Глава сороковая

Матушка Цзя дважды устраивает угощение в саду Роскошных зрелищ;

Цзинь Юаньян трижды объявляет приказ на костях домино

Итак, Баоюй поспешил выйти и увидел служанку Хупо, она стояла перед каменным экраном у ворот.

— Скорее идите к старой госпоже, — сказала она, — вас ждут.

Когда Баоюй вошел в дом матушки Цзя, все были в сборе. Матушка Цзя, госпожа Ван и сестры советовались, как устроить угощение для Сянъюнь.

— Я вот что хочу предложить, — сказал Баоюй. — Поскольку будут все свои, не надо устанавливать количество блюд — каждый выберет себе то, что любит. А вместо столов, за которыми, как обычно, все рассаживаются по старшинству, можно поставить высокие чайные столики с одним или двумя излюбленными блюдами для тех, кто за ними сидит, а также поднос с холодными закусками и чайник с вином. Так будет интересней.

— Ты прав, — согласилась с ним матушка Цзя и тут же передала распоряжение на кухню: — Пусть завтра приготовят наши любимые кушанья на всех приглашенных, поставят их в короба и отнесут в сад. Там и будем завтракать.

Пока толковали, настало время зажигать лампы. Но о том, как прошел этот вечер, мы рассказывать не будем.

На следующее утро все встали рано. День выдался чудесный.

Ли Вань поднялась еще на рассвете и следила, как служанки сметают с дорожек опавшие за ночь листья, протирают столы и стулья, готовят посуду для чая и вина.

Фэнъэр, служанка Фэнцзе, привела старуху Лю и Баньэра и спросила Ли Вань:

— Вы очень заняты, госпожа?

Вместо ответа Ли Вань обратилась к старухе Лю:

— Говорила же я, что тебе не удастся уйти, а ты торопилась.

— Старая госпожа меня не отпустила, — ответила старуха Лю, — хочет, чтобы и я повеселилась денек.

— Моя госпожа велела вам передать, что чайных столиков может на всех не хватить, — сказала Фэнъэр, протягивая Ли Вань связку ключей, — поэтому она просит открыть башню и взять оттуда столы. Сама она сейчас не может прийти, потому что занята разговором с госпожой Ван.

Ли Вань приказала Суюнь взять ключи, а другой служанке — привести мальчиков-слуг, дежуривших у садовых ворот.

Ли Вань пошла к башне Роскошного зрелища вместе со слугами, приказала им подняться наверх, открыть покои Узорчатой парчи и принести оттуда столы. Мальчики-слуги, женщины и девочки-служанки дружно взялись за дело, и вскоре двадцать столов были внизу.

— Осторожно! — говорила Ли Вань. — Не спешите, а то обломаете резьбу, ведь она из слоновой кости!

— Можешь тоже подняться наверх, поглядеть, — предложила Ли Вань старухе Лю.

Старуха обрадовалась и, увлекая за собой Баньэра, легко взбежала по лестнице. В помещении, где она очутилась, царил полумрак, стояли ширмы, столы, стулья, разноцветные фонари и еще какие-то вещи, красивые, дорогие, которых старуха отродясь не видела. Помянув несколько раз Будду, старуха спустилась вниз, после чего дверь снова заперли на замок, а слуги и служанки разошлись по своим делам.

— Совсем забыла, — спохватилась Ли Вань, окликнув служанок. — Может быть, старой госпоже захочется покататься на лодке, так приготовьте на всякий случай весла, зонты и пологи!

— Слушаемся! — ответили служанки, вернулись в башню и принесли все необходимое. Затем они послали мальчика-слугу предупредить лодочниц, чтобы пригнали в пруд две лодки.

Пока Ли Вань хлопотала, в сад явилась матушка Цзя в сопровождении целой толпы женщин. Ли Вань вышла навстречу, поклонилась и сказала:

— Видимо, госпожа, вы в хорошем расположении духа и решили пожаловать к нам! А я думала, вы только собираетесь умыться и причесаться, и вот нарвала хризантем, чтобы вам послать.

В этот момент Биюэ поднесла матушке Цзя блюдо, по форме напоминавшее лист лотоса, на котором лежала целая гора хризантем разных цветов. Матушка Цзя выбрала ярко-красную, приколола к волосам и с улыбкой обернулась к старухе Лю:

— Возьми и ты цветок.

Фэнцзе за руку подвела старуху Лю к блюду и промолвила:

— Позвольте мне вас украсить!

Взяв с блюда несколько хризантем, Фэнцзе воткнула их как попало в волосы старухи Лю. Глядя на нее, трудно было удержаться от смеха.

— За что это моей голове выпало такое счастье?! — воскликнула она.

— Неужто ты не швырнешь цветы в лицо этой насмешнице?! — подзадоривали старуху женщины. — Ведь ты сейчас похожа на старую красотку!

— Да, теперь я старая, — сказала в ответ старуха Лю, — а в молодости и в самом деле была красоткой! И очень любила пудру и помаду!.. А сейчас пусть я буду старой красоткой!

За разговором незаметно дошли до беседки Струящихся ароматов. Девочки-служанки принесли парчовый матрац и расстелили на скамье со спинкой. Матушка Цзя опустилась на него, знаком пригласила бабушку Лю сесть рядом и с улыбкой спросила:

— Ну как, нравится тебе сад?

— Мы люди деревенские, — ответила старуха, несколько раз помянув Будду, — но перед Новым годом всегда ездим в город за праздничными картинками, а потом любуемся ими и мечтаем: «Хоть бы разок погулять в таком саду!» Я думала, такая красота только на картинках! А сегодня, как только вошла в ваш сад да поглядела вокруг, поняла, что он в десять раз лучше! Вот если бы ваш сад нарисовали и дали мне картинку дома показать. Ради этого и жизни не жалко!

Тут матушка Цзя произнесла, указывая пальцем на Сичунь:

— Эта моя внучка хорошо рисует. Хочешь, велю ей нарисовать сад?

Вне себя от радости старуха Лю подбежала к Сичунь, схватила ее за руку и воскликнула:

— Барышня ты моя! Ты такая большая да красивая и еще умеешь рисовать! В тебя наверняка воплотилась фея!

Неподдельный восторг старухи всех насмешил.

Отдохнув немного, матушка Цзя повела старуху осматривать сад. Сначала подошли к павильону Реки Сяосян. Едва миновали ворота, взору предстала усыпанная гравием дорожка с пышным мхом по краям. По обеим ее сторонам рос бирюзовый бамбук.

Старуха всех пропустила вперед, а сама пошла чуть поодаль.

— Идите по дорожке, бабушка, — предупредила ее Хупо, — мох скользкий, можно упасть.

— Ничего, мне не привыкать, барышня, — ответила старуха, — лучше смотрите, как бы туфельки не испачкать!

Она шла, болтая, не глядя под ноги, и в конце концов с шумом упала, споткнувшись о камень. Все захлопали в ладоши и так и покатились со смеху.

— Негодницы! — крикнула матушка Цзя. — Вместо того чтобы помочь почтенной женщине встать, вы смеетесь!

Но старуха уже сама поднялась и воскликнула:

— Вот те на! Не успела похвастаться, как тут же свалилась!

— Спину не ушибла? — участливо спросила матушка Цзя. — Ну-ка, пусть служанки хорошенько разотрут!

— Да разве я неженка? — возразила старуха Лю. — Дня не припомню, чтобы раза два не упасть! Что же это меня каждый раз растирать!

Цзыцзюань тем временем отодвинула дверную занавеску, матушка Цзя вошла в комнату и опустилась на стул. Дайюй поднесла ей чай на подносе.

— Не надо, прошу тебя, — сказала госпожа Ван, — мы пить не будем!

Тогда Дайюй приказала служанке принести стул, на котором обычно сидела у окна, и предложила госпоже Ван сесть.

Старуха Лю, увидев на столике кисти и тушечницу, а на полках — множество книг, с удивлением воскликнула:

— Это, наверное, кабинет вашего внука?!

— Нет, это комната моей внучки, — с улыбкой ответила матушка Цзя, указывая на Дайюй.

Старуха Лю внимательно посмотрела на Дайюй и произнесла:

— Никогда не скажешь, что здесь живет девушка! Не у каждого ученого человека есть такой кабинет!

— Что это Баоюя не видно? — спросила матушка Цзя.

— Он на пруду, в лодке, — ответили ей.

— А кто распорядился приготовить лодку? — удивилась матушка Цзя.

— Я, — не замедлила ответить Ли Вань. — Когда мы открывали башню Роскошного зрелища, я подумала, что вам вдруг захочется покататься, и велела приготовить лодки.

Матушка Цзя хотела что-то сказать, но в это время на пороге появилась служанка и доложила:

— Госпожа Сюэ.

Матушка Цзя поднялась гостье навстречу, а тетушка Сюэ, улыбаясь, приветствовала ее.

— О, у вас, видно, хорошее настроение, почтенная госпожа, — промолвила она, — раз вы так рано сюда пришли!

— Я как раз только что говорила, что опоздавших будем штрафовать, — улыбнулась в ответ матушка Цзя. — А вы опоздали!

Пошутив так, матушка Цзя вдруг взглянула на окно и сказала:

— Когда-то шелк на этом окне был очень красивым, а сейчас от солнца выгорел и поблек! Зеленый шелк сюда не годится, он не будет оттенять бамбук, который растет во дворе, а персиков и абрикосов здесь нет. Помню, у нас был тонкий шелк разных цветов, специально для окон. Завтра же надо его найти и заменить этот выгоревший.

— Недавно я видела в кладовой, в большом ящике, несколько кусков тонкого ярко-красного шелка «крылышки цикады», — сказала Фэнцзе. — И еще шелк с узорами: летучие мыши среди облаков и порхающие среди цветов бабочки. Шелк мягкий, краски яркие, живые. Я никогда такого не видела и взяла два куска на покрывала для кроватей. Великолепные получаются покрывала!

— Тьфу! — плюнула матушка Цзя, рассмеявшись. — А еще говоришь, что видела все на свете! Попробуй только еще раз похвастаться!

— Сколько бы она ни видела, с вами ей не сравниться! — улыбнулась тетушка Сюэ. — Вот вам хороший случай наставить ее, а мы охотно послушаем.

— Дорогая бабушка, наставьте же меня! — принялась просить Фэнцзе.

— Этому шелку лет больше, чем всем вам, вместе взятым! — промолвила матушка Цзя. — Его часто принимают за «крылышки цикады», но настоящее его название «легкая дымка»!

— Название поистине красивое, как и сам шелк, — согласилась Фэнцзе. — Я и в самом деле такого никогда не видела, хотя шелков нагляделась вдоволь.

— Сколько тебе лет? — с улыбкой спросила матушка Цзя. — И сколько шелков ты видела? А еще смеешь хвастаться! Шелк, о котором мы говорим, бывает четырех цветов: цвета ясного неба после дождя, осенних листьев, зелени сосны и серебристо-красный. Сделать ли из этого шелка полог для кровати или затянуть им окно, издали он будет похож на дымку или туман! Потому и получил такое название! А вот серебристо-красный шелк называется «отблеск зари». Даже шелк, который выделывается сейчас при императорском дворе, не обладает такой мягкостью и плотностью!

— Фэнцзе не виновата, что не видела такого шелка, — заметила тетушка Сюэ. — Я тоже не видела, хоть и прожила больше.

Пока шел этот разговор, Фэнцзе успела послать служанку за шелком, о котором шла речь.

— Вот о нем я и говорила! — воскликнула матушка Цзя, когда служанка принесла шелк. — Прежде им только затягивали окна, а уже потом стали шить пологи и покрывала! И получилось очень хорошо! Завтра же, Фэнцзе, разыщи несколько кусков серебристо-красного шелка и вели затянуть здесь окна.

Фэнцзе кивнула. Все восторгались шелком, а старуха Лю, не преминув помянуть Будду, сказала:

— Нам платья и то было бы жалко шить из такого шелка! А вы придумали им затягивать окна!

— А что с ним делать? — удивилась матушка Цзя. — Ведь на платья он не годится!

Не успела она договорить, как Фэнцзе приподняла полу темно-красного шелкового халата и обратилась к матушке Цзя и тетушке Сюэ:

— Вот, поглядите!..

— Шелк замечательный, — похвалили матушка Цзя и тетушка Сюэ. — Но с «легкой дымкой» ни в какое сравнение не идет, хотя делают его в императорских мастерских.

— Говорят, будто шелк этот вырабатывают специально для императора! Как же он может быть хуже того, в который прежде одевались простые чиновники? — спросила Фэнцзе.

— А ты поищи такой шелк, у нас, наверное, сохранился, — прервала ее матушка Цзя. — Если найдешь два куска, подари бабушке Лю. Может быть, есть еще и лазурный, принеси мне — я сделаю полог для кровати. А что останется, отдадим служанкам на подкладку для безрукавок. Зачем материи зря лежать — ведь сгниет.

— Совершенно с вами согласна! — произнесла Фэнцзе и приказала служанкам унести шелк.

— Здесь тесновато, — заметила матушка Цзя, — давайте прогуляемся!

Тут в разговор вмешалась старуха Лю.

— Я слышала, — сказала она, — что знатные семьи живут в больших домах. И вот вчера мне довелось побывать в покоях почтенной госпожи: там все большое — и сундуки, и шкафы, и столы, и кровати. К примеру, шкаф больше комнаты в нашем доме! Не удивительно, что во дворе стоят высокие лестницы. Сперва я не поняла, для чего они, думала, чтобы лазить на крышу сушить белье! А потом догадалась, что без них не достать вещи из шкафа! Но эта маленькая комнатка кажется мне лучше больших! И вещи здесь все замечательные, только я не знаю, как многие из них называются. Мне даже жаль уходить отсюда!

— Я покажу вам места покрасивее! — сказала Фэнцзе старухе. — Пойдемте!

Все покинули павильон Реки Сяосян, и еще издали заметили на пруду лодку.

— Раз уж лодку пригнали, покатаемся немного, — предложила матушка Цзя и направилась к отмели Осоки, у острова Водяных каштанов.

По дороге на пруд они встретили женщин, которые несли короба, обтянутые разноцветным шелком с золотыми узорами.

— Где прикажете накрыть завтрак? — спросила Фэнцзе у госпожи Ван.

— Спроси старую госпожу, — ответила та, — где она прикажет, там пусть и накрывают.

— Неплохо бы устроиться у Таньчунь, — услышав их разговор, предложила матушка Цзя. — Ты со служанками займись завтраком, а мы пока покатаемся.

Фэнцзе вместе с Ли Вань, Таньчунь, Юаньян и Хупо кратчайшим путем направились в кабинет Осенней свежести. Женщины с коробами последовали за ними.

Столы накрыли в зале Светлой бирюзы.

— Мы насмехаемся над мужчинами, которые собирают гостей, чтобы хорошенько поесть и выпить, — заметила Юаньян. — А сегодня мы принимаем важную особу.

Простодушная Ли Вань не поняла намека, однако Фэнцзе сразу догадалась, что Юаньян имеет в виду старуху Лю.

— Вот посмеемся! — улыбнулась она и стала советоваться с Юаньян, какую бы устроить шутку.

— От вас никогда ничего доброго не дождешься! проговорила Ли Вань. — Вы хоть не дети, а на уме одно баловство. Непременно расскажу старой госпоже!

— Это я придумала, — сказала Юаньян, — вторая госпожа Фэнцзе тут ни при чем.

Вскоре подошли остальные и стали садиться где вздумается. Служанки подали чай, а Фэнцзе стала раскладывать оправленные серебром палочки из черного дерева.

— Принесите сюда тот кедровый столик, — распорядилась матушка Цзя, — для бабушки Лю.

Служанки исполнили приказание. Фэнцзе подмигнула Юаньян, та отвела старуху Лю в сторонку и тихо сказала:

— Кто за столом оплошает, над тем все смеются — так у нас в доме заведено. Ты уж не обижайся!

Наконец все расселись. Тетушка Сюэ успела позавтракать дома, поэтому есть не хотела, сидела в стороне и пила чай. Баоюй, Сянъюнь, Дайюй и Баочай заняли места за одним столом с матушкой Цзя. Госпожа Ван и Инчунь с сестрами расположились за другим столиком. Старуха Лю сидела за отдельным столом рядом с матушкой Цзя.

Матушка Цзя привыкла, чтобы во время еды возле нее стояли служанки с полоскательницами, мухогонками и полотенцами. В обязанности Юаньян это не входило, поэтому, когда она взяла мухогонку и встала возле матушки Цзя, остальные служанки поняли, что она собирается подшутить над бабушкой Лю, и уступили ей место. Прислуживая матушке Цзя, Юаньян незаметно сделала глазами знак старухе Лю. Та сразу догадалась, в чем дело, и сказала:

— Не беспокойтесь, барышня!

Палочки для еды показались старухе слишком тяжелыми, и она то и дело роняла их. Это Фэнцзе и Юаньян нарочно положили бабушке Лю старые четырехгранные оправленные золотом палочки из слоновой кости, которыми давно уже никто не пользовался.

— Да это не палочки, а дубины! — вскричала старуха. — Тяжелее деревенских лопат! Разве с ними управишься!

Все рассмеялись. В это время одна из служанок открыла короб и вынула из него два блюда с закусками. Ли Вань поставила одно блюдо перед матушкой Цзя, а второе блюдо, с голубиными яйцами, взяла Фэнцзе и поставила перед старухой Лю.

— Ешь, пожалуйста, — сказала матушка Цзя.

— Ах, старая Лю, старая Лю! — воскликнула старуха, вставая с места. — Аппетит у тебя что у быка, зараз можешь слопать целую свинью!

Она похлопала себя по щекам, вытаращила глаза и умолкла. Сначала никто не мог понять, в чем дело, а когда догадались, раздался дружный взрыв хохота.

Сянъюнь даже поперхнулась чаем, Дайюй повалилась на стол и только восклицала: «Ай-я»! Баоюй от хохота стал икать и прильнул к матушке Цзя, а та, едва сдерживая смех, гладила его, повторяя: «Ах, мой мальчик!» Госпожа Ван от смеха не могла произнести ни слова. Тетушка Сюэ прыснула чаем, облив Таньчунь юбку, а Таньчунь вылила полную чашку чая на Инчунь. Сичунь, вскочив с места, кричала своей тетке, заливавшейся смехом, чтобы та не толкала ее в бок. Служанки кто выбежал вон, не в силах удержаться от смеха, кто побежал за новым платьем для Инчунь. Только Фэнцзе и Юаньян как ни в чем не бывало продолжали угощать гостью.

Старуха Лю снова было взялась за палочки, но они ее не слушались.

— И куры у вас здесь умные! — говорила она. — Какие мелкие и красивые яйца несут! И этакую диковинку я могу отведать! Подумать только!

В ответ на ее слова раздался новый взрыв смеха. У матушки Цзя даже слезы навернулись на глаза, и Хупо, стоявшая позади, стала хлопать ее по спине.

— Это все негодница Фэнцзе подстроила! — произнесла наконец матушка Цзя. — Вы ей не верьте!

Пока старуха Лю хвалила яйца, Фэнцзе, смеясь, поторапливала ее:

— Ешь скорее! Ведь каждое такое яйцо стоит целый лян серебра! А если остынет, будет невкусно.

Старуха Лю хотела палочками ухватить яйцо и переворошила всю чашку, но когда наконец ей это удалось и она поднесла яйцо ко рту, оно выскользнуло и шлепнулось на пол. Она отложила палочки и наклонилась, чтобы поднять яйцо.

— Эх! — вздохнула старуха. — Потеряла целый лян серебра и даже не услышала, как оно звенит!

Никто ничего не ел, все корчились от смеха.

— Кому пришло в голову подать эти палочки? — спросила наконец матушка Цзя. — Ведь гостей мы не ждали, пира не устраивали! Это все проделки Фэнцзе! Замени их сейчас же!

Палочки из слоновой кости принесли, разумеется, не служанки, а Фэнцзе с Юаньян, чтобы подсунуть их старухе Лю. Но после слов матушки Цзя быстро убрали их и положили другие — из черного дерева, оправленные серебром — как у всех остальных.

— Убрали золотые, дали серебряные! — заметила старуха Лю. — Но мне они все равно не с руки.

— Если в закусках окажется яд, — сказала Фэнцзе, — с помощью серебра это сразу же обнаружится.

— Уж если в таких кушаньях есть яд, то те, которые едим мы, один мышьяк! — воскликнула старуха Лю. — Пусть лучше я отправлюсь, чем оставлю хоть что-нибудь!

Глядя, с каким аппетитом поглощает старуха Лю все подряд, матушка Цзя приказала отдать ей все блюда со своего стола, а также распорядилась положить в чашку Баньэра все самое вкусное.

После завтрака матушка Цзя, а за ней и все остальные пошли в спальню Таньчунь. Блюда убрали и стол водворили на место.

Обращаясь к Фэнцзе и Ли Вань, сидящим за столом друг против друга, старуха Лю сказала:

— Мне нравится такой обычай в вашем доме! Верно говорят: «Церемонии исходят из больших домов!»

— Не обращайте внимания, — улыбаясь, произнесла Фэнцзе, — мы ведь просто шутили.

— Не сердитесь на нас, бабушка, — добавила Юаньян, — во всем виновата я, простите меня!

— Да что вы такое говорите, барышни? — удивилась гостья. — Почему я должна сердиться? Я рада была немного позабавить старую госпожу. Когда вы сделали мне знак глазами, я сразу смекнула, в чем дело, и постаралась всех насмешить. А если бы я рассердилась, не стала бы разговаривать.

— Почему до сих пор не налили бабушке чаю? — обрушилась Юаньян на служанок.

— Мне только сейчас барышня наливала, я уже выпила, — поспешила сказать старуха Лю. — Не беспокойтесь, лучше сами кушайте, барышня!

— И в самом деле, давай поедим, — сказала Фэнцзе, беря Юаньян за руку, — а то опять будешь жаловаться, что голодна!

Юаньян села к столу. Служанки поставили перед ней чашку и положили палочки.

Когда с едой было покончено, старуха Лю с улыбкой проговорила:

— Гляжу я на вас и удивляюсь: поклевали чуть-чуть, и все! Видно, не приходилось вам голодать. Недаром ветер подует — вы падаете!

— Кушаний сколько осталось! Куда подевались служанки? — спросила Юаньян.

— Все на месте, — последовал ответ. — Ждем, когда вы прикажете, что с ними делать.

— Им не съесть столько. Положите в две чашки закуски и отнесите ко второй госпоже для Пинъэр, — распорядилась Юаньян.

— Не нужно, она утром хорошо поела, — сказала Фэнцзе.

— Не съест сама, накормит кошку, — проговорила Юаньян.

Одна из женщин тотчас поставила в короб две чашки и унесла.

— Где Суюнь? — спросила Юаньян.

— Она тут, ест вместе с другими служанками, — ответила Ли Вань, — зачем она тебе?

— Ладно, пусть ест, — сказала Юаньян.

— Надо бы послать Сижэнь угощение, — заметила Фэнцзе.

Юаньян тотчас распорядилась, а затем снова обратилась к служанкам:

— Вы все приготовили, уложили в короба?

— Успеем, время есть, — отвечали женщины.

— Поторопитесь, — приказала Юаньян.

— Слушаемся!..

Фэнцзе между тем пошла в комнату Таньчунь, где беседовали матушка Цзя и другие женщины.

Таньчунь очень любила чистоту и простор, поэтому в ее доме перегородки убрали и три комнаты соединили в одну. Посредине стоял большой мраморный стол, на нем — листы бумаги с образцами каллиграфии, несколько десятков драгоценных тушечниц, стаканы и подставки для кистей — их был целый лес. Здесь же стояла жучжоуская фарфоровая ваза объемом в целый доу с букетом хризантем, напоминавшим шар. На западной стене — картина Ми из Санъяна [286]«Дымка во время дождя», а по обе стороны от нее — парные надписи кисти Янь Лугуна, которые гласили:

На рассвете прозрачная дымка.

Телу радостно отдохновенье.

Там, где камень и чистый источник, —

Я живу средь полей, в отдаленье…

Под картиной стоял на столике треножник, слева от него на подставке из кипариса — большое блюдо, наполненное цитрусами «рука Будды», справа, на лаковой подставке, — ударный музыкальный инструмент бимуцин, сделанный из белой яшмы, и маленький деревянный молоточек для игры.

Баньэр уже не робел, как вначале, и даже попытался взять молоточек, чтобы ударить по бимуцину, но служанки его удержали. Потом ему захотелось отведать цитрус. Таньчунь выбрала один, дала ему и сказала:

— Можешь поиграть, только не ешь, он несъедобен.

У восточной стены стояла широкая кровать, покрытая пологом из зеленого газа с узором из пестрых цветов, травы, бабочек и разных букашек.

Баньэр, вне себя от восторга, подбежал к пологу и, тыча в него пальцем, закричал:

— Вот кузнечики, а это саранча!

— Паршивец! — прикрикнула на него старуха Лю и дала ему затрещину. — Тебя пустили посмотреть, а ты озорничаешь!

Баньэр разревелся, насилу его успокоили.

Матушка Цзя сквозь тонкий шелк окна поглядела во двор и сказала:

— Утуны возле террасы очень красивы, только мелковаты.

В этот момент ветер донес до них звуки музыки и удары барабана.

— Где-то свадьба! — произнесла матушка Цзя. — Ведь улица недалеко.

— Да разве здесь слышно, что делается на улице? — вскричала госпожа Ван. — Это наши девочки-актрисы разучивают пьесы.

— А не позвать ли их? — сказала матушка Цзя. — Сыграют что-нибудь для нас. И сами развлекутся, и мы повеселимся. Что вы на это скажете?

Фэнцзе распорядилась позвать девочек и приказала служанкам поставить посреди зала подмостки и застлать их красным войлоком.

— Пусть лучше играют в павильоне Благоухающего лотоса, — промолвила матушка Цзя, — там, над водой, музыка будет звучать еще красивее. А мы перейдем в покои Узорчатой парчи, где попросторнее, оттуда хорошо будет слышно.

Все согласились, а матушка Цзя обратилась к тетушке Сюэ:

— Пойдемте! Молодые не любят гостей, боятся, как бы у них в комнатах не напачкали! Не будем надоедать, покатаемся лучше на лодке, а потом выпьем вина.

С этими словами матушка Цзя поднялась с места.

— Что это вы, бабушка, говорите? — запротестовала Таньчунь. — Мне так хотелось, чтобы вы с тетушкой у меня посидели, а вы уходите!

— Хорошая у меня третья внучка, — улыбнулась матушка Цзя. — А две другие, у которых мы были, совершенно не умеют себя вести! Вот сейчас мы напьемся и пойдем к ним скандалить! — заявила она под общий хохот.

Все последовали за матушкой Цзя и, немного пройдя, очутились на островке Листьев вилларсии. Привезенные из Гусу лодочницы уже успели подогнать к берегу две лодки — обе из грушевого дерева. Служанки подхватили под руки матушку Цзя, госпожу Ван, тетушку Сюэ, старуху Лю, Юаньян и Юйчуань и усадили в лодку. За ними спустилась в лодку Ли Вань. Фэнцзе заняла место на носу и заявила, что будет грести.

— Ты не шути, — предупредила ее матушка Цзя. — Здесь не река, но все равно глубоко! Иди лучше ко мне!

— Не бойтесь, бабушка! — улыбнулась Фэнцзе. — Ничего не случится!

С этими словами она схватила шест и оттолкнула лодку от берега. Но на середине пруда лодку сильно качнуло, и Фэнцзе, испугавшись, отдала шест лодочнице.

Во второй лодке разместились Инчунь, Баоюй и сестры. Мамки и няньки шли по берегу, следуя за лодками.

— Как жаль, что поломали листья лотосов! — воскликнул Баоюй. — Но зачем их отсюда убрали?

— Чтобы привести сад в порядок! — с улыбкой произнесла Баочай. — Ведь в этом году что ни день, то пиры и гулянья, надо же было сделать уборку!

— Я не люблю стихи Ли Ишаня[287], — вмешалась в разговор Дайюй, — но две строки у него мне нравятся, и я вспомнила их, глядя на лотосы:

Запал мне в душу увядший лотос,

И слышу только, как дождь шумит…

— В самом деле прекрасно! — согласился Баоюй, — Я ни за что не стал бы убирать увядшие лотосы!

Тем временем подплыли к заливу Лиан. Повеяло холодком. Трава на берегах поблекла, и здесь еще сильнее чувствовалось дыхание осени.

Заметив неподалеку высокое строение, матушка Цзя спросила:

— Это здесь живет барышня Сюэ?

— Здесь, — ответили ей.

Матушка Цзя велела пристать к берегу, поднялась по каменной лестнице и вошла во двор Душистых трав. Здесь воздух напоен был чудесным ароматом. Травы и редкостные лианы зеленели все ярче, по мере того как становилось прохладнее, и на них алели бусины плодов и семян.

В доме было пусто, как в снежном гроте, никаких безделушек, только на столе стояла белая динчжоуская ваза[288]с несколькими хризантемами, а рядом — две книги да чайный прибор. На кровати с простым матрацем и одеялом лежал полог из темного флера.

— Эта девочка, Баочай, чересчур скромна! — вздохнула матушка Цзя. — Почему бы ей не попросить украшения у тети? Мне никто не напомнил, а самой в голову не пришло, что она ничего с собой не привезла из дому.

Матушка Цзя велела Юаньян принести сюда несколько старинных безделушек и обрушилась на Фэнцзе:

— До чего же ты мелочная! Неужели ничего не могла прислать младшей сестре для украшения комнаты?

— Мы посылали! — с улыбкой возразили госпожа Ван и Фэнцзе, — а она все вернула.

— Она и дома не очень увлекалась такими вещами, — вставила тетушка Сюэ.

— Это никуда не годится, — покачала головой матушка Цзя. — Так, правда, хлопот меньше, но что скажут родственники, если придут? И потом, если в комнатах барышень все так просто и скромно, нам, старухам, выходит, нужно вообще жить на конюшне! Ведь вы знаете из книг и пьес, как красиво должна выглядеть женская спальня! Наших девочек, конечно, нельзя сравнивать с теми барышнями, которых изображают в пьесах, но если есть чем, почему не украсить комнату? Ведь не обязательно загромождать ее мебелью. Прежде я очень хорошо умела украшать комнаты, но сейчас у меня нет ни малейшего желания заниматься подобными пустяками. А девочкам этому непременно надо учиться. Тонкий вкус — вот что главное. Без него даже дорогие вещи потеряют свою прелесть. Попробую сама убрать эту комнату. Ручаюсь, все будет красиво и просто. У меня сохранилось кое-что из моих личных вещей. Хорошо, что не показала их Баоюю, тогда ничего не осталось бы!

И матушка Цзя приказала Юаньян:

— Принеси каменную чашу, шелковую ширму и треножник из черного камня. Поставим их на столе, и ничего больше не нужно. А потом принесешь белый шелковый полог с надписями, сделанными тушью, а этот снимешь.

— Слушаюсь! — с улыбкой ответила Юаньян и добавила: — Но эти вещи спрятаны в сундуке, а сундук в верхней комнате, так что придется долго искать. Лучше я сделаю это завтра.

— Завтра или послезавтра — все равно, — кивнула матушка Цзя, — только смотри не забудь!

Посидев еще немного, матушка Цзя отправилась в покои Узорчатой парчи. Здесь ее встретили Вэньгуань и другие девочки-актрисы, справились о здоровье и спросили, какие арии госпожи желают послушать.

— Выберите несколько из тех, которые вы хорошо разучили, — ответила матушка Цзя.

Итак, девочки отправились в павильон Благоухающего лотоса. Но об этом мы рассказывать не будем.

Между тем Фэнцзе привела служанок и сделала необходимые приготовления. На небольшом возвышении справа и слева поставили две тахты, разостлали на них парчовые коврики, положили лотосовые циновки. Перед каждой тахтой стояло по два резных лаковых столика. Были и другие столики, самые разнообразные: в форме цветка бегонии, цветка сливы, листа лотоса, корзинки подсолнуха, одни круглые, другие — квадратные. На каждом столике — курильница и небольшой короб.

На две тахты, стоявшие на возвышении перед четырьмя столиками, сели матушка Цзя и тетушка Сюэ, а госпожа Ван — на стул возле двух столиков внизу. Для всех остальных поставили по одному столику. С восточной стороны села старуха Лю, с западной стороны заняли места по порядку Сянъюнь, Баочай, Дайюй, Инчунь, Таньчунь и Сичунь и, наконец, на самом дальнем краю — Баоюй. Столик Ли Вань и Фэнцзе стоял у перил возле шкафа. Короба с кушаньями на столах имели форму самих столов. Кроме того, перед каждым стоял заморский резной графин из черненого серебра и узорчатый эмалированный кубок.

Когда все расселись, матушка Цзя с улыбкой сказала:

— Выпьем по два кубка вина и будем играть в «застольный приказ».

— Вы уже успели придумать, что будете делать, почтенная госпожа! — улыбнулась тетушка Сюэ. — А нам как быть? Может быть, позволите нам выпить еще немного, мы опьянеем и тоже что-нибудь придумаем?

— Уж очень вы нынче скромны, — ответила ей матушка Цзя. — Заскучали, видно, со мной, старухой?

— Что вы, что вы! — вскричала тетушка Сюэ. — Просто я испугалась, что не сумею выполнить застольный приказ и надо мной станут смеяться!

— Не сумеете, выпьете лишний кубок, — засмеялась госпожа Ван, — захмелеете и отправитесь спать. Тогда вряд ли над вами будут смеяться!

— Хорошо, повинуюсь, — кивнула тетушка Сюэ. — Пусть почтенная госпожа выпьет вина и объявит приказ.

— Разумеется, объявлю! — произнесла матушка Цзя и осушила кубок.

Фэнцзе вскочила с места, подбежала к матушке Цзя и сказала:

— Уж если играть в застольный приказ, пусть распоряжается Юаньян.

И все поняли, что приказ, который собирается объявить матушка Цзя, придумала Юаньян.

— Верно, правильно! — послышались восклицания. Фэнцзе знаком велела Юаньян подойти.

— Раз мы играем в застольный приказ, незачем стоять, — заметила госпожа Ван и приказала девочке-служанке: — Принеси стул и поставь на циновку возле второй госпожи.

Юаньян сначала отказывалась, но потом все же села, выпила вино и с улыбкой сказала:

— Застольный приказ все равно что военный, ему обязаны подчиняться все. За нарушение — штраф!

— Само собой, — согласилась госпожа Ван. — Говори поскорее!

Вдруг старуха Лю вскочила с циновки и замахала руками:

— Я лучше уйду! А то вы будете надо мной смеяться!

— Это никуда не годится! — зашумели все.

Юаньян жестом велела усадить старуху Лю на место, и девочки-служанки снова потащили ее на циновку, подхватив под руки.

— Пощадите! — взмолилась старуха.

— Скажешь еще хоть слово, оштрафую на целый чайник вина! — пригрозила Юаньян.

Старуха Лю умолкла.

— Сейчас я возьму домино, буду открывать кости и объявлять очки, — продолжала Юаньян, — начну со старой госпожи и кончу бабушкой Лю. Сперва открою по порядку три кости: первую, вторую и третью. Потом назову общее число очков. На каждую кость нужно ответить стихотворением, песней, пословицей, поговоркой. Кто ошибется, тому штрафной кубок.

— Замечательно! — раздались одобрительные возгласы. — Объявляй скорей!

— Итак, открываю первую кость! — объявила Юаньян. — На левой кости две шестерки, «небо»[289].

— Над головою синий купол неба, — ответила матушка Цзя.

— Хорошо! — закричали все.

— Кость в середине я открываю, вижу «пять-шесть»[290]на ней, — объявила Юаньян.

— Сливы цветы у шести мостов[291], их запах проник до костей, — ответила матушка Цзя.

— Теперь одна осталась кость! — выкрикнула Юаньян. — На ней «один и шесть»!

— Один лишь солнца красный диск на небе в тучах есть![292]— ответила матушка Цзя.

— Это все растрепу беса вместе составляет! — воскликнула Юаньян.

— Этот бес Чжун Куя[293]ноги крепко обнимает, — отпарировала матушка Цзя.

Все захлопали в ладоши, бурно выражая свое восхищение. Матушка Цзя снова осушила кубок.

— Налево кость открыла я и вижу «дупель пять», — продолжала Юаньян.

— Цветы на сливе стали все под ветром танцевать, — тотчас же ответила тетушка Сюэ.

— Направо кость открыла я — вновь «дупель пять» в руках, — произнесла Юаньян.

— Десятый месяц, сливы цвет и аромат в горах, — опять ответила ей тетушка Сюэ.

— На средней кости семь очков:[294]здесь пять напротив двух, — сказала Юаньян.

— Ткачиху встретит в день седьмой седьмой луны пастух, — ответила тетушка Сюэ.

— Вместе все: Эрлан гуляет по Пяти вершинам[295], — продолжала Юаньян.

— Радостей святых и духов в мире не найти нам, — мгновенно нашлась тетушка Сюэ.

Все в знак одобрения осушили кубки.

— Продолжаю! — объявила Юаньян. — Слева вижу «длинный аз» — две звезды сияют[296].

— Небеса и землю месяц с солнцем освещают, — ответила Сянъюнь, до которой дошла очередь.

— Справа тоже «длинный аз» — две звезды сияют, — опять объявила Юаньян.

— Лепестки цветов на землю тихо опадают, — ответила Сянъюнь.

— В середине открыла я новую кость, «аз — четыре» я вижу на ней, — сказала Юаньян.

— Возле солнца, у самых собравшихся туч, абрикос[297]разгорелся красней, — ответила Сянъюнь.

— Вместе вышло: девять раз вишни созревали![298]— вновь воскликнула Юаньян.

— В императорском саду птицы их склевали, — ответила Сянъюнь.

Сказав это, Сянъюнь осушила кубок.

— Дальше, — объявила Юаньян. — Слева кость открыла я — «дупель тройка» вышел[299].

— Слышишь, ласточки попарно говорят под крышей, — тотчас послышался ответ Баочай.

— И справа опять я «длинную тройку» нашла[300], — продолжала Юаньян.

— Кувшинок зеленая длинная нить[301]под ветром в воде поплыла, — отпарировала Сянъюнь.

— Найдя в середине очки «три и шесть», я девять очков получаю[302].

— Обрушилась вниз половина трех гор у неба лазурного края.

— В конце получается: челн одинокий прихвачен железом замка[303], — сказала Юаньян.

— Повсюду, повсюду лишь волны и ветер, повсюду, повсюду тоска, — ответила ей Баочай и выпила вино.

— Я вижу, что слева лежат «небеса» предо мной, — тотчас продолжила Юаньян.

— И день так прекрасен, и виды чудесны, но я неспокойна душой, — ответила Дайюй, дождавшаяся своей очереди.

Баочай повернула голову и с удивлением взглянула на Дайюй, но та, занятая мыслью, как бы ее не оштрафовали, не заметила этого взгляда.

— «Парчовая ширма»[304]на средней кости, расшита цветами она, — произнесла снова Юаньян.

— И нет уж Хуннян — обо мне рассказать за шитым узором окна[305], — ответила Дайюй.

— Осталась кость, где «два и шесть»[306], а вместе восемь точек! — объявила Юаньян.

— Кто видел дважды государя, быть верным трону хочет, — ответила Дайюй.

— Все вместе: с корзиной в руках люблю в саду собирать цветы[307], — произнесла Юаньян.

— На посохе старец отшельник несет душистых гортензий цветы, — ответила на это Дайюй и осушила кубок.

— Налево кость «четыре — пять» — на кости девять точек, — объявила Юаньян.

— Цвет персика под проливным дождем, — ответила Инчунь.

— Штраф, штраф! — закричали все. — Это не рифмуется и по содержанию не годится.

Инчунь засмеялась и отпила глоток вина. Дело в том, что Фэнцзе и Юаньян не терпелось поскорее послушать старуху Лю, поэтому они попросили Инчунь ошибиться. Дошла очередь до госпожи Ван, но Юаньян пропустила ее и обратилась к старухе Лю, которая сидела следующей:

— Теперь ты!

— Мы в деревне тоже играем в такие игры, — сказала старуха Лю, — но так гладко у нас не получается. Ладно, попробую!

— Вот и хорошо, — сказали все хором, — Главное — не молчать, остальное — неважно.

— «Большую четверку»[308]я справа беру — стоит один человек, — начала Юаньян.

— Наверное, деревенский? — осведомилась старуха Лю.

Все разразились хохотом.

— Ты верно подметила, о том и речь, — подбодрила ее матушка Цзя.

— Не смейтесь, — попросила старуха Лю, — ведь мы, деревенские, люди невежественные, что знаем, то и говорим.

— Из середины «три — четыре»[309], зеленый с красным цвет, — возвестила Юаньян.

— Горит большой-большой огонь — и гусеницы нет, — ответила старуха Лю.

— И такое случается, говори, не стесняйся!

— Справа вижу «аз — четыре»[310]— посмотреть приятно, — продолжала Юаньян.

— Вижу я большую редьку и чеснок, понятно, — отвечала старуха Лю.

— Получилось вместе: ветка, где цветы краснеют![311]— воскликнула Юаньян.

— Где цветы опали — завязь, тыква там созреет, — сказала старуха Лю под общий хохот.

В этот момент снаружи послышался шум, закричали служанки.

Если хотите узнать, что произошло, прочтите следующую главу.

Дата добавления: 2015-09-05