Глава двадцать четвертая. Пьяный Алмаз презирает богатство и восхищается благородством;

Пьяный Алмаз презирает богатство и восхищается благородством;

глупая девчонка теряет платочек и вызывает любовное томление

Итак, кто-то хлопнул Дайюй по плечу, когда она сидела в глубокой задумчивости.

— Ты что здесь делаешь?

Дайюй испуганно вскочила — перед ней стояла Сянлин.

— Глупая девчонка! Напугала меня! Зачем пришла?

— Ищу нашу барышню и нигде не могу найти, — ответила Сянлин. — И Цзыцзюань тебя ищет. Говорит, жена господина Цзя Ляня послала тебе какой-то необыкновенный чай. Пойди, отведай.

Она взяла Дайюй за руку, и они вместе направились в павильон Реки Сяосян.

Фэнцзе и в самом деле прислала две банки прекрасного чая. Дайюй и Сянлин поговорили о вышивках и узорах, сыграли в шахматы, почитали немного, и Сянлин ушла.

Между тем Баоюй, которого Сижэнь увела домой, войдя в комнату, увидел Юаньян. Лежа в постели, она рассматривала вышивки Сижэнь.

— Где ты был? — спросила она Баоюя, едва тот вошел. — Бабушка давно тебя дожидается, велела съездить к старшему дяде справиться о здоровье. Скорее переодевайся!

Сижэнь отправилась во внутреннюю комнату за одеждой, а Баоюй сел на край постели, снял туфли и ждал, пока подадут сапоги, то и дело поглядывая на Юаньян. На девушке был розовый шелковый халат, теплая безрукавка из синего атласа, шелковые чулки цвета яшмы и расшитые узорами темно-красные туфли, шея повязана фиолетовым шелковым платочком. Баоюй наклонился, вдохнул исходивший от платка аромат. Он заметил, что белизной и нежностью кожи Юаньян не уступает Сижэнь, и, не удержавшись, погладил ее по шее.

— Дорогая сестрица, — лукаво произнес Баоюй, — дай мне попробовать помаду на твоих губах!

Он прижался к Юаньян и не мог оторваться, будто приклеенный.

— Сижэнь, иди-ка сюда, погляди! — крикнула Юаньян. — Ты давно ему прислуживаешь, почему не отучишь от глупостей!

Сижэнь с одеждой в руках вошла в комнату и сказала:

— Сколько раз тебе говорила, а ты опять за свое! Если и дальше будешь вести себя так, мне здесь незачем оставаться.

Она стала торопить Баоюя, чтобы быстрее переодевался. Баоюй сменил одежду и вместе с Юаньян отправился к матушке Цзя, после чего вышел из дому, чтобы ехать к Цзя Шэ. Слуги давно оседлали коня и стояли возле крыльца наготове. Баоюй как раз собрался сесть в седло, когда увидел Цзя Ляня, который только что вернулся от Цзя Шэ. Они поздоровались, но едва успели перекинуться несколькими словами, как откуда-то сбоку вынырнул молодой человек и обратился к Баоюю со словами:

— Как поживаете, дядюшка?

Баоюй оглянулся и увидел юношу лет восемнадцати — девятнадцати, высокого роста, с приятным овальным лицом, очень знакомым. Но кто такой этот юноша и где они встречались, Баоюй никак не мог вспомнить.

— Ты что таращишь глаза? Неужели не узнаешь? — спросил тут Цзя Лянь. — Ведь это Цзя Юнь, сын пятой тетушки, той самой, что живет во флигеле.

— И в самом деле! — вскричал Баоюй. — Как это я запамятовал! — И обратился к Цзя Юню: — Как чувствует себя твоя матушка? Что привело тебя к нам?

— Вот пришел поговорить со вторым дядей, — он кивнул на Цзя Ляня.

— Ты стал еще красивее, — продолжал Баоюй. — Вот бы мне такого сына!

— И не стыдно! — засмеялся Цзя Лянь. — Человек старше тебя на пять, а то и на шесть лет, а ты зовешь его сыном.

— Сколько тебе исполнилось? — спросил Баоюй Цзя Юня.

— Восемнадцать, — ответил тот.

Надо вам сказать, что Цзя Юнь был умен и проницателен. Услышав слова Баоюя, он с улыбкой сказал:

— Верно гласит пословица: «Дед лежит в колыбели, а внук ковыляет с клюкой». Возрастом я старше, но «как ни высока гора, ей не затмить солнца». Вот уже несколько лет, как умер мой отец, и некому меня наставлять. Если вы, дядя Баоюй, не питаете ко мне неприязни за мою глупость и готовы признать своим сыном, я буду счастлив.

— Слышал? — рассмеялся Цзя Лянь. — Он хочет стать твоим сыном! Значит, умеет ладить с людьми. Верно?

Цзя Лянь ушел, а Баоюй обратился к Цзя Юню:

— Заходи завтра, если будешь свободен. С ними тебе водиться незачем. Сейчас я не могу, а завтра буду ждать тебя в своем кабинете. Побеседуем, погуляем в саду.

Сказав это, Баоюй вскочил в седло и в сопровождении мальчиков-слуг поехал к Цзя Шэ. У того была легкая простуда. Баоюй передал дядюшке все, о чем просила матушка Цзя, а затем сам справился о его здоровье.

На все вопросы, заданные ему матушкой Цзя, Цзя Шэ отвечал почтительно, стоя, после чего позвал служанок и велел им проводить Баоюя к госпоже Син.

Баоюй попрощался с Цзя Шэ и поднялся в верхнюю комнату. Госпожа Син встала ему навстречу и поспешила осведомиться о здоровье матушки Цзя. Баоюй в свою очередь спросил, как чувствует себя госпожа Син.

Госпожа Син усадила Баоюя на кан, велела принести чай, а сама принялась расспрашивать, что нового у них дома. Вскоре пришел Цзя Цун и поклонился Баоюю.

— Где тебя носит? — с упреком спросила госпожа Син. — Куда подевалась твоя нянька? Бегаешь грязный, растрепанный — даже не похож на мальчика из приличной семьи!

В это время в комнату вошли Цзя Хуань и Цзя Лань, поклонились госпоже Син, и она предложила им сесть. Цзя Хуань сразу заметил, что Баоюй сидит рядом с госпожой Син, и та всячески за ним ухаживает. Это было ему неприятно. Посидев немного, он сделал знак глазами Цзя Ланю, что пора уходить, и они попрощались. Баоюй хотел пойти с ними, но госпожа Син его удержала:

— Погоди, я хочу с тобой поговорить!

Пришлось Баоюю остаться, а Цзя Хуаню и Цзя Ланю госпожа Син сказала:

— Передайте поклон от меня своим матерям. Ваши сестры и барышни давно уже здесь, от их шума кружится голова, так что сегодня я вас не приглашаю к себе.

— Значит, сестры здесь? — с улыбкой спросил Баоюй, когда Цзя Хуань и Цзя Лань вышли. — Почему же я их не вижу?

— Они посидели со мной недолго и ушли во внутренние покои, — ответила госпожа Син. — А сейчас где они, не знаю.

— Вы собирались со мной о чем-то поговорить? — спросил Баоюй.

— Нет! Просто хотела, чтобы ты поел у меня вместе с сестрами, а потом я тебе дам одну интересную вещицу.

За разговором они не заметили, как подошло время ужина. Когда стол был накрыт, а кубки и блюда расставлены, пригласили барышень и сели ужинать. После ужина Баоюй распрощался с хозяевами и вместе с барышнями уехал домой. Прежде чем разойтись по своим комнатам спать, они навестили матушку Цзя и госпожу Ван, но рассказывать мы об этом не будем.

А сейчас вернемся к Цзя Юню. Он явился к Цзя Ляню с просьбой подыскать для него какое-нибудь дело. Цзя Лянь выслушал его и сказал:

— Недавно было подходящее место, но твоя тетушка Фэнцзе отдала его Цзя Циню. Однако и для тебя кое-что есть, так она говорила: будешь следить за посадкой цветов и деревьев в саду.

Цзя Юнь подумал и произнес:

— Что же, придется подождать. Только вы, дядя, не рассказывайте тетушке, что я приходил.

— С какой стати я стану рассказывать? У меня времени нет на пустые разговоры. Завтра я должен съездить в Синьи и обратно. Так что за ответом приходи послезавтра вечером.

С этими словами Цзя Лянь ушел во внутренние покои переодеваться. Цзя Юнь покинул дворец Жунго и отправился домой. Дорогой он размышлял, что предпринять, как вдруг в голову ему пришла замечательная мысль — пойти к дяде Бу Шижэню, и он повернул в другую сторону.

Бу Шижэнь торговал благовониями. Он как раз вернулся из лавки, когда к нему явился Цзя Юнь.

— Ты зачем пришел? — спросил торговец племянника.

— Хочу просить вас, дядюшка, об одном деле, — отвечал Цзя Юнь. — Мне очень нужны камфара и мускус. Не дадите ли в долг каждого по четыре ляна, а к празднику восьмого месяца я с вами рассчитаюсь.

— В долг! — усмехнулся Бу Шижэнь. — Об этом лучше не проси! Недавно один мой приказчик взял на несколько лянов товару для своих родственников и до сих пор не заплатил. Вот мы и договорились с компаньонами родственникам в долг не давать, а кто нарушит уговор, с того причитается двадцать лянов серебра на угощение. Да и с товаром, который ты спрашиваешь, сейчас трудно. Даже за наличные у меня вряд ли найдется такое количество. Пришлось бы доставать в другом месте. Это во-первых. И потом — было бы у тебя какое-нибудь серьезное занятие! А то ведь тебе это понадобилось для очередной проделки! Вот ты говоришь: дядя несправедлив, вечно ругает тебя, но ведь таким, как ты, все нипочем. Тебе давно следовало взяться за ум и найти себе какой-нибудь заработок, порадовать дядюшку.

— Вы совершенно правы, — с улыбкой заметил Цзя Юнь. — Но после смерти отца я был совсем еще ребенком и мало что смыслил в жизни. Мама говорила мне, что только благодаря вам мы смогли устроить отцу приличные похороны. Все это вам, дядюшка, хорошо известно, как и то, впрочем, что я не промотал землю и дом, которые достались мне по наследству! Но даже самая умелая жена не сможет приготовить пищу, если нет риса! А как же быть мне? Другой на моем месте дни и ночи приставал бы к вам, выпрашивая то по три шэна риса, то по два шэна бобов, и вы, дядюшка, не знали бы, как от него отвязаться.

— Мальчик мой, разве отказал бы я тебе, будь у меня то, что ты просишь? — возразил Бу Шижэнь. — Меня всегда волновала твоя судьба, и я не раз говорил жене, что ты совсем не знаешь жизни. Сходил бы к своим богатым родственникам. Не удастся повидаться со старшими господами — постарайся завязать дружбу с их управляющими, они помогут тебе получить работу. Недавно я был за городом и встретил там четвертого брата Цзя Циня.Он ехал в великолепной коляске, а за ним — сорок или пятьдесят буддийских и даосских монахинь, которых он сопровождал в родовую кумирню семьи Цзя. Разве не ловкостью и умением добился он этого места?

Цзя Юнь пробормотал что-то в ответ, поднялся и стал прощаться.

— Куда ты торопишься? Поел бы со мной! — сказал Бу Шижэнь.

Но тут закричала его жена:

— Рехнулся ты, что ли! Какой богач выискался! Знаешь ведь, что у нас нет риса, и мне пришлось купить полцзиня муки, чтобы тебя накормить! Угостишь племянника, а сам голодным останешься?

— Купи еще полцзиня, и все будет в порядке, — возразил Бу Шижэнь.

Жена позвала дочку.

— Инцзе, сходи к тетушке Ван напротив, попроси взаймы денег. Скажи, завтра вернем!

Услышав такой разговор, Цзя Юнь, бормоча: «Не стоит беспокоиться», скрылся за дверью.

Но оставим пока Бу Шижэня и его жену и расскажем о Цзя Юне.

Покинув дом дядюшки, он решил идти домой. Шел он печальный, низко опустив голову, как вдруг наткнулся на пьяного.

— Ты что, ослеп? — заорал тот, схватив Цзя Юня за руку. — Лезешь на человека!

Голос его показался Цзя Юню знакомым, он поднял голову и, присмотревшись, узнал своего соседа Ни Эра.

Ни Эр слыл хулиганом, дебоширом, все время проводил в игорном доме, пил вино, затевал драки, а заведутся деньги, отдавал их в рост. Сейчас, видимо, кто-то вернул ему долг, он был изрядно навеселе, уже готовился пустить в ход кулаки, но Цзя Юнь вскричал:

— Ни Эр, ведь это же я!

Услышав знакомый голос, Ни Эр уставился на Цзя Юня, опустил руки и, шатаясь, произнес:

— Так это вы, второй господин Цзя Юнь! Куда путь держите в такой час?

— Сразу всего не расскажешь, — ответил Цзя Юнь. — Попал я в неприятную историю.

— Не расстраивайтесь, — сказал Ни Эр. — Если с вами обошлись несправедливо, я отомщу, только скажите. А может, кто-нибудь из жителей трех соседних улиц или шести переулков посмел вас обидеть, так я с ним расправлюсь. Не будь я Ни Эр, Пьяный Алмаз!

— Погоди, не горячись, — стал успокаивать его Цзя Юнь. — Послушай, в чем дело.

И он передал Ни Эру свой разговор с Бу Шижэнем.

— Не будь он ваш родственник, я вздул бы его хорошенько! — вскипел Ни Эр. — Как же он мог вам отказать!.. Ну ладно! Не огорчайтесь! У меня есть несколько лянов серебра, если нужно — берите. Мы добрые соседи, и процентов я не возьму.

Он вытащил из-за пояса деньги.

Цзя Юнь про себя подумал:

«Пьяный Алмаз хоть и забияка, но не оставит в нужде, все знают его благородство. Откажись я от денег, пожалуй, обидится. Возьму и верну с процентами».

Обратившись к Ни Эру, он с улыбкой сказал:

— Ни Эр, ты и в самом деле замечательный малый! Так великодушно предлагаешь мне деньги, разве посмею я отказаться? Как только вернусь домой, напишу как полагается расписку и пришлю тебе.

— У меня всего пятнадцать лянов и три цяня! — расхохотавшись, сказал Ни Эр. — Но если вздумаете писать расписку, не дам ничего.

— Ладно, будь по-твоему, — согласился Цзя Юнь, беря деньги. — Только не шуми!

— Не буду, — улыбнулся Ни Эр. — Уже смеркается, и я не стану вас приглашать в кабачок. Да и дела еще есть, так что идите своей дорогой. Только передайте моим домашним, чтобы не ждали меня, запирали двери и ложились спать. Если же я понадоблюсь, пусть утром дочка придет к Вану Коротышке, торговцу лошадьми, я у него буду.

Ни Эр повернулся и зашагал прочь.

Великодушие Ни Эра показалось Цзя Юню странным, и он подумал, что сосед его и в самом деле необычный человек. Вместе с тем Цзя Юнь опасался, как бы Ни Эр, когда пройдет хмель, не потребовал удвоенной суммы. Что тогда делать?

Однако он поспешил успокоить себя:

«Ничего, как только получу место, смогу вернуть и вдвойне».

Цзя Юнь отправился в меняльную лавку, взвесил полученное серебро. Там оказалось ровно столько, сколько сказал Ни Эр, и Цзя Юнь еще больше обрадовался.

По пути он зашел к жене Ни Эра и передал все, как наказывал муж.

Дома он застал мать на кане с прялкой в руках. Увидев сына, она спросила:

— Где ты пропадал целый день?

Боясь, что мать рассердится, Цзя Юнь ни словом не обмолвился о том, что был у Бу Шижэня, только сказал:

— Ждал во дворце Жунго дядю Цзя Ляня, — и в свою очередь спросил у матери: — Ты обедала?

— Да, — ответила мать и приказала девочке-служанке подать Цзя Юню еду.

Время было позднее, Цзя Юнь поел и лег спать. О том, как он провел ночь, мы рассказывать не будем.

На следующее утро Цзя Юнь встал, умылся и вышел из дому через южные ворота. Купив в лавке мускуса, он отправился во дворец Жунго. Там он узнал, что Цзя Лянь уже уехал, подошел к воротам его дома и увидел мальчиков-слуг, которые мели двор. Вскоре в дверях появилась жена Чжоу Жуя и крикнула:

— Хватит мести, госпожа сейчас выйдет!

Цзя Юнь быстро подошел к жене Чжоу Жуя и спросил:

— Куда собралась ваша хозяйка?

— Ее позвала старая госпожа, — ответила та. — Надо, наверное, что-то скроить.

Тут как раз вышла из дома Фэнцзе, сопровождаемая целой толпой служанок. Цзя Юнь, зная, что Фэнцзе любит внимание, подошел к ней и, почтительно сложив руки, поклонился. Фэнцзе продолжала путь, даже не удостоив его взглядом. Лишь мимоходом спросила, как себя чувствует его мать и почему так редко у них бывает.

— Матушке нездоровится, — ответил Цзя Юнь. — Она часто вас вспоминает и очень огорчена, что не может вас навестить.

— Ох, и врешь же ты! — покачала головой Фэнцзе.

— Пусть гром меня поразит, если я осмелился вам солгать! — с улыбкой произнес Цзя Юнь. — Только вчера вечером матушка вас вспоминала! Говорила, что здоровье у вас слабое, но вы трудитесь изо всех сил и лишь благодаря вам хозяйство во дворце в полном порядке, а так начался бы настоящий хаос.

На устах Фэнцзе заиграла самодовольная улыбка, и, остановившись, она спросила:

— Что это вы с матерью вдруг вздумали судачить обо мне?

— Госпожа, — произнес Цзя Юнь, будто не слыша вопроса, — у меня есть хороший друг, который торговал благовониями. Недавно он получил судейскую должность в одной из областей провинции Юньнань и собирается уезжать туда вместе с семьей. Торговлю он прекратил, расплатился с долгами, а что не успел сбыть — подарил друзьям. Мне достались камфара и мускус. Мы с матушкой посоветовались и решили, что жаль продавать такие редкие вещи, а подарить некому — нет достойных друзей. Тут мы и вспомнили, что вам, тетушка, пришлось потратить немало денег на эти благовония в прошлом году. Я уже не говорю о приезде государыни в нынешнем, но на один только праздник Начала лета благовоний потребуется в десять раз больше, чем обычно. Вот я и подумал, что доставшиеся мне благовония надо с почтением поднести вам.

С этими словами он протянул Фэнцзе обтянутую узорчатой парчой коробочку.

Фэнцзе, которая готовилась к предстоящему празднику, очень обрадовалась и приказала Фэнъэр:

— Возьми подарок у брата Цзя Юня, отнеси домой и отдай Пинъэр, — после чего снова обернулась к Цзя Юню: — Теперь я понимаю, почему твой дядя Цзя Лянь постоянно твердит, что ты умен и находчив!

Цзя Юнь понял, что не напрасно поднес подарок, и, расхрабрившись, спросил:

— Значит, дядюшка тоже обо мне не забывает?

Фэнцзе очень хотелось сказать Цзя Юню, что ему собираются дать должность надсмотрщика за садовниками, но она прикусила язык, опасаясь, как бы Цзя Юнь не стал хвастаться, будто подкупил ее своим ничтожным подарком. Цзя Юню же было неловко ей докучать, и он откланялся. Дома, поев, он вдруг вспомнил, что Баоюй приглашал его к себе, в кабинет Узорчатого шелка, находившийся у вторых ворот, неподалеку от покоев матушки Цзя.

Подойдя ко двору, Цзя Юнь заметил Минъяня, таскавшего из гнезд воробьиных птенцов. Он осторожно подкрался сзади, топнул ногой и крикнул:

— Опять балуешься!

Минъянь обернулся и, увидев Цзя Юня, с улыбкой произнес:

— В чем дело? Ты так меня напугал, что душа ушла в пятки. Кстати, не зови меня больше Минъянь. Господину Баоюю не нравится это имя, и он переменил его на Бэймин — Сушеный чай. Так и запомни!

Цзя Юнь кивнул головой и направился к кабинету, спросив на ходу:

— Второй господин Баоюй у себя?

— Нет, он сегодня не приходил, — ответил Бэймин. — Но если он тебе нужен, я справлюсь.

С этими словами Бэймин ушел, а Цзя Юнь принялся рассматривать образцы живописи и каллиграфии на стене и разные безделушки. Прошло довольно много времени. Цзя Юнь вышел и хотел позвать другого слугу, но никого не увидел — все убежали играть.

Расстроенный, Цзя Юнь остановился в нерешительности, как вдруг из-за дверей послышался голос:

— Брат, это ты?

Цзя Юнь заглянул в дверь и увидел служанку лет пятнадцати — шестнадцати, стройную, с чистыми проницательными глазами. Девочка хотела уйти, но тут появился Бэймин и, заметив ее, сказал:

— Хорошо, что ты здесь, я ничего не смог узнать!

Цзя Юнь поспешно вышел навстречу Бэймину.

— Ну что? — спросил он.

— Я никого не застал, только прождал понапрасну, — ответил тот. — А это служанка из комнат господина Баоюя. — И он обратился к служанке: — Милая девушка, доложи своему господину, что пришел второй господин Цзя Юнь.

Услышав, что юноша принадлежит к господской семье, служанка не стала прятаться и окинула Цзя Юня пристальным взглядом.

— Какой там господин! — промолвил Цзя Юнь. — Скажи, что пришел Цзя Юнь, и ладно.

Служанка помолчала и, едва сдерживая улыбку, сказала:

— Мне кажется, второй господин, вам лучше вернуться домой и прийти завтра. Вечером я при случае о вас доложу.

— Что ты хочешь этим сказать? — спросил Бэймин.

— Сегодня днем господин Баоюй не спал, — пояснила служанка, — поэтому он рано поужинал и сюда не придет. Зачем же заставлять второго господина Цзя Юня здесь дожидаться? Ведь он, наверное, не ел. Пусть лучше идет домой, а завтра приходит. Даже если я сейчас доложу, вряд ли второй господин Баоюй его примет.

Цзя Юню понравилась сдержанная безыскусная речь служанки, он хотел было спросить, как ее имя, но, вспомнив, что она служанка Баоюя, счел неудобным проявлять чрезмерное любопытство. Поэтому он кивнул и сказал:

— Пожалуй, ты права! Я приду завтра!

Цзя Юнь направился к выходу, но Бэймин его остановил:

— Погоди, я налью чаю! Выпьешь и пойдешь.

— Не беспокойся, у меня дела, — ответил Цзя Юнь, обернувшись и глядя на служанку.

Цзя Юнь отправился прямо домой, а на следующий день явился к воротам Жунго и увидел Фэнцзе, которая садилась в коляску, чтобы ехать во дворец Нинго. Заметив юношу, Фэнцзе велела служанкам его подозвать и, не выходя из коляски, сказала:

— Юньэр, ты осмелился со мной хитрить! Я-то думаю, с чего вдруг ты решил сделать мне подарок, а ты, оказывается, надеялся получить взамен какую-нибудь должность. Твой дядя Цзя Лянь вчера мне сказал, что ты обращался к нему с подобной просьбой.

— Ох, и не вспоминайте об этом, тетушка, — с улыбкой произнес Цзя Юнь. — Я потом пожалел, что обратился к нему. Надо было сразу попросить вас. Но кто мог подумать, что дядюшка не сможет ничего сделать?!

— Вот оно что! — рассмеялась Фэнцзе. — Значит, ты у него ничего не добился и пришел ко мне!

— Вы оскорбляете чувство моего искреннего уважения к вам, тетушка! — обиженно произнес Цзя Юнь. — У меня и в мыслях такого не было! Иначе я бы признался вам в этом вчера! Но раз вы все знаете, я не стану ждать помощи дядюшки и попрошу вас сделать мне одолжение!

— Зачем же искать окольные пути! — усмехнулась Фэнцзе. — Скажи ты мне сразу об этом, я могла бы найти для тебя дело покрупнее и не стала бы время тянуть! Сейчас в саду будут производиться посадки цветов и деревьев, и нужен человек, который присматривал бы за работой! Не надо было молчать, давно получил бы это место!

— Еще не поздно, — возразил Цзя Юнь, — это дело вы можете мне и сейчас поручить.

Фэнцзе, подумав, сказала:

— Пожалуй, это не совсем удобно. Вот к будущему новогоднему празднику надо будет закупить большую партию ракет и фонарных свечей, тогда я охотно поручу тебе это дело. Согласен?

— Дорогая тетушка, разрешите мне сначала поработать в саду. Если я справлюсь, поручите и другое дело.

— А ты, я смотрю, далеко закидываешь удочку! — проговорила Фэнцзе. — Признаюсь, не скажи мне Цзя Лянь о тебе, я и не вспомнила бы. Сейчас я уезжаю, так что приходи в полдень, получишь деньги и завтра же начинай посадки цветов!

Она сделала слугам знак трогаться и уехала.

Цзя Юнь, обуреваемый радостью, отправился в кабинет Узорчатого шелка, но оказалось, что Баоюй с самого утра уехал во дворец Бэйцзинского вана, и Цзя Юнь напрасно прождал его до полудня.

Узнав о возвращении Фэнцзе, Цзя Юнь отправился к ней, заранее написав расписку в получении денег. Из дому вышла Цаймин, взяла у Цзя Юня расписку, проставила сумму, год и месяц и вернула вместе с верительной биркой.

Цзя Юнь пробежал глазами расписку: там значилась сумма в двести лянов серебра. Не чуя под собой ног от радости, он помчался в кладовую за деньгами. Дома он обо всем рассказал матери, и оба ликовали.

На следующее утро Цзя Юнь первым долгом разыскал Ни Эра, вернул ему деньги, захватил с собой пятьдесят лянов серебра и, выйдя из дому через западные ворота, отправился к садоводу Фан Чуню, чтобы закупить у него деревья. Но об этом мы подробно рассказывать не будем.

Надобно вам сказать, что Баоюй пригласил Цзя Юня из вежливости, как обычно приглашает богач бедняка, и тотчас же позабыл об этом. Вернувшись вечером из дворца Бэйцзинского вана, Баоюй повидался с матушкой Цзя и госпожой Ван, а затем отправился к себе в сад, где переоделся и собрался купаться.

Сижэнь дома не было, ее пригласила к себе Баочай вязать банты; Цювэнь и Бихэнь ушли за водой. У Таньюнь заболела мать, и она уехала домой; Шэюэ лежала в постели, ей нездоровилось. Остальные служанки для черной работы и различных поручений тоже разбрелись кто куда, надеясь, что не понадобятся. А Баоюю, как нарочно, захотелось чаю. Он стал звать служанок, и на его зов явились три старухи.

— Не надо, не надо, уходите! — замахал руками Баоюй.

Старухам ничего не оставалось, как удалиться.

Баоюй спустился вниз, взял чашку и пошел к чайнику налить себе чаю. Вдруг за его спиной раздался голос:

— Второй господин, смотрите не обварите руки! Дайте лучше я налью.

К Баоюю подошла девочка и взяла у него чашку.

— Откуда ты? — вздрогнув от неожиданности, спросил Баоюй. — Ты так неожиданно появилась, даже напугала меня.

Подавая чай, девочка отвечала:

— Я ваша дворовая служанка. Вошла в дом черным ходом — неужели вы не слышали шагов?

Баоюй пил чай и внимательно разглядывал девочку. На ней было поношенное платье, черные, как вороново крыло, волосы собраны в узелок. Овальное личико и стройная фигурка делали ее миловидной и привлекательной.

— Значит, ты здесь служишь? — улыбаясь, спросил он.

— Да, — тоже улыбаясь, ответила девочка.

— Почему же я тебя не знаю?

— Вы многих не знаете, господин, не только меня, — усмехнулась служанка. — Ведь я не подаю вам чай, не помогаю одеваться. Откуда же вам знать меня?

— А почему ты мне не прислуживаешь? — удивился Баоюй.

— Трудно объяснить, — ответила девочка. — Не стоит говорить об этом. Но у меня есть к вам поручение: вчера вас спрашивал какой-то Цзя Юнь, и я попросила Бэймина сказать, что вы заняты. Сегодня он приходил снова, когда вы уехали во дворец Бэйцзинского вана.

Едва она это произнесла, как в комнату, хихикая, вошли Цювэнь и Бихэнь. Они тащили большой чан с водой. Поддерживая руками полы халатов, они раскачивались из стороны в сторону, расплескивая воду. Девочка бросилась им навстречу.

Цювэнь и Бихэнь переругивались на ходу — первая уверяла, что вторая забрызгала ей платье, вторая — что первая наступила ей на ногу. Тут они заметили, что кто-то вышел им помочь, удивленно подняли глаза и увидели Сяохун. Они поставили воду и вошли в комнату, где, кроме Баоюя, никого не было. Девушкам стало неловко. Они приготовили все необходимое для мытья и, пока Баоюй раздевался, вышли за дверь. На другой половине дома они отыскали Сяохун и спросили, что она делала в покоях Баоюя.

— Разве я была в его покоях? — удивилась Сяохун. — Я потеряла платок и пошла посмотреть, нет ли его во внутренних покоях. Вдруг второму господину Баоюю захотелось чаю. Вас он не дозвался, тогда я вошла и налила ему чая. А вскоре явились вы.

— Бесстыжая потаскушка! — вспыхнула Цювэнь. — За водой ты не пошла, заявила, что у тебя другие дела, нам самим пришлось тащить, а ты воспользовалась случаем и пробралась к господину! Хочешь быть к нему поближе? Неужели ты лучше нас?! Посмотрись в зеркало! Достойна ли ты прислуживать господину?

— Завтра же всем скажу, пусть воду и чай подает господину она, — заявила возмущенная Бихэнь, — мы и пальцем не шевельнем.

— Уж если на то пошло, нам лучше совсем уйти, пусть одна здесь прислуживает! — поддакнула Цювэнь.

Пока обе они кричали и возмущались, от Фэнцзе пришла старая мамка и сказала:

— Завтра придут работники сажать деревья, поэтому велено предупредить вас, чтобы платья и юбки не сушили и не проветривали где попало! На холме поставят шатер, и в тех местах без дела не шатайтесь!

— А ты не знаешь, кто будет присматривать за работниками? — поинтересовалась Цювэнь.

— Какой-то Цзя Юнь, который живет во флигеле позади дворца, — ответила старуха.

Цювэнь и Бихэнь не знали Цзя Юня, им было все равно, и они принялись расспрашивать старуху о чем-то другом. Зато Сяохун догадалась, что это тот самый молодой человек, который накануне приходил к Баоюю.

Надо сказать, что фамилия Сяохун была Линь, а детское имя Хунъюй — Красная яшма. Но, поскольку слово «юй» входило в состав имен Баоюя и Дайюй, ее стали звать Сяохун. Она принадлежала к числу служанок, отданных в вечную собственность семьи Цзя, отец девушки служил управляющим всеми поместьями хозяев. Сяохун исполнилось четырнадцать лет, когда ее послали служанкой во двор Наслаждения пурпуром. Сначала здесь была тишина, но когда сестры и Баоюй поселились в саду Роскошных зрелищ, Баоюй выбрал себе именно двор Наслаждения пурпуром. Сяохун была еще неопытной девочкой, но, обладая приятной внешностью, лелеяла мечту получить когда-нибудь повышение, поэтому все время старалась попасться на глаза Баоюю. Но его служанки зорко следили за тем, чтобы никто не приближался к их господину. И вот, когда Сяохун представилась наконец такая возможность, ей пришлось выслушать ругань и оскорбления. Девушка совсем пала духом от подобного невезенья. Но как раз в этот момент старая мамка вдруг упомянула о Цзя Юне. Сердце девочки дрогнуло. Грустная, вернулась она в свою комнату, легла на кровать и задумалась. Ворочаясь с боку на бок, она размышляла о том, что жить на свете совсем неинтересно.

— Сяохун, — вдруг раздался под окном чей-то голос, — я нашел твой платок.

Сяохун вскочила с постели, выбежала во двор и увидела — кого бы вы думали? Цзя Юня.

Сяохун, смутившись, спросила:

— Где же вы его нашли, господин?

— А ты иди сюда, — с улыбкой произнес Цзя Юнь, — я тебе все расскажу.

Он потянул девочку за рукав. Сяохун стыдливо отвернулась и бросилась бежать, но споткнулась о порог и упала.

Если вам интересно узнать, что было дальше, прочтите следующую главу.

Дата добавления: 2015-09-05