Читайте также: |
|
Публичный суд по делу «по обвинению свящ. Платонова, Хитрова и др. в агитации против Советской власти среди населения» был назначен на 5 октября 1918 года на 10 часов. Большую часть из 1096 человек, присутствовавших на процессе, составляли члены профсоюзов, служащие советских учреждений, партийные работники (подавляющее число — коммунисты), рабочие и солдаты, «интел. труженники», обыватели и учащиеся, было 23 представителя духовного сословия, и еще 15 человек представляли Серафимовский приход.
В фондах Саратовского областного музея краеведения сохранилась большого формата фотография, сделанная, вероятно, в самом начале заседания суда, т.е. в 10 часов 5 октября 1918 года, с балкона в Большом зале Саратовской консерватории, в котором проходило заседание. Поскольку большинство лиц повернуто к объективу фотокамеры, можно вглядеться в глаза и будущих жертв «красного террора», и их палачей, и зрителей этого, еще невиданного по тем временам, действа — первого в России публичного процесса над духовенством. Это фотография «саратовского Лифостротона», где было, подобно свершившемуся почти две тысячи лет назад, заявлено что «нет у нас царя, кроме кесаря» (Ин. 19, 15), и на консерваторских подмостках которого в пределах нашей губернии беспрепятственно начались гонения на Церковь Христову. Судебные заседания проходили в том же самом помещении, где почти за год до этого, в ночь с 26 на 27 октября 1917 года, была провозглашена Советская власть в Саратове.
О характере этого судилища можно судить по речи, произнесенной обвинителем тов. Гринем: «<…>Религия является питомником всех морально искалеченных людей. Все робкие, все забытые и запуганные часто обращаются к религии и ищут в ней утешений и успокоения. И вот, если религия служила убежищем только слабых, то нам, которые понимают, что строителями жизни, хозяевами жизни являются не слабонервные искалеченные люди, а здоровые труженики — нам можно отмахнуться от религии как от ненужного балласта, задерживающего ход человеческого развития и освобождения. Дело в том, что религия использована, как орудие эксплуатации и порабощения народных масс… …Эти господа… являются в действительности ни чем иным, как самым худшими слугами разбитого нами строя. Были они чиновниками власти светской, так чиновниками и остались. <…>
Мы являемся, по сравнению с французскими революционерами, достаточно мягкотелыми и чересчур снисходительно относимся к них до сих пор. Не пора ли нам встать на настоящую революционную точку, — тем более, что все, что мы наблюдаем — мы везде видим, какую роль играют эти господа в контр-революции. Пора взяться вплотную за это дело. Тем более, что мы в настоящий момент живем в период красного террора. При настоящих условиях этот красный террор является, не громозвучной фразой, а это целая система, которая будет проводиться в железной настойчивостью, в силу крайней необходимости… Наше славянское добродушие сделало уж то, что мы потеряли очень многих хороших работников. А у нас ведь, их немного. Мы идем в одиночку — и работники у нас на перечет. А у нас их вырывают: у нас чуть не вырвали Ленина. Довольно нам быть тряпочниками. Ведь мы называем себя революционерами. Я думаю, что мы не будем тряпочниками, а настоящими сынами революции. Вынесете им смертный приговор».
Обвинитель тов. Васильченко заявил: «Нам советское духовенство, конечно, не нужно. Процесс моления, отслуживание литургии — все это может быть кому нибудь и нужно, но не нашей государственной власти, коленопреклонения для Советской власти не нужно. Для Советской власти небо — пустое место».
Священник Михаил Платонов защищал на процессе себя сам, отказавшись от защитника. Отвечая своим обвинителям, которые, фактически, уже осудили его на смерть, он заявил: «…Второй обвинитель указал, что я вчера очень извертывался по вопросу, как я смотрю на Советскую власть. Я и сейчас повторяю что вчера говорил: в первые дни после октябрьского переворота я Советскую власть считал безусловно незаконной, ибо тогда было что-то в роде чехарды. Когда она установилась, я считался и считаюсь с ней, как с фактом — и считал должным слушаться и повиноваться ей, посколько она не нарушила моих религиозных убеждений и не требовала, что моя совесть религиозная была подавлена. Так я говорю и сейчас. Обвинителю кажется неприемлемым: признавать всякую власть. А вдруг она окажется в руках людей совершенно негодных грабителей, воров и т.д. Я и такую власть признаю, подобно тому, как деньги, например, находятся они в руках тех или иных людей — они остаются деньгами и ко мне это не относится… (несколько слов не слышно) так я говорил. И вообще обвинитель напрасно говорит, что я приветствую якобы Советскую власть и готов с ней целоваться. Я этого не говорил. Целоваться с Советской властью я не думаю, но признаю ее, как факт и считаю, что я обязан ей подчиняться и повиноваться. Налагает она на меня налоги — я плачу, вызывает в суд — я иду, приходят с обыском — я не противлюсь, а представляю все для осмотра: я не протестую против этого. Но я протестую, когда нарушаются мои христианские права и обязанности. Если бы, например, Советская власть, вместо евангелия Христова, ввела новое евангелие, где говорится «несчастные», вместо «блаженны» — тогда я не соглашусь на это. Пусть меня как ни назовут, что хотят сделают — я этого не послушаюсь. Если же это евангелие, как Христово — тогда в ножки поклонюсь. Затем обвинитель очень раздосадован тем, что я очень спокойно вел вчера себя здесь, что мне предъявляются такие то обвинения и я так спокоен, высказываю свои монархические убеждения. Очевидно, он хочет сказать: ничего этого нет, мол, и это только хотят показать. Но товарищи, я и сейчас спокоен, хотя вы и вынесете мне смертный приговор: разве я сказал, что небо пусто. Я верю, что небо не пусто, что там есть жизнь — и я не верю в смерть. Если вы меня убьете — я буду жить. Если вы говорите, что наука и религия есть что-то противоречивое, — я говорю — нет. Я религию признаю и верю ей на основании науки и разума. <…>
Тот обвинитель, который мне приписывал возмущение народных масс — такое обвинение считаю несправедливым. И вообще в пределах обвинительного акта, считаю себя не виновным. Покаяться мне в том, что я возмущаю народные массы против Советского Правительства — я не могу, потому что нет никакого возмущения, нет возмущенных и нет свидетелей. По этому я считаю себя в возводимом на меня преступлении не виноватым. Больше ничего не могу сказать».
6 октября 1918 года дня по делу был вынесен приговор: «Саратовский Революционный Трибунал… ПРИЗНАЛ: по отношению Платонова обвинение, предъявлено ему, в возмущении масс против существующего правительства, как в обыденной, так и в литературной деятельности, доказанным, приговорил: гр. Платонова Михаила Павловича к расстрелу. Приговор привести в исполнение через две недели, каковой срок предоставляется право для кассации». Епископа Германа и протоиерея Алексия Хитрова приговорили к тюремному заключению на 15 лет с применением общественных работ, остальных обвиняемых освободили в зале суда, условно осудив на десять лет каждого.
Приговор был кассирован в установленном порядке, и епископ Герман, отец Михаил Платонов и отец Алексий Хитров от наказания были освобождены и стали содержаться в тюрьме «за Трибуналом».
Публичное судилище саратовского духовенства и мирян и суровый приговор настоятелю Серафимовской церкви священнику Михаилу Платонову, Епископу Вольскому Герману и председателю Епархиального Совета протоиерею Алексию Хитрову подняли волну возмущения в Саратовской епархии. Считая, что в лице невиновных людей, предстоятелей саратовской паствы, была наказана вся епархия, вся Церковь, прихожане и духовенство храмов Саратова и Вольска начали сбор подписей за отмену приговора и пересмотр дела.
Под этими воззваниями было собрано около 10 тысяч (!) подписей саратовских христиан, подлинники которых ныне хранятся в Государственном архиве Саратовской области (в деле Ф. Р.-507. Оп. 1. Д. 253).
Эти подписи были направлены в Москву, в Совет Народных Комиссаров, копии в Совет Саратовских Губернских Комиссаров и Комиссару юстиции в г. Саратове.
Некто Дмитрий Дмитриевич Иванченко 20 октября был в тюрьме и разговаривал со священником Михаилом Платоновым, о чем затем написал рапорт, в котором привел ответы о. Михаила на интересующие следствие вопросы:
«— Может быть Вас оправдают или сошлют куда-нибудь, — сказал я, когда речь зашла о кассации.
— Я очень желал бы и просил бы, — ответил Платонов, — заменить присужденную мне смертную казнь высылкой из Российской Республики в какое угодно место и даже в другое государство…
— Я объяснил, что от жителей подано прошение за подписью более, кажется, 10.000 человек, об отмене приговора, а затем спросил: если это прошение и кассация будут иметь успех и Платонов окажется на свободе, то как будет вести себя.
— Я твердо и навсегда решил, если буду свободен, никаких ни литературных, ни словесных выступлений не делать и никаких панихид по Николае Романове не служить, а вести только духовную жизнь, совершенно не касаясь политики, — ответил Платонов тихо, но убежденно, так что в голосе его слышалось действительное желание и намерение».
5 декабря Кассационный Отдел при Всероссийском Центральном Исполнительном Комитете Советов Рабочих, Красноармейских, Крестьянских и Казачьих Депутатов отменил приговор трибунала из-за допущенных в ходе суда нарушений, лишающих приговор силы судебного решения, и передал дело на вторичное рассмотрение в том же Трибунал в ином законном составе.
В Саратовском Совете Рабочих, Крестьянских и Красноармейских депутатов никак не ожидали такого поворота событий, были немало раздосадованы, что процесс над духовенством, который должен был стать разгромным для авторитета саратовской Церкви, не нашел поддержки в народе, вставшего стеной на защиту своих невинно осужденных пастырей и добившегося отмены приговора.
20 декабря ревтрибунал применил амнистию к Владыке Герману и протоиерею Алексию, которые вышли на свободу; отец Михаил остался под стражей. Но 21 декабря Саратовский Комиссар юстиции отменил постановление об амнистии Владыки Германа и протоиерея А. Хитрова, так как «амнистия может быть применена лишь к осужденным, дело же Германа и др. еще не разбиралось (после кассации приговора)».
28 декабря 1918 года в 10 часов утра открылось судебное публичное заседание Саратовского Революционного Трибунала, но из-за неявки ряда свидетелей дело было отложено. Впоследствии выяснилось, что неявившимся свидетелям даже не были вручены повестки, и последнее судебное разбирательство было назначено на 10 часов утра 10 января 1919 года.
В газетной статье, опубликованной в «Известиях Саратовского Совета» и посвященной пересмотру дела о. Михаила, содержится циничный абзац: «На разбор дела 28-го декабря публика сходилась туго, зал трибунала на половину пустовал. Среди мужчин преобладали поповские рясы. Очевидно, интерес к участи своих "пастырей" упал у их пасомых настолько, что для них теперь личности попов и архиерея являются безразличными даже после приговора о расстреле. Не удалось духовенству и черной сотне представить попавших на скамью подсудимых своих активных врагов советской власти мучениками за идею даже в этом положении».
Как свидетельствует стенографический отчет, 10 января 1919 года председатель Трибунала Павлов обратился к подсудимым с вопросом, признают ли они себя виновными, на что священник Михаил Платонов, Владыка Герман и протоиерей Алексий Хитров ответили отрицательно.
Священномученик Михаил был допрошен в 10 часов утра 11 января. Вот фрагменты его показаний: «Мне ставят в упрек и говорят — зачем я занимаюсь политикой? Но я касался политики только тогда, когда политики касалась веры. <…> Когда вера, т. е. церковь, была вместе с государством, неотделима — тогда христианское государство почти отождествлялось с церковью — и признавалась необходимой защита веры, как известной нравственной силы. А когда как сейчас, церковь отделена от государства, тогда поднимать оружие в защиту веры считаю не допустимым, ибо сама вера ни в какой защите оружием не допускается».
В конце заседания было предоставлено последнее слово святому Михаилу. Представляем читателям эти строчки, словно позаимствованные из древних мученических актов: «Один из Обвинителей сказал: "настал час суда". Вернее, настал час мести. Обвинитель предлагает мстить нам — "этой черной тройке". Наказание, к которому они нас присуждают — является местью. За что же мне хотят мстить? За то, что я стоял за те религиозно-нравственные основы жизни, которые я печатал в воззваниях и выпусках? <…>
По житейскому рассуждению, я к смерти готов, и если меня страшит смерть, то исключительно потому, что я не чувствую себя подготовленным переселиться туда, куда так великодушно отправляет меня обвинение. <…> Они считают религию предрассудком, а меня считают эксплуататором этой темной, невежественной массы; что мы пользуемся этими предрассудками в своих интересах. Но этого предрассудка я держусь всем сердцем и всею душою своею. И это дает мне полную смелость смотреть прямо в глаза, никого не боясь, ничего не страшась. <…>
Их обвинения есть фантазия — и фантазия злостная. Ибо меня судят за то — и суд такой есть месть. Мстите тов. Судьи. Я умру без протеста. Я заявляю искреннейшим образом: меня обвиняют, как антисемита; первоначально меня за это отправили в тюрьму — и потом уже было сказано, что действительно евреи в революции играли особенную роль. И в революционном движении вообще, и в частности, в отношении внутреннего управления. Но клянусь Господом Богом, я никогда не призывал народ к погромам. Мало того, я просил: если вы увидите, что евреи причиняют вред — храни вас Бог пачкать свои руки в еврейской крови. Я не призываю и не призывал никогда к насилию. <…>
Тов. Гринь говорил, что церковная история полна гадости, ужасов и приводит папство. Я папство защищать не буду, но буду защищать православную церковь. Пусть укажет обвинитель, когда она распространяла православную веру с оружием в руках? <…>
И тов. Косицкий, который приговаривает меня к смертной казни, и другой товарищ, который также отправляет меня на тот свет — я умру и вы умрете. Как бы вы не защищались — но нужно быть совершенным дураком, чтобы сказать, что я защищаю свою персону, свой карман, свое имущество. Тут много бы еще я мог сказать. Но собственно, это сравнительно маловажные замечания. И я кончаю. Представляю вам полную свободу в отношении приговора. Но я полагал бы, чтобы Суд ваш был бы Судом, но не местью. Судите — но не мстите, вот о чем только я прошу вас».
После двухчасового совещания был объявлен следующий приговор: «По отношению Платонова обвинение предъявленное ему в возмущении масс против существующего Правительства как в обыденной так и литературной деятельности доказанным приговорил: Гражданина Платонова Михаила Павловича к тюремному заключению на двадцать лет с применением общественных работ. По отношению же к Косолапову факт инсценировки запрещения богослужения в Серафимовской церкви Советской властью доказанным и приговорил: к тюремному заключению на пятнадцать лет с принудительными работами. По отношению же к Хитрову Алексею как пассивному соучастнику деяния вышеуказанного приговорил гражданина Хитрова к условному заключению в тюрьму на десять лет».
После чего в этот же день 11 января 1919 года священник Михаил Платонов и епископ Герман были препровождены в губернскую тюрьму, а протоиерей Алексий Хитров освобожден.
Известно, что и в узилище Епископ Герман и священник Михаил Платонов продолжали совершать в общей камере богослужение. Покинуть застенки ЧК новомученикам было уже не суждено; тюремные камеры стали последними храмами, в которых им довелось предстоять перед Богом за себя и за тех, кто томился рядом с ними в узилище.
Во второй половине 1919 года Саратов оказался в непосредственной близости от театра военных действий Гражданской войны: 3 июля Кавказская армия генерала П. Н. Врангеля взяла Царицын, 6 октября Добровольческая армия под командованием генерала А. И. Деникина заняла Воронеж. На фоне непосредственной военной угрозы самому Саратову ГубЧК принимает решение об уничтожении «непримиримых врагов рабоче-крестьянской власти».
В заседании Саратовской Чрезвычайной комиссии 9 октября 1919 года было постановлено применить красный террор: «за антисоветскую агитацию и как непримиримые враги рабоче-крестьянской власти» к расстрелу были приговорены 13 человек, в том числе епископ Герман (с формулировкой «ярый черносотенец»), иерей Михаил Платонов (как член Союза Михаила Архангела, что не было поставлено ему в вину даже в Ревтрибунале) и протоиерей Андрей Шанский. Смертный приговор был приведен в исполнение практически сразу — в ночь с 9 на 10 октября 1919 года.
По преданию, когда узники узнали о готовящемся расстреле, священнослужители во главе с епископом Германом совершили в стенах саратовской тюрьмы отпевание самих себя и своих соузников-мирян.
Из уст в уста передавалось среди верующих саратовцев предание о мученической кончине епископа Германа и его сострадальцев: «Расстреляны они были ночью. Их привезли на кладбище, заставили вырыть для себя могилу — длинный ров, после чего спросили, не отрекутся ли они от Бога. Мученики отказались, и только попросили время помолиться. Как последнее желание смертников, им позволили. Они отпели себя, а во время пения в конце «Ныне отпущаеши…» Владыку Германа осиял свет и он поднялся над землей. Устрашенные расстрельщики стали поговаривать, что это не обычные люди, но, тем не менее, мученики были убиты. Их похоронили на месте расстрела, в ими самими вырытом рве».
Мы, вероятно, уже никогда не узнаем, насколько верно это предание описывает страшные события, происходившие в Саратове на окраине городского кладбища в далеком уже 1919 году. И, тем более, невозможно оценить достоверность сообщения о чудесах, сопровождавших их кончину. Но само это предание есть, несомненно, яркое свидетельство того глубокого почитания, которым церковный народ окружил имена и подвиг погибших клириков и мирян.
Свято-Серафимский храм, где служил священник Михаил Платонов, был возвращен Церкви 1 августа 1990 года, тщанием приснопамятного Высокопреосвященнейшего Пимена (Хмелевского), архиепископа Саратовского и Волгоградского (†1993). Сын священника Михаила протоиерей Василий Михайлович Платонов служил в послевоенный период до 1961 года в Духосошественском (ныне кафедральном) соборе г. Саратова и был надзирателем и преподавал в Саратовской духовной семинарии.
Прокуратура Саратовской области 13 сентября 1999 года по материалам уголовного дела арх. № 253/255 реабилитировала всех фигурантов публичного процесса над духовенством.
Определением Священного Синода Русской Православной Церкви 26 декабря 2006 года епископ Вольский Герман (Косолапов) и иже с ним пострадавший иерей Михаил Платонов были прославлены в лике святых новомучеников и исповедников Российских.
Святой священномученик Дионисий Чиганакский память 10 (23) ноября |
Дионисий Ефимович Щеголев родился в декабре 1871 года в селе Рассказань Балашовского уезда Саратовской губернии и при Св. Крещении был наречен, вероятно, именем святого апостола и священномученика Дионисия Ареопагита (†96). Его родители были крестьянами и до рукоположения в иерейский сан сам святой также занимался крестьянским трудом. Поскольку в своих анкетах советского периода в графе образование он указывал «низшее», то можно предполагать, что будущий священномученик закончил лишь церковно-приходскую школу. Точно неизвестно, кто и когда совершил поставление св. Дионисия в сан диакона и иерея. Жил он в селе Чиганак Аркадакского района Саратовской области и был настоятелем местной деревянной церкви во имя святых бессребреников Космы и Дамиана. В клировой ведомости за 1917 год сообщалось, что в приходе проживало 660 человек, были земская и церковно-приходская школы. В 1931 году он был «раскулачен» и выслан на спецпоселение в Казахстан. По сведениям УФСБ по Саратовской области, священник Дионисий Щеголев в 1930 году за недоплату налогов осужден к 5 годам лишения свободы с выселением за пределы Нижне-Волжского края. Наказание о. Дионисий отбывал в спецпереселенческом Трудпоселке №21 Карагандинской области. 11 ноября 1932 года там же он был арестован. Как говорилось в следственном деле, проживая в Трудпоселке №21, о. Дионисий «…проводил службы, религиозные обряды, при этом высказывал свою непримиримость к советской власти, обращался к прихожанам: "Ваше дело просить Бога и влиять религиозными убеждениями на все крестьянство, а наше дело, если вернется старая власть, расправиться с коммунистами"». В предъявленном обвинении виновным себя не признал, но не отрицал факта проведения богослужений. «Как священник, — говорил он на допросе, — я проводил богослужения в поселке Майкудук и однажды говорил проповедь, где было до 20-ти человек, собравшихся спецпереселенцев. Проповедь была собственного сочинения на основании Священного Писания». 13 января 1933 года тройкой при ПП ОГПУ по Карандинской области св. Дионисий был осужден по ст. 58-10-11 УК РСФСР к ссылке в Сибирь. 24 мая 1989 года областной прокуратурой и Управлением КГБ по Карагандинской области о. Дионисий по этому делу был реабилитирован. Период его пребывания в Сибири неизвестен, но в 1937 году он уже священствовал в своем прежнем приходе в селе Чиганак, где 26 октября 1937 года он был арестован Аркадакским районным отделом НКВД. За время своего служения о. Дионисий так и не скопил никаких тленных богатств — пришедшие производить в его доме обыск сотрудники НКВД констатировали в «Описи вещей, ценностей и документов»: «При обыске ничего не обнаружилось». Священнику было предъявлено обвинение в «систематическом проведении среди населения антисоветской агитации, направленной на разложение трудовой дисциплины в колхозе, на развал колхоза», «дискредитировании политики ВКП/б/ и Советского правительства» и в том, что он «клеветал на существующую колхозную систему, распуская провокационные слухи о голоде в колхозе». Ни по одному из пунктов обвинения св. Дионисий не признал себя виновным. «Дело» было завершено в кратчайшие сроки — 14 ноября 1937 года тройкой при УНКВД по Саратовской области св. Дионисий был осужден по ст. 58-10 УК РСФСР и приговорен к высшей мере наказания — расстрелу. Приговор был приведен в исполнение 23 ноября 1937 года в г. Балашов Саратовской области. Место погребения мученика осталось неизвестно. 7 августа 1989 года в соответствии с Указом Президиума Верховного Совета СССР от 16 января 1989 года о. Дионисий по этому делу был реабилитирован. 20 августа 2000 года, по завершении Юбилейного Архиерейского Собора Русской Православной Церкви, в лике святых для общецерковного почитания был прославлен Собор новомучеников и исповедников Российских ХХ века, поименно известных и доныне миру не явленных, но ведомых Богу. По представлению от Саратовской епархии 27 декабря 2000 года постановлением Священного Синода Русской Православной Церкви имя священномученика священника Дионисия Щеголева было включено в поименный состав Собора новомучеников и исповедников Российских. Он стал первым подвижником, официально прославленным в лике святых в Саратовской епархии Русской Православной Церкви. Память св. Дионисию установлено совершать 10 (23) ноября, в день его мученической кончины, и в Соборе новомучеников и исповедников Российских. |
Святой священномученик Иоанн Полчаниновский память 2 (15) декабря |
Иван Михайлович Днепровский родился 18 сентября 1875 года в селе Старый Чирчим Камешкирской волости Кузнецкого уезда Саратовской губернии (ныне в Камешкирском районе Пензенской области) в семье церковного пономаря. В 1891 году по прошению выбыл из 1 класса Саратовской духовной семинарии. 5 ноября 1892 года он стал псаломщиком Казанской церкви села Улыбовка Вольского уезда Саратовской губернии, где учительствовал также в церковно-приходской школе: до 1894 года он преподавал по всем предметам, до 1895 года — был учителем пения. С 28 сентября 1894 года по 20 октября 1903 года он — учитель пения в школе грамоты села Улыбовка. 14 февраля 1899 года он был посвящен в стихарь. 3 декабря 1905 года святым Гермогеном, епископом Саратовским и Царицынским, представлен, а 1 января 1906 года преосвященным Палладием, епископом Вольским, рукоположен во диакона в село Терса Вольского уезда, где служил в Богоявленской церкви. 5 ноября 1906 года он утвержден законоучителем терсской церковно-приходской школы, а также учителем церковно-славянского языка и пения. 1 августа 1908 года он утвержден законоучителем в одноклассном училище Министерства народного просвещения в селе Девичьи Горки. Отец Иоанн был женат на дочери священника села Полчаниновка Илии Аткарского Александре (†1933) и имел дочь Серафиму (1899 – 1945 гг.) и трех сыновей: Михаила (1900 г. р.), Николая (1902 – 1963 гг.), Сергия (1904 г. р.). После посвящения в сан священника святой Иоанн с 1911 по 1929 годы служит в Свято-Троицком храме села Полчаниновка (Новонатальино тож) Вязовской волости Саратовских уезда и губернии (сейчас в Татищевском районе Саратовской области). Осенью 1919 года отец Иоанн был арестован органами ВЧК. Он обвинялся в том, что под престолом в храме хранил две ручные бомбы, обнаруженные сотрудниками ВЧК. Видимо, даже сотрудники «чрезвычайки» понимали абсурдность такого обвинения, поскольку отец Иоанн, проведя в заключении 18 суток, был отпущен без последствий. В 1929 году, в связи с начавшимися гонениями на веру, он оставил открытое служение. В настоящее время на месте разрушенной полчаниновской церкви выстроен магазин. Внук святого Иоанна, Владимир Сергеевич Днепровский, вспоминает, что еще в начале 1920-х годов его дед купил на окраине Саратова, в районе Соколовой горы, небольшой деревянный дом, для того, чтобы подрастающие дети могли жить и учиться в городе. Дом был записан на дочь новомученика, которая жила в нем до самой смерти, последовавшей в 1945 году. По семейному преданию, именно в этом доме в голодный 1933 год отошла ко Господу супруга святого Иоанна Александра Ильинична. Она похоронена на Воскресенском (так называемом «Старом») кладбище Саратова. Безместный священник устроился наблюдателем на Нижне-Волжской испарительной метеорологической станции, где и проработал до самого ареста; проживал в городе Новоузенске. Его приютила у себя монахиня Акилина (Шилина), которой принадлежал дом по адресу ул. Калачевского, д. 24. 8 декабря 1937 отец Иоанн был арестован местной милицией по обвинению в «распространении контрреволюционной клеветы о новой советской конституции и руководителях Советской власти» и «проведении антисоветской агитации против Советской власти» и заключен в тюрьму в городе Саратове. Реальной же причиной ареста послужило то, что священник высказывал протест против закрытия церквей и преследования верующих. При обыске у священника был обнаруже только паспорт, более ни вещей, ни ценностей у служителя алтаря Господня не было. На следующий день новомученик был допрошен. — Вы обвиняетесь в контрреволюционном действии против существующего политического строя в СССР. — Виновным себя в этом не признаю. — Вы клеветали на сталинскую конституцию, говорили, что это кабала и больше ничего и что хорошего от нее ждать нельзя. Признаете ли это? — Это я также категорически не признаю. — Вы говорили, что в день выборов сгонят всех на отдельные базы и прикажут голосовать за того, кто им будет выгоден, — будете ли это отрицать? — Не признаю и это. — Вы говорили, что советская власть посягнула на религию, разграбила храмы, невинно сослала все духовенство, — признаете ли это? — Да, зто я действительно говорил — что все храмы советская власть уничтожила и что священство невинно все сослано, других разговоров я совершенно не вел. — Расскажите следствию, с кем из духовенства в Новоузенске вы поддерживали связь? — Я был тесно связан только со священником Алексеем Поповым, у которого часто бывал и вел беседу, как вывести из тупика религию, так как советская власть окончательно добивает ее и жить нам становится все труднее. — В беседе Попов защищал права религии, предлагал вам быть еще активнее в религиозных мероприятиях — вы дали согласие действовать заедино? — Когда мы с Поповым беседовали относительно религии, то он мне говорил, что христианская религия самая идеальная и что отступать от нее не следует, — с этим и я с ним согласился, обещал чем смогу помочь, другого у нас в разговорах ничего не было. — Вы говорили, что скоро советская власть будет свергнута, это осуществят культурные державы — Япония, Германия. Признаете ли это? — Нет, этого я не признаю. — Вы производили у себя на квартире сборы верующих, среди которых распространяли контрреволюционную пропаганду, создавали фонды для поддержания религии. — Это я категорически отрицаю. В тот же день следствие было закончено, дело святого Иоанна, заведенное на него в милиции, по рассмотрении помощником оперуполномоченного Новоузенского РО НКВД, было передано на рассмотрение тройки УНКВД по Саратовской области, а еще день спустя, 10 декабря, постановлением тройки священномученик был приговорен к расстрелу. Постановление тройки было приведено в исполнение 15 декабря 1937 года в Саратове, место захоронения осталось неизвестным. Близко общавшийся со святым Иоанном священник новоузенской Свято-Екатерининской церкви Алексий Иванович Попов попал в жернова НКВД еще раньше — после «следствия», продолжавшегося всего девять дней, он был расстрелян в Саратове 21 сентября 1937 года. В 1961 году сын святого Иоанна Николай обратился в МВД с просьбой о реабилитации новомученика. В следственном деле были обнаружены «показания» трех свидетелей, положенные в основу обвинительного заключения. К моменту пересмотра дела в живых осталась лишь одна из них, при проведении передопроса которой выяснилось, что в далеком 37-м никаких показаний на Днепровского И. М. она не давала и вообще не была знакома с этим человеком. По протесту прокуратуры Саратовской области Президиум Саратовского областного суда своим постановлением от 29 октября 1961 года реабилитировал страдальца за недоказанностью обвинения. При реабилитации было отмечено, что дело было сфабриковано с грубым нарушением процессов следствия и судопроизводства. Однако дети отца Иоанна, хотя и добились его реабилитации, так и не узнали о судьбе своего отца. Правда стала известна лишь в 1991 году, когда на запрос внуков святого, Владимира и Ирины, Управление КГБ СССР по Саратовской области сообщило, что святой Иоанн был расстрелян. Иерей Алексий Попов был реабилитирован уже в наши дни — в 1989 году. 17 июля 2002 года на заседании Священного Синода Русской Православной Церкви было принято решение о прославлении в лике святых иерея Иоанна Днепровского. | ||
|
Священномученик Пётр(Покровский) 2(15) декабря) Святой Петр родился в 1873 году в селе Кондоль Петровского уезда Саратовской губернии в семье священника Иоанна Покровского. Окончил Саратовскую Духовную семинарию. В семье святого Петра и его супруги, Надежды Васильевны Щеголевой-Покровской, было пятеро детей: Софья (1903 г. р.), Елена (1908 г. р.), Борис (1911 г. р.), Серафим (1912 г. р.) и Юлия (1915 г. р.). С 1924 года семья Покровских проживала в г. Саратов на Воскресенском кладбище, отец Петр служил священником в кладбищенской церкви. 25 июля 1928 года святой Петр был арестован органами ПП ОГПУ по Нижневолжскому краю. В период следствия содержался под стражей в Саратовском изоляторе. Он обвинялся в том, что, «являясь противником Советской власти и ее политики по вопросу отделения церкви от государства, вел среди верующих антисоветскую агитацию, обвиняя советскую власть в удушении религии и ее служителей». Виновным в предъявленном ему обвинении по ст. 58-10 ч. 2 УК РСФСР себя не признал. Постановлением Особого совещания при Коллегии ОГПУ от 2 ноября 1928 года из-под стражи освобожден и выслан на жительство в г. Тверь сроком на три года, считая срок с 25 июля 1928 года. По окончании ссылки вернулся в Саратов. Проживал вместе с женой по адресу: 6-й кладбищенский проезд, д. 3, служил священником в соборе во имя Сошествия Святого Духа на апостолов. 11 октября 1936 года святой Петр был арестован Управлением НКВД по Саратовской области по обвинению «в проведении антисоветской агитации среди своего окружения, распространении провокационных слухов о якобы имеющемся гонении на религию со стороны Советской власти». Он содержался под стражей в Саратовской тюрьме. Виновным в предъявленном ему обвинении новомученик себя не признал. На основании постановления ОСО НКВД СССР от 9 января 1937 года «Покровский, ранее судимый, священник, за разглашение неподлежащих оглашению сведений и а/с агитацию сослан на 5 лет в Казахстан, считая срок с 11.10.1936 года». Ссылку священномученик отбывал в пос. Успенка Лозовского района Восточно-Казахстанской области, где и был вновь арестован 24 ноября 1937 года. На день ареста был без определенных занятий. На вопросы следователя, утверждающего, что отец Петр проводил контрреволюционную агитацию, новомученик каждый раз давал показания, что никакой контрреволюционной агитации никогда не проводил. В обвинительном заключении говорилось: «Будучи озлоблен против советской власти, Покровский систематически занимался к-р агитаций среди колхозников, для чего систематически посещал квартиры колхозников и под видом поминальных обедов устраивал пьянки, тем самым отвлекал колхозников от работы. Изложенные факты деятельности следствием полностью установлены. Обвиняемый по делу виновным признал себя частично» (имелось ввиду то, что он на следствии признался: «Был один случай. Я, Покровский, был приглашен своей хозяйкой на поминальный обед по случаю смерти ее мужа. После обеда ушел в свою комнату. А больше я ни у кого из колхозников не был и к-р агитации не вел»). 2 декабря 1937 года на заседании тройки УНКВД по Восточно-Казахстанской области было вынесено постановление: «Покровского П. И. расстрелять». Приговор был приведен в исполнение 30 декабря 1937 года в 1 час ночи. Место погребения осталось неизвестно. 6 июня 1990 года Прокуратурой Павлодарской области по делу 1937 года Петр Иванович Покровский был реабилитирован. По архивному уголовному делу за 1936 год святой Петр был реабилитирован 13 июля 1962 года постановлением Президиума Саратовского областного суда, по архивному уголовному делу за 1928 год - Прокуратурой Саратовской области 12 ноября 1996 года. 20 августа 2000 года, по завершении Юбилейного Архиерейского Собора Русской Православной Церкви, иерей Петр Покровский был причислен к лику святых для общецерковного почитания в Соборе новомучеников и исповедников Российских. Память священномученика было определено совершать в день его мученической кончины. |
Святой священномученик Николай, иерей Пугачевский, Павлодарский память 13 (26) декабря |
Святой Николай родился в 1889 г. в селе Савельевка Николаевского уезда Самарской губернии в семье священника Николая Амасийского (по другим данным — Амассийского). В 1906 году Николай Николаевич окончил 1 класс Самарской Духовной Семинарии. На служение Церкви святой Николай вступил в 1908 году: сначала псаломщиком, затем диаконом в церкви села Семеновка Николаевского уезда (ныне Пугачевского района Саратовской области). Его жену звали Ольга Ивановна, детей — Александр, Нина и Сергей. В 1917 году он был рукоположен в сан священника и в 1917 – 1918 г.г. служил в г. Пугачев, в 1918 – 1922 г.г. — в селе Смородине Перелюбского района. 9 декабря 1922 г. священник Николай Амасийский-старший был рукоположен обновленческими архиереями во епископа Пугачевского. В 1923 году иерей Николай был переведен отцом из села в «старый» собор г. Пугачев. В 1923 году по покаянии епископ Николай был принят в Православную Церковь в сущем сане и оставлен на той же кафедре. Священник Николай так же раскаялся в обновленчестве и принял участие в повторном освящении «старого» собора. Он продолжил свое служение в г. Пугачев, проживал с семьей по адресу: ул. Чапаевская, д. 68. 2 октября 1934 года он был арестован Пугачевским РО НКВД за «антисоветскую агитацию среди верующих». В период следствия содержания в СарФЗИТК. Обвинялся в том, что, получив от участника контрреволюционной группы предложение о совместной организованной антисоветской деятельности, не сообщил об этом соответствующим органам власти и укрывал практическую контрреволюционную деятельность группы. Виновным в предъявленном ему обвинении по ст. 58 п. 12 УК РСФСР признал себя полностью. По постановлению Особого совещания при НКВД СССР от 17 марта 1935 года был сослан в Казахстан сроком на три года, считая срок со 2 октября 1934 года. Проживал в пос. Майское Бескаргайского района Павлодарской области. 25 ноября 1937 г. святой Николай был арестован, а 1 декабря 1937 года на заседании тройки УНКВД по Восточно-Казахстанской области приговорен к 10 годам исправительно-трудового лагеря. Новомученик скончался в местах лишения свободы 26 декабря 1938 г. По архивному уголовному делу за 1934 – 35 гг. Амассийский Н. Н. был реабилитирован Постановлением Президиума Саратовского областного суда от 10 октября 1988 года. 20 августа 2000 года, по завершении Юбилейного Архиерейского Собора Русской Православной Церкви, иерей Николай Амасийский был причислен к лику святых для общецерковного почитания в Соборе новомучеников и исповедников Российских. |
Святой священномученик Иоанн иерей, Пугачевский память 16 (29) октября |
Святой священномученик Иоанн родился в 1867 году в с. Окатная Маза Хвалынского уезда Саратовской губернии в семье крестьянина-старообрядца Иоанна Заседателева. Окончил церковноприходскую школу. В 1883 году женился. Дети святого Иоанна — сын Николай (1888 г.р., на 1934 г. был завучем десятилетки в Саратове) и дочери Татьяна (1898 г.р.) и Анна (1896 г.р.). Два года спустя под влиянием местного священника Владыкина Иоанн и его отец присоединились к Православной Церкви. Юноша примкнул к миссионерскому кружку, организованному в Окатной Мазе для противодействия старообрядческому расколу. Позднее на следствии святой Иоанн рассказал, что он «сблизился с миссионерами, разъезжал с ними для бесед со старообрядцами. Больше всего связи… имел с миссионером, диаконом Капмановым». За активную борьбу за Православную веру и Церковь святой Иоанн в 1896 году был рукоположен во иерея к единоверческому храму г. Николаевска Самарской губернии (ныне Пугачев Саратовской области), где он прослужил до середины 1932 года. С июня по октябрь 1932 года святой Иоанн служил в селе Сулак Пугачевского района Саратовской области, проживал в этом селе до февраля 1933 года. В феврале 1933 года иерея Иоанна перевели для служения в единоверческой церкви села Корнеевка Пугачевского района Саратовской области, проживал он в этом же селе. 5 сентября 1934 года священномученик был арестован Пугачевским РО НКВД за «участие в антисоветской организации среди церковнослужителей». В период следствия содержался под стражей в СарФЗИТК. Обвинялся в том, что, «будучи участником контрреволюционной группы, составлял и распространял среди окружения рукописи антисоветского содержания с целью возбуждения у отсталой части населения недовольства Советской властью». Виновным в предъявленном ему обвинении по ст. 58 п. 10 и п. 11 УК РСФСР признал себя частично, на следствии заявил, что основной целью своей жизни он считает борьбу с атеизмом. В апологетических целях святой Иоанн занимался составлением богословских трактатов. Рукописи его трудов «Генеалогия человека», «Всемирный потоп», «Мозг, душа и дух», «О душе» и других, изъятые при его аресте, хранятся в его следственном деле в архиве УФСБ по Саратовской области (дело №22580). По постановлению Особого совещания при НКВД СССР от 17 марта 1935 года отец Иоанн был сослан в Казахстан сроком на три года, считая срок с 5 сентября 1934 года. К моменту ареста он был уже вдов. Вернуться из ссылки ему было позволено только в феврале 1939 года. Сначала после освобождения он приехал к сыну Николаю Ивановичу в Саратов, но по прошествии двух дней власти предписали ему немедленно покинуть город, и о. Иоанн уехал в г. Пугачев, сняв квартиру у некоего И. И. Галахова по адресу ул. Хрущевская, 110. В церкви он не служил, совершал по домам требы по приглашению верующих: крестил, отпевал усопших. О. Иоанн обратился в Пугачевский горсовет за разрешением открыть молитвенный дом, но ему отказали. С сентября 1940 г. по момент второго ареста отец Иоанн проживал по адресу ул. М. Горького, д. 15. Во второй раз был арестован 17 сентября 1941 года. В период с 21 сентября по 21 декабря 1941 года в его доме 7 раз производился обыск, но, кроме 85 рублей, ничего не нашли. У него были изъяты 24 церковных предмета, в том числе антиминс, копие, священное облачение. Во время следствия содержался в Пугачевской тюрьме № 2. Обвинялся в том, что, «будучи враждебно настроенным к Советской власти, проводил среди верующих антисоветскую агитацию, высказывал пораженческие настроения и неизбежную гибель Советов в войне с Германией, распространял провокационные слухи о жизни трудящихся в СССР». 21 декабря 1941 года выездной сессией Саратовского областного суда был признан виновным в совершении преступления, предусмотренного ст. 58 п. 10 ч. 2 УК РСФСР, приговорен к высшей мере наказания — расстрелу. 26 декабря святой Иоанн обратился в Верховный суд РСФСР с кассационной жалобой. Он писал: «Мне, как бывшему священнослужителю, предъявлено обвинение, что якобы я был враждебно настроен против советской власти и занимался контрреволюционной деятельностью. Эти обвинения я отрицаю, но не отрицаю того обстоятельства, что как священнослужитель по просьбе верующих производил крещение новорожденных и как верующий остаюсь при своих убеждениях и сие время. А поэтому прошу Верховный Суд РСФСР внести изменения в обжалуемый приговор и смягчить меру наказания до пределов возможности, т.е. заменить расстрел лишением свободы». 14 марта 1942 года Судебная коллегия по уголовным делам Верховного Суда СССР, рассмотрев в заседании протест Председателя Верховного суда СССР на приговор Саратовского облсуда от 21 декабря 1941 года, определила: «Приговор Саратовского облсуда изменить, расстрел Заседателеву И. И. заменить лишением свободы в ИТЛ сроком на десять лет, с поражением в правах на пять лет». Священник Иоанн Заседателев был направлен в Карагандинский лагерь, куда прибыл 25 октября 1942 года, а через три дня, 29 октября, новомученик скончался на станции Карабас Карлага от правосторонней пневмонии и истощения. По архивному уголовному делу за 1934 – 35 гг. Заседателев И. И. реабилитирован постановлением Президиума Саратовского областного суда от 10 октября 1988 года, а по архивному уголовному делу за 1941 – 42 гг. — Прокуратурой Саратовской области 24 марта 1994 года. 20 августа 2000 года, по завершении Юбилейного Архиерейского Собора Русской Православной Церкви, иерей Иоанн Заседателев был причислен к лику святых для общецерковного почитания в Соборе новомучеников и исповедников Российских. |
Святой преподобномученик Нифонт, священноинок Хвалынский память 10 (23) ноября |
Иеромонах Нифонт родился в 1882 году в городе Ейске в семье небогатого крестьянина Григория Выблова. Когда ему исполнилось десять лет, родители отдали его учиться в двухклассную сельскую школу в городе Ейске, которую он окончил в 1894 году. Затем он стал помогать по хозяйству отцу. Отец его умер, когда юноше исполнилось семнадцать лет, и с этого времени они остались хозяйствовать вдвоем с младшим братом. В 1913 году он уехал в село Подлесное Хвалынского уезда Саратовской губернии к известному в этих местах миссионеру иеромонаху Антонию (Винникову), который заведовал миссионерской школой. Пробыв некоторое время в миссионерской школе у иеромонаха Антония и утвердившись в решении вступить на новый путь, он поступил в мужской монастырь в городе Хвалынске, где вскоре был пострижен в монашество с именем Нифонт и хиротонисан в сан иеромонаха. В 1925 году епископ Вольский Петр (Соколов, †1937) назначил служить иеромонаха Нифонта в храм в село Березовый хутор, где он прослужил до дня своего ареста. 28 декабря 1930 года местное отделение ОГПУ, поставившее своей целью закрытие всех храмов в районе, направило двух милиционеров в село Березовый хутор для ареста священника. Приехав в село, они увидели, что в храме идет богослужение. Тогда они направились в дом священника, чтобы там дождаться его возвращения из храма. В нетерпении они несколько раз посылали сотрудников сельсовета узнать, когда же закончится служба, о чем всем в селе стало известно, как и о предстоящем аресте священника. По окончании литургии было совершено отпевание покойника, гроб с его телом священник проводил на кладбище. Домой отец Нифонт и приехавший к нему в гости его духовный отец, иеромонах Антоний (Винников), бывший с ним в храме, пришли около двух часов дня. По их приходе был произведен обыск, а затем иеромонахов вывели из дома и велели садиться на подводу. К этому времени около дома священника собралась толпа числом около сорока человек, в основном женщин. Они стали требовать освобождения священнослужителей. Тогда милиционеры вытащили оружие и под угрозой стрельбы заставили священников сесть на телегу. Люди закричали, что власти учиняют разбой, и потребовали освободить ни в чем не повинных пастырей. Тогда милиционеры стали переписывать тех из присутствующих, кто вел себя наиболее активно, и угрожать им арестом. Был послан гонец в соседнее село за милицейским подкреплением. Все это принудило верующих отступить, и арестованные священники были увезены в тюрьму в город Сызрань. Однако, арестовав иеромонаха Нифонта, ОГПУ не смогло выдвинуть против него никаких обвинений. Сотрудник местного ОГПУ написал: «Связь с местными кулаками не установлена, но те обстоятельства, что к нему ежедневно носили хлеб и молоко, и больше всего приносили зажиточные, и даже дочь выселенного в Северный край кулака Татьяна Шуракина прислуживала ему, пекла хлеб и стирала белье, - заставляют думать, что поп Выблов имел связь с кулацкой частью села...» Допрошенный следователем, иеромонах Нифонт виновным себя не признал; об иеромонахе Антонии, арестованном вместе с ним, сказал, что знает его по монастырю в Хвалынске с юности и неоднократно ездил к нему в Хвалынск в последнее время, чтобы исповедаться. В последний раз они вместе вернулись из Хвалынска в село Березовый хутор, где и были арестованы. Иеромонах Нифонт скончался 30 августа 1931 года в половине десятого утра в Сызранской тюрьме. 20 августа 2000 года, по завершении Юбилейного Архиерейского Собора Русской Православной Церкви, иеромонах Нифонт (Выблов) был причислен к лику святых для общецерковного почитания в Соборе новомучеников и исповедников Российских. Так как святой Нифонт был арестован вместе со святым Августином (Беляевым, †1937), бывшим в ту пору епископом Сызранским, и проходил с ним по одному делу, то память преподобномученику Нифонту была установлена на тот же день, что и память священномученику Августину - 10 (23) ноября. |
Святой мученик Александр Хвалынский память 10 (23) ноября |
Дата добавления: 2015-09-05; просмотров: 75 | Нарушение авторских прав
<== предыдущая страница | | | следующая страница ==> |
Часть 2 | | | Несколько советов. SEOsprint. |