь дни надо было расписывать по минутам. Друзья и соседи с радостью, наперебой звали к себе в гости, и Поллианна от души радовалась этим приглашениям, а миссис Чилтон обычно находила повод для отказа и всякий раз прибавляла потом:

– До чего же людям любопытно взглянуть, как тяжело Полли Харрингтон примириться с бедностью.

О докторе миссис Чилтон заговаривала редко, но Поллианна знала, что она беспрерывно думает о нем. Да и ее молчаливость и вздорность были не более чем панцирь, за которым она скрывала свои подлинные, глубинные чувства.

За этот месяц Поллианна несколько раз говорила с Джимми. Встреча с ним и Джоном Пендлтоном в доме миссис Чилтон получилась скучная и натянутая, вернее, она не была таковой, пока в гостиную не спустилась миссис Чилтон. Правда, потом она переживала и укоряла себя в том, что Джон Пендлтон перестал у нее бывать. Между тем Джимми продолжал приходить то с цветами, то с книгой для тети Полли, то просто так. Поллианна принимала его со всем своим обычным радушием, а тетя Полли ни разу не выходила к нему.

Друзьям и знакомым Поллианна старалась не жаловаться на то, что ее жизнь переменилась, но с Джимми она обо всем говорила откровенно. И постоянным ее беспокойством было: «Ах, если бы я что-то могла делать для заработка!»

– Мне иногда хочется, чтобы я была очень расчетливая, – смеялась она, – чтобы я скрупулезно вела расходы, считала каждый шиллинг. Тете Полли так тяжело от того, что она перестала быть богатой.

– Как вам обеим не стыдно! – взорвался Джимми.

– Я знаю, что тетя Полли сгущает краски. На самом деле все не так уж страшно. Но все равно так хотелось бы ей помочь.

Джимми смотрел в ее лицо, и ему делалось грустно.

– А что бы ты хотела сделать, если бы могла?

– О, я хочу готовить еду и вести хозяйство, – Поллианна улыбнулась и вздохнула. – Мне так нравится делать гоголь-моголь и слушать, как сода шипит в кислом молоке! Я уже даже научилась печь! Но чтобы этим заработать, надо идти прислуживать кому-то. А смогу ли я?

– Думаю, что вряд ли, – язвительно ответил юноша.

Но вдруг его словно осенила какая-то догадка. Он бросил на девушку озорной взгляд.

– Но ведь ты еще могла бы выйти замуж. Такое никогда не приходило в голову мисс Поллианне?

Девушка весело рассмеялась. Это был чистый смех существа, чье сердце еще никогда не ранили Купидоновы стрелы.

– О нет, я никогда не выйду замуж, – отвечала она небрежно. – Прежде всего я ведь некрасива, ты это знаешь. И потом я решила, что буду жить с тетей Полли и заботиться о ней.

– Ты говоришь, некрасива? – усмехнулся Пендлтон-младший. – А тебе известно, что на этот счет существуют противоположные мнения?

– Существует зеркало, и оно-то не обманывает, – грустно отвечала Поллианна.

Это могло бы показаться кокетством. Скажи такое другая девушка, Джимми не усомнился бы в том, что она кокетничает. Но Поллианна… Он всматривался в ее лицо и понимал, что здесь нет никакого кокетства. И он вдруг понял, что Поллианна совершенно не похожа ни на одну из его знакомых девушек. Некоторые вещи она понимает на удивление буквально.

– Почему же ты считаешь, что некрасива? – спросил он.

– Но это же ведь так. И потом у меня есть свое представление о красоте, которому я не соответствую. Помнишь, я в детстве мечтала, чтобы в иной жизни Бог даровал мне черные кудри?

– Это и теперь твое основное желание?

– Теперь, пожалуй, нет, – смутилась Поллианна. – Но я и теперь люблю смотреть на женщин, у которых такие волосы. Потом у меня короткие ресницы. И нос у меня не греческий, не римский, вообще не относится ни к какому классическому типу. Обыкновенный нос. И лицо у меня слишком вытянутое, или, наоборот, слишком круглое, я уже забыла, что правильно. Во всяком случае, когда я его сопоставила с золотым сечением, то получилось просто караул! Правильно, чтобы лицо в ширину равнялось пяти глазам, а глаза при этом были такой величины… Ах, я все уже забыла! Главное, что у меня ничего этого нет.

– Прямо трагическая картина! – рассмеялся Пендлтон, восхищенно вглядываясь в оживленное лицо и выразительные глаза своей собеседницы. – Послушай, а ты когда-нибудь видела себя в зеркале в тот момент, когда ты говоришь?

– Ну конечно, нет.

– А ты как-нибудь проделай такой опыт!

– У меня вдруг появилась замечательная мысль! Когда мне взгрустнется от того, что у меня нет длинных ресниц и правильного носа, я буду радоваться тому, что у меня вообще есть ресницы, нос и, главное, я сама есть.

Они оба рассмеялись, потом Джимми вдруг спросил:

– А твоя игра – ты продолжаешь в нее играть? Поллианна обратила к нему взгляд, полный одновременно нежности и удивления:

– Ну а как же? Неужели, Джимми, я бы оставалась веселой в эти полгода, если бы не эта благословенная игра? – Голос у нее слегка задрожал.

– Но ты перестала говорить об игре.

Что-то изменилось в лице Поллианны после его вопроса.

– Я знаю. Просто я боюсь теперь быть слишком откровенной с посторонними людьми, которые не любят меня. Ведь мне теперь двадцать лет, а не десять. И потом надо считаться с людьми. Они не любят, когда их наставляют и поучают, ты и по себе это знаешь, – она загадочно улыбнулась.

– Да, я знаю, – мрачно кивнул головой молодой человек. – Но неужели ты не понимаешь, что такое твоя игра и что она дала тем, кто в нее играет?

– Я знаю, что это дало мне самой, – тихо сказала Поллианна и опустила глаза.

– Видишь ли, эта игра действует при том условии, что в ней участвуешь ты, – продолжал Джимми. – А вообще кто-то сказал, что если все люди до одного станут играть в эту игру, это произведет в мире настоящую революцию. И я с этим совершенно согласен.

– Да, но некоторые люди не хотят делать революцию в своем сознании, – грустно улыбнулась Поллианна.

Дата добавления: 2015-09-05