Плач Оддрун

	О Боргню и Оддрун
	Одного конунга звали Хейдрек. Его дочь звали Боргню. Вильмундом звали того, кто был ее любовником. Она не могла разродиться, пока не подоспела Оддрун, сестра Атли. Оддрун была раньше возлюбленной Гуннара, сына Гьюки. Об этом здесь рассказывается.
	Слышал рассказ я в древних сагах, как дева явилась однажды в Морналанд; никто из людей на земле не мог ей дочери Хейдрека, помощь подать.
	Услышала Оддрун, Атли сестра, что тяжкие боли деву схватили; из стойла взяла удилам покорного, на вороного седло возложила.
	Пустила коня по ровным путям, пока не достигла палат высоких; в дом войдя, прошла вдоль палаты, с коня усталого скинув седло, и сразу сказала слова такие:
	«Что на земле здесь достойно вниманья? Какие услышу в Хуналанд вести?»
	Служанка сказала:
	«Боргню лежит здесь, боль ее мучит, подруге твоей не поможешь ли, Оддрун?»
	Оддрун сказала:
	«Кто же в позоре этом повинен? Откуда у Боргню внезапные боли?»
	Служанка сказала:
	«Вильмунд зовется воин, что деву покровом окутывал целых пять зим, — в этом отцу она не призналась».
	Больше ни слова они не сказали: сев рядом с девой, радея о помощи, громко запела, могуче запела Оддрун для Боргню благие заклятья.
	Двойня родилась — мальчик и девочка, славные дети убийцы Хёгни. Слово промолвила в муке предсмертной дева, молчанье дотоле хранившая;
	«Пусть тебе Фригг и Фрейя помогут и боги другие, благо дающие, как ты отвела от меня погибель!»
	Оддрун сказала:
	«Не потому я пришла на помощь, что тебя считала того достойной; исполнила я, что обещала, когда делили добычу конунги: всем помогать, кто помощи ищет».
	Боргню сказала:
	«Безумна ты, Оддрун, твой разум затмился, — зачем ты, озлобясь, меня осуждаешь? А я от тебя оторваться не в силах, как будто отцы наши братьями были!»
	Оддрун сказала:
	«Я помню слова, что ты молвила вечером, Гуннару я напиток готовила: деве другой не довелось бы так поступить, как я поступила. ...
	Села тогда жена и скорбно о горе своем рассказывать стала.
	Оддрун сказала:
	«Вскормили меня в княжьих хоромах — всем на радость — по воле людей. Владела я счастьем и отчей землей всего лишь пять лет, пока жив был отец мой.
	Последнее слово конунг промолвил, пред смертью своей так повелел он: надеть мне уборы из красного золота и замуж идти мне за сына Гримхильд;
	Брюнхильд он шлем взять повелел, сказал, что валькирией быть суждено ей; сказал, что другой на свете не будет девы, мне равной, коль не умру я».
	Брюнхильд в покоях ткала покровы, дружина и земли ее окружали; земля и небо покоились мирно в час, когда Сигурд чертог увидел.
	Вальским клинком воин ударил, Брюнхильд палаты были разрушены; следом затем все она сведала, как ей чинили обманные козни.
	За это она отомстила жестоко, все испытали мы беды великие: в мире повсюду молва разнесется, как Брюнхильд себя убила на Сигурде!
	Гуннар был дорог мне, как Брюнхильд должен был конунг стать дорогим.
	Много колец красного золота и выкуп большой брату предложен был; а мне предложил он пятнадцать дворов и Грани поклажу, когда б пожелала я.
	Но Атли сказал, что от Гьюки сынов взять никогда не захочет он вена. А мы побороть любовь не могли, и я к плечу князя прильнула.
	Многие родичи речи вели о том, что вместе видели нас; И Атли молвил, что мне не пристали греховный поступок и дело позорное.
	Но отрекаться нельзя от любви, где править людьми она начинает!
	Атли своих послал соглядатаев тайно за мною в темную чащу, — пришли, — хоть туда идти бы не след им, — когда наш покров постлать мы хотели.
	Красные им посулили мы кольца, чтоб скрыли они от Атли, что видели, но поспешили посланцы Атли в дом возвратиться и все рассказать.
	Но Гудрун от них ничего не узнала, а ей бы вдвойне пристало то ведать.
	Цокот раздался копыт золотых, прибыли к нам наследники Гьюки, — вырвали сердце из ребер у Хёгни, в ров змеиный Гуннара ввергли.
	Случилось тогда быть мне у Гейрмунда, там я питье принялась готовить, а Гуннар играть на арфе начал, — подумал он, видно, конунг великий, что помощь ему оказать поспешу я.
	Ко мне донеслись с острова Хлесей струн голоса, горестно певшие; служанкам велела в дорогу собраться, князя от смерти хотела спасти я!
	Ладья поплыла через пролив, пока не достигла Атли палат.
	Но тут приползла коварная мать конунга Атли, — истлеть бы проклятой! — Гуннару в сердце жало вонзила, и конуга я спасти не могла.
	Нередко дивлюсь, как ныне могу я, женщина, в горести жить и томиться, если властитель, мечи вручавший, в битвах могучий, как жизнь, мне был дорог!
	Слушала ты скорбные речи о горестных судьбах моих и родни моей. Желанья людские жизнью правят — так кончается Оддрун плач».

Дата добавления: 2015-09-05