Борьба с шаманом Кэкчу

Чингисхан был человеком не только религиоз­ным, но и суеверным. Впрочем, Чингис, обращаясь к гадателям и ворожеям, никогда не подчинялся их влиянию, если видел, что указания гадателей и его собственное суеверие идут против здравого смысла, против планов и целей, сделавших­ся для него самыми жизненными.

У Мунлика, которому умираю­щий Есугей-багатур завещал позаботиться о своей семье, было семеро сыновей. Один из них стал прославленным шаманом, звали его Кэкчу, но он был также известен под прозвищем Теб-Тенгри («Тенгри» по-монгольски значит «небо»). Шаман этот приобрел большое доверие Чингисхана, который, по-видимому, искренне верил, что Кэкчу действительно восходит на небо, имеет сильных покровителей-духов. Вероятно, при избрании на ханство Чингиса Теб-Тенгри сыграл известную роль и после того, как Чингисхан стал повелителем обширной кочевой империи, совсем не хотел оставаться в тени, тем более что он имел основания причислять себя к монгольской аристократии. Ему хотелось использовать свое положение шамана-волхва, общающегося с духами, и свое влияние на Чингиса для того, чтобы вмешиваться в дела империи. Поссорившись с братом Чингиса, силачом Касаром, Теб-Тенгри явился к императору и заявил ему следующее: «Дух объявил мне святое веление Вечного Неба: сначала Темучину царствовать над народами, потом Касару. Если ты не устранишь Касара, то дело еще сомнительно». Слова шамана произвели желанное действие. Чингисхан в ту же ночь отправился к Касару, схватил его и, сняв с него шапку и пояс, в знак лишения свободы, стал допрашивать; но как раз в это время появилась неожиданно его мать, старуха Оелун-еке, которую близкие успели уведомить о случившемся. Она развязала Касара, вернула ему шапку и пояс, потом села, поджав ноги, и, вынув наружу свои груди, сказала с гневом: «Видите ли? Это груди, которые вы сосали. Какое преступление совершил Касар, что ты губишь родную плоть? Когда ты был младенцем, то ссасывал вот эту грудь; Качиун и Отчигин, оба не могли сосать вот этой груди; только Касар высасывал обе груди мои и облегчал мне грудь. Потому-то в душе Темучина таланты, а у Касара сила и искусство стреляния. Всякий раз, как народы возмущались, он усмирял их своим луком и стрелами; теперь враги истреблены вконец, и Касар уже не нужен». Чингис почувствовал стыд и ушел; но он все-таки отобрал у Касара часть выделенных ему людей.

Между тем Теб-Тенгри, потерпев неудачу в своей попытке поссорить братьев и тем запутать и унизить Чингиса, продолжал по-прежнему ежедневно являться к хану и давать ему разные наставления и указания. Значение и влияние шамана все росло и росло, у него стало уже много приверженцев из среды монгольской аристократии, относившейся к нему с суеверным ужасом, начали вокруг него собираться и простые люди, переходя от других владельцев. Шаман, поддерживаемый своими братьями, делался все заносчивее и заносчивее с родственниками Чингисхана и, наконец, позволил себе нанести оскорбление младшему брату Чингисхана. Поднялся ропот. Жена Чингиса, Борте, заявила ему: «Что это за порядок? Если они, еще при жизни твоей, губят твоих братьев, величественных, как кедры, то когда ты скончаешься, народ, похожий на взволнованную траву или на стадо птиц, и подавно не захочет подчиняться твоим детям».

Чингисхан тогда понял, что дальше такое положение вещей терпеть нельзя, что пора действовать, и, подавив свой суеверный страх перед шаманом, сказал Отчигину, своему брату, обиженному волхвом: «Когда Теб-Тенгри сегодня придет сюда, делай с ним что хочешь».

Когда, спустя немного времени, Теб-Тенгри пришел к хану со своим отцом, Мунликом, и братьями, Отчигин схватил его за ворот. Чингис тогда сказал, чтобы они шли бороться наружу. Как только они вышли наружу, заранее приготовленные и поставленные там три силача схватили Теб-Тенгри и переломили ему спинной хребет. Вернувшись в ставку, Отчигин заявил, что Теб-Тенгри не хочет бороться, он лег и не желает вставать. Отец шамана, Мунлик, понял тогда, в чем дело; заплакав, он сказал Чингису: «Каган! Я сделался твоим сподвижником прежде, чем ты начал возвышаться, и пребыл им до сего дня».

Для того, чтобы успокоить взволнованных убийством знаменитого шамана, Чингис сделал такое замечательное заявление: «Теб-Тенгри бил моих братьев и неправедно клеветал на них; за то Небо не возлюбило его и отняло вместе и жизнь, и тело его».

Чингисхан упомянул о теле шамана потому, что среди суеверных монголов пошли слухи, что труп Теб-Тенгри на третий день после смерти, на рассвете, ушел через дымовое отверстие юрты, которая была поставлена над ним. Словами же этими Чингис совершенно определенно указывал, что Небо покровительствовало и покровительствует ему, его роду, и готово наказать всякого, кто вздумает подняться против монгольского хана или его родичей; вместе с тем Чингис признает, что шаман был способен «неправедно клеветать». Конечно, слова эти, как бы они ни были характерны, были сказаны для толпы, для суеверных поклонников шамана. По крайней мере, отцу Теб-Тенгри, Мунлику, Чингис сказал совсем другое, открывающее его настоящие думы: «Ты не мог научить собственных сыновей своих: он хотел быть равным мне, за то я и погубил его. Если бы я заранее знал такие качества ваши, то давно бы низвел вас». Но, как всегда, и в данном случае Чингисхан проявил свою сдержанность, не совершив ненужной жестокости. «Но если, давши слово утром, к вечеру изменять ему, - заявил он затем Мунлику, - или вечером давши, утром изменять ему, то стыдно будет людского суда; я уже прежде обещал избавить тебя от смерти. Кончим».

В лице шамана Кэкчу сошел с жизненной сцены последний, кто пытался в Монголии равняться Чингису и оказывать ему сопротивление или неповиновение. Все теперь преклонились перед железной волей императора, прошедшего тяжелый путь от полуголодного существования в заброшенной юрте на берегу реки Онона до ханской ставки организованной империи.

Дата добавления: 2015-09-01