Читайте также:
|
Иванов: Очередную деревню, где уже никто не живет, кто покинул навсегда, кто умер, с землей сравнивают. Запахивают. Сколько таких поселений, где человек жил, трудился на земле всю свою жизнь, исчезло! Не счесть! На них Россия держалась. Никакой враг взять не смог. Изнутри, сами, своими руками… Господи, что же это? Когда беспредел этот закончится?
Сидоров: Иваныч, думаю нескоро. Успокойся. А то тебя еще небесный Кондратий хватит. А это, конечно, беда. Нельзя низводить села, деревни, станицы, хутора до уровня неперспективных… Но в наши дни есть лихо еще более страшное – матушка-земля российская, как обыкновенный товар, продается. Как водка, мыло, спички, как проститутки… Были бы деньги…
Приобретают нашу землицу олигархи, не весть на чем нажившиеся, десятками гектаров для забав своих…
Иванов (разгорячено): Неужели кары им не будет за это? Что опять в церквах отмолятся?
Петров: Не кипятись, Иваныч. Недавно с апостолом Марком беседовал. Как же это так – интересуюсь у него – приходит в храм богатый мерзавец, предавший друга, за мзду солгавший на суде или киллер какой, или еще какой подлый человек, кается в грехах своих. Деньги дает на храм. Миллион, к примеру, рублей, кровью обагренных, отписывает церкви с тем, чтобы в течение года монахи молились о спасении души его, о прощении грехов его…
И что, – спрашиваю Марка, – неужто Бог его простит? Учтет, так сказать, его церковную мзду?
Расхохотался апостол. Меня успокаивает: «Представь себе картину. Глянул Всевышний вниз, а там монахи в храме каждый день, целый год гундосят о прощении грехов одного раба Божьего. Не интересуясь их происхождением, Всевышний вопрошает: «Сколько отбашлял сей отрок?» «Миллион деревянных» - ответствуют. «Молодец – радуется Всевышний. – За такие деньги прощаю прегрешения его на следующие сто лет. Пусть живет и церковь радует. Не забывает дорогу к ней!»
Ты в это поверишь? – Нет, - Марку отвечаю. – Так зачем глупые вопросы задаешь? – Убедиться хотел!
А вчера наши дорожки снова пересеклись. Он обрадовался мне. Сообщил, что Высшие Небесные Силы решили вдесятеро строже спрашивать с тех, кто считает, что прощение можно просто купить… А деньги, рубль или миллион от чистого сердца на храм отданные верующими, конечно, зачтутся…
Пауза
Иванов: Хорошие слова. Правильные. И в этой связи не могу не поведать о своем бывшем односельчанине – Кольке Лохове. В Советское время ничего плохого в созвучии этой фамилии не было. Это потом уже…
Колька, как школу закончил, армию отслужил, перешел в ряды ленинцев: то по тюрьмам, то по ссылкам. Погуляет, бывало, год-два на свободе и – туда же… К началу девяностых вроде остепенился. Разбогател не известно на чем. Машины стал менять. Каждые полгода новая и лучше предыдущей. А однажды прикупил дом с участком у наших соседей. Приходит с бумагами ко мне: «Подпиши, мол, что не возражаешь против моего нового строительства». Спрашиваю: «Хоромы на сколько этажей гоношить собираешься?» «На три – ответил. И тут же интересуется: «Так ты не против?»
Пошел я к Мусе, жене своей, прикинули, что к чему, да и подписали его бумаги. Что поделаешь, таков был порядок: со всеми соседями нужно было личные планы согласовывать.
Николай свою трехэтажную «хату» воздвиг быстро. Со мной – никаких трений. А сосед с другого бока ни с того, ни с чего вдруг стал возмущаться, что стены Николаевой «избы» перекрывают, де, доступ солнца к его дому. Ну и начались у них свары, склоки, суды-пересуды и прочая нервотрепка.
Я на всё это смотрю и только посмеиваюсь. После обеда солнце за лоховскую домину заходит, и у нас в комнатах летом в жару – прохлада. Дом к вечеру остывает и ночью спать благодать. Зимой от ветра Колькин дом защищает. Забор что надо поставил сосед. Куры и прочая живность перестали, как раньше при худой изгороди топтать наш огород. Порядок!
На какие средства жил Колька я в общем-то, догадывался. Да отбросил эти мысли в сторону. Как говорится, Бог ему судья, или он – сам…
…Общались с соседом редко. Считай серьезно, обстоятельно (обменялись мнениями) лишь однажды. Обратился ко мне за каким-то инструментом – да, скорее всего, просто повод нашел поговорить по душам.
«Смотрю, – говорит Колька, – на тебя, Иваныч, и на твою супружницу Марью Ивановну. Всё у Вас ладно, красиво. Ставни, стены, двери входные, весь дом как игрушка. Краска красивая, разная на солнце играет. Штакетник у тебя, что карандаши в коробке, занятный, разноцветный.
Всё у тебя чин-чинарём. С твоего двора ни скандалов, ни свары не разносится. Шутки, смех, да взаимные безобидные подтрунивания – то и дело…
Пенсии, по всей вероятности, у Вас небольшие. Газовики, электросеть тарифы повышают, а тебе хоть бы хны…»
«Верно говоришь, сосед, – прервал я его заглагольствования. – хорошо мы живем. Грех жаловаться. Началось всё с тех лет, когда пенсии по шесть-девять месяцев не выплачивали. И горько, и обидно было. Муся моя на чем свет стоит власть ругала. Целыми днями. До тех самых пор, пока не пресек я ее ворчание. Объяснил: «От того, что ты худое в мыслях и на языке своем держишь и еще нашему дому всё выплескиваешь, лучше жизнь не станет. Хуже – да! Что другим желаешь – то сама и получишь! Сына попросил подыскать в городе красок самых разных и кистей. Мешок муки наказал также доставить. Жене сказал: «Всё! С этого дня в сельмаг – ни шагу. Огород, земля родная прокормит. А живности нам и на детей наших хватит. Перво-наперво малярничать начнем».
Муся смотрит и не поймёт: всерьёз или в шутку говорю. Только тогда, когда втолковал ей, что если мы сами себе праздник не сделаем, никто за нас на это не сподобится, – она первая взяла банку с краской.
Теперь представь, вся домишки тогда были серые, унылые, тоскливые. И вдруг наш среди них особняком встал. Прибежали односельчане. В интерес: «Что случилось? К свадьбе готовитесь? Али что другое?»
Пришлось и им втолковать, что к чему. Кто понял, а кто и пальцем у виска покрутил.
А я своё гну. Вежливо попросил Мусю не лаяться на власть российскую, на её решения. Там, убеждал её, тоже живые люди. Может кто и на голову больной, так что ж всех под одну гребенку…
Прочувствовала сие жена и теперь решения властей в шутку переводит. Или я сам перевожу. Вот недавно на электричество и газ новые расценки принесла почтальонша. Принесла и не уходит. Ждет, что мы скажем. Муся мне подмигивает: «Вань, ты беспокоился, что власть про нас с тобой забыла. Напрасно волновался. Помнит, да ещё как помнит. Спасибо за заботу и доброту…» Улыбается Муся. Довольная. У почтальонши чуть вся корреспонденция под ногами не оказалась.
Другой раз от одних только газовиков «поздравление». Уже я громко жене: «Мусь, нам привет от Мюллера. Наверное, он последний мешок денег открыл. Надо помочь бедному. Кто ж если не мы, пенсионеры…»
Всё это рассказываю Лохову, а он ничего понять не может. Я продолжаю: «Вот возьми Коль, соседей наших, туркменов. Народ темный. Нет у них цивилизации. Никакого контроля, учета, одна безхозяйственность. Газ, видите ли, у них бесплатный.
Не порядок! В России всё под контролем. У каждого потребителя газа имеется счетчик. По нему мы и платим. На калькуляторе кто надо посчитает, и уже картина ясная и четкая: сколько голубого топлива, пропади оно пропадом, произвели, сколько употребили. Радостно нам с женой, что по газу Россия впереди планеты всей…
Ты вот, вроде, при деньгах. Не бедствуешь. Это хорошо. Так и радуйся каждому денёчку. Не примчится к тебе ни президент, ни тем паче премьер-министр со всем правительством, ни газовики с энергетиками, чтобы тебя, Лохова развеселить, создать тебе праздник жизни.
«Понял?» - соседа вопрощаю. «Понять –то понял, Вань – Колька в ответ. – Да только от больших денег – одна бессонница. Мы ведь как акулы? Какая тебе по зубам, ту ты съедаешь. А сам оглядываешься по сторонам, чтобы не оказаться в желудке какого-то монстра… Какой тут праздник? Маята сплошная и бесконечная…» – махнул рукой сосед и ушёл к себе. Вот и весь наш разговор.
…Года через три на лоховский дом посыпались несчастья. Одно за другим. Брата младшего на охоте, вроде, по пьянке застрелили. Случайно. Как-будто. Затем сын старший на трассе разбился. Пошел на обгон, а по «встречке» - фура, он – вправо, думал потеснится или тормознёт, пропустит «Камаз» попутный. Ан нет! Ни на сантиметр не подвинулся. Да еще скорость прибавил. Рванул тогда водила неопытный резко влево. Думал в кювет уйти. Не успел…
Дочку Колькину пятнадцатилетнюю подонки в городе снасильничали. Та с горя – под электричку. Потом жена его насела на «горькую» и сердце не выдержало. Снова похороны. Не стерпел Лохов. В запой ударился. Один раз зимой в одном трико босиком по снегу ко мне пришел. В руках – мятые доллары. «Купи – говорит. – По дешевке отдам. А то эти сквалыги в сельмаге водку не отпускают: боятся, что фальшивка». Послал я его к другому соседу, тот чуть ли не по пять рублей взял у него эти «баксы». Нам, двум сельским старикам, ни к чему американские фантики, поэтому мы с Мусей Кольке отказали. Предлагали рубли в долг. Не взял. Оно и понятно. У него – огромный коттедж. У нас – домик простой, неказистый. А мы свои, стариковские десятки ему – в помощь…
Пауза
Продолжалась эта свистопляска у соседа аж до лета. В одно июньское утро, спозаранку, сосед застал нас в огороде. Калитку мы ведь не закрывали. Вот он и зашел. Подумалось, опять принес свои «зеленые» менять. Ан нет. Ошиблись мы с Мусей. «По делу, - говорит сосед. – Важному очень. Зинка, жена моя, послала».
«Ну всё, – думаю, – сбрендил мужик. Допился до «белочек».
А он, как мысли мои прочитал, говорит: «Не сбрендил я, Вань. Честное слово, Зинка наказала к тебе зайти».
Вот, что он мне поведал. Три ночи назад приснилась ему покойница жена. Молодая, красивая. Как в то время, как они женились. Давай его чехвостить: что мол, ты – дурак старый – делаешь? Думай, куда попадешь! И так, – кричит, – на тебе грехов, что блох на собаке! А ты еще копишь все больше и больше… Чтоб сегодня же к Ивану сходил. Тут сон оборвался. Наверное от того, что волосы дыбаром встали.Я глаза с перепугу открыл… Ладно, думаю, привиделось. Случайно. С пьянки, все бывает. Но вечером, перед сном «снотворного» - почти полкило водки – на грудь принял. Заснул. Отрубился, как казалось, до утра. Примерно в полночь опять Зинка во сне явилась и снова за своё. Да требует, грозит всякими небесными карами, если к тебе не загляну в гости. Но самого главного сказать, чувствую, не успела. Снова, видно, не вовремя проснулся: воды нестерпимо захотелось. Сам знаешь: «трубы горят». Больше в эту ночь Зинка не «приходила»…
Вчера решил пока с выпивкой завязать. Да и ночь прободрствовать. Наготовил себе кофе покрепче, включил телевизор и присел за стол. Зинка уже, если честно, напрягать стала. Пора бы ей, решил, и честь знать.
Что ты, думаешь? Вырубился я. Как? Не помню. Снится мне Зинка. Но уже такая спокойная, тихая. Говорит: «Попроси Ивана показать тебе рай и ад на Земле. Может через это что и поймешь…»
Замолчал Колька. А я не знаю, что и ответить-то. Огорошил он меня. «Да что я ему Всевышний, экскурсии по раю или аду водить?!» - мелькнула мысль. Сосед в моё молчание вклинился: «Зинка предупредила, что ты отказываться станешь: «Не Всевышний де я, чтобы экскурсии по раю или аду водить?!»
Он это только проговорил, а у меня аж волосы на голове зашевелились. Муся, видно, что узрела, тяпку выронила…
Здесь, надо Вам сказать, прояснение на меня нашло. «Будь по-твоему. Покажу тебе и ад, и рай на земле нашей. Иди – говорю ему – проспись недельку, в баньке раза три пропотей. Мысли свои успокой бесшабашные. Телефоны отключи. Дружков, собутыльников на недельку отшей. Мат выключи, да и помыслам черным не давай ходу. Через семь дней приду к тебе часа в четыре, затемно, тогда и покажу всё, что тебе потребно»…
Удалился мужик молча, к себе домой. Моя же меня пытать сразу: «Где ты хороводить его станешь?» «Не знаю пока еще. Давай вместе подумаем – отвечаю. А Муся внезапно как всплеснёт руками, да – в хохот. «Знаю, - смеется, - два местечка». Тут же на ушко, чтобы ненароком кто не подслушал, мне их нашептала…
… В назначенный день и час встретились с Лоховым у нашей калитки. Поздоровались. «Далеко ехать? – интересуется сосед. – Может на моей машине поедем?» «Нет, - говорю – Там твой джип только всё испортит. Пешком пойдем. И уговор: вопросов не задавать, не комментировать»…
Двинулись в путь по еле заметной тропинке к речушке. Пришли к ней, когда только-только начинало светать. Присели на мокрую от росы траву. Тишина. Птички, что в ветвях невидимые, мало-помалу просыпаться стали. Голоса, каждая свой, подавать. На речке всплески пошли: мелочь пузатая баловаться начала. А как солнышка край чуток показался, засеребрились листики на деревьях, кустах, заиграли от чуть ожившего ветерка. Казалось, всё в великой радости от нового дня… И, видать, помимо желания вырвался искренне, из глубин души Колькиной шепот: «Краса какая!» Широко открытыми, ошарашенными глазами смотрел он на утреннюю, рассветную природу. В полном восхищении…
Вернулись к моему дому, ни слова не говоря. «Теперь соберись с мыслями, - наставляю мужика, - сходи на свой огород, в самый дальний его уголок. Там стоит обычный сортир прежних хозяев, ты иногда им пользуешься. Посмотри вниз и представь себя стоящим ТАМ по самое горло. Провожатый тебе не требуется, сам понимаешь. Я здесь подожду».
Вернулся Лохов через пару-тройку минут. Глаза ошалевшие: рвется спросить чего. Я киваю: «Да. Так и есть. Там – показываю в сторону реки – ты своими глазами видел рай. Здесь, у себя, под боком, ты узрел ад. Когда придешь к Всевышнему, хочешь ты этого или нет, (у тебя и спрашивать никто даже не собирается) будешь там, где по делам и мыслям твоим определят тебе Высшие Небесные Силы…»
«Надолго? – показывает Колька в сторону огорода. – Вот в этом?..». «Думаю, да! – уже собираясь идти к себе – Многие там будут «поплавками» вечными. Особенно мародеры, взяточники-преступники, словом, дня сегодняшнего». «Что и мне туда дорога?» – не унимается сосед. «Сам подумай. Ежели что, можешь у Зинки спросить», - вырвалось у меня…
…Через месяца три в начале осени Колька пришел ко мне. Зашли в дом. Он достал приличного размера сверток. Развернул. А там деньги. «Дом, машину продал» - говорит. «Лимон» на монастырь оставил. Остальное – тебе. Знаю, что не соблазнишься ни одним рублем. Помоги землякам нашим. Но не давай им рыбу, а подари удочки».
«Что ж тут понимать? – ответствую. – Всё ясно. Исполню, как пожелаешь».
«Не проговорись, что от меня – добавил бывший сосед. – Могут некоторые не принять помощь. А от кого? Сам придумаешь. Сообразишь. Ухожу в монастырь. Не поминай лихом. А за «экскурсию» - спасибо. Если бы не она…». Он крепко, по-мужски пожал мне руку на прощание. Перекинул через плечо рюкзачок и ушел.
С Мусей мы прикинули: кто из селян больше всех нуждается. Тем и помогли. Многодетной семье – коровку, поросят, уток. Кому шифер на крышу. Кому коня с телегой. Трактор небольшой на всех приобрели – огороды распахивать. Кто интересовался, тому говорили, что из президентского фонда помощи неперспективным селам. Расписки, накладные – словом отчетные документы долго хранили. Может где и сейчас лежат у кого-нибудь…
Петров: А что сосед?
Иванова: Бабы в сельмаге сказывали, что очень им в лавре довольны. Не пьет, не курит, понятное дело. Пекарней заведует. Караваи у него духмянистые, ароматные выходят. Когда хлеба выпекают, запах такой аппетитный на подворье монастырском стоит, что у монахов молитвы нет мочи читать: дух захватывает и животы сводит…
…Нам с попутчиками всегда приветы передавал. Каждого из нас провожал в пути земном, последнем…
Пауза
Сидоров: Человека, прежде чем чиновником, губернатором, мэром ставить, надо проводить по таким экскурсиям. Может что и дойдет до их мозгов…
Петров: Не поможет. Они ничего и никого не боятся. Они – каста неприкасаемых. Законы написаны не для них.
Петрова (эмоционально): Петь! Да как ты такое можешь говорить! Там на Земле перед законом все равны.
Петров: Блажен, кто верует в беспристрастность правосудия. Не так давно в Оренбурге чиновника осудили за мошенничество с бюджетными средствами. У него душа не выдержала – чтоб пройти мимо 445 тысяч рублей, выделенных на создание полезного научно-популярного фильма «Бизнес: первые шаги». Вот и перетекли общественные средства в его глубоко личный карман. Хотя как раз основное в российском бизнесе – прислониться к бюджету и сладко из него пососать – он без всякого фильма продемонстрировал. И получил за такой подвиг целых шесть лет. Условно, конечно.
Иванов (с сарказмом): Это строго. Это безжалостно. Бывшему мэру Кисловодска, можно сказать, повезло. Ему за махинации с земельными участками дали только два года. Но, что характерно, - тоже условно…
Сидоров (подхватывая): Зато ректор Московского университета в Архангельске за регулярное получение взяток отхватил аж семь лет и девять месяцев условного срока…
Петров: Новгородскому судье за взятку и мошенничество впаяли пять лет лишения свободы… Условно.
Иванов: Глава Тимирязевского территориального управления Томской области пойман на незаконной продаже земли – семь лет условно. Со всей, значит, суровостью отечественного закона.
Сидоров: В Якутии, сотрудник Федеральной службы исполнения наказаний за получение взятки в крупном размере – восемь лет. Хотя, опять же, условно… Еще, конечно, не Узбекистан, где бывшего мэра Ташкента приговорили к двадцати годам условно. Но всё равно чувствуется решимость наказать крадунов госсобственности…
Петров: Главный редактор журнала «Вокруг смеха» Плотницын в августе этого года предложил применять высшую меру – условный расстрел ко всем расхитителям государственной казны. Можно было бы приговаривать их к пожизненному заключению где-нибудь на Соловках. И разумеется, условно.
Иванов: Будь моя воля, то на ТВ выделил бы специальный канал, где показывал бы проворовавшихся с двух планов. Передний – лицо. А задний – соответственно его задница, по которой хлещут розгами. Крупным планом на всю Россию.
Иванова (с улыбкой): Ты вообще представляешь себе какой бы тогда в мастерских по ремонту телевизоров напряг случился?
Иванов: Мусь, почему такие мысли?
Иванова: Экраны бы заплевали, как пить дать. Да и кидали бы в этих яйцеголовых, что ни попадя…
Иванов: Верно говоришь. Старики в деревнях, сгоряча, не то, что валенком, но и утюгом, или кочергой могут запустить. «Ящик» свой не пожалеют…
Сидоров: Предлагаю более интересный вариант «награждения» отличившихся крадунов и ворунов госсобственности…
В своё время знакомый, немец по национальности, по настойчивому настоянию далеких родственников перебрался со всей семьей в Германскую Демократическую Республику. До полного воссоединения Германии существовало когда-то и такое государство…
… На новом месте знакомец получил сразу квартиру, работу на заводе. Первый месяц прошёл как большой, сплошной праздник. В один из дней наш бывший россиянин, приходит на работу, в раздевалку. Открывает шкафчик. Берет в руки комбинезон и видит на нем большой тяжелый круг. Он – к мастеру: «Что за дела?» Тот в ответ: «Носи! Так положено! После работы зайдешь в полицейский комиссариат. Там тебе всё объяснят!»
…Делать нечего. Пришлось посетить полицию, где ему поведали следующее: в подъезде, где жила новоприбывшая семья, установлена полочка с номерами квартир для молочника. Каждый жилец клал пффенинги на свою цирфру. Молочник согласно выделенной покупателем суммы выставлял бутылки молока. Забирал деньги. Всё просто, ясно и удобно.
Малец, сын моего знакомого, в одно утро поспел к полочке намного раньше развозчика молока. Сгреб деньги. И затем весь день угощал детей своего дома мороженным и разными сладостями. Добрый мальчик! Хороший! Но немцы рассудили иначе. Насчитали громадный штраф моему знакомцу… Не забыли и про штраф за испуг. Молочника и всех жильцов…
Петров: Надо и в России нечто подобное ввести. ЖКХ. Газпром, энергетики нам – новые тарифы, а мы, россияне, всем миром с них – штраф за испуг…
Сидоров: Поддерживаю… После визита в полицию прошёл месяц. Глава семейства приходит на завод. И о чудо! Целых тридцать дней не земечавшие его в упор товарищи по работе улыбаются, здороваются… Он – к шкафчику с комбинезоном, а там – новая рабочая одежда, чистая. Никакого тебе желтого круга…
Вношу предложение. Дали крадуну семь лет условно, значит столько же времени он обязан носить на пиджаке или рубашке яркий желтый круг.
Иванов: В центре круга, к примеру, цифра «6» и надпись «у. е», то есть «шесть условных» единиц. Даже дураку будет понятно с кем он имеет дело.
Иванова: Все не решалась спросить… Кто-нибудь может мне сказать: наши бывшие главные начальники где обретаются? Да и нынешние где могут оказаться?
Петров: Здесь нет равных твоему. Он нам все, или, если хотите, всех по полочкам разложит…
Иванов: Вопрос, конечно, щекотливый. Однако апостолы недвусмысленно намекнули: расскажи всё как есть…
…Силы небесные долго не могли придти к единому мнению, куда и как распределять тех, кто правил и правит Россией. До революции 17-го года всем царям путь был за дела их, сами знаете куда, в преисподнюю. Вот после Октября возникла проблема. Те, что пришли вместо царей, стали обладать еще большей властью над народами, но и, пользуясь этим, врать стали с три короба. Фантазия у новых «царей» разыгралась не на шутку. И так, и сяк прикидывали апостолы. Не получалось у них адекватно наказать завравшихся пустозвонов…
Сидоров: А что, разве в ад путь им был закрыт?
Иванов: В том то и дело, что нет. Двери преисподней всегда для них открыты. Но апостолам хотелось для них чего-то необычного…
Однажды одного из них отправили на Кавказ по какому-то Божьему промыслу. Управившись с делами, собрался было домой. И в самый последний момент краем уха услышал разговор местного старика со своим внуком. Дед, наставляя мальчонку, произнес: «Запомни на всю жизнь мои слова: обещал и сделал – мужчина, ничего не обещал, но сделал – дважды мужчина, пообещал и ничего не сделал – трижды осел».
Как услышал апостол эти слова, так, считай, и прозрел. Понял всем существом своим, какие золотые слова произнёс седой джигит. С тех пор Высшие Небесные Силы следуют этой мудрости…
Иванова: То-то я смотрю, будучи у сестры в Ульяновске, там ослов много развелось. Еще подумала: они кого-то напоминают. Ишаки эти очень крикливые, шумные…
Петров (с иронией): Наверное, по-прежнему обещают землю – крестьянам, заводы – рабочим…
Сидорова: А как же те, что коммунизм обещали в восьмидесятом, продовольственную программу, квартиры каждой семье? Да и сейчас…
Иванов: Поверьте мне, теперь в России ослы не переведутся никогда. Пообещал что-то с высокой трибуны или нагло, преднамеренно солгал – всё – до скончания мира сего будешь ослом. И жена твоя тоже.
Сидоров: Да, она-то причем?
Иванов: При том. Замуж выходить по любви нужно. А не по ослиному желанию иметь сытную кормушку и теплый, многоэтажный хлев…
Сидоров: Выходит, что точно и конкретно каждому по делам и речам его воздается. Хорошо, что никто не божится, что сборная России по футболу в восемнадцатом году чемпионом мира сделается.
Петров: (с улыбкой): Знаешь, как говорят, если хочешь рассмешить Бога, расскажи ему о нашем футболе…
Иванова: Послушайте. Но ведь в пылу предвыборной кампании, той же президентской, нередко такое обещают…
Иванов: Как они считают: всему, что произносят, есть оправдание – если президентом выберут именно его. Им прекрасно ведомо – это нереально. Наврать, наобещать… ничего не стоит. Подумаешь – невидаль какая…
Петров: Ишаки в России без работы не останутся. При нашем бездорожье им работать, и работать. Обещания, словоблудие настолько вросли в сознание общества, что те, кто врет, сами же вдохновенно верят в свою ложь…
Дата добавления: 2015-09-05; просмотров: 54 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая страница | | | следующая страница ==> |
| Сидоров с женой здоровается с присутствующими, подсаживаются ко всем). | | | Отдаленно слышны звуки траурного марша. |